***
«Где это я?» — подумал Рихард, проснувшись в полной темноте. Он хлопнул в ладоши, но свет не загорался. Тогда он провёл руками вокруг себя и удивился тому, что рука не соскользнула с края узкого дивана. Он уткнулся носом в подушку, на которой лежал, и уловил знакомый цветочный запах геля для душа, которым мылся Штефан. Значит, это была его подушка. И лежал Рихард не на диване, а на кровати. На кровати в спальне Деро. Эта мысль заставила его в панике соскочить. И это была не лучшая из идей, потому что он тут же сильно ударился о тумбочку, отпрыгнул, воя от боли, и врезался спиной в шкаф. Щёлкнул выключатель, заливая комнату светом. Рихард сидел на полу, потирая ушибленное колено, а сердитый Деро стоял в дверном проёме: — Какого чёрта ты всё здесь громишь? — Прости… — виновато произнёс Рихард. — Вот так пускаешь людей поспать в свою комнату, а они потом дома сносят, — проворчал Деро. — А где ты спал? — На диване, — спокойно ответил мужчина, — кстати, там жутко неудобно. Стелил бы ты лучше себе на полу, что ли. — На полу твоей спальни? — пошутил Рихард, но Деро эта фраза смешной не показалась. Презрительно скривившись, он повернулся к нему спиной и ушёл в гостиную. Рихард осторожно поднялся и осмотрел комнату, в которую раньше никогда не заходил. Она разительно отличалась от других — не только чистотой (видимо, Гои хотел сохранить островок порядка и здравого смысла посреди того хаоса, в который сам же превратил остальной дом), но и тем, что здесь не было ничего белого. Черное постельное бельё, алый шкаф, тёмные плотные шторы. Эта комната напоминала нору, или, возможно… утробу. Которой она по сути и была, ведь Деро проводил здесь большую часть своего времени. На тумбочке рядом с будильником мужчина увидел фотографию юных Умф в простенькой рамке. Молодой Флюкс уже тогда был до жути серьезным, Крэп так же стоял чуть позади остальных, скромно улыбаясь, а Деро корчил в камеру рожи. Рихард грустно вздохнул и отвернулся. Не было сил видеть прежнего Штефана, в счастливом неведении прикалывающегося на камеру. Того, который не орал от страха, стоило кому-то приблизиться, который не избивал себя и не закрывался в себе, боясь, что его снова ранят… Чтобы отвлечься от горьких мыслей, мужчина решил пока подумать о повседневных вопросах. Живот урчал от голода, да и умыться бы тоже не мешало. Как ни странно, на кухне его ожидал более чем приятный сюрприз — макароны с овощами и салат. А на сковороде — мясо с подливой, специально для него. И жёлтый стикер на кухонном шкафчике над плитой: «Спасибо». — Спасибо… — с улыбкой прошептал Рихард. Он готов был расцеловать эту маленькую бумажку. Для него она была солнечным лучом, случайно заглянувшим в дом сквозь закрытые окна.***
Деро читал в гостиной, лёжа на диване, когда услышал тяжёлые шаги, ставшие уже привычными. Рихард взял из шкафа книгу и молча сел в дальний угол комнаты, не глядя на него. «Ага, — мелькнуло в голове Деро. — Знает, что виноват» — Круспе, сядь ближе, я хочу поговорить, — сердито процедил он, поднимая глаза от книги. Рихард боязливо поднял голову, но с места не сдвинулся. — Ты помнишь правила, которые мы установили, когда договорились с тобой? Тот коротко кивнул. Деро заметил, как он судорожно сглотнул и как быстро сжались и разжались руки. Занервничал. Предвкушая возможность всласть поиздеваться, Деро специально помолчал несколько минут, глядя на него в упор. — Ну так, — он заговорил, пытаясь походить на строгую мамашу, встречающую дочь с ночной дискотеки, — зачем ты пошёл в мою спальню? Ты ведь знаешь, что в случае нарушения правил я ухожу в комнату и запираюсь? — Да, — кажется, сработало: Рихард говорил едва слышно и уже начал краснеть. — Тогда почему ты так поступил? — Деро продолжал спектакль. — Признайся мне, Рихард, ты ждал, чтобы я лёг к тебе? Хотел изнасиловать