Шёпот в темноте

Я буду тем, кто тебя найдёт, И за собой кто тебя поведёт, Вся любовь, что во мне, Пылает как в огне.

      Полуденное солнце било в наглухо зашторенные окна, отчаянно пытаясь пробиться внутрь холодной комнаты. Кэти с трудом открыла глаза. Ощутила укол боли, пронзившей череп насквозь, сморщилась. Поворочала сухим языком во рту. Напряжённое горло сжалось.       Она свесила ноги с кровати, боязливо оглянувшись на отвернувшегося к стенке Маркуса. Если прислушаться, можно уловить сонное посапывание. Кэти вздохнула, сглатывая. Прядь нечёсаных волос упала на лицо. Руки, казавшиеся сейчас ещё более костлявыми, чем обычно, смяли одеяло, которое она прижимала к груди. Скрипнула половица под босой ногой. Кэти потянулась к халату, брошенному поперёк стула у письменного стола.       Стараясь не производить лишнего шума, она запахнула старомодный халат и спешно завязала бант на поясе. Ткань совершенно не согревала, наоборот, добавила ощущение скользкого холодка на плечах. Кэти пожалела, что не позволила домовику накануне свадьбы перенести её одежду в шкаф Маркуса. Тогда казалось, что успеется. Тёплый махровый халат остался в гостевой спальне.       Она встала и двинулась к двери ванной, переступая через разбросанную по полу одежду.       В ванной было темно и душно. Тускло горел плоский светильник под потолком, его свет расходился мрачными лучами, словно лапы застывшего огромного паука над головой. Стены, облицованные тёмно-зелёным мрамором, были тёплыми на ощупь. Кэти запустила пальцы в спутанные волосы и прошла к раковине. Прикасаться к крану, стилизованному под человеческий хребет, покрытый позолотой, было жутко. У неё в спальне такой дикости не было.       Простое умывание результата не дало, и Кэти решилась на полноценный душ. Она не помнила, как вчера освободилась от подвенечного платья и додумалась помыться, поэтому сейчас глядела на ванную комнату словно впервые. Босые ноги тихо шлёпали по тёплому и влажному мрамору. Создавалось впечатление, будто она находилась в тесной пещере с горячими источниками — как так, весь дом ледяной и пыльный, а здесь тепло и влажно?       Что ж, хвала Мерлину, теперь ей предстояло пользоваться этой ванной комнатой, а не тем стылым саркофагом, который всегда ждал её в гостевой спальне.       В поддоне скопилась остывшая за ночь вода. Кэти поморщилась, но шагнула в прохладную лужицу. Словно этого и ожидая, горячие струи полились из широкой, закреплённой на потолке душевой лейки. Кэти вздрогнула и вмиг покрылась мурашками от резкой смены температур. Дома приходилось несколько минут ждать, пока вода станет теплее, чтобы помыться.       Суставы ныли от того, что приходилось стоять на ногах. Хотелось опуститься на мокрый мрамор и позволить воде самой смыть все следы прошлой ночи.       Покачиваясь, Кэти пропустила тяжёлые пряди волос сквозь пальцы. Капли воды стекали по сомкнутым векам, щекам и губам, на которых ещё поблёскивали жалкие остатки макияжа.       Она потянулась к зеркальной, покрытой плесневыми пятнами, полочке, взяла первый попавшийся флакон и сняла узорчатый колпачок. Шампунь источал тонкий запах мяты и чего-то древесного. Кэти вернула флакон на место и решила ограничиться обычным мылом.       Густая белая пена приятно обволакивала плечи и грудь, руки разносили её по всему телу, снимая нервное напряжение. Было в радость ощущать себя чистой.       Сердце подскочило в груди от испуга, когда Кэти почувствовала чужое присутствие, а через секунду её талию обвила бледная рука с массивным перстнем на пальце. Горячие губы прижались к шее. Кэти шмыгнула носом, устало переминаясь с ноги на ногу. Она хотела хотя бы пять минут уединения, чтобы спокойно помыться, но ей и в этом было отказано.       В полном молчании, которое было страшно нарушать даже дыханием, Кэти с надеждой замерла, чего-то ожидая.       — Боишься? — Уха коснулся вкрадчивый шёпот.       — Я… я никогда… — залепетала она в ответ, цепляясь за обхватившую её талию руку.       — Знаю. Но ты уже взрослая.       Он развернул её лицом к себе. Кэти вся покрылась гусиной кожей, неуютно ссутулив плечи. Затравленный взгляд упёрся в скульптурно очерченные ключицы, поднимать глаза Кэти не хотелось. Она дышала через раз, боясь потревожить безобидность момента.       Её нельзя было назвать красивой. До двенадцати лет между двумя передними зубами красовалась щербинка. Заметная такая. В неё целиком помещался кончик языка. Зато свистеть было удобно. Но уже к середине второго курса Кэти стала понимать, что пора положить конец насмешкам слизеринцев, да и мальчишки, которые раньше воспринимались исключительно как приятели, стали неодобрительно посматривать на щербинку.       Она начала откладывать деньги и к пятому курсу смогла накопить на поход к маггловскому дантисту, вдохновившись увещеваниями Гермионы Грейнджер. Мама помогла ей обменять деньги волшебников и поклялась, что не скажет папе о том, как именно исчезла щель между зубов. По сей день он думает, что за ровные зубы Кэти обязана какой-то мифической маминой подруге, которая всю жизнь только и занимается исправлением подростковых недостатков во внешности. На Святочный Бал Кэти пришла хоть и без пары, но поминутно улыбающейся.       Кэти была пухлой в детстве. Даже очень. Со старых колдографий на неё смотрело розовое, темноглазое нечто с затянутыми в цветастые шортики ляжками неимоверных размеров. А щеки точно как у хомяка. Вплоть до третьего курса, пока из-за стресса, вызванного квиддичем, у неё не пропал аппетит, и она заметно схуднула, так и оставшись костлявой.       Как сложно смириться с мыслью, что она не всегда была худощавой и остроносой. Порой Кэти стояла перед зеркалом, обхватив ладонями узкие бёдра, и не могла понять: почему именно над ней природа так жестоко пошутила? Другие девушки могли похвастаться необычным цветом глаз, пышной копной волос, большой грудью, красивыми чертами лица. Кэти была одним — посредственностью. Она неплохо играла в квиддич, и на этом ее отличия от других заканчивались. Точнее, не так, она отличалась от остальных именно своей посредственностью. Она не была невзрачной, она была… обыкновенной.       И теперь стало ещё обиднее от этого.       Потому что нет никаких оснований для того, чтобы её сейчас зажимал Флинт в душе. Именно её.       Кэти закусила губу, терпя скользящие поцелуи в шею. Её нос уткнулся в мужское плечо, по которому скатывались бисеринки воды. Прошлая ночь стала непостижимо далёкой, словно тусклое воспоминание о старом сне, но Кэти была уверена, что упускает нечто важное, что-то способное пролить немного света на её депрессивные рассуждения, не имеющие вывода.       «Почему я?» — похоронным набатом раздавалось в голове.       — Поздновато ты интересуешься, — протянул Маркус, оттесняя её к влажной стене в зеленоватых прожилках мрамора. Он заслонил собой свет, и Кэти очутилась в удушливом полумраке.       Должно быть, она задала вопрос вслух.       Кэти набралась смелости поднять глаза, и в этот момент её обхватили под коленями и легко, как будто она ничего не весила, вздёрнули. Мокрый затылок проехался по стене вверх, Маркус тесно прижался к ней, закинув ноги себе на бёдра. От неожиданности Кэти вцепилась ему в предплечье, и тогда явственно увидела похожую на ожог отметину, утратившую всякое сходство со змеёй или черепом.       — Ещё не догадалась? — поймав её взгляд, с поддёвкой спросил Маркус.       — Ты каждый раз находил отговорки или врал, — Кэти непоколебимо смотрела ему в глаза. — Мне нужна правда.       — Я уже сказал, что ты с этим припозднилась. — Он наклонился, поцеловал её в губы и тут же оторвался. — Да и зачем тебе это знать? Что-то изменится?       Кэти знала, что нет. Но она до иступления желала знать его мотив — главный и решающий — фактор, который стал спусковым механизмом для всех его действий, который завёл его так далеко, вынудил кое-как оправиться от войны и сразу прыгнуть в омут с головой, растрачивая драгоценные сейчас ресурсы на сомнительную аферу, не принёсшую никому особой радости.       — Я не хочу сейчас, — прошептала Кэти, неловко отталкивая его от себя и скрещивая руки на груди.       — Брось, ты даже не попробовала.       — Я сказала: нет! — мигом раздражилась Кэти.       Она осторожно, боясь поскользнуться, опустила ноги вниз, принимая стоячее положение. Кровь отлила от ног, и на долю мгновения ей показалось, что они сейчас подкосятся.       Устало вздохнув, Кэти бросила испытующий взгляд на отстранившегося от неё Маркуса. Выглядел он сейчас как недовольно насупившийся ребёнок.       — Не надо мне про любовь свою заливать. — Кэти почувствовала прилив смелости и поспешила высказать всё, что думала, пока он не иссяк. — Я никогда никого не любила по-настоящему, но знаю: в том, что творишь ты, столько же любви, сколько у Монтегю здравомыслия. — Маркус вскинулся после этих слов. — Не пытайся прикрывать свой эгоизм какими-то чувствами. И если мы теперь в браке, нужно быть предельно честными друг с другом. Я знаю, почему ты злишься. — Маркус недобро прищурился, но Кэти не думала отступать, вода стекала с её макушки по лицу, словно слёзы. — Знаю, почему раздражаешься с полщелчка, стоит мне хотя бы немного отойти от розовой фантазии в твоей голове. Ты хочешь, чтобы всё было по-твоему, чтобы я всецело соответствовала твоим ожиданиям.        — Лучше бы я спал, — возведя глаза к потолку, вставил Маркус.       — Хочешь, чтобы я полюбила тебя, — заключила Кэти.       Он не отреагировал, продолжая сверлить скучающим взглядом потолок. Кэти почувствовала, как внутри назревает досада.       — Но этого не будет, — горько произнесла она.       Маркус перестал притворяться, с сердитым видом посмотрев на неё и склонив голову набок. Его грудь часто вздымалась, как будто его били поддых, и Кэти поняла, что, несмотря на напускное безразличие, её слова попадали в цель.       — Я не люблю тебя, и пора с этим смириться. Никогда не полюблю.       Шумела вода, разбиваясь брызгами о два тела, застывших друг напротив друга.       Хотелось крикнуть «А теперь оставь меня в покое!», но, как и боялась Кэти, решимости уже не хватало. Дыхание сбилось от осознания того, что она зашла так далеко в своём стремлении расставить все точки над «i», хотя в глазах Маркуса это наверняка больше напоминало жалкие трепыхания напоследок.       В какой-то момент ей показалось, что он её ударит. Слишком хорошо был знаком жестокий блеск в тёмно-серых глазах, буквально режущих своим взглядом, как наточенный нож. Кэти впервые подумала об их сходстве с матерью — глаза той тоже начинали полыхать угрозой, стоило только чему-то пойти не по её замыслу.       Вдруг вспомнился его дядя, который не пережил ночь собственной свадьбы. Кэти с хмурой неспешностью подумала, что в той истории присутствует некая недосказанность. Ревнующая невеста вспылила? Эта несчастная девушка, непонятно при каких обстоятельствах выходящая замуж? Скорее поверишь в то, что это он её убил. Флинты точно не отличаются душевным равновесием.       Под горячими струями душа Кэти сделалось до омерзения холодно. Затылок обдало колючим морозком, какой бывает после того, как сильно ударишься головой.       Спустя годы о ней тоже будут стараться не говорить. О ней вспомнят как о безродной простушке, которой оказали великую честь, а она не оценила благородного порыва со стороны уважаемой семьи. Женщина, точно так же, возможно, долгое время подверженная давлению, разродилась мёртвым ребёнком и умерла в тюрьме. И это расплата за убийство? Убить прямо в день свадьбы? В каком же безвыходном положении она была.       Кэти очнулась, вспомнив, что продолжает стоять в душе совершенно обнажённая перед отпрыском Флинтов — таким же подлым и беспринципным, каким был каждый до него в нескончаемой цепочке поколений. По его скуластому лицу разлилась бледность. Он раздражённо прикрыл глаза, справляясь с гневом, и стиснул зубы так, что на скулах выступили желваки. Сделал свистящий вдох в последней попытке сдержаться и, едва шевеля губами, пробормотал:       — Повернись.       Брови Кэти взлетели вверх, сердце в груди замерло.       — Что? — недоумённо переспросила она.       — Повернись, — звенящим от напряжения голосом повторил он и открыл глаза.       Кэти моргнула, обиженно поджав губы, и медленно повернулась спиной, сжав кулаки по бокам. К воде, льющейся сверху, добавились злые слёзы, обжигающие щёки, как кипяток. Её взгляд упёрся в покрытую влагой стену, большая шершавая ладонь надавила на плечи, вынуждая нагнуться. Кэти громко всхлипнула, тщетно цепляясь побледневшими пальцами за скользкий мрамор. Чтобы не зареветь в голос, она сильно прикусила нижнюю губу. По подбородку потекло что-то горячее, с металлическим привкусом.       Это хорошо, отстранёно подумала Кэти. Острая боль должна была отвлечь от стыда.