***
— Вот, гляди. — Ну, гляжу, допустим. И? — Знаешь, что это? — Мне-то откуда знать? — Хиро пожал плечами. — Может, ещё угадать с трёх раз предложишь? — А давай, — заинтересовался собеседник. — Предлагаю. Так что? — Да иди ты… Опять какая-нибудь Машина Судного дня? Они устроились на своём привычном месте. Ветер, завывавший в окрестных скалах, вежливо огибал этот крошечный выступ, опасно свесившийся над долиной — островок затишья посреди намечавшейся бури. Внизу мелко рябила листва и вздымалась горбами тёмная вода в реке. Небо, ещё застеленное светлой пасмурной дымкой над их головами, ближе к горизонту всё сильнее наливалось свинцом, по которому уже проскальзывали первые молнии. Собеседник неловко улыбнулся и пробормотал: — Ладно, в каком-то смысле и это тоже… — Серьёзно? — Хиро приподнялся на локтях. — Совсем свежий мир, и ты уже думаешь, как бы его поудобнее разнести? — Если потребуется. — Настолько не доверяешь алгоритму? — Доверяю, — ответил собеседник. — Но проверяю. — Ну ладно. Опустим то, что ты параноик, — Хиро покосился на предмет обсуждения. — Предположим, алгоритм на самом деле выдаст такой сбой, что весь мир накроется с концами. Но почему в таком случае просто всё не стереть и не начать заново? Зачем тебе, — он махнул рукой, — вот это? Ветер крепчал. Он старался кружить в стороне от двух фигур на каменном балконе, но его становилось всё больше, и нёсся он всё быстрее, поэтому он не всегда успевал повернуть вовремя и нечаянно цеплял тех двоих, встрёпывая густые тёмные волосы одного и вынуждая другого то и дело хвататься за шляпу. Один лежал прямо на земле, беспечно закинув ногу на ногу и подложив под голову руки. Другой сидел рядом, облокотившись о небольшой ящик, покрытый плитами из неопознанного рыжего материала с металлическим отблеском, и мерно постукивал по ящику кончиками пальцев. — Вообще-то, это не мне. У Хиро меж бровей пролегла хмурая складка. — Давай начистоту, — потребовал он. — Что, кому и зачем? Собеседник вздохнул и задумался на какое-то время. Наконец, он ответил: — Ручное управление. Сейчас мир, по факту, стоит на автопилоте. Пока я здесь и за всем слежу, внезапных отклонений от курса можно не бояться. Но если вдруг что-то случится, а меня не будет — если что-то случится и со мной — должен быть кто-то ещё, кто сумеет в нужный момент перехватить руль и вернуть мироздание обратно в его колею. А это, — он слегка похлопал ящик ладонью, — это и есть руль. Командный блок. — Но… ты ведь, по факту, всемогущий? — Хиро внимательно посмотрел на собеседника. — Что может с тобой случиться? Тот пожал плечами. — Много чего. В рамках своего мира я, может, и «всемогущий», но вне рамок всё гораздо сложнее. Не вдавайся. Я сам не до конца понимаю, потому и перестраховываюсь. — Ладно, допустим… И что этот блок делает? — Делает? В этом-то вся прелесть, ничего он такого не делает. [1] Ветер на очередном круге всё же не вписался в поворот и обдал каменный балкон потоком холодного воздуха, лишь чудом не унеся с собой шляпу. Тонкая молния сверкнула совсем недалеко, с треском ударив в плоскую, поросшую высокими соснами вершину горы-моста, что возвышалась напротив. Раскатисто заурчал гром. — В смысле, «ничего не делает»? — переспросил Хиро. — И смысл тогда был с ним возиться? — Он не делает ничего сам по себе, — уточнил собеседник. — Командный блок лишь привязан к коду. Теперь нужен кто-то достаточно разумный и сознательный — пусть будет, например, «оператор» — кого можно было бы привязать к командному блоку. Вот он и будет делать то, что от него потребуется. Представь что-то вроде единой системы. Мозг, нервы и тело, где мозг-оператор фиксирует всё, что происходит внутри тела-мира, и при необходимости отправляет ему команды через нервы-блок. Это пока в общих чертах, без подробностей. Слишком уж всё… субъективно в плане ощущений. Детали придётся выяснять по ходу дела. Хиро в лёгком замешательстве приподнял брови. — Мощно. И где ты собрался искать мозг? На такое место кого попало не посадишь… — Ты хочешь? — собеседник пристально уставился на Хиро. Тот напрягся. — В чём подвох? — Подвох… да, есть здесь, пожалуй, одно «но». Оператора и блок нужно максимально защитить от любого постороннего воздействия. Скорее всего, их придётся изолировать в отдельном пространстве, где не действует алгоритм и в которое не будет входа. Правда, выхода из него тоже не будет. — Ну и ну. Вечное заточение, — Хиро скривился. — Это не нарушит связь с миром? — Нет, с чего бы? Принцип останется тот же, что с Краем и Адом. Отличие будет лишь в фиксированности и неизменности пространства, из-за чего в алгоритме просто отпадёт нужда. — Ладно. Что-то ещё? Наверху, трещиной расколов небо, пробежала очередная молния, слепяще-белая на тяжёлых тёмных тучах. Вой ветра стих, уступив место далёкому гулкому рокоту грома. — Оператору придётся забыть о своих желаниях и стремлениях, — продолжил собеседник, барабаня пальцами по гладкой поверхности своего ящика. — И личные симпатии будут ему только мешать. Я хочу быть уверен, что он не станет использовать полученные привилегии ради веселья, удовлетворения прихотей тех, кто ему нравится, или мести бывшим недругам. Он должен быть максимально объективен. — То есть, тебе нужно что-то вроде послушного механизма, — кивнул Хиро. — Я точно пас. Слишком свободолюбив. Просто создай моба, обзови его оператором, раз такое дело. Да и вообще, что тебе мешает присобачить блоку его личное сознание? — Нет, — ответили ему. — Мне нужен человек. — Но почему? — Потому что ни у одного моба нет такого чудовищного потенциала. Ни один моб не способен так же ловко вывернуться из самой сложной ситуации. В безвыходном положении голыми руками прорубить себе выход. Всё дело в находчивости, в воображении, понимаешь? Я так и не смог воссоздать человеческую находчивость, потому что она просто не бывает искусственной. Она рождается естественным образом под влиянием бесконечного множества совпадений. Я не думаю, что кому-то, кроме человека, по силам справиться с алгоритмом. На лице Хиро мелькнула секундная растерянность. Потом он неодобрительно покачал