***
В Косом переулке как всегда было многолюдно. Возле магазинов и лавочек гудела разноцветная толпа из волшебников и волшебниц. Оживление было вызвано приближением нового учебного года, все спешили скупить школьные принадлежности и поскорее сплавить любимых деток в Хогвартс, чтобы вновь зажить нормальной свободной жизнью, от которой уже успели отвыкнуть за лето. По крайней мере, Маркусу всегда именно так представлялись родительские обязанности. До одиннадцати лет несмышлёные создания пьют молоко, учатся читать и спокойно себе играют в куклы, периодически хныча в мамкин подол. Потом их можно благополучно сослать учиться и в течение семи лет видеть лишь три месяца из двенадцати. А затем они вырастают, и надо искать законного спонсора или законную грелку для постели, то есть мужа или жену. Но что-то подсказывало, что дети — это нечто более сложное. Например, их надо воспитывать. Девочку учить правильному поведению на людях и с избранником (кто кого еще избирал), мальчиков — ведению дел. Так было с его отцом, его матерью, так было с ним. Так не было с Кэти. Она вновь вторглась в мысли, как вбитый посреди лужайки железный кол — неуместно и портит впечатление. Подумать только, его женитьбу на Кэти Белл портил тот факт, что его невеста — Кэти Белл. Он притормозил, чтобы стряхнуть капли воды с бархатного рукава чёрного пальто, которые попали туда благодаря неуклюжему грузчику магазина зелий. Его взгляд случайно упал на лакированные мужские туфли за витриной свадебного салона. Маркус остановился, поднимая глаза выше. Безлицый манекен был одет в классические брюки, подпоясанные бордовым поясом, белоснежную рубашку с жабо и лёгкую короткую мантию тёмно-серого цвета. Не дай Мерлин ему такое надеть. Сквозь стекло в разводах наряд жениха смотрелся просто… отвратительно. Мысленно молясь о том, что не все модели выглядят так, и среди них найдётся хотя бы один нормальный костюм, Маркус свернул и оказался возле отделанной чёрным деревом забегаловки. Грэхэм Монтегю уже сидел за дальним круглым столиком в углу неподалёку от барной стойки. Его было легко обнаружить в задымлённом зале по кудрявой огненно-рыжей шевелюре, которая совсем не подходила к вечно румяной физиономии неандертальца. Надо отдать должное, пухлые губёшки матери хоть немного делали его не таким уродом, каким все привыкли считать Маркуса. — Тебе как всегда? — без обиняков спросил Монтегю, задумчиво поглаживая пальцем прозрачную ручку пивной кружки. — Я скоро стану семьянином, надо пореже пить. Монтегю засмеялся ему в лицо. — Брось ты, двуличная тварь. С твоими мальчиками… — он издевательски выделил это слово, — …мы, может, и притворяемся, а наедине давай не будем. Думаешь, я поверю, что тебе не плевать на ранимые чувства Белл, которая увидит тебя пьяным? Маркус мрачно промолчал, напряженно сжав челюсти. Беседа началась просто прекрасно. Монтегю только и делал, что ждал возможности навести скандал. Такой уж характер. Это раздражало. — Итак, — словно не замечая ничего, продолжил Монтегю, — раз уж заговорили о нашей ненаглядной гриффиндорочке. Скажи, как тебе это в голову взбрело? Я еле успеваю от Гринграссов отбиваться, отчаявшиеся девки сами к алтарю тащат, а ты решил выделиться и на стороне случайную едва-чистокровку сыскать? — Не обольщайся, — пробасил Флинт, насмешливо кивнув. — Гринграсс хочет комфортно устроить и вторую дочь. Астории с Малфоем будет удобно вместе, они оба изнеженные гедонисты. — Ага, а Дафна, выходит, для меня? Ты её видел? Шлюшка. — Тебе кто угодно, кто не похож на тебя в юбке, шлюшка. — Не скажи, вот Бе… — А Гринграсс хочет сделать тебя своим зятем, потому что ты инвалид несчастный, — поспешно перебил его Флинт, дергано поправляя полы пальто. — Будешь ему должен до гроба. За продвижение, за приют, за родство. Кем ты останешься, если не женишься? Подбежал высокий и худой, как длинная палка, официант с опухшей щекой и переклонил кувшин с пивом над кружкой Маркуса. Тот отрицательно накрыл её ладонью, массивное кольцо звякнуло об стекло. — А кем ты станешь? Тебя как продвигал папаша, так и продолжит. А что потом делать будешь? Или Белл начнёт разговаривать с продюсерами и мракоборцами наедине? Флинт резко привстал