***
Что было дальше? У него с трудом получалось вспомнить эти события. Возможно, из-за того, что последовавший за ними ужас вытеснил всё. Кажется, он просто слонялся по первому этажу, потом его кто-то окликнул. Кто? Крэп, Флюкс? Крэп точно был там, он разговаривал с ним… А потом он увидел Линдеманна — почему-то необычайно довольного. — Эй, Тилль! Чего это ты такой красноносый? Вроде не Новый Год! — подколол его Крэп. Тот недружелюбно покосился на «врага» и ответил коротко: — Я упал, — а потом добавил со странной напускной весёлостью, — Рихард знает, он подтвердит, да, Рихард? И приобнял его за плечи. Мужчина с негодованием оттолкнул его от себя, учуяв запах алкоголя. — Да ты пьян, иди проспись! Тилль разразился хохотом: — У-тю-тю, какие мы нежные. Деро своему побеги и пожалуйся! Он хороший, он тебя защитит! — И, помедлив, добавил. — Особенно теперь! Ха!***
Когда же он решил пойти к Деро? Должно быть, вскоре после этого… стукнулся в номер, понял, что дверь закрыта, достал из кармана ключ… В комнате было темно, и Рихард тихо спросил: — Ты спишь, Деро? Кровать скрипнула. — Мне включить свет? Никто не ответил, и Круспе, осторожно ступая, начал пробираться к своей кровати. Штефан спит, подумал он, зачем беспокоить его сейчас. Он присел на кровать и расслабленно выдохнул, когда в тишине раздался сдавленный стон. Рихард кинулся к выключателю и щёлкнул. Свет больно резанул по глазам, и на миг он зажмурился. А открыв глаза, увидел то, что с тех пор всегда преследовало его в кошмарах… Деро лежал поперёк кровати — избитый, с кляпом во рту. Под его головой на белой простыне алело пятно. Кровь! Обнажённое тело трясли судорожные спазмы. Руки, связанные за спиной поясом белого халата, мелко дрожали. По ногам текла кровь. Много крови… Рихард в панике бросился к мужчине и вытащил из его рта мокрый кусок белой тряпки. Потом он принялся развязывать пояс, но только больше всё запутал. — Я сейчас, — срывающимся голосом шептал он. — Я освобожу тебя… Гои медленно повернул голову набок. И Круспе закричал, увидев его белое от ужаса лицо. На щеках засохли дорожки от слёз, а в широко распахнутых глазах застыл страх. Штефан тихо-тихо застонал от боли, а потом едва слышно пролепетал: — За что... Рихард… После этого пересохшие губы сомкнулись, а глаза закрылись. — Деро, подожди… подожди, всё будет нормально… — Быстро вызывайте «скорую»! — завопил кто-то рядом. А в следующее мгновение сильные руки бесцеремонно отшвырнули Рихарда на пол и над ним склонилось злое лицо. В тот момент он даже не узнал Флюкса. Обычно спокойный, уравновешенный и мило улыбающийся, сейчас он просто разрывался от злобы и бешенства. — ТЫ! — заорал гитарист Умф и со всей силы ударил мужчину кулаком в живот. Круспе согнулся пополам от жуткой боли и сполз на пол, и Роберт, совершенно озверев, стал бить его куда попало, не контролируя себя. А Рихард только сжимался на полу и вяло пытался защитить голову...***
Вот так всё и закончилось. Мечты в одночасье обернулись кошмаром, который отныне навсегда воцарился в жизни Рихарда, не оставляя места ни для чего другого. Мужчина вспоминал, как был шокирован, узнав, что Деро изнасиловали. Он долго ломал голову, спрашивая себя, кому и зачем это понадобилось, какой силой нужно было обладать, чтобы сломить молодого здорового мужчину, и выздоровеет ли когда-нибудь Штефан — но сколько бы он ни размышлял, он не мог найти ответа ни на один из этих вопросов. Рихард слышал, что сам Деро не смог рассказать ничего — мозг стёр картину произошедшего, пытаясь уберечь психику от краха. И следов на теле Гои не обнаружили — как оказалось, кто-то очень умный (впоследствии выяснили, что Крэп), отвёл его в душ и всё смыл. Сам Андреас оправдывался, говоря, что это Деро попросил его смыть кровь — но ему, конечно же, никто не поверил. Говорили, что его даже подозревали, как вероятного преступника, но не смогли ничего предъявить, потому что не было ни мотива, ни улик. Сведения о дальнейшей судьбе Штефана Круспе собирал по крупицам. И из того, что сумел узнать, вырисовывалась поистине кошмарная картина. Фронтмен Умф был направлен в психиатрическую клинику. После года лечения его состояние стабилизировалось — он вновь начал разговаривать, не забивался в угол с наступлением темноты и не орал, как резаный, при виде близких и друзей, но о том, чтобы и дальше выступать на сцене, не могло быть и речи. Слишком силён был страх. Деро пытался бороться. На какое-то время он даже возобновил работу с группой, но все организованные выступления заканчивались провалом, потому что от одного вида публики он впадал в панический ступор или начинал биться в истерике. В конце концов почти все потеряли с ним связь. Только самые близкие знали, где он находится и что с ним, но Рихард отлично понимал, что его шансы вытянуть какие-то сведения из Крэпа или Флюкса равны нулю. Круспе мучился и страдал. Он хотел вернуть прежнего Деро, он желал услышать его голос вновь, ещё раз взглянуть в его глаза, попросить прощения за то, что оставил его тогда в номере одного, что не защитил от беды... Ради этого он сочинял письма — умоляющие, нежные, безумные — и отправлял их на электронную почту Гои, каждый день по одному, день за днём в течение полугода. И чем больше было писем, тем сильнее разгоралась его любовь. «Читал ли ты хоть одно? — подумал он, проводя пальцами по фотографии, светящейся на экране. — Понимал ли ты, как страстно я хочу превратить каждое посланное слово в поцелуй и запечатлеть его на твоей коже? Чувствовал ли мои руки, ласково обнимающие тебя? Слышал ли ты моё жадное дыхание, стук моего сердца?» Рихард тяжело вздохнул и выключил компьютер. Он прекрасно знал, что ждёт его дальше — очередная безумная ночь, полная тяжёлых мыслей, жестокого самообвинения… и ядовито-сладкого бреда. В последнее время он уже не мог отделить одно от другого. Семьсот тридцать дней без него, восемнадцать тысяч часов кошмара и боли. Вначале ещё как-то получалось справляться, но день за днём становилось хуже. Всё опротивело. Не хотелось существовать без Деро, просыпаться без него, дышать без него. «Это ни на что не похоже, — размышлял Рихард, засыпая. — Я уже с ума сошёл. Зачем я ночи напролёт строчу эти письма? Чтобы до него достучаться? Это смешно. Он мне никогда и ни за что не ответит. Он не нуждается в моей заботе, у него есть друзья и любимая. Я для него — никто. Но почему я ничего не могу поделать со своей любовью?»