головой. — И при этом ты ждёшь, что человек добровольно откажется от своих принципов и чувств? От воли? Да он, скорее, сам себе глотку перегрызёт, это во-первых. Во-вторых, смею тебя разочаровать, подлинную изобретательность люди чаще всего проявляют как раз таки из-за личных соображений, а не из-за… чувства долга, ответственности, или к чему ты там взывать собрался. — А что ещё делать? Забирать что-либо насильно я тоже не хочу. Лишнее воздействие всегда связано с лишними рисками. Дождь подходил всё ближе. Воздух был полон электричества и свежей солоноватой влаги. Хиро прикрыл веки. — Нельзя отобрать то, чего и так нет, — сказал он наконец. — Человек без семьи, без друзей… Отшельник. Затворник. Привыкший к уединению и замкнутым пространствам. Таких достаточно… Но вот где отыскать человека без убеждений и привязанностей, я не представляю. Видимо, придётся тебе взять какого-нибудь одиночку и попытаться перепаять ему мозги вручную, потому что я не вижу иного выхода. — Ты точно уверен, что это единственное решение? — сморщился собеседник. — То есть, вы, Боже, хотите такого человека, чтобы изначально без личности? — А откуда вообще берётся личность? Хиро пожал плечами. — Возникает постепенно под влиянием окружения? — ответил он. — Это, конечно, в отвратительно общих чертах… — тут у него начала зарождаться мысль. — Так, стоп. Мы первым делом подумали на так и не сформировавшуюся личность. А если взять личность ещё не сформировавшуюся? Растущую, на раннем этапе… — А это идея, — собеседник оживился. — Нет ни определённых целей, ни устоявшихся убеждений, ни воспоминаний о полноценной жизни… не за что цепляться и не с чем сравнивать. Или, может, вообще… Звучит, конечно, как фигура высшего пилотажа, но окольным путём всяко должно быть легче, чем напрямую… — Ты это о чём? — Хиро приподнял бровь. — Я тут подумал, если уж мы берём растущую личность, почему бы тогда не, э-э… — собеседник замялся, подыскивая нужные слова. — Почему бы не попробовать «врастить» её в мир? — И как ты себе это представляешь? Всё равно, что яблоки со стульями складывать, как по мне. — Ну почему же? Я, в принципе, вижу, как это исполнить. Самому миру я сознание прикручивать не рискну, но можно сделать что-то вроде его аватара… Как ты там любишь говорить? Если я сам не накосячу? Так вот, если я не наделаю косяков, то выйдет вполне удачно. Не придётся избавляться от чувств, желаний и других подобных примочек, потому что, если они и возникнут, то это уже будут примочки всего мироздания, а не отдельного человека. Оператор в каком-то смысле и будет миром, а уж мир-то наверняка поймёт, что для него лучше. Хиро озадаченно хмыкнул. — Задницей чую, что можно было сделать и по-другому, — признался он. — Но да, какой же код без костылей? Даже если он мировой. Особенно если он мировой. — Потом в любом случае почищу, — отмахнулся собеседник. — А теперь всё тот же вопрос — где искать человека? — Ну, вот сейчас я бы сказал, что тебе нужен очень одинокий ребёнок, но… — Точно. Очень одинокий ребёнок. Собеседник застыл на мгновение, а потом резко вскочил на ноги, одной рукой прижимая к себе командный блок. — Спасибо за помощь, — сказал он, приподняв шляпу на прощание. — Теперь всё сходится. Ещё увидимся. И тут до Хиро дошло. «Постой! Ты же не собираешься?!..» — хотел крикнуть он, но не смог. Его тело окаменело, стало неподъёмным, громоздким, и он не мог пошевелить пальцем, не мог повернуть голову, не мог разомкнуть губ. На поверхность из последних сил вытолкнулась мысль: «Нет, погоди, давай лучше я!..» Перед глазами всё поплыло, и воздух пах не дождём, а пещерной пылью и железом, и мир всё заваливался куда-то назад, и заваливался, и заваливался, и зава…***
Кренило его долго и мучительно, попускало медленно и неохотно. Спиной Хиро чувствовал, что лежал на чём-то твёрдом и относительно надёжном, но легче от этого не становилось. Голова нещадно кружилась и болела, в правом боку на каждом вдохе разливалась острая боль, и глаза щипало от малейшей попытки их разлепить. Ощущения были замечательные: полная темнота и постоянная качка, словно мужчину заколотили в гробу и швырнули в море в самый шторм. Думать в таком состоянии было сродни подвигу, на который рано или поздно всё же пришлось бы отважиться — а с вещами неприятными, но неотвратимыми Хиро предпочитал разбираться как можно раньше. И для начала не мешало бы вспомнить, во что он вообще ввязался и чем его так знатно приложило. Он кое-как продрался через бессмысленную обрывочную муть, которая, похоже, привиделась ему, пока он благополучно лежал в отключке, но дальше мути дело пока что не шло. Он падал откуда-то? Его столкнули? И там, кажется, был крипер… или не было крипера? Хиробрину очень хотелось глубоко вдохнуть, но бок снова прострелило болью, и воздух словно встал поперёк горла плотным комом. У мужчины зародилось стойкое подозрение, что он таки сломал себе пару рёбер. Подобное в его планы не входило. В голове понемногу начинало проясняться — хотя бы это обнадёживало — и Хиро, часто-часто моргая, всё-таки открыл глаза. Было… не то чтобы сильно светло, но и не глаз выколи. Он попытался сфокусироваться на чёрном пятне, видневшемся чуть выше и сбоку. Изображение медленно обретало чёткость, пока не стало ясно, что то было отверстие пещеры. Приличный кусок стены рядом явно был сколот; взрывом, насколько Хиро мог судить по форме и площади скола. Точно. Там был крипер, и был взрыв. Спутанные воспоминания расплетались сами собой и ровными, гладкими нитями ложились одно поверх другого. Мобы, ввергнутые в единодушный ужас некоей «волной», стремительно покидали насиженные места. Выяснить бы размеры и очертания оставленных территорий и направление бегства, тогда можно было бы хоть примерно сообразить, откуда шла волна, но единственным крупным источником информации сейчас была Уординг с её людскими сплетнями и контрабандными сведениями из городского совета, да и та укатила в Столицу минимум на полторы недели. Хотя, если она догадается осторожно поспрашивать обо всём этом нижние этажи Администрации — выше ей всё равно не пролезть — её отлучка