и с размаху бросил пустую кружку об пол, буквально в шаге от стула Монтегю. Стекло разлетелось в разные стороны, засыпав брюки и плечи Монтегю острой крошкой. За соседними столиками посетители лишь обменялись выразительными взглядами и продолжили непринуждённо гудеть и пить. Потрёпанная ведьма за барной стойкой сначала коротко взвизгнула, когда кружка разбилась, и скрылась в подсобке. Монтегю остался невозмутим, он сверлил задумчивым взглядом пышущее злобой лицо Маркуса. — Что ты мне сказал, когда выпускался, а? Когда передавал значок капитана. Маркус не ответил, медленно возвращая контроль над собой. — «Не обижай Бе-елл», — придав тону карикатурной заботливости, протянул Монтегю и трогательно всхлипнул. Почувствовав, что земля плавно уходит из-под ног, Маркус медленно осел на стул. Монтегю — грубый, бесталантный, недалёкий, беспринципный и падкий на гадости Монтегю — оказался недооценён. — Ты думаешь, один такой оригинальный? Берёшь чахлую сучку с насыщенной биографией, придавливаешь ногтем — посмотрите, какой я альфа, всё по заветам предков: берёшь понравившуюся бабу за косу и тащишь к себе. Маггловские книжки читаешь? — вдруг встрепенулся Монтегю. — Нет. — Зря. Был такой персонаж в одном чернушном романе… Да-да, Флинт, я умею читать. Иногда. Он, этот персонаж, мечтал о жёнушке, привыкшей к нищете, задавленной нуждой, но вырванной им из бедности, и чтобы до конца жизни она была ему обязана и в рот заглядывала. — Белл не такая. — Тогда это кровь йеменцев в тебе забурлила, — Монтегю оскалил мелкие белые зубы. — Мусульманские замашки? Я за тобой не замечал. — Грэхэм, я не понимаю, чего ты добиваешься, — нахмурившись, честно признался Маркус. — Какое тебе дело, как я женюсь? По законам шариата или по маггловским книжкам, тебя это волновать не должно. Монтегю отпил пива и слизнул пенку с губ. Помолчал. — Может, мне Белл жалко, кто знает? Ты вон, истеришь, посуду бьёшь. Она вообще до помолвки доживёт, или ты её уже забил насмерть? — В отличие от тебя, я женщин стараюсь не бить. — Рассказывай! — хохотнул Монтегю, и пьяные глаза его подозрительно блеснули. — О, ну они тебе потом обязательно скажут спасибо за старания, — снова замолчал, взъерошив тёмно-рыжие кудряшки. — А если она и доживёт до брака… Я это как наяву вижу: чудовище два метра на метр, в лапах — кроха Кэти. С тебя посмеются, ей все кости перемоют, злословить будут на каждом шагу. Она сама захочет, чтобы ты её прибил. — И как же мы можем помочь бедной девочке, которую бьют нещадно и обсуждает вся Магическая Британия? Губы Монтегю тронула мягкая улыбка, он выставил ладонь ребром, словно собирался прямо сейчас дельно растолковать что-то очень важное и сложное. — Давай начистоту: есть… ну я не знаю… Патил, Джонсон, Уизли не берём — там орава полоумных братцев, — он мимолётно тронул левое плечо, которое под вязью чёрного свитера было неровно срощено и пересечено плотным швом после его злоключения в Исчезающем шкафу, — Робинс, полукровочка, уже после моего выпуска к ним в сборную пришла, в общем, если подумать, вариантов много. — И Белл — один из них, что тебя удивляет? — То есть тебе без разницы? Чем ты руководствовался? Маркус не отвечал, только презрительно щурился и жевал язык, вжавшись до ноющей боли в спинку стула и скрестив руки. — Как насчёт обмена? Давай махнёмся! Подгоним тебе Джонсон, между ними особой разницы нет, разве что Джонсон пофигуристее, — Монтегю со знанием дела причмокнул, — а ты мне отдашь Белл, — простецки пожал плечами. Услышав последнее, Маркус тут же беззвучно рассмеялся и пристукнул рукой по столу. — С чего бы мне начать, дорогой Грэхэм, — он задумчиво почесал колючую щёку, вдоволь отсмеявшись, но всё ещё сохраняя желчную улыбку. — Во-первых, я вовсе не собираюсь вводить в моду браки по принуждению на гриффиндорках. Это так вышло, что у нас с тобой замашки сошлись. Удивительно, конечно. Во-вторых, если бы ты хоть иногда высовывал нос из своей норы, до тебя бы уже давно дошёл слушок, что Джонсон водится с оставшимся Уизли. И ты упустил важную деталь, которая касается моего несравненного тестя. Мистер Белл работает переписчиком у моего отца, отсюда и выбор. Ни больше, ни меньше. И напоследок: не скажешь ли ты мне, тупому троллю Флинту, с какой стати я буду отдавать тебе уже обработанную, подготовленную и привыкшую Белл в обмен на аналогичную, но «сырую» своенравную суку? — с последними словами Маркус начал подниматься со стула, Монтегю исподлобья наблюдал за ним. — Не пытайся строить из себя интригана, Грэхэм, нам это не к лицу. Отыщи полукровочку Робинсон и будь счастлив. Маркус ушёл, нарочито громко задвинув стул и всем своим видом показывая, что разговор окончен раз и навсегда, и Монтегю чувствовал, что это был последний раз, когда они встретились в относительно мирной обстановке. Он долго смотрел ему в спину, и в голове нити спутанных мыслей постепенно растаяли под влиянием хмеля.***
Хали́с удобно устроил крупную морду на передних лапах, растянувшись на ковре в спальне Кэти. Он сонно дергал ухом; утром на улице выл ветер и пахло влагой, а сейчас стояла страшная духота, явно перед дождём или, судя по свинцовым тучам над особняком, бурей. Пёс прекрасно понимал и предчувствовал погоду, потому мудро спал весь день. Заклокотали раскаты грома в чёрном небе. Хали́с фыркнул и замолк. Вздрагивая от вспыхивающих за окном молний, Кэти сидела, прислонившись спиной к кровати. По полу, покрытому тонким синим ковром, гуляли сквозняки, но её это мало заботило. Она зябко ёжилась и куталась в махровый халат скорее от внутреннего холода, пробирающего до мозга костей. Босые ступни с застывшими на них капельками воды, обнажённое тело под халатом — плевать. Оденься она сейчас в сухую одежду и залезь с головой под одеяла, теплее от этого не станет. С шумом и скрипом, говорившими о неосторожности посетителя, отворилась дверь, и миссис Флинт стремительно влетела в спальню. Кэти скорее рефлекторно, чем осознанно, повернула голову на шум, взглянула в лицо женщины и смиренно опустила глаза в пол, отвернувшись и вновь обхватив колени. «Наверное, я должна быть на неё зла», — отрешённо подумала Кэти. А зачем злиться? Как будто это что-то изменит! Кричать, обвинять, обижаться — всё одно. Только истощит её и позабавит их. — Немедленно встань с пола! Хали́с, разбуженный звонким голосом, переполошился и привстал, глухо вавкнув. — Заткнись! «И какая разница между тем, как она кричит на меня, и как она кричит на Хали́са? Совершенно одинаково. Я — не более чем собака». Пёс обиженно забурчал и залез под кровать, задев Кэти хвостом. — Белл, — голос миссис Флинт звенел от напряжения, казалось, что каждое слово даётся ей с трудом, яд то и дело просачивался сквозь ласковые нотки, — детка, пожалуйста, поднимись с пола. Нам, девочкам, сидеть на холодном совсем не стоит. Потом могут быть очень серьёзные проблемы. Маркус расстроится, если тебя придётся долго лечить. Не отрывая пустого взгляда от ножки комода, Кэти подтянулась на локтях и примостилась на краю кровати. Халат чуть задрался и обнажил малиновую ссадину правее колена. Должно быть, в этом месте стёрлась кожа об брюки Маркуса, пока она ёрзала. Проницательный взор миссис Флинт тут же зацепился за ранку и заскользил дальше вверх, остановившись на болезненно-бледном лице в обрамлении мокрых спутанных волос. Скулы заострились, под глазами залегли мрачные тени, а на щеках горел алый румянец, как при лихорадке. — И тебе не стыдно? — принялась отчитывать миссис Флинт. — Ты ведь такая хорошенькая. Заметь: не красавица, а хорошенькая. Красавиц мало что может испортить, а хорошеньким нужно всегда следить за собой. Что это такое? Ты не можешь привести себя в порядок? Кэти не шелохнулась и продолжила безучастно глядеть перед собой. — Сядь возле трюмо. — Муж говорит жене, что делать, и она делает, — бесцветным голосом сказала она. — Про мать мужа там ни слова. Возмущение охватило миссис Флинт с головы до ног, гневно сверкнули синие глаза, она всем корпусом сделала неоднозначное движение и сдержала порыв. Устало выдохнула, протёрла покрытое тонким жемчужным слоем пудры лицо и взъерошила короткие блестящие волосы. Миссис Флинт полностью абстрагировалась, задумчиво покусывая подушечку большого пальца. — Хорошо. Давай я приглашу Маркуса, когда он вернётся, и пусть он даёт тебе указания, — миролюбиво предложила она. — Он мне не муж, поэтому вряд ли сработает. — До помолвки меньше двух недель, — едва сохраняя самообладание, любезно улыбнулась миссис Флинт. — Так скоро, — обречённо пробормотала Кэти. — А как ты хотела? — немедленно вскинулась миссис Флинт. — Надо бы выдержать хотя бы месяц между юбилеем и помолвкой, но в октябре–ноябре у Маркуса начнутся усердные тренировки, ему не до свадеб будет. Или ты думала, будешь просто гостьей до скончания веков? Ответом было молчание. Миссис Флинт нетерпеливо стояла, скрестив руки на груди и постукивая наманикюренным ногтем по пуговице на манжете блузы. — Я пошлю к тебе эльфа, тогда ты перестанешь строить из себя жертву и начнёшь что-нибудь делать? Кэти неоднозначно повела плечом, понимая, что однажды придётся покончить с этим. — Хорошо! — приободрилась миссис Флинт. — Слэви закончит на кухне и сразу придет к тебе. Едва ли не хлопая в ладоши, она, довольная собой, убрала кусочек помады в уголке рта, глядя в зеркало трюмо. — Дел ещё сколько! Завтра важный день, тебе надо выспаться. Ну, я побежала. Не скучай, детка, завтра нам надо быть свежими и весёлыми. Дверь закрылась так же шумно, как и открылась. Хали́с выполз из-под кровати, опираясь на мощные передние лапы. Светящиеся искренней добротой и немного звериной тупостью глаза пса вызвали тусклую улыбку на лице Кэти. Она почесала лабрадора за ухом. — Будешь меня защищать? Пёс облизнулся и благодарно положил тяжёлую голову ей на колени. Конечно, будет. Только не от того, от чего надо. Маркус для него — хозяин, кормит, берёт лапу, гладит по холке. От него не нужно защищать. В небе сверкнула молния. Кэти потеряла счёт времени и отвлеклась от ленивых, несуразных мыслей только тогда, когда её покой нарушила домовиха, завёрнутая в латанную-перелатанную ткань грязно-серого цвета. Ушастая кроха поклонилась и молча встала перед Кэти, покорно сложив ручки, перемотанные бинтовыми повязками. — Привет, — дружелюбно поздоровалась Кэти. Голос был слаб. — Ты Слэви? Она склонила голову к плечу, мокрые волосы облепили белое лицо. Карие глаза нездорово блестели, как у загнанного зверька. Синие губы, растянувшиеся в доброй полуулыбке, напоминали губы утопленника. Домовиха испуганно вздрогнула и робко подняла взор на замученную девушку, за которой ей предстояло ухаживать. — Красивое имя. «Рабыня»*, да? — Кэти иронично усмехнулась. — Ты служанка у миссис Флинт? — Слэви работает на кухне, госпожа, — пискляво заявила эльф. — Ты очень вкусно готовишь, Слэви. — Госпожа слишком добра к Слэви! — воскликнула она и упала на тощие колени, пытаясь приложиться лобиком к ступне Кэти, словно к невесть какой святыне. — Стой, что ты делаешь! Да, это не Квотт, острый на язык, мерзкий и похабный доносчик. — Немедленно перестань, Слэви, — потакая строгому тону миссис Флинт, сурово нахмурила брови Кэти, — я не хочу, чтобы ты у меня тут в ногах валялась. Вообще никогда. Не смей так делать! Ясно? — Да, разумеется да, госпожа, никогда-никогда-никогда… Кухарка подскочила, с готовностью выпрямившись, как солдат при построении. С трудом Кэти заставила себя встать и приступить к делу. Кости ломило от одной только мысли, что придётся поступать так, как требуют Флинты. Хотя… даже если сейчас в комнату ворвалась бы мама, чтобы забрать её, Кэти лишь закуталась бы в одеяло и попыталась спокойно сдохнуть. Она смотрела на своё жалкое отражение в зеркале, которое выглядело так, словно жизнь уже покинула это тело, и не видела ничего. Слэви промокнула волосы полотенцем и бережно их расчесала, кое-где капнув лимонным маслом. От масок и кремов Кэти отказалась и попросила успокаивающего настоя. Эльф исчезла и мигом вернулась со стаканом дымящегося зелья, который Кэти выпила залпом, как самый крепкий огневиски. Обида, злоба, безысходность мучительно душили, сдавливая рёбра, грудь и горло. Когда Слэви принялась приводить в порядок ногти Кэти, та горестно всхлипнула и разразилась искренними, чистыми рыданиями, освобождающими от давящей боли. Она вырвала руку из цепкой лапки домовихи, покрытой ожогами от печи, и, схватившись за горячий лоб, стала горько плакать, роняя слёзы в ладонь, которые сейчас казались холоднее, чем обычно. ___________________________________________________ *Slave [sleɪv] — раб (рабыня), жертва.