меня? — Нет, Штефан, что ты… совсем нет… Мы же договорились. Я — твой врач, ты — мой пациент. Помнишь? Это было сказано так искренне и наивно, что у Деро пропало всякое желание продолжать цирк дальше. Неужели Рихард действительно хочет помочь ему и верит в эффект «терапии»? Неужели он действительно ему дорог? Совершенно растерявшись, он поднялся и стал ходить по комнате из стороны в сторону. — Врач, тоже мне… — наконец произнёс он. — Круспе, врачу нужно доверять. Как я могу доверять тебе, если ты себя так ведёшь? Он остановился напротив Рихарда и наклонился, чтобы заглянуть в глаза. Тот виновато опустил голову, но он взял его пальцами за подбородок и снова поднял лицо вверх. «Какие чистые глаза… — на секунду пронеслось в его голове. — Только в них бы и смотрел…» — Зачем, Рихард? — произнёс он, неожиданно даже для самого себя услышав в своём голосе нерешительность и даже… какую-то нежность. Чёрт, что с ним творится? — Прости, Деро, — прошептал Рихард. — Я вовсе не хотел ничего такого, я просто спутал. Не запирайся больше от меня, пожалуйста… Деро отпустил его и тяжело вздохнул, отводя взгляд. — Господи, да не стану я больше запираться. Я устал от этого и хочу вылечиться. Но пообещай мне, что больше ты не будешь соваться ко мне в комнату без разрешения. — Обещаю, — твёрдо сказал Круспе. На некоторое время в комнате воцарилось молчание, а потом Деро произнёс: — Хорошо, я верю тебе, — и добавил, — именно поэтому я хотел бы предложить нововведение в рамках нашей терапии. Почему бы тебе с этого дня не сидеть в гостиной около дивана? Мы могли бы беседовать друг с другом, ты мог бы прикасаться ко мне. Рихард уставился на него, приоткрыв рот и вытаращив глаза. Деро усмехнулся про себя, думая о том, что он целиком и полностью предсказуем. Именно такой реакции на свои слова он и ожидал. «Сейчас ещё начнёт что-то лепетать едва слышно, не зная, что придумать», — ехидно подумал Гои. И точно. — Ну я… я бы… — Если ты не хочешь, я не стану навязываться, — понимая, что эффект достигнут, Деро отошёл, лёг на диван с книгой, искоса наблюдая, что Круспе будет делать теперь. Тот некоторое время молча смотрел в пол, задумчиво почёсывая голову, потом, решившись, поднялся, взял книгу, недоверчиво взглянул на него, осторожно подошёл к дивану и сел на пол — чуть поодаль, видимо, опасаясь, что Деро может пнуть его ногой. Тот хихикнул про себя и, подождав, пока Рихард немного расслабится, протянул руку и погладил его по голове. Круспе в ужасе шарахнулся от него и зашипел: — Ты что творишь?! — Думал, не достану? — хитро улыбаясь, произнёс Деро, глядя, как Рихард злобно сверкает глазами, готовый в любую секунду наброситься. — Ну ладно, не сердись. Я хотел научиться взаимодействовать с тобой, но думаю, случайно погладил против шёрстки. Ну прости. — Ага, взаимодействовать, — Рихард отодвинулся ещё дальше, — да-да! Нечего мне тут на уши лапшу вешать! Опять дурацкий прикольчик в твоём стиле! Учти, я больше спускать этого не буду! Надоело! Ты ведь знаешь, что я… я… реслингом занимался, вот! И в случае чего я тебя… — Ой-ой-ой, — протянул Гои, прячась за книгой. — Этих случаев было уже множество, но я почему-то до сих пор хожу живым. Рихард сжал губы и фыркнул. Некоторое время они сидели в молчании, делая вид, будто не заинтересованы друг другом. А потом Деро увидел краем глаза, как Круспе подвинулся ближе к дивану и ближе к его руке. Штефан словно невзначай положил ладонь на его голову и запустил пальцы в волосы. Рихард закрыл глаза и заулыбался — точь-в-точь как довольный кот. Не прекращая почёсывать его, Деро отложил книгу в сторону и тихо произнёс: — Рихард… — М? — Расскажи мне о себе. — Зачем? — протянул тот, откидываясь назад. — Не думаю, что тебе интересна биография участника Раммштайн. — А давай представим, что ты не участник Раммштайн, а просто мой хороший знакомый по имени Рихард, и я хочу подружиться с тобой. — Хитрюга, что ты задумал? — Ну не знаю… — задумчиво протянул Деро, ласково поглаживая его по голове, — хотелось бы узнать тебя, возможно даже изменить мнение о вашем коллективе. Но если хочешь, я могу и дальше продолжать считать тебя копией Линдеманна. Как и ожидалось, обидное высказывание попало точно в цель. Рихард отстранился от его руки и пробормотал: — Идиот. Раммштайн — это не Линдеманн, помноженный на бесконечность. Я, к твоему сведению — тоже личность, и тоже много для группы сделал. — Ну вот и расскажи мне. Рихард сел так, чтобы видеть Деро, а тот удобно лёг на бок и приготовился слушать. — Хорошо. Расскажу. Знаешь, я совсем не хотел быть музыкантом….***
Так прошла неделя, в течение которой Рихард и Деро всё больше сближались. Днём они беседовали в гостиной или читали вместе, либо занимались домашними делами, а вечера были отведены для «терапии». К концу недели Деро позволил Рихарду осторожно погладить себя по руке и даже улыбнулся, а не отскочил в ужасе. Ели они теперь за одним столом, хотя во время еды Деро запрещал Рихарду прикасаться к себе, а когда тот однажды ослушался — швырнул в него варёной морковкой. Тот не стал спускать обиду и закидал его салатом. За эту проделку Деро весь день не выходил из спальни, и чтобы выманить его на вечернюю терапию, Рихарду пришлось идти в магазин, покупать пирожные и подкладывать их под дверь. Хоть Рихард и обещал, что все обязанности по дому возьмёт на себя, Деро не дал ему этого сделать, и часто у них возникали споры по поводу того, кто будет, например, готовить обед. — Как я могу тебе верить в этом вопросе?! — сердился Деро, отталкивая Рихарда от кухонного стола. — Опять ты в салат кусок мяса сунешь, чтобы всё съесть в одну морду, а я — голодным ходи! — Но я же уже извинился! — оправдывался тот. — Кыш-кыш-кыш, ничего и слушать не желаю! Не меньше проблем было и с уборкой: — Отдай! Отдай! — кричал Рихард, пытаясь плечом высадить дверь спальни. — Верни мне щётку сейчас же, барабанщик паршивый! Деро резко распахнул дверь, отчего Рихард полетел на пол к его ногам. — Вот значит как! — Деро навис над ним, держа щётку от пылесоса, как боевое копьё. — Я — «барабанщик паршивый»? Ну, Круспе, ну погоди! На Рихарда посыпались удары — не сильные, но ощутимые. Он вскочил и бросился бежать, Деро рванул за ним. Нагнал он его в гараже, как раз возле двери. — Попался, заяц! — торжествующе выкрикнул он, прижимая противника к стене. Рихард расхохотался. — Деро, ну перестань. Дай мне нормально убраться в комнатах. Нечего отбирать у меня пылесос. Тот осторожно снял клок пыли с его волос. — Не надо. Я сам всё сделаю. Ты и так стараешься для меня. Рихард хотел было начать спорить, доказывать, но вместо этого только отвернулся и покраснел, как редиска. «Ты так стараешься»… Как нежно он сказал это… С каждым днём Рихард ощущал, что всё сильнее влюбляется в него. Не в Деро Гои, музыканта, по которому сходил с ума раньше, а в Штефана Музиоля — простого человека. Несмотря на его вечные заскоки по поводу вегетарианства, несмотря на взрывной характер, несмотря на болезнь — он любил его. За то, что с ним можно было поговорить о чём угодно, за то, что он с таким упорством старался победить свои страхи, за то, что он так внимательно слушал болтовню Рихарда и проникался его проблемами… и с трепетной заботой прикасался к нему, гладил по голове, иногда задевая лицо тёплыми пальцами. Это было так похоже на поцелуи…***
— Ты там заснул? — тихий смешок Рихарда вернул его из мира грёз в гостиную. Деро дёрнулся, просыпаясь, и понял, что совершенно разомлел от тепла. — Голову мне чесать кто будет? — Сам себе чеши, расчёской, — недовольно фыркнув, он убрал ладонь с головы Рихарда. — Я тебе не слуга! Тот обернулся к нему и улыбнулся. — Я же пошутил, Штеф. Не обижайся. Мне нравится, когда ты дремлешь рядом со мной. — Да-да, «терапия», — Деро помолчал, собираясь с духом, а потом произнёс: — Расскажи мне что-нибудь. Каждый раз, когда они сидели вот так, он думал о том, как начать разговор с Рихардом о Раммштайн. И каждый раз не мог решиться. Он не мог признаться себе в том, что подсознательно боится этой темы, что не хочет снова переживать ту кровавую ночь. Ему было так легко и приятно общаться с Рихардом, когда он забывал, что тот — часть Раммштайн, которых он ненавидел. — Знаешь, о чём я сейчас подумал, — начал Рихард, — когда ты вылечишься, ты продашь мне этот дом, и я здесь буду жить. Деро фыркнул. — Зачем он тебе? В память о весёлых деньках, проведённых со мной? — Ну, район тут достаточно неплохой, сам домик очень милый. А ещё, — Рихард замялся, — сказать по правде, я… знаешь, я недолюбливаю людей. — Людей в целом мало кто любит вообще-то, — усмехнулся Штефан. — Ты не один такой. — Да нет, ты не понял. Я… немного боюсь… да что там немного, я до ужаса боюсь выступать перед толпой. Раньше доходило до того, что меня на сцену пинками выгоняли, — он невесело засмеялся. — Правда я идиот, да, Деро? Сказать, что Гои был шокирован этой новостью, значило не сказать ничего. Он был буквально раздавлен и сражен. — Ты вовсе не идиот, — тихо сказал он. — Бояться чего-то — не значит быть идиотом. — Нет, я идиот, — грустно пробормотал Рихард, опуская голову, — я всю жизнь вёл себя, как идиот. Однажды отчим сорвал со стены плакат моей любимой группы, а я вместо того, чтобы отобрать его и дать по роже этому хаму, ревел у себя в комнате всю ночь. Ревел, как слабак. — Глупый. Он же был взрослым, что бы ты сделал против него? — А мальчишки в школе меня задирали… — И всех задирали, — Деро ободряюще потрепал его по волосам. — Потом же перестали, верно? — А тот случай с полицейскими? Я ведь сам был виноват! Зачем я в эту демонстрацию только полез? Побелевшие губы Рихарда тряслись, слова давались ему с трудом, голос дрожал. — Но ведь… полез же! Искал на задницу приключений. Вот, нашёл! Полицейские схватили меня, повезли куда-то на край города, кинули в каталажку и начали бить… Это было ужасно, Деро… Они… били меня всей толпой, били, стоило только мне шевельнуться. И с тех пор у меня появился страх перед большими скоплениями людей. Если бы я тогда не встрял в эту передрягу, все бы было нормально, а теперь я выгляжу полным дебилом! Посуди сам — гитарист самой популярной группы Германии боится публичных выступлений! Он тихо засмеялся, но смех был больше похож на плач маленького ребёнка, заблудившегося в лесу. Деро соскользнул с дивана и осторожно обнял несчастного Рихарда. — Тихо, тихо… — его голос срывался от ужаса. Осознание того, что он сейчас так близко к другому человеку, заставляло всё внутри трепетать. Но поступок был уже совершён, и Рихард уже прижался к нему, тихо плача на его плече. Не отталкивать же его сейчас. — Ш-ш… не надо… всё-всё. Деро стал гладить тёмные волосы Рихарда. Так было немного легче. — Деро, знаешь, я… — лепетал тот. — Я просто жалкий трус… «Трус!» — вспыхнуло в голове Деро. С этим словом для него было многое связано. Непрекращающиеся кошмары во сне и наяву, постыдные слёзы от осознания своего ничтожества, от невозможности переступить через себя… и боль, боль, боль. Алая, раскалённая, оставляющая на коже огромные уродливые шрамы, либо чёрная, вязкая, густая, плещущаяся внутри. Или белая, сжимающая горло тисками. Боль. — Рихард, послушай меня очень внимательно, — твёрдо сказал он, — никогда больше не зови себя трусом, понятно? Ты — не трус! Трус здесь — не ты! Круспе поднял голову и доверчиво взглянул ему в лицо. От этого взгляда всё внутри перевернулось, и Деро едва хватило сил продолжить: — Ты… — его голос предательски дрожал, — самый смелый человек из всех, кого я встречал. Ты не побоялся прийти в дом к психически больному. Ты помогаешь ему. А вот я — действительно трус. — Деро, ты… — начал было Рихард, но Деро сердито перебил его: — Не надо меня сейчас защищать! Я не достоин этого. Я — трус! Всё это время я сижу здесь, как кролик в норе, зная, что ублюдок, который меня изуродовал, бродит ненаказанным по земле два года! Два года, Рихард! Я всё потерял — любимую, друзей, своё дело, свой талант, себя самого. И я не могу это вернуть! Ты говоришь, что боишься публичных выступлений, но ведь ты всё равно выходил на сцену. Ты смог пересилить себя, а я — не могу! Рихард смотрел на него с беспокойством и тревогой и прижимался к нему всё сильнее, будто пытаясь удержать и защитить. А Деро понимал — начинается. Его уже трясло, внутри всё словно горело, а руки сами по себе сжимались в кулаки. Он не чувствовал ничего, кроме жгучего желания кинуться к стене и биться об неё, схватить нож и порезать руку в клочья, а потом броситься на стеклянный столик всем телом и кататься по осколкам, чтобы они сильнее впивались в кожу… — Я не могу одолеть страх! — горько выкрикнул он. — Я думал, что наказания мне помогут, что боль его прогонит. Я ударялся о стены, о столы, я бил себя. Я резал себя ножом и битыми стеклами — но легче мне не стало! Страх всегда со мной, что бы я ни делал. Он подобен хищному зверю, сидящему внутри меня и пожирающему меня кусок за куском. И мне его не победить. Хотя я всегда считал себя человеком сильным… а на самом деле я никогда не был сильным! — Перестань! Перестань сейчас же! — отчаянно завопил Рихард. — Перестань так говорить о себе! Послушай! Я победил страх, только когда увидел тебя на сцене! Я хотел быть таким, как ты! Таким же смелым, таким же раскованным, таким же живым! Эти слова стали для Деро красной тряпкой. Как он смеет напоминать ему о прошлом? Как он смеет говорить об Умф и о сцене? Не в силах сдерживать бушующую внутри злобу, он заорал: — Да, на сцене я был такой! А вот я какой на самом деле, Рихард! Трус! — Не говори так! Гои оттолкнул его. — А я правду говорю! Давай! Скажи и ты хоть раз правду! Проори мне в лицо, что я ничтожество! Что такого как я никто никогда не любил! И поделом меня бросили здесь! И поделом меня изнасиловали! Скажи это! Скажи! Скажи! Горестный крик пролетел по дому, натыкаясь на стены и закрытые окна, рассыпался на осколки и затих, а Деро и Рихард застыли, глядя друг другу в глаза. — Скажи, — прошипел Деро. Рихард осторожно подался вперёд и накрыл его сжатый кулак своей ладонью. — Деро, — тихо сказал он, — то, что с тобой совершили, было ужасно. И ты не заслужил этого. И ты вовсе не трус — ведь ты согласился выйти ко мне, ты прикасаешься ко мне. Ты хочешь исцелиться ради своих друзей. Штефан фыркнул и сложил руки на груди. — И ты не ничтожество. Верь мне. Ты не ничтожество, потому что ты делаешь меня счастливым. — Чем же я тебя так осчастливил, Круспе, мне прямо интересно, — процедил Деро. Рихард слабо улыбнулся и опустил глаза. — Ты обнял меня сейчас… так нежно. Я словно вернулся в раннее детство, когда всё было хорошо. Когда я еще не боялся ни толпы, ни высоты… ни потерять тебя. В лице Деро что-то дрогнуло. Он опустил руки и выдохнул, успокаиваясь. — Дурак ты, — сказал он, глядя на Рихарда с сочувствием и жалостью, — ну вот зачем ты мне это говоришь? — Потому что я дурак, — согласился тот. Штефан осторожно и ласково погладил его по щеке, вытирая остатки слёз. А потом приблизился к нему и обнял. — Я здесь, Риша, — сказал он тихо. Они сидели на полу, прижавшись друг к другу, и Рихард больше не плакал. Деро бережно перебирал пальцами его волосы. Ему не хотелось прерывать эти мгновения неземного умиротворения и покоя. Давно забытые приятные чувства согревали его — и это было похоже на счастье. Такое доброе и тёплое счастье.