будет даже кстати… Но пока что Хиробрину оставалось лишь гадать. Он ещё не разобрался со Странниками, а мироздание уже подкинуло ему новую головоломку, не менее странную и тревожащую. Он так и не узнал, что имелось в виду под «волной». Это от её напора только что содрогалось всё ущелье, или же Хиро только предстояло с ней столкнуться? А если это была не она, то что сейчас произошло? Из-за чего погиб тот несчастный детёныш? Про какую иглу ему говорили, и какое отношение к этому имело небо? Он видел небо, он видел его буквально этим утром, и оно не изменилось ни капли. За своё долгое существование Хиробрин успел в совершенстве овладеть практически всеми видами оружия, научился составлять хитрые стратегии и мог на коленке спланировать сложнейший манёвр, выучил несколько языков, накопил весомый багаж знаний в политике, экономике, науке и культуре всех рас, в том числе давно вымерших. Но какой во всём этом был смысл, если он не мог справиться с такой простой загадкой? Если он сейчас лежал здесь, беспомощный, потерянный, и понятия не имел, что ему делать? Если он даже вдохнуть полной грудью не мог? Какой от него, гаст побери, был прок?! Хиро мысленно отвесил себе пощёчину. «Сначала выживаешь, потом переживаешь», — насечь бы эти слова на роговице, чтобы не пускаться в самобичевание в моменты, меньше всего для этого подходящие. От него точно будет польза, если он хотя бы сядет для начала. Стараясь как можно меньше тревожить правую сторону, Хиробрин неловко перевалился на здоровый бок и медленно, тяжело приподнялся, отталкиваясь от земли левой рукой. Правое предплечье и кисть подозрительно онемели, но от движений где-то внутри них начала проклёвываться ощутимая, хоть и слегка приглушённая, боль. Грудная клетка снова мерзко заныла. Хиро кое-как вытащил из-под себя меч, неприятно упиравшийся в бедро, и несколько раз согнул и разогнул затёкшие ноги, искоса рассматривая окружение. Он сидел на краю карниза, усыпанного крупными неровными булыжниками. По одну сторону от него была отвесная стена, по другую — пропасть, с дном, залитым бурлящей, пузырящейся лавой. Спереди и сзади карниз обрывался, не доходя до ближайших пещер. Без кирки путь был только вниз. Ещё раз швырнуть себя в критическую ситуацию и понадеяться, что каким-то невероятным образом его родная магия наконец-то придёт в себя и разнесёт вдребезги скорлупу из Рухона? А смысл? Сейчас она его не спасла — а это явно была критическая ситуация. Так каковы шансы, что он просто не сгорит заживо? Голова всё ещё кружилась, и Хиробрин отметил, что ему стоило придвинуться ближе к стене, дабы ненароком не опрокинуться. Вторая рука сейчас очень бы пригодилась, но она безжизненно лежала поверх измятой сумки. Хиро попытался шевельнуть пальцами. Похолодевшая кисть не отзывалась. Он медленно развернулся и откинулся на прохладный камень; по его виску соскользнула капля пота. Нужно было скорее разобраться с полученными увечьями. Мужчина осторожно прикоснулся целой рукой к правому боку. Прощупать повреждённое место через слои кожи, ткани и металлическую пластину было непросто, поэтому Хиро, решив не мелочиться, надавил на него всей ладонью. Зря. На мгновение Хиробрину показалось, будто бы его окатили ледяной водой — всё тело тряхнуло в колком ознобе — и, когда бок, лишившийся в первые секунды всякой чувствительности, начало отпускать, Хиро невольно сжал зубы, не сдержав при этом хриплого болезненного стона. Треснуло. Определённо, точно, как пить дать — треснуло. Удача поулыбалась ему какое-то время, томно хлопая ресницами и накручивая прядь волос на изящный пальчик, а потом резко потеряла всякий интерес и снова повернулась задом. Зад у неё, честно говоря, был так себе. «Хорошо, — сказал ей Хиробрин, — намёк понял. Помоги себе сам». Он осмотрелся ещё раз, оценивая положение. В наличии имелась одна рабочая рука (не преобладающая), половина объёма лёгких, целая пропасть верной смерти, насыщенное упрямство (количество стремилось к бесконечности) и один железный меч. Прикинув, было ли быстрее спрыгнуть или заколоться, Хиро пришёл к выводу, что одной рукой закалываться неудобно, вскрываться тоже не очень, зато в лаве от него за минуту не останется и следа. Что ж, вот и план на самый крайний случай. Гордость, из-за которой он остался без кирки, старательно пожимала плечами и делала вид, что она здесь ни при чём. Хиробрин аккуратно вытащил сумку из-под повреждённой конечности. В каком-то смысле внутренности сумки оставались для него загадкой — он доверил сборы Стивену, включившись в процесс лишь единожды и то на пару секунд, дабы отобрать у парня часть провизии со словами: «Не клади лишнего! Лишнего не клади, говорю!»… …кажется, он заставил Стивена выложить колбы с целебными зельями. Мол, если с оружием обращаться умеешь, то и залечивать ничего не придётся. …есть ведь какие-то официальные клубы «для тех, кто ненавидит Хиробрина»? Где там ближайший? Хиробрин охотно бы прямо сейчас в него вступил. В этот момент что-то, пронзительно взвизгнув, выпорхнуло из-под края карниза, неуклюже врезалось в стену и отрикошетило мужчине на колени. Он вздрогнул. В боку остро кольнуло. Старая летучая мышь, в чьей и без того дырявой шкуре явно прибавилось свежих подпалин [2], потопталась по его ноге своими цыплячьими лапками и, спеленав себя широкими кожистыми крыльями, затихла. — Ну и ну, — пробормотал Хиро. — Как ты-то жива осталась? Вот же чудище… Он осторожно, стараясь не тревожить отключившуюся мышь, откинул верх сумки и запустил туда руку, не питая, впрочем, никакой особой надежды по поводу содержимого. И тем сильнее было его удивление и последующее облегчённое понимание, когда внутри он наткнулся на круглый, безупречно гладкий предмет. Хиробрин крепко сжал в кулаке золотое яблоко и выдохнул. Удаче, видимо, надоело притворно кукситься, и она снова стрельнула глазками в его сторону, скромно приподняв уголки губ, как бы говоря: «Да брось ты, шуток не понимаешь…». Спрыгнуть — и к берегу, пока не закончилась огнеупорность. Хиро придвинулся ближе к краю и глянул вниз, прикидывая толщину лавы. Такие озёра зачастую были не слишком глубокими, пара-тройка блоков от силы, но это с лихвой восполнялось их вязкостью — об дно удариться не грозило. Да даже если и грозило, невелика беда. Оставалось только куда-нибудь деть мышь. Легче всего, конечно, было бросить её прямо здесь, помрёт — так давно пора уже… «Но поступок лёгкий и поступок правильный — вещи разные, а от меня не убудет», — сказал себе Хиро, сковырнул ногтем кусок яблока и разжал мышиную пасть. Одной левой управляться было неудобно, и животное всё же умудрилось вгрызться остатками зубов в подушечку пальца, но мужчина улучил этот момент, чтобы протолкнуть яблоко поглубже. Мышь неловко заворочала челюстями, давясь золотистой мякотью, и вдруг ни с того ни с сего вздрогнула всем телом, встрепенулась, молнией сорвалась с места и исчезла в тёмной вышине каньона. Хиробрин проводил её взглядом. — Ни спасибо, ни до свидания, — пробормотал он себе под нос и откусил от яблока сам. На мгновение ему показалось, что у него треснули кости черепа под наплывом резкой боли и пронзительного, скрежещущего, визгливого шума. Зачарованный плод выпал из ослабших пальцев и полетел вниз, стукнувшись напоследок о выступающий камень. Правый бок и руку охватило огнём, и било молотом по вискам, и всё рябило и мерцало кругом, и его выворачивало наизнанку… Буквально. В конце его стошнило. Впрочем, от этого стало заметно легче, и Хиробрин даже успел вскользь порадоваться, что всё улетело в лаву, а не ему на колени, перед тем, как пришло осознание. Он всё ещё с ног до головы опутан этой магической дрянью. И эта дрянь терпеть не может местные зачарованные яблоки. Он не сможет съесть ни куска. И теперь у него нет ни малейшего представления, что за чудо изобретательности он должен совершить, чтобы выкрутиться из такой ситуации. Удача… Нет. Оставьте удачу в покое, в конце-то концов. У его бед, сказал себе Хиро, было два конкретных виновника. Он сам, расслабившийся и проморгавший опасность прямо у себя под носом, и один херов революционер, загадочный, как женское молчание, и внезапный, как понос. Ничего, пусть. Пусть прикрывается своим громким титулом, пусть переделывает Край, пусть строит планы. Пока Хиробрин жив, ничего Ведущему не светит. А жив он будет ещё очень и очень долго. Если уж старая мышь цепляется за жизнь и побеждает, то он тем более выкарабкается. Потому что всё дело в находчивости и воображении. А ещё в упрямстве. В надежде. И в хороших союзниках. Хиро, поморщившись, сплюнул кислую слюну, вложил пальцы в рот и свистнул. Длинный, короткий, длинный. «Помоги».***
Алекс дожевала купленную на станции котлету (ладно, не совсем купленную, О’Лири снова по доброте душевной завернул ей две по цене одной), тщательно обтёрла ладошки и всунула грязную салфетку в щель между сиденьем и стенкой дилижанса, строго наказав себе не забыть выкинуть её на следующей остановке. Пару месяцев спустя на салфетку наткнётся пожилая леди, бегущая со своей племянницей из попавшего под удар Менефера в Ямбу-Неприступный. Её рука соскользнёт в эту щель, когда мчащийся во весь опор дилижанс занесёт на повороте, и она долго будет возмущена непорядочностью предыдущих пассажиров. Девушка, сидящая напротив, лишь тихо порадуется, что даже в такие времена её тётка способна переживать из-за мелочей вроде чужого мусора. Но это случится ещё не скоро. А здесь и сейчас Алекс была очень довольна собой. Помимо второй котлеты, она умудрилась выторговать у поставщика, направлявшегося из Столицы в их захолустье, совсем свежий труд по новейшей истории. В единственном на весь посёлок книжном он бы появился лишь через неделю и по баснословной цене, а тут — почти даром, и то лишь потому, что при перевозке случайно порвался корешок. «Ну вот, зажрались, — подумала Алекс. — Ведь не заметно даже, что брак, а уж если клеем капнуть…» Обложка смотрелась дорого — цветная, гладкая, с чёткими печатными буквами. А какие надежды Александра возлагала на содержание! Столичные историки — это не всякие там провинциальные сказочники, мешающие правду с вымыслом так тщательно, что хрен потом одно от другого отличишь. Себя экспертом Уординг не считала, но человеком была увлечённым и потому ревностным в плане исторической достоверности; энциклопедий, атласов, учебников и хроник перелопатила будь здоров, а в школе по предмету давала фору не то что старшеклассникам — некоторым учителям. В общем, на этом этапе она просто-напросто чувствовала, если автор начинал нести пургу. Кстати, об авторе… Девушка раскрыла книгу на титульном листе. «Т.Д. Беневоленца», — оповестил тот. «Ничего себе, ещё и министерская родня…» Алекс понятия не имела, кем именно Т.Д. приходился Первому министру Беневоленце, но сама фамилия говорила о многом. Представитель семейства, чьё отношение к новейшей истории было самым что ни на есть непосредственным, обязан знать об этой истории чуть больше, чем все остальные. Рыжая невольно усмехнулась и перелистнула на оглавление. «Ну, господин Т.Д., а что же вы думаете насчёт?..»***[3]
Чудовищная неприязнь, зародившаяся между людьми и мобами ещё в самом начале времён, достигла очередного своего пика пятнадцать лет назад, когда Администрацию возглавил Аурелиано Беневоленца. Зубодробительное имя, из-за которого все предпочитали звать его просто «господин Первый», невысокий рост, округлое брюшко и густые усы, чем-то напоминавшие щётку для обуви — неудивительно, что поначалу его мало кто воспринял всерьёз. Ведь золото — мягкий металл [4]. На этом же в итоге и свернул ногу Владыка Тьмы Ночной, Палач Человечества, Средоточие Земного Зла и официальный лидер противоборствующей стороны, известный широкой публике как Хиробрин. В хрониках последних лет всё ещё мелькало прозвище «Несгибаемый Аурелиано». Внешне безобидный, добродушный толстяк оказался под завязку набит жёсткими убеждениями и праведным гневом, и даже объективное превосходство врага его, казалось, не пугало. Он стоял горой за людей с точно тем же упорством, с которым Хиробрин стоял за своих мобов. Злую шутку это сыграло с ними обоими. К новым соглашениям прийти не удавалось; о старых вспоминали всё реже и реже, пока сам факт их существования не стирался из общественной памяти. Беневоленца безукоризненно следовал лишь тем из них, которые мог перекрутить в свою пользу. А затем появился Росси. Гений поля боя, буквально живший на передовой, просчитывавший наперёд ходы противника с такой поразительной точностью, будто сам писал сценарий очередной битвы. Может, так оно и было. У Росси находился план действий для любой ситуации; он набрасывал эти планы в самый разгар схватки, не обращая ни малейшего внимания на стрелы и лезвия, мелькавшие в каких-то никчёмных сантиметрах от него. Ему достаточно было окинуть расположение сил беглым взглядом, чтобы точно определить наиболее вероятный исход сражения — а потом взять и повернуть этот исход в необходимую ему сторону. Хиробрин давно мечтал о таком воине. К сожалению, генерал Даниэль Росси был человеком до самого мозга костей. Таким же убеждённым, как и Беневоленца, который души в нём не чаял, за считанные месяцы продвинув никому не известного лучника (хотя молва о том, что Росси всегда попадал в цель, пошла в первые же недели его службы) до должности Верховного генерала. Тот, в свою очередь, полностью оправдал проявленное доверие. На каждое уничтоженное Хиробрином поселение он отвечал яростным ударом, откусывая у мобов по несколько сотен блоков земли за раз. Попытки лично избавиться от опасного врага обернулись для Хиробрина позорным поражением. Более того, со временем ему стало ясно, что на каком-то этапе генерал начал откровенно водить его за нос. Росси отвлекал внимание на себя, чтобы дать своим отрядам возможность уйти, а потом сам исчезал без следа, пропадал на ровном месте, только чтобы через несколько дней возникнуть снова и мощным натиском отбросить мобов со следующей территории. Смерть словно обходила его стороной, и он бессовестно этим пользовался. Хиробрин с трудом смог себе признаться, что это был его первый серьёзный противник. Весь мир жил в состоянии вечной войны. Война была делом привычным, обыденным. Война была неотъемлемой частью повседневности. И чем дольше Хиробрин и Беневоленца со своим Росси цапались за каждый клочок земли, тем очевиднее для всех становилось, что, несмотря на многократно возросшие масштабы этого противостояния, оно грозило кончиться тем же, чем и всегда. Разочарованием и бессмысленными жертвами. Пора было принять окончательное решение. Переломным моментом должна была стать битва за Крэдл Велли. Долину Нулевых Координат, как её ещё называли. Огромный колодец, окружённый со всех сторон древним горным массивом, образующим в одной точке грандиозный природный мост, — согласно преданиям, давным-давно здесь родилась вселенная. По правде говоря, это были единственные выдающиеся черты Крэдл Велли: жуткий рельеф и намертво прицепившееся место в легендах. Ценных ресурсов тут не водилось, особых магических полей (за исключением, разве что, ореола таинственности) не наблюдалось, а в качестве места финальных дебатов её выбрали потому, что место, где всё началось, — это отличное место, чтобы всё закончить. Сильные мира сего ставили на кон будущее. Победа мобов значила отмену соглашения об одиннадцати неприкосновенных, что официально развязывало Хиробрину руки, давая возможность избавиться от самых крупных человеческих городов, в том числе Столицы. Без главного центра сообщения и крупнейшего источника прогресса людская цивилизация, беспомощная и разрозненная, оказалась бы отброшена в развитии на века назад, и противник, несомненно, приложил бы все усилия, чтобы она исчезла окончательно. Победа людей возвращала им земли, утерянные за последние несколько лет ожесточённых боёв, и позволяла оставить себе то, что успел навоевать Росси. Но главное — внутри границ этих земель неприкосновенным становилось всё. Мобам оставалось лишь смириться с неоспоримым и неизменным присутствием человека и как можно скорее покинуть территорию, фактически, единого государства — понятия, которое с приходом Хиробрина на несколько веков потеряло свой смысл, превратившись в россыпь отдельных селений, соединённых тонкой паутиной дорог. Стоя в Зале Совещаний на самой вершине самого высокого здания Столицы, не отрывая взгляда от тёмных глаз Первого генерала, скромно, но уверенно расположившегося по другую сторону стола, Хиробрин заявил, что хочет честного противостояния. Поэтому он на поле битвы не спустится. И не желает видеть на нём Росси. Их личная война — война тактиков и главнокомандующих, а не рядовых солдат. …потом, когда всё закончилось, когда утих тонкий свист последних стрел, когда отгремели последние взрывы, когда унесли последних раненых и подсчитали последних убитых, кто-то высказал мысль, что всё могло бы решиться гораздо быстрее, вступи эти двое в бой лично. Кто-то возразил, мол, наоборот, из-за этих двоих и так затянувшееся сражение шло бы до сих пор. Но что свершилось, то свершилось, и было поздно что-либо переигрывать. Крэдл Велли, крупнейшая битва всей известной истории, закончилась бесславной ничьей. В какой-то момент человеческий солдат и боевой ведьмак, столкнувшиеся на узкой тропе, вместо того, чтобы обнажить оружие, кивнули друг другу и устало опустились на лежавший поблизости камень. Один вытащил из-за пазухи любимый портсигар. Когда-то его невеста нарисовала на крышке портсигара двух неказистых птичек в гнёздышке. Теперь место левой птички занимала глубокая вмятина, оставленная случайной стрелой накануне. Второй неловко почесал в затылке, пожал плечами и несколько раз щёлкнул пальцами, разжигая на их кончиках крошечный огонёк. Потом они просто сидели и курили. Это стало первым звеном цепной реакции. На следующий день Хиробрину доложили, что все устали и хотят домой. Свидетель, фиксировавший проведённые тем же вечером переговоры Мирового Зла и господина Первого, наутро обнаружил в своей шевелюре вдвое больше седых волос. Хиробрин и Беневоленца сидели, подперев головы руками, и безмолвно сверлили друг друга обречённым взглядом ровно один час и одну минуту. На второй минуте Хиробрин встал, хлопнул ладонью по столу, выматерился и исчез. Министр закурил. Пепельницы в Зале не нашлось, поэтому стряхивать пришлось в форточку. Позже это переросло в дурную привычку. Никто ничего так и не решил. Очередное обострение закончилось очередным разочарованием и очередными бесполезными жертвами. Ещё через несколько дней выяснилось, что в ходе битвы без вести пропал Росси, который вроде бы, как и было обещано, не покидал полевого штаба. Все дружно посмеялись — генерал в своём репертуаре, небось, снова под конец обвёл Белоглазого вокруг пальца и слинял. Скоро, скоро объявится, шельма!.. Генерал не объявился ни через неделю, ни через месяц. Ровно через год его официально признали погибшим. Столица оделась в траур, ровные ряды скорбящих окружили устланный цветами мемориал, а Беневоленца смотрел на это, стоя печальной сгорбленной фигурой у окна своего домашнего кабинета. Именно поэтому он единственный заметил, что с крыши соседнего здания за процессией так же тихо наблюдал его противник. В его лице присутствовала какая-то новая, необычная тайна. Хиробрин ушёл, когда завершилась минута молчания. И всё вернулось на круги своя.***
Алекс дочитала до точки. Т.Д. ей нравился, хоть она и признала с лёгким разочарованием, что свои ожидания в следующий раз стоит немного занизить. Написано было гладко — не придерёшься, да и опирался автор на проверенные сведения, стараясь при этом не упускать из виду альтернативные мнения. Однако на подкорке у рыжей свербело, что всё-таки чего-то Т.Д. недоговаривал. Слишком уж аккуратен он был в своих суждениях, взять хотя бы пропажу генерала… Росси с самого начала вызывал у Алекс невольное восхищение. Было в его личности что-то… вдохновляющее. Уже сейчас его образ начал обрастать самыми фантастическими легендами, но искреннее уважение и стремление докопаться до правды не позволяло Александре довольствоваться красивыми сказками. Выяснить бы, что с ним действительно случилось… Вернее, был у неё теперь один неожиданный знакомый, который наверняка знал, куда делся Росси (а может, и сам приложил-таки к этому руку), вот только задавать лишние вопросы Уординг всё ещё не решалась. Она только-только убедила его, что не представляет никакой опасности — и это после того, как она заехала ему по лицу и носилась по дому в слепой панике, словно те курицы с отрубленной головой. Александра нервно сглотнула и поднесла к лицу сжатый кулачок. Ёб твою мать. Она заехала ему по лицу. Самой исторической личности из всех возможных. Осознание не отпустит её до конца дней. Ладно, у неё, положим, было оправдание — она перенервничала, а на нервах её всегда тянет на тупые поступки. И тупой юмор. Не то чтобы её по жизни на это не тянуло… Злыдень, наверное, даже не подозревает, как ей тогда было страшно. Как ей всё ещё страшно и от его присутствия, и от истории со Странниками; просто она сама настойчиво убеждает себя в обратном. Гаст побери, и как Стив может относиться ко всему с таким невозмутимым спокойствием?! Алекс ведь только из-за Стива и согласилась в этом участвовать. Она при всём желании не могла разделить убеждения Хиробрина по поводу человечества (которыми, кажется, всё сильнее проникался её брат), и даже историческая значимость ситуации её не волновала — хрена с два злыдень потом признает, что такая ситуация вообще когда-либо была. Просто… Стив, конечно, всегда был очень самостоятельным, и ко всему старался подходить с умом, и наверняка понимал, что делает… но Алекс и думать не смела о том, чтобы бросить его одного со всем этим. Как знать, вдруг он тоже лишь делает вид, что не боится? …с другой стороны, и злыдень был не совсем таким, как Уординг себе его представляла. Вернее, он был совсем не таким. Нет, Александра, конечно, осознавала, что главного врага всея человеческой расы никто в хорошем свете выставлять не будет, но даже так отличие между образом и реальностью было поразительным. Чёрт, да Хиробрин в личном общении и злым-то не был! Так, вредный, зараза, до жути, ехидный, упрямый, с зашкаливающим чувством собственной важности. Но не злой. Просто с другой моралью. А ещё он показывал ей приёмы на мечах. Это конец. Кому скажешь — не поверят. «Хотя если подумать, — осенило Александру, — то и человек точно так же на работе может быть один, а в жизни совсем другой. Сама, что ли, таких не встречала? Сидит в своём кабинете за столом, смотришь — ну и сучья же рожа, стерва стервой! А потом встретишь где-нибудь на улице, а он, оказывается, вполне себе обычный, и даже ничего так…» Пожалуй, это действительно многое объясняло. Алекс откинулась на спинку сиденья. «Интересно, чем он там занят?..»***
В первый раз ему никто не ответил. Как и во второй. Как и в третий. Боль разгоралась сильнее. Длинный, короткий, длинный. На восьмой раз ему не хватило ни надежды, ни былого упрямства. Свисток оборвался на середине, повиснув в воздухе растерянным эхом. Хиробрин прикрыл глаза. Должно быть, ему это просто снится. Должно быть, он в очередной раз задремал в кресле над раскрытой книгой. А перед этим наверняка снова не спал неделями, а недосып, говорят, накапливается. Неудивительно, что теперь мерещится всякое… ведь разве может такое случиться на самом… Что-то прошуршало совсем рядом, с глухим стуком ударяясь о камень. Это на миг вырвало мужчину из равнодушного оцепенения, заставив разлепить тяжёлые веки. Перед его носом покачивалась верёвочная лестница. — Просите, и дано будет вам [5], — сообщили сверху. Хиро медленно перевёл взгляд на проём пещеры. Лицо Стивена, подсвеченное пламенем факела, выражало одновременно беспокойство и облегчение. Это было… непривычно. Даже странно. И всё же Хиробрин нашёл в себе силы, чтобы ободряюще усмехнуться ему. Парень слегка удивился поначалу, но невольно приподнял уголки губ в ответ. — Понятия не имею, что здесь произошло, поэтому жду твоих разъяснений, — сказал он. — Сколько ты там уже сидишь, кстати? — Фантом его разбери, — Хиробрин пожал левым плечом. — Я отключился. Но тебя вечность пытался дозваться. — Ну, знаешь ли… Я не ты, мне в пещерах заблудиться — как два пальца, — поморщился Стив. — Ладно, хрен с ним. Залезай давай! Хиро вздохнул. — При всём желании, с одной рукой я мало куда залезу. Зубами предлагаешь цепляться? — В смысле, с одной рукой? — Стивен ощутимо напрягся. — В прямом. Видишь ли, я на неё случайно упал, поэтому сейчас она чуть менее целая, чем хотелось бы… Парень, тихо матерясь под нос, практически слетел вниз по лестнице. — Твою мать… — прошипел он, рухнув рядом. — И как ты ещё язвить умудряешься в такой ситуации?! — Ну не рыдать же мне, в самом деле. — Да уж, действительно, — Стив закопошился в рюкзаке. — Колбы, где блядские колбы… У тебя разве нет с собой? Ай, сука, точно… — Я был под стойким впечатлением, что они мне не понадобятся. Откуда я мог знать, что… Парень открыл было рот, дабы перебить Хиро укоризненной тирадой, сводящейся к «я же говорил!», но тот перебил его первым: — Да, я знаю. Ты же говорил. Можешь не напоминать. Стивен, поджав губы, одарил Хиробрина колким взглядом и протянул ему пузырёк с алой жидкостью. — Пей, — приказал он. — И учти, шин я раньше не накладывал. — К чёрту шину, дойдём до дома… — Нет, не к чёрту. Я сейчас всё сделаю, просто потерпи, ладно? Я разберусь. Хиро покосился на него и, поднося ко рту пузырёк, пробормотал: — Ну ладно, будь по-твоему. Сладковатое зелье в считанные секунды вымыло боль из тела. Стивен расшнуровал перчатку, медленно, с нечеловеческой осторожностью стащил её, закатал рукав и самыми кончиками пальцев прикоснулся к отёку. — Сильно неприятно? — уточнил он. Хиро покачал головой: — Нет. Вообще ничего. — Хорошо. Я постараюсь аккуратнее, но если вдруг что… — Без «вдруг», — прервал его Хиробрин. — Ты точно всё сделаешь как надо. Стив глянул на него исподлобья и пробормотал: — Ты слишком во мне уверен. — Это разве плохо? — Не знаю, — парень неловко дёрнул плечами. — Наверное, нет, но… Я сам-то вечно в себе сомневаюсь. Ну да ладно, мои проблемы, — сказал он, нервно усмехнувшись самым краем губ. Стивену надо было отдать должное — несмотря на подрагивающие руки и самоуничижительные заявления, справился он быстро и чисто. — Держи ещё это, — он передал мужчине флакон восстанавливающего. — И поберегись, попробую сделать тебе путь наверх. О, и кстати! Стив вынул из рюкзака потерянную в обвале кирку, слегка подкинув её в руке. — Так ты всё же?.. — спросил Хиробрин. Стив поморщился, но в его взгляде скользнула лёгкая хитринка. — Гремело будь здоров. Ты хоть и кричал, что всё нормально, но любопытство сильнее. Сам понимаешь. К слову, мог бы меня позвать, я бы тебе её закинул. — Я решил, что она того не стоит. Она бы и не понадобилась, если бы не волна. — Волна? — переспросил парень. — Расскажу на обратном пути. Хотя… ты что-нибудь почувствовал? — Когда? — Здесь, в пещерах. Не знаю, когда точно. Я немного потерял счёт времени. Стивен хмыкнул, задумавшись, после чего уточнил: — Что именно? — Что-нибудь необычное? Неприятное? — Хиро пристально посмотрел на него. — Ну, голова разболелась ненадолго, — Стив пожал плечами, — но лично для меня это не такое уж редкое явление. Хиробрин лишь кивнул, после чего отодвинулся подальше и скомандовал: — Ладно, вперёд. Не буду тебе мешать. Разбудишь, если вдруг засну. — При таком-то шуме? Сомневаюсь. — У меня был долгий день, — бросил Хиро, поудобнее вытягивая ноги. — И меня действительно клонит. Обмороки не особо-то бодрят. Ему честно казалось, что он задремал на какие-то жалкие пять минут. А Стив успел прорубить в камне узкую пологую тропу, окинуть её изучающим взглядом, расширить вдвое; вернуться, сесть рядом и просидеть так, пока Хиробрин не очнулся сам. Парень мастерски сделал вид, что он только-только закончил, поэтому Хиро никогда не узнал о его крошечном одолжении. Стивен помог ему взобраться наверх — втащил туда, по правде говоря, потому что затёкшие ноги никак не хотели слушаться — затем повернулся спиной к пропасти, развёл руки в стороны и сказал: — Толкай. Хиробрин опешил. — За что? — смог лишь спросить он. — Я нарушил слово. Толкай, — в глазах Стива снова появилось то самое хитрое выражение. — Какое ещё слово? Ты о чём? — Ну как же. Ты сам говорил — не ходить за тобой, иначе сваришь в лаве. А меня всё тянуло вслед, я и не удержался. Если бы не это, я бы тебя, наверное, не услышал. По-тупому вышло, скажи? Короче, лава здесь, мы оба тоже здесь. Чего время терять? Обратно сам дойдёшь, ключи я тебе прямо сейчас отдам. Хиробрин уставился на него неверяще. Наконец, он выдавил из себя хриплое, растерянное и очень, очень сердитое: — Угомонись. Просто угомонись. Ты мне жизнь спас. Второй раз, между прочим. Какое уж тут… — он запнулся на мгновение, потеряв мысль. — Мне деваться некуда было с этого карниза, Иссушитель тебя побери. Справа, слева, впереди — обрыв. Ты, такой внимательный, и не заметил? Я там подыхать уже собрался! — рявкнул он. — Думал, всё, конец, обосрался по всем фронтам! Охереть смешно… Толкай его, видишь ли!.. Да мало ли, что я там говорил?! Я напиздел на двадцать томов за свою жизнь, ты с каждой точкой, блядь, сверяться будешь, умник?! Стивен молча выслушал. — Ого, — сказал он. — Это стресс, — сказал он. — Пойдём домой, — сказал он. И от его понимающего спокойствия злость, сорвавшаяся было с цепи, заскулила, поджала хвост и, пятясь, уползла в свою конуру. Она распугала собой все остальные чувства. Хиро физически ощутил тихую пустоту внутри себя. — Да, — ответил он. — Пойдём. Это стресс. И зелья. И добавил: — У меня, кажется, трещина в ребре. Или в двух. Должно быть, это звучало жалко. Но Хиро сейчас не было до этого совершенно никакого дела. На обратном пути Стив заявил, что не требует от Хиробрина ничего рассказывать, если тот не в настроении, однако тот лишь отмахнулся и выложил всё как есть. Парню только и оставалось, что озадаченно хмыкать время от времени. — Там везде стоял этот горький привкус, — на каком-то моменте сказал Хиробрин, помрачнев. — Да, я заметил, — кивнул Стивен. — Похоже на какую-то утечку или вроде того. Я старался вдыхать поменьше [6]. Хиро покачал головой: — Не совсем. Это пауки. Если точнее, распылённый ими феромон в качестве сигнала об опасности. — А… вот оно что. Я и не подозревал даже, — признался Стив. — Вся шахта им пропиталась… — Они, видимо, бежали все сразу, толпой. В панике, — Хиробрин прервался на пару мгновений, беспокойно хмурясь, после чего добавил: — Запах ужаса. Вот, что это было. Стивен слегка поёжился. — Конец света какой-то, — пробормотал он. — Упаси Небеса. — И что с этим делать? — Я-то откуда знаю? — недовольно бросил Хиро. — У меня информации чуть меньше, чем нихрена. Загадку про иглу я при всём желании не могу посчитать за ценные сведения. Я лишь подозреваю, что это тоже как-то связано со Странниками. Вернее, надеюсь, что оно хоть как-то связано… — Говорят, в таких случаях лучше всего просто подождать, — Стив пожал плечами. — Рано или поздно должны появиться новые зацепки. — Я и так сижу и жду целыми днями, пока что-нибудь да произойдёт. И в итоге оно происходит, и нихера не проясняется, и всё становится ещё хуже, чем было до этого. Тошнит уже… — Как по мне, ты сейчас делаешь всё, что в твоих силах, — заметил Стивен. — Нет. Если бы это было так, я бы давно уже со всем разобрался. Так не пойдёт. Меня это не устраивает, — он раздражённо мотнул головой. — Надо ещё раз успеть к Рив, она наверняка уже знает куда больше меня, с её-то чутьём на суть вещей. — Только не прямо сейчас. Не побежишь же ты туда на обезболивающих. Нет, я вижу, что тебя подмывает поступить именно так, — спешно добавил парень, — но это не лучшая идея, сам понимаешь. — Да уж, в самом деле. — Кстати, по поводу чутья… — осторожно начал Стив. — Как считаешь, есть шанс, что голова у меня заболела именно на волну? И нужно проверить пассивных мобов [7]. Если твои так остро это почувствовали, то что тогда с остальной живностью? Хиро кивнул, одобряя. — А это действительно хороший вопрос, — ответил он. — Пойдём быстрее. Твой Сонг, по-моему, уже места себе не находит.***
— Не знаю, как там у других, но мои животные в порядке, — сообщил Стивен, показавшись в проёме арки. — Только вот Сонг и правда какой-то беспокойный. Немного, но это чувствуется. Жаль, не уверен, из-за чего именно. Может, и его накрыло, а может, снова на колючку сел… Пёс втиснулся мимо него в комнату, подбегая к Хиробрину и тычась влажным носом в колени. Он еле слышно скулил и обнюхивал одежду — штаны, то есть. Рубашку Хиро скинул сразу по возвращении, дабы Стив мог нормально обработать его руку, которая теперь болталась на перевязи. Целой рукой он прикладывал к боку компресс с восстанавливающим раствором. — Или просто почуял запах, — добавил Хиробрин. Его голос был необычно тих и задумчив. Стив невольно, изучая, перевёл взгляд на шрамы на доверительно обнажённой спине. Он всё ещё не мог избавиться от смутных подозрений, где и когда мужчина мог их получить; однако теперь его гораздо сильнее волновала другая отметина, которую он раньше не замечал. Ступая так осторожно, что его практически не было слышно, Стивен обошёл Хиро и протянул руку. Его пальцы остановились в сантиметре над кожей. — Откуда? — спросил он. Грудь Хиробрина была перечёркнута ровным крестом прямо поверх сердца, и что-то в этом заставляло дыхание Стива сбиваться. Немного. Но это чувствовалось. — Всего лишь напоминание, — ответил Хиро. — И символ, наверное. Очень многозначительный, не правда ли? — Нет. Не правда. Опять доказываешь мне, что ты бессердечная сволочь? — Я веками истреблял твоё племя, мне всё ещё нужно тебе что-то доказывать? — Зачем? — Что «зачем»? Зачем пояснять тебе очевидное? — Прекрати, — резко сказал Стив. — Люди здесь ни при чём. Мир не вертится вокруг людей. Не мне тебе об этом говорить. Здесь и сейчас, в доме над степью, Хиробрин потерял дар речи. А Стивен Монтгомери смотрел на него этими странными глазами, то ли синими, то ли фиолетовыми, и единственными на весь человеческий род, и продолжал. — В тебе полно чувств, и привязанностей, и слабостей, и симпатий. Всё дело лишь в том, что направляешь ты это не на людей. Да и с какой стати, в самом деле? Ты и не должен хорошо к ним относиться. Ты никому ничего не должен. Даже своим мобам. И всё же… Что-то снова показалось в глубине этих глаз. Что-то тёмное и опасное. Не злое, но и не доброе. Что-то, что не мерили этими простыми детскими понятиями. — …и всё же ты веками истребляешь моих сородичей, чтобы те не истребляли твой народ. Даже сейчас, без сил, без ничего, ты мечешься туда-сюда, ты хватаешься за любую возможность выяснить, что с твоими мобами, где они, что им угрожает. Ты пытаешься вернуться не ради себя, а ради того, чтобы они снова были в безопасности. И дело здесь уже не в чувстве долга, каким бы сильным оно ни было. И Хиро понимал, знал, что его видели насквозь; видели то, что он пытался скрыть даже от самого себя. — Мне страшно представить, сколько же в тебе должно быть любви к этим существам, чтобы вот так отдавать себя без остатка. Так что не обманывай ни меня, ни себя. Кто бы ни оставил на тебе этот шрам, до сердца он так и не добрался. Хиро не знал, как назвать то обжигающее нечто, что вскипало у него внутри. Растерянность? Восторг? Страх? Облегчение? Желание? Всё вместе, смешанное, взболтанное, рвущееся наружу? Он должен был — ему нужно было — выразить всё это, выплеснуть из себя, но у него нашлось лишь одно-единственное слово: — Прости. Потом он застыл. Этого было недостаточно. Он хотел сказать больше. — За срыв, там, в пещерах. И за всё остальное. За всё, что только вспомнишь. Прости. А Стив лишь пожал плечами и улыбнулся: — Я не в обиде. У меня было время подумать, и теперь я точно понял. Всё в порядке. Он хотел сделать больше. Хиро выпустил пропитанную зельем тряпку и встал. Перед ним был человек, но сейчас это не имело никакого значения. Потому что он никому ничего не был должен, особенно своей гордости, которая кричала от ужаса и хваталась за голову. Хиро крепко обнял Стивена одной рукой и почти сразу же отстранился. Вышло неловко. Этого было недостаточно. Он знал, чего он хотел. Сам же пришёл к этому ещё тогда, у Ривулет. А здесь и сейчас, кажется, наконец-то смог это принять. Он решил, что это был один из тех случаев, когда лучше просто подождать. Он не знал, хотел ли этого Стивен. …и это был его второй серьёзный противник. И этому противнику не нужно было даже брать оружие в руки, чтобы одержать победу.