***
Гои потянулся к плечу спящего. Сейчас его непрошеный посетитель напоминал брошенного котёнка — беззащитный, маленький, замёрзший клубочек. Как ни ненавидел Деро людей, рука не поднималась ударить его. Он провёл рукой по коротким волосам Круспе, прикоснулся к щеке и к шее. Тот сжался, и тут что-то всколыхнулось в душе Штефана. Подумав немного, он понял, что это жалость. — Ну-ну, всё-всё-всё, — пробормотал он, поднимая Рихарда на руки, как младенца, и неся к дивану. Мужчина доверчиво прильнул к нему и положил голову на плечо. Его губы почти касались щеки Деро, а горячее дыхание обжигало кожу. «Тащу взрослого мужика спать. Отлично, — подумал Деро. — Наверное, со стороны я выгляжу полным дебилом». — Вот так, — сказал он, осторожно опуская Рихарда на диван. Тот на секунду задержался перед тем, как разомкнуть объятие, но потом упал на подушку и засопел. Штефан уселся на край дивана и недовольно процедил, не сводя глаз с Рихарда: — Зачем ты явился сюда? На мгновение захотелось отвесить ему пощёчину, а потом схватить за шкирку и вытолкнуть из дома — но что-то не давало Деро этого сделать. Может быть, та самая жалость, которую он испытал при взгляде на бледное усталое лицо, а может быть, простая порядочность — куда деваться сонному человеку в двенадцать часов ночи в незнакомом городе? Деро обвёл взглядом комнату и удивился: «Ну надо же, этот идиот прилежно убрал весь беспорядок, как и обещал». Присмотревшись к лицу Рихарда, освещённому лишь слабым светом лампочки, горящей в спальне, он язвительно усмехнулся. Всё тот же Круспе, участник Раммштайн — темноволосый, остроскулый, ничуть не красивый. Наглая рожа. «Пришёл тут, указывает, — с негодованием подумал он. — Счастливый, здоровый, популярный... Надо бы ему подушку принести, пусть хоть выспится нормально». Деро поднялся и отправился в спальню за одеялом и подушкой. Когда он возвращался, ему показалось, что Рихард наблюдает за ним, чуть приоткрыв один глаз, но приглядевшись, он понял, что тот спит крепче некуда. «Просто отблеск света», — успокоил Деро себя, осторожно приподнимая голову спящего и подсовывая под неё подушку. Укрыв его одеялом, он вновь присел на диван, почти машинально поправил подушку (привычка, оставшаяся ещё от детства), и шепнул: — Вот теперь спи. Рихард улыбнулся и потянулся губами к его руке, лежащей на подушке, будто желая её поцеловать. Деро в ужасе отпрянул, вскакивая с дивана. «Что это такое он творит? — с отвращением скривился он. — Он что… гей? А на вид казался стопроцентным натуралом. Интересно, он с кем-нибудь в группе спал? С Линдеманном, например?» Деро представил эту картину. Линдеманн и Круспе в постели — захватывающее зрелище, ничего не скажешь. Медведь и тюлень, шкаф и садовая телега, тупой и ещё тупее. Неожиданно он ехидно улыбнулся. «Не моё дело рассуждать, кто с кем спит, — подумалось ему, — но Круспе завтра получит от меня один прикольчик. И после того, что я с ним сделаю, он в слезах убежит домой, теряя по пути штанишки… Да, именно». Всё ещё хитро ухмыляясь, он направился на кухню в надежде чего-нибудь перекусить. Вид комнаты, захламлённой черепками, мигом стёр улыбку с его лица. «Молодец, Деро, — обругал он сам себя. — Скажи „спасибо“ своим заскокам. Да ещё и любимую сахарницу грохнул. Ужас. Ничего святого».***
Измученный и усталый, Рихард проснулся поздним утром. — Деро, — позвал он. — Ну слава богу, спящая красавица, — послышалось из-за двери спальни. — Я уж думал, ты до обеда будешь дрыхнуть. Рихард поднялся на ноги, подошёл к двери и дернул ручку. Заперто. — Не дури, — строго сказал голос. — Я не выйду к тебе. — Ну и сиди там, — обиделся Рихард. — Подумаешь. Очень нужно. Он направился на кухню и в первую секунду даже оторопел — там был порядок. Как будто ночью прилетала волшебная фея и одним взмахом палочки убрала осколки тарелок и разобрала раскиданные предметы по местам. «Ух ты, ну надо же» — подумал он, развеселившись. После такого даже завтрак из замороженных овощей показался весьма неплохим блюдом. Вымыв за собой тарелку, он поставил её в пустую погнутую посудницу и пошёл через гостиную к двери спальни. Потоптавшись возле неё, он решился начать разговор: — Эм, Деро… — Да? — отозвались оттуда. — Спасибо за то, что дал мне поспать у себя на диване и всё такое. — Я — вежливый хозяин, — ответил Деро. — С гостями не подобает вести себя грубо, даже с теми, которые нахально явились без приглашения и молотят ногами в дверь, требуя, чтобы их впустили. — Да хватит уже про дверь! — обиделся Рихард. — Понял я, понял, больше так не буду. Я прощён? Молчание. А потом неожиданный и бесцеремонный вопрос: — Ты лучше расскажи, как поживает твоя группа? Как-то удивительно, что ты ничем не занят и не торопишься домой. — Мы отдыхаем друг от друга, — буркнул Рихард. В вопросе он ясно расслышал: «Убирайся». — И вообще, почему тебя это так интересует? — Я ваш самый преданный поклонник, — с сарказмом произнёс Деро. — Смешная шуточка, — процедил гитарист Раммштайн. — Ухохочешься. — Нет, ну правда, как вы? Как Линдеманн? Всё ли с ним в порядке? — А ты не хочешь спросить, в порядке ли я? — рассердился Рихард. — Ты говоришь, что будешь вежливым, а сам только и делаешь, что грубишь. Штефан проигнорировал это замечание. — Скажи, Деро, что мне сделать, чтобы остаться с тобой? Я хочу, чтобы тебе стало легче, а больше мне ничего не нужно. — Неужели? — вкрадчиво сказал голос. — А я думал, ты хочешь ещё кое-чего от меня… — Чего же, по-твоему? — Например, любви… — почти нежно прошептал Штефан. — Как ты ко мне прижимался сегодня ночью, с ума сойти. Маленький тёплый комочек, как мило… Так бы и приласкал бедняжку. — Деро, перестань издеваться надо мной. — Круспе, скажи, ты хотел бы поцеловать меня? От этого вопроса Рихард вспыхнул, как спичка. «Поцеловать… — подумал он, — всего лишь поцеловать, Деро? Целомудренно коснуться губами и тут же пугливо отстраниться? Нет… Я не отрывался бы от тебя, будь на то твоя воля…» Он привалился спиной к двери и пробормотал: — Нет. Я бы не хотел. — А заняться любовью, если бы представилась такая возможность? «Да! Да! ДА!» — хотелось закричать Рихарду. О, этот голос Деро… мягкий, с едва заметной хрипотцой. Такой возбуждающий и так близко. — Нет, — почти простонал он, обнимая себя руками. — Как обидно… А я бы мог доставить тебе немало приятных минут. Я очень чувственный любовник. Только представь, как я обнимаю тебя сзади и осторожно кусаю в шею… — Ч-что? Как? — Как вампир… Ты бы не хотел такого? Знаешь, я читал, что в момент укуса упыря жертва испытывает почти неземное наслаждение… — Заткнись… — пролепетал Рихард, в голове которого уже возникла эта сцена: Деро, стиснувший его в жадных объятиях, кусает его шею и присасывается к ней, постанывая от наслаждения. Насытившись, он нежно целует место укуса, а потом проводит по уху Рихарда влажным и тёплым от крови языком и страстно шепчет: «Ты — мой». — А ты помечтай. Не верю, чтобы никогда в твоей голове не зарождалось ничего подобного. Представь, что ты в моих объятиях. Давай поиграем, фантазии ещё никому не вредили. — Да ты с ума сошёл… — заскулил Рихард, судорожно хватая губами воздух. Штефан тихо рассмеялся и продолжил ласково шептать: — Почему же? Представь, как я покусываю твою теплую шейку, медленно скользя руками по талии. Тебе это очень нравится, но ты хочешь большего. Ты захватываешь мои ладони и направляешь их к своему животу. Чувствуешь? — Боже… — Рихард вздрогнул, ощутив прикосновение горячей ладони к обнажённому животу. Он не понял, что это его собственная рука — сейчас ему казалось, что к нему прикасается Деро. — Вот так, вот так, мой хороший... Я задираю на тебе футболку и осторожно прикасаюсь к тебе. Твоя кожа такая мягкая, тёплая и нежная... Я наслаждаюсь тобой, потому что хочу тебя. А ты меня хочешь? Рихард закрыл глаза, наслаждаясь этим страстным шёпотом и этими словами. Совершенно не осознавая, что делает, он ослабил ремень на брюках и рванул молнию вниз. Ладонь скользнула под резинку трусов. Он ласкал себя, представляя, что это делает его возлюбленный. — Ты — само совершенство, — лился в уши медовый голос. — Я хочу целовать тебя, как любящая мамочка, и развратить, как злобный отчим… Я хочу, чтобы ты кончил в моих объятиях, требуя ещё и ещё. Я хочу увидеть, как у тебя на меня встаёт… Ришенька. Рихард громко застонал, стискивая в ладони член, всё сильнее напрягающийся под рукой. — Штефан, это... это слишком! — Слишком хорошо для тебя, Рихе? Но я не хочу останавливаться… Я хочу целовать твои волосы и тонкую кожу за ушком. Хочу, чтобы ты покорился мне, навсегда покорился и забыл обо всём. Хочу, чтобы ты, такой гордый и высокомерный, умолял меня тебя раздеть. Рихард готов был рухнуть без чувств возле двери. Возбуждение разливалось по телу, туманя мозг, парализуя разум. Он обхватил пальцами стоящий столбом пенис и принялся водить рукой вверх и вниз, понимая: ещё одно слово из-за двери — и он кончит. Деро со своей стороны навалился на дверь и страстно прошептал: — Я хочу твою сладкую задницу… — Перестань! — закричал Рихард. — Перестань, хватит! Я не могу больше! — У тебя со всеми так быстро? — нежно произнес Гои. — Или это я так завожу тебя? Признайся мне, моя девочка, ты грезишь о том, как я трахаю тебя? — Да! — застонал мужчина, всё теснее прижимаясь к заветной двери и почти с остервенением водя рукой по сочащемуся смазкой стволу. — Чёрт возьми, Штефан, да, да, да! Ааах… Ослабевшие ноги подкосились, и он грохнулся на пол. Напряжение по каплям покидало его. Деро злобно хохотал. — Ну и мерзавец же я, — проговорил он. — Правда? — Ты… — Получил своё? Понравилось? А теперь убирайся отсюда, мерзкий вонючий извращенец. Убирайся и никогда не суйся больше в мой дом. — Ты сволочь, Штефан Музиоль! — выпалил Рихард. — Нет, мой дорогой, сволочь — не я, а ты. Ты и твои любезные Раммштайн! Если бы не вы и не это дурацкое турне, я был бы здоров сейчас! — Да? — едко процедил Рихард. — Тогда отчего же ты не скажешь ничего про своих друзей? Крэп и Флюкс слишком святы для того, чтобы беспочвенно обвинять их? — Ой, смотрите, знаменитый гитарист Круспе перешёл в оборону! — язвительно проговорил Деро. — Не тронь моих друзей! А если тебе так дорог твой прекрасный коллектив, так вали отсюда! Беги к Линдеманну и оставь меня! — Никуда я не уйду! — Уйдёшь. Я могу сделать тебе намного хуже. Это была только разминка. — Больше ты мне ничего не сделаешь! — Посмотрим ещё.