***
— Почему ты сражаешься со мной, Деро? — спокойно спросил его из темноты собственный голос. Он шевельнулся и ощутил движение жидкости вокруг себя. Секунду спустя к нему вернулась способность чувствовать собственные руки и ноги, но он по-прежнему ничего не видел. Коснувшись себя руками, Деро понял, что абсолютно гол и плавает в какой-то холодной жиже, свернувшись в позе эмбриона. «Но как же я тогда дышу, если всё кругом заполнено жидкостью?» — удивился он, но тут же понял, что не желает знать ответа на этот вопрос. Голос снаружи холодно сообщил: — Ты совершенно верно рассуждаешь, Деро. Пуповина. Ты вернулся к началу для того, чтобы понять, как действовать дальше. «Это точно не я говорю, — подумал Деро, — я не несу такой ерунды». — Кто ты такой? — сердито выкрикнул он и ощутил, как чернота вокруг заколыхалась от смеха невидимого существа. — Ты спрашиваешь, кто я такой? Я — тот, кто всегда был с тобой и помогал тебе. Мы неотделимы друг от друга. У нас общие мысли и общие чувства. Я — это ты. «Отлично, впридачу ко всему, что со мной было, у меня начались галлюцинации, — понял Деро. — Моё второе „Я“ говорит со мной, я ослеп и думаю, что я младенец в утробе». — Ты не ослеп, — поправил голос. — Ты уже умер. В тот же день, как тебя изнасиловали. Я пытался тебя оживить, причиняя тебе боль. Оживить, чтобы ты отомстил тому, кто убил тебя. Но ты меня избегал. Именно поэтому ты здесь. — Оживил меня не ты, а Рихард! — Неужели? — зло процедил двойник. — Да он просто усыпил тебя, чтобы ты забыл о том, что должен сделать, о том, что является твоей главной целью. Он усыпил тебя, чтобы ты забыл о мести, чтобы больше не воспитывал себя. Когда ты себя бил, ты становился сильнее и злее. А сейчас? Сейчас ты слабее ребёнка. Именно этого Рихард и добивался. Ослабить тебя, а потом изнасиловать — вот его план. — Он меня не тронет! — закричал Деро. Он подался вперёд, с трудом преодолевая сопротивление жидкости, но наткнулся на упругую стенку утробы и принялся молотить по ней кулаками. — Выпусти меня отсюда! Верни мне мои глаза! — Ты сможешь видеть только тогда, когда примешь правду. — Какую правду? — Ты так и не понял? — мягко осведомился невидимый собеседник. — Правда в том, что Рихард — твой враг. Ты думаешь, что он не причинит тебе зла? Но он уже его причинил. Он отдал ключ Линдеманну. — Ты лжёшь! Он не делал этого! — Ты уверен? Деро задумался — а ведь действительно, он ничего не мог знать наверняка. Можно ли было верить Рихарду? Возможно, ключ у него забрали силой? Но он вбежал в комнату абсолютно здоровым, никто не избивал его. А если он действительно впустил Линдеманна в комнату и не желает признаваться в этом? Но зачем тогда он пришёл в этот дом? Чтобы искупить вину? Или ощутить, каково это — насиловать Деро Гои? О, Тилль, должно быть, рассказал ему обо всём в красках. Описал, как хорошо ему было со «шлюхой Гои», какой неповторимый оргазм он испытал, как легко было его сломить… Деро взвыл. Он уже впустил Круспе к себе в комнату. Он уже переспал с ним. Если тот захочет его изнасиловать, он даже не сможет ничего сделать теперь! Как же быть? — Прогони его, — приказал голос. — Прогнать? — ужаснулся Гои. — Но как я… Я не могу… — Не можешь…. — участливо произнёс двойник. — Влюбился? Ах, бедняжка. Так может, хочешь снова почувствовать, как тебя душат, как всё внутри разрывается от боли, когда тебя грубо трахает мужчина? Соскучился по виду собственной крови на полу? А может, тебе нравится, когда тебя берут силой? — А ну замолчи! — Выгони его из дома. А потом разделайся с Линдеманном. — Я не хочу прогонять Рихарда! — Тогда убей его. — Я люблю его! — Но он-то тебя не любит… Окружающая его чернота, казалось, потемнела ещё сильнее. Голос второго Деро снова стал холодным и жёстким. — Подумай, хорошенько подумай и вспомни всё, что было между вами. Забудь о его красивых словах, об обещаниях любви, обо всём таком, чем обычно дурят головы девкам, и вспомни о том, что он делал для тебя — и увидишь правду. А правда в том, что он хотел как можно скорее затащить тебя в постель, чтобы овладеть тобой. Вспомни, как ему не терпелось попасть в твою комнату, как он рвался прикоснуться к тебе, обнять. А когда напился, стал приставать к тебе. Он хотел тебя, но во всем этом не было любви. И ты будешь дважды идиотом, если сейчас не поверишь мне. Деро молчал, закрыв лицо руками. Хотелось плакать, но слёзы не текли из пустых глазниц. Тьма ослепила его, а теперь пыталась вырвать ему сердце. — Ты стал малодушным и глупым трусом, — вкрадчиво шептал голос двойника. — Обнимаешь и ласкаешь врага, думая, что он к тебе добр, что он безопасен. Но это не так, ему нужно только изнасиловать тебя. Ты говоришь, что он ничего с тобой не сделал? Это пока. Неужели ты не хочешь обезопасить себя заранее? Ты говоришь, что ты любишь его? Но поверь мне, Деро, я знаю тебя лучше всех, я вижу твоё сердце. Ты — мёртв. Ты не умеешь любить. — Это не так… — горько прошептал Деро. — Ты… не понимаешь… — Он получит своё и уйдёт. Как Крэп и Флюкс ушли. Как ушла твоя жена. — Нет! — Да, он уйдёт, вот увидишь. И что ты сделаешь, будешь ждать этого? — Хватит! — заорал Деро, чувствуя, как в нём закипает злоба. Он ненавидел эту тьму, эту утробу, в которой был заперт по прихоти своего сознания, этот голос, эти грязные, чёрные мысли. Это были не его мысли и не его слова. Это был не он. — Я не верю ни единому слову из того, что ты говоришь! Можешь утопить меня, но я никогда не расстанусь с Рихардом! Никогда! Никогда! Он вслепую нашарил на животе тонкую пуповину, вцепился в неё и потянул изо всех сил. Со всех сторон на него обрушился дикий вопль тысячи голосов, кричащих вразнобой, темнота запылала алым, вода внезапно исчезла, и дышать стало невыносимо трудно. Свет… свет… — От меня не так просто избавиться, Деро, — насмешливо произнёс двойник. — До скорой встречи.***
«Ну я ему покажу, этому Гои, как панику поднимать!» — зло думал Рихард, в несколько шагов пересекая лужайку перед домом. Он буквально взлетел по ступенькам и открыл дверь ногой, едва не выломав её. Он был очень сердит — потому что почти ничего не узнал от соседа. «Приходил какой-то мужчина, пытался попасть в дом» — очень полезная информация! И ради этого пришлось полчаса торчать на жаре, ожидая, пока старик выйдет на крыльцо! И всё из-за того, что этот псих опять что-то себе навыдумывал! Рихард ворвался в гостиную, пылая гневом, но, увидев разгромленную комнату и Штефана, лежащего на ковре среди кучи вещей, застыл с открытым ртом, не в силах сказать ни слова. — Риша… — тихо произнёс Деро, блаженно улыбаясь. — Как прекрасно, что ты здесь… — Ага, не то слово, — Рихард в полном шоке оглядывал гостиную. Шкафы повалены, книги раскиданы, пол усыпан стеклом, диван раздраконен. Попробуй отыщи теперь свои вещи среди этого беспорядка. Хорошо, если деньги будут целы. — Спасибо, что всё переломал, Штефан, ещё на два дня уборки. Деро удивленно взглянул на него. — Это не я, это был паук, — сказал он совершенно серьёзно. — Но ты подожди, сейчас всё должно восстановиться. Рихард почувствовал, что готов броситься на него и избить его до потери сознания. Мало того, что этот ублюдок в очередной раз изуродовал комнату, так ещё и несёт какой-то несусветный бред! Чтобы не допустить кровопролития, он стал ходить по гостиной, присматриваясь к завалам, и только раздражённо процедил: — Очень смешная шутка. Паук, говоришь, напал на тебя, пока меня не было? А гигантская розовая макака с ним не приходила? Хотя нет, при чём тут макака. Виной всему волосатая жаба, которую ты должен был поцеловать, но ты мужественно отбивался, а она скакала по комнате и вопила: «Но я же люблю тебя!» Деро нахмурился и сердито произнёс: — Ты даже не представляешь, что со мной сейчас было, придурок! И это совсем не смешно! — От придурка слышу! — Рихард стал разгребать одну из куч, увидев торчащий наружу угол своего бумажника. Книги и вещи он бесцеремонно отшвыривал при этом в сторону, не особо интересуясь, куда они упадут. — Эй, поаккуратнее! — возмутился Деро, когда одна из книг упала за комод, а от другой отлетела обложка. — Это моё! — Да пошёл ты, — бросил Рихард, вытаскивая бумажник и засовывая его в карман брюк. — А куда ты мой телефон дел, кретин? Деро промолчал, отводя глаза в сторону. Впрочем, Рихард сам уже увидел телефон под диваном и полез за ним. — Какого хрена, я не понял? — заорал он, увидев разбитый экран и поцарапанный корпус. — Что ты с ним сделал, идиота кусок? И где аккумулятор?! Деро сел на полу. — Так, только успокойся, — решительно заявил он, — мы его отыщем, всё будет нормально. — Да ты долбанулся башкой об пол, что ли? — Рихард с негодованием швырнул в него мобильник, норовя попасть в голову. Деро увернулся, что ещё больше взбесило. — А симка? Где симка? Как я буду звонить ребятам, по ладони? — Да успокойся ты, мелочная паскуда! — в гневе заорал Деро. — Да, я разбил твой телефон, но ты ведь даже не спросил, почему! — Ой, и правда, — Рихард встал с пола, присел на диван, закинув ногу на ногу, сложил руки на груди и язвительно процедил: — А давай я лучше сам угадаю, что случилось. Тебе на мой телефон позвонил насильник и сказал: «Привет, любимый, как дела, не хочешь ли прогуляться вечерком, сходить на концерт Раммштайн?» Ты в благородной ярости швырнул телефон в стену, но преступник вылез оттуда, превратился в паука, ты стал с ним сражаться и победил. Ну как, угадал я? Побледневшее лицо Деро пошло красными пятнами. — Ты почти прав, Круспе, — прошипел он. — На твой телефон позвонил насильник, я случайно ответил на звонок и узнал его по голосу. Тот, кто изнасиловал меня — твой друг. Ты прекрасно знаешь его. — Да? — Рихард взглянул в лицо своего возлюбленного с нахальным вызовом. — Что-то не припомню среди моих друзей чокнутых извращенцев. Может, имя назовёшь, чтобы я быстрей додумался? Деро резко поднялся на ноги, толкнул его на спинку дивана и склонился над ним так, что их губы почти соприкасались — и Рихард с удивлением отметил, что пылающий гневом взор Штефана и разгорячённое дыхание возбуждают его намного сильнее, чем нежные поцелуи. На мгновение в его голову закралась мысль завалить любовника на диван, наплевав на всё, но вначале хотелось послушать, что за очередную ересь он придумал. — Если я это сделаю, нам обоим будет хуже, — зло проговорил Деро. — Ты всё ещё хочешь узнать? Рихард несколько секунд смотрел на него, ядовито улыбаясь, и наконец выдохнул ему в губы: — Ну скажи. А потом дай мне трахнуть тебя. Это хоть немного компенсирует… — Это Тилль Линдеманн, — перебил его Деро. — Он изнасиловал меня в тот день, и всё удачно сошло ему с рук, потому что я забыл — как он думал, навсегда. Он ждал, что я так и сгнию в этом доме один и никто ни о чём не узнает. Но я всё помню. Выпалив это, он выпрямился и отступил назад. — Доволен тем, что узнал? Рихард заулыбался ещё шире. — А то как же! — он откинул голову назад и истерически рассмеялся. Всё услышанное так его шокировало, что дико ржать было лучше, чем сойти с ума. — Ой… ой не могу! Умру! Уморишь ты меня, Деро, ты меня уморишь! Отсмеявшись, Рихард потёр живот, отдышался и посмотрел на Деро, который всё ещё стоял столбом, глядя на него с негодованием и обидой. — Вот это действительