Дорогая Кэти,
Мы с мамой очень сожалеем, всё произошло так быстро и скомкано. Прости, что отвлекаем тебя от медового месяца. Нам удалось наконец попасть на приём к колдомедику, и он настоял на госпитализации. Мама сейчас в больнице св. Мунго. Ничего страшного, но это необходимость. Она говорит, что чувствует себя хорошо, но это, ты знаешь, уже вошло у неё в привычку. Лекарства стоят очень дорого, а сейчас их почти невозможно раздобыть. Больница переполнена, поэтому придётся тяжко. Мама просила передать тысячу извинений мистеру и миссис Флинт, потому что они ждали нас на следующих выходных. Без неё я, конечно же, никуда не пойду. Очень переживаю за вас, мои девочки. Она хочет, чтобы ты навестила её, как только сможешь. Уверен, она будет рада видеть и Маркуса, если он не будет занят. Говорит, что он настоящий джентльмен, хоть и здоровяк. Надеюсь, у вас всё в порядке, потому что мамино лечение предстоит оплачивать вне зависимости от того, насколько оно будет удачно. Крепись, дочка.С любовью,
папа.
Шмыгнув носом, Кэти провела по лицу рукой, как будто собирая паутину, и ещё раз прочитала письмо, но в душе уже застаивалось чувство обречённости и печали. Мама давно нуждалась в полноценном надзоре колдомедиков. Но мысль о том, что она сейчас замурована в стенах переполненной больницы и получает крохи того, в чём остро нуждается, приводила в исступление. Кэти заскулила, потоптавшись на месте. Как она могла так эгоистично вести себя, прекрасно зная о том, что мама болеет? Её маме — тихой и ласковой, редко позволяющей себе даже голос на неё повысить — нужна помощь! Когда Кэти боролась со смертью на седьмом курсе, находясь под влиянием проклятого ожерелья, мама не отходила от её больничной койки ни на шаг и отказывалась есть. Когда Кэти становилось хуже, и начинались судороги, в палату забегали колдомедики, но они не могли к ней приблизиться, потому что мама рыдала и обхватывала страдающее тело так, что только двое мужчин смогли разжать её руки. Обернувшись, Кэти поймала своё отражение в зеркале на приоткрытой дверце шкафа. Выпущенные из небрежного узелка каштановые пряди спадали вдоль висков. Лицо, хоть и осунувшееся, вернуло себе мягкий бронзовый загар. Отчаянный взгляд Кэти зацепился за массивное кольцо на пальце руки, всё ещё сжимавшей отцовское письмо. Станет ли теперь Маркус её слушать? Как к нему подступиться?.. После случившегося он наверняка не захочет её видеть. Вчера она ведь призналась… А куда делась целая ночь?! Она потеряла сознание вечером, а потом? Размышления прервались громким стуком в дверь. — Войдите, — скорее от неожиданности, чем осознанно ответила Кэти. Руки машинально сунули письмо в щель между ящиками комода. Кэти успела впопыхах пригладить волосы, прежде чем на пороге появился мистер Флинт. Пока его трость ритмично стучала по полу, Кэти уверенно ожидала, когда в проёме возникнет кто-то ещё. Но он пришёл один. Встав за стулом, чтобы хоть что-то стояло между ними, Кэти выпрямила спину и хмуро оглядела мистера Флинта с головы до ног. Если бы он явился сюда с подносом чая, можно было бы разгромить ещё один семейный сервиз. Мистер Флинт ответил ей сухим смешком и тяжело опустился на диван. — Не помешаю? Кэти настороженно молчала. Мысли испуганно метались от вчерашней «Сладкой пассивности» к отцовскому письму. Бессилие слабо тлело в душе, и даже тень надежды на благополучный исход того ада, в котором она пребывает последние несколько месяцев, не могла заставить Кэти сделать вид, что всё в порядке. — Как ты себя чувствуешь? — Сэр, — проглотив ком беззвучной ярости, напряжённо сказала Кэти. Голос подрагивал от насильно вложенной в него вежливости, но глаза приходилось прятать: один только вид радушно-спокойного свёкра вызывал в ней всплеск негодования. — Вы… — Я не стану просить прощения, — мистер Флинт повелительно вскинул руку. Кэти оскорблённо промолчала. — Это была вынужденная мера, и ты о ней не должна была узнать. Он посмотрел на неё со снисходительным одобрением. Кэти вздохнула, резко повернув голову к окну. Она ненавидела этого человека так, как никого раньше не ненавидела. — То, что произошло вчера — случайность, — продолжал тем временем мистер Флинт. — Я сказал эльфу, что с тебя достаточно, но он такой несообразительный, что мне нужно было выражаться конкретнее. И по старой привычке он дал тебе лишнюю дозу. Последствия не из приятных. — Вы чуть меня не убили, — вырвалось у неё. В ответ послышался хриплый смех. — Поверь, немного ломки и реалистичные сны — это максимум того, что тебе грозило. Разозлённая его будничной весёлостью, Кэти подбежала к нему, глубоко дыша. Она чувствовала, как кровь покидает лицо, и сжимала кулаки в попытке сдержаться. Мистер Флинт насмешливо взглянул ей в лицо и грустно улыбнулся: — Но будь уверена, ты в полном порядке. Теперь ты член моей семьи. Не забывай об этом. Шершавые настолько, что царапали кожу, пальцы неторопливо прошлись от побелевших костяшек сжатого кулака, задирая рукав, к локтю. Кэти замерла, как зверёк в засаде. Большая мужская рука обхватила её руку, и большой палец погладил округлённый локтевой сустав. — Только члены вашей семьи имеют право на неприкосновенность? — Кэти как бы невзначай сделала шаг назад, чтобы пальцы мистера Флинта соскользнули с её руки. — Моя задача — обеспечивать ей неприкосновенность. А отвечать за безопасность членов чужих семей вне моей компетенции. Кэти неодобрительно нахмурилась. Циничное деление на «чужих» и «своих», основанное на том, что ценность человека заключается в его принадлежности к нужной семье, оказалось самым жестоким подходом, о котором она слышала. И то, с каким безразличием мистер Флинт говорил о таких вещах, внушало отвращение. Так и есть: она была чужой. Присмотренной, избранной, запланированной — но чужой. Её можно было подтолкнуть к нужному решению зельем, её можно было изводить язвительными комментариями, её можно было подкладывать в постель к сыну, а потом унижать её за это. Но теперь… Бросив сосредоточенный взгляд на обручальное кольцо, Кэти ещё больше помрачнела. Теперь всё должно было закончиться. Почему же её мать всё ещё без лекарств, а она — член бесценной семьи — вынуждена стоять и терпеть странные выходки свёкра? «Однажды этот дом станет моим», — пообещала ему как-то Кэти. Дом — место, в котором чувствуешь себя в безопасности. В нём тебя любят и ждут, заботятся о тебе и о том, что тебе дорого. Пока что особняк Флинтов не был таким местом. В нём было очень много… лишнего. — Что ты видела? Кэти вздрогнула, вырвавшись из потока будоражащих и крайне соблазнительных мыслей. — Что? — недоумённо переспросила она. — Это был всего лишь сон, — произнёс мистер Флинт успокаивающим тоном. — Просто очень глубокий. Кому-то снится прошлое. Знаешь: старые обиды, несбывшиеся мечты. Кто-то может прожить во сне целую жизнь, а его разбудят спустя полчаса. Наше сознание такое прихотливое. Никогда не знаешь, что оно выкинет. — Вы хорошо знакомы с эффектом зелья, — тихо заметила Кэти. Мистер Флинт какое-то время молчал, изучая её лицо. — Мне доводилось… принимать его, — с добродушным вздохом признался он. — Очень часто. Я был младше тебя. Я бы не стал опаивать тебя тем, в чём не был уверен. Он галантно поднёс её руку к губам и обжёг пальцы лёгким поцелуем. Всё это потеряло всякий налёт псевдо-отцовской заботы. Кэти дёрнулась, освобождая руку, и поспешила вернуться к разговору. — Я не помню, что мне снилось, — честно призналась она. — И такое тоже часто бывает, — ответил мистер Флинт, но его цепкий взгляд не вязался с невинным течением беседы. У Кэти перехватило дыхание. Мистер Флинт попытался встать, и она отшатнулась, в смятении обняв себя и отойдя в дальний угол комнаты. Больная нога не позволяла ему плавно разогнуть колени, и он протянул руку. — Помоги. — Нет, — холодно отозвалась Кэти и замотала головой. Она больше ни на шаг к нему не приблизится. — Что ж, — мистер Флинт горько усмехнулся и со стоном навалился на трость сам, медленно поднимаясь. Дверь за ним закрылась, а Кэти продолжила стоять в углу комнаты, пока скрещенные на груди руки мелко дрожали. Она неотрывно смотрела в пол, думая о случившемся. Казалось, что после свадьбы пребывание здесь станет легче, но за эти два дня замужества на неё свалилось больше, чем за всю жизнь. Если что-то не сделать прямо сейчас — что-то действенное, толковое — момент будет упущен, и давление на неё будет только усиливаться с каждым днём. Она и так дотерпела до критической точки, пора немного ослабить хватку на своём горле. Хотя бы ради мамы. В библиотеке по обыкновению никого не было, кроме перешёптывающихся на полках книг. Кэти никогда не была заядлым книгочеем, но не отказывала себе в удовольствии проглотить раз в месяц какой-нибудь юмористический рассказ или приключенческий роман. Детективы навевали на неё смертную скуку, а любовные истории раздражали своей наивностью, из-за чего она часто ссорилась с Алисией… Кэти нахмурилась, отгоняя непрошенные воспоминания. Здесь, в битком набитой книгами комнате, она ненадолго отрезала себя от окружения, всего людского мира, и только вереница едва понятных слов на сухой странице спасала её всё это время от сумасшествия. Неоспоримым достоинством библиотеки было и то, что домочадцы не имели привычки её посещать. Здесь давно никто не наводил порядок, книги на одну и ту же тему могли стоять бок о бок, а могли разбрестись по разным полкам, когда кто-то торопливо возвращал их в шкаф. Пособия, учебники и статьи по зельеварению были хаотично расставлены среди исторических трактатов и сборников детских стихов. Кэти провела пальцем вдоль жёсткого ряда разноцветных корешков, стараясь не поднимать глаза — верхние полки были отведены под книги о тёмных искусствах. Древние, покрытые слоем пыли толщиной с палец, они молчаливо взирали на неё сверху с нотками надменности, но пугало не это: на некоторых из них пыли было меньше всего. «Сладкая пассивность» нашлась в первом же колдомедическом справочнике, но прежде чем наткнуться на знакомые слова, отозвавшиеся краткой вспышкой тупой боли в сердце, Кэти час просидела над всевозможными перечнями самых сложных и опасных в применении зелий. Поиск информации должен был отсрочить решение родительских проблем. Мысль о том, что однажды придётся выйти из библиотеки и угнетённо поплестись к мистеру Флинту для второго малоприятного разговора, приводила в исступление. До страницы, где авторы поместили статью о «Сладкой пассивности», оставалась четверть книги, когда Кэти отвлеклась на посторонний шум — щёлкнула ручка закрывающейся двери. — Я тебя по всему дому ищу, — оглядывая беспорядок на столах и разворошенные шкафы, недовольно произнёс Маркус. Кэти отодвинула от себя книгу и медленно поднялась. — Что-то случилось? Не дойдя до неё, он так и остановился с открытым ртом. Кэти злорадно усмехнулась. Пичкать её сомнительными зельями на протяжении нескольких месяцев и неоднократно принуждать к близости, после чего не обнаружить её в спальне… А она спокойно спрашивает, что случилось. — У… — Маркус запнулся, неловко разминая шею. — У тебя всё в порядке? Потеряв все тщательно найденные остатки самообладания, Кэти переменилась в лице. — Нет, у меня не всё в порядке, — она скрипнула зубами. — Знаешь, нужно было внести в твою клятву некоторые изменения: «Обязуюсь защищать её от всего, что не является моим отцом». Как считаешь? — Что он опять сделал? — сурово нахмурился Маркус. — Он? — мигом взвилась Кэти, выходя из-за стола. — Если бы все беды исходили от него одного, моя жизнь была сказкой. Я одного не понимаю: откуда у тебя такое отношение ко мне? Я… Я ведь… Делаю всё, как ты говоришь. Я стараюсь. Я через столькое прошла, но становится только хуже. — Горло напряглось от подступающих слов. — Для чего нужно было это зелье? Мне… мне просто необходимо время. Я только привыкну к чему-то одному, а они выдумывают новые правила. И мама… Громко всхлипывая, Кэти ударила его в плечо. Кулак свело от боли, но она продолжила бить: ещё и ещё, по плечам, груди… Он продолжал безразлично стоять перед ней, даже не вздрагивая под градом истеричных ударов. — Мама болеет! — заревела Кэти. — И мне никто не поможет… Маркус перехватил её беспорядочно молотящие руки и неловко отвёл от себя. Кэти увидела на его лице гримасу муки, как будто он сам сейчас начнёт плакать. Воодушевившись этим, она продолжила: — Я больше не буду ничего ни пить, ни есть! — Нет, нет, всё… — потерянно повторял он в попытке успокоить её. — Это… — Он тяжело сглотнул. — Это его идея. Он не говорил мне о ней вплоть до дня рождения. Вчера вечером тебе стало плохо… — Мне было плохо ещё до вечера! — в сердцах выкрикнула Кэти. — Посмотри на меня — я умираю! Можешь злиться и закатывать сцены сколько угодно, но долго я так не протяну. Я говорю тебе правду, Маркус, как всегда и говорила — с таким отношением мне предпочтительнее могила, чем брак. В голове вдруг заговорил ехидный голос: «Чья могила? Матери?» — М-моя, — дрожащими губами уточнила Кэти. — Моя могила. — Зелье не делает человека безвольным, — принялся объяснять Маркус. — Оно притупляет строптивость, и не заставляет человека ничего делать против воли, иначе бы зелье было запрещённым, как Империус. Все решения человек принимает сам, просто им становится легче управлять. Колдомедики прописывают его трудным подросткам, чтобы они научились думать, прежде чем делать. Кэти подняла на него затравленный взгляд и пригрозила пальцем. — Я не трудный подросток, — жёстко припечатала она. — Я не вещь, на которой можно сорвать злость. Если ты мне не доверяешь, если ты готов так поступать — зачем нужно было жениться? Если ты не в состоянии меня защитить, зачем нужно было жениться? Если моя мать всё равно загнётся без лекарств, зачем я соглашалась? — Она пытливо заглянула ему в глаза. — Зачем? — Мы вылечим её. Я обещаю. Кэти насмешливо фыркнула ему в лицо и отошла в сторону. — Обещаешь! Твой отец всячески намекает, что всеми делами здесь заправляешь не ты. Какой смысл… — Огонь, пылающий в камине, неровно заиграл на её озлобленном лице, — …быть женой наследника, если он не имеет никакого влияния? Она повернулась к нему с грустной улыбкой. — Я разочарована. Я была уверена, что ты здесь не на последних ролях. Но… Твой отец и твоя мать, видимо, подавляют не только меня. Было сложно сдерживать невесёлое ликование. Маркус поник и о чём-то сосредоточенно размышлял, сжимая кулаки и не замечая, как тесно сплетаются провокационные мысли с его собственными. Он настраивал её против близких, а теперь она делала с ним тоже самое. И совесть молчала. Кэти подошла ближе, дотрагиваясь до синяка у него на щеке. Такого не могло остаться от бладжера, такой ставят крепкой затрещиной. Он блаженно закрыл глаза, руки у неё были ледяные. — Больно? Стыдливо кивнул. — Я тебе не враг, — прошептала она. Можно было спокойно отойти и заняться чтением, но Кэти предпочла завершить спектакль красиво. — Мама ждёт нас в больнице. — Привстав на носочки, она поцеловала синяк и перехватила устремлённый на неё по-детски влюблённый взгляд. Маркус недолго боролся сам с собой, то порываясь что-то сказать, то обхватывая её за локти. В конечном счёте он решительно сжал губы и молча ушёл. Как только шаги в коридоре стихли, Кэти устало, но победоносно упала в кресло. Дать ему то, чего он желает, она не может. Но создать видимость этого — не так уж и сложно, если такова цена мира и благополучия, пускай весьма и весьма условных.