То самое слово

Каждое утро Эванжелина начинала с того, что в подробностях вспоминала прошлый день. Что произошло, кто встретился им по дороге, не забыла ли она чего-нибудь важного. На то были весомые причины. Бывшая храмовница боялась однажды проснуться и понять, что не помнит нечто очень важное, нечто, что поможет ей уберечь Риса. И этот страх заставлял Эванжелину вновь и вновь перебирать скучные, однообразные воспоминания, похожие на выцветшие картинки. Порой она с ужасом понимала, что кое-что из произошедшего в Белом Шпиле словно стирается из ее памяти, с каждой минутой выцветает все сильнее, оставляя лишь смутные силуэты и непонятные мотивы. Риса обвиняли в убийствах, а потом она сказала, что это не он, что это...не он...что это делал… Белый шпиль. Убийства. Рис. Маги. Винн. Темница. Тень. Дух. Ту записку она потеряла на вторую неделю путешествия. Копье вонзилось ей в грудь заточенным острием, и девушка зажмурилась, вцепившись зубами в руку, чтобы не закричать. Память залил белоснежный, выжигающий свет, и через мгновение все встало на свои места. Эванжелина вздохнула и перевернулась на другой бок. С каждым разом становится все сложнее. Рис лежал на спине, подложив под голову плащ и укрывшись краем одеяла, которое они делили на двоих. Растрепанный, обросший, хмурящийся даже во сне, он мало походил на того улыбчивого мага, с которым храмовница познакомилась в Белом Шпиле, но это не мешало Эванжелине любить его, как никогда прежде. Хотелось обнять широкие плечи, прижать понурую темную голову к груди и защитить от всех невзгод, от всего, что так тревожит его сознание, заставляет просыпаться холодными ночами и долго смотреть в темноту, думая, что Эванжелина не видит. Раньше девушке казалось, что ее объятья уж точно могут защитить мужчину от кошмаров, но теперь она перестала касаться его ночью, после того раза, когда он ее, осторожно прильнувшую к его боку, схватил за горло и прижал к груди лезвие кинжала. Любимые глаза пылали ледяной решительностью, и лишь спустя несколько долгих мгновений Рис осознал, что в его руках дрожит всего лишь Эванжелина, а не тот, кто в образе демона неизменно поселился в снах мага. Но даже не это так сильно пугало бывшую храмовницу. Сложнее было принять, что она сама от неожиданности едва не вонзила в любимого меч, который ночью всегда лежал подле нее. Реакция была уже не та, мышцы задеревенели без долгих тренировок, а тело ломалось и страдало, тряслось, мучилось от той особой жажды, что известна лишь храмовникам. И не было такого заклинания, что могло бы излечить ее. Честно. Рис пытался. Небольшой пузырек словно сам собой прыгнул в ее ладонь, и девушка жадно прильнула к горлышку губами, чувствуя, как с каждым глотком ее наполняют магия и сила. Последний. Лириума больше не осталось. Видит Создатель, Эванжелина берегла его столько, сколько могла, но теперь, глядя на мечущегося Риса, в полном одиночестве сражающегося с демонами в Тени и с удушливым кашлем в реальности, бывшая храмовница осознала, что вот-вот сорвется. Она хотела помочь, но приходилось только смотреть, мучиться и не спать ночами, оберегая его покой. Девушка-воин, верный страж, преданный товарищ - вот все, кем она была для Риса. А ведь начиналось это приключение совсем иначе. В начале их пути Эванжелина представляла, что самое страшное, что может случится с ее Рисом - смерть или заточение с последуюшим усмирением. Разве могло для них быть что-то хуже этого? Кажется, могло. Девушка продолжала уверять себя, что смерть все-таки хуже, но Рис увядал на глазах, а уверенность в ней таяла, как горящая свеча. Лишь бы Эванжелина могла помнить. - А, это ты. Я думал, огры, - потерявшись в мыслях, девушка и не заметила, что чародей уже проснулся и теперь смотрит на нее...просто смотрит. Без веселья, раздражения, нежности или чего-нибудь еще. Просто. Смотрит. Проклятье. - У нас заканчиваются деньги, - покраснев, бывшая храмовница прижала ладонь к животу, чтобы унять урчание, - Нужно либо заработать их как-то, либо… - Кого-нибудь ограбить. Но мы так не делаем, я помню, - Рис откинул одеяло, потянулся и встал. Под глазами у него залегли тени, более глубокие даже, чем сама Тень, - Помню. Наслушался уже за месяц. - Рис… - Скоро вернусь, - в заброшенном доме, где они остались ночевать, было две комнаты, и Эванжелина почему-то не сомневалась, что Рис ушел в соседнюю вовсе не по нужде. Он ушел от нее. Сквозь заколоченное окно пробивались первые лучи рассвета, но отглас Тени навис над домом. Она теперь всегда была здесь, следует за Рисом попятам, стоит незримой стеною между ним и Эванжелиной. А у девушки в глазах стояли слезы. Она ничего не может сделать. Может только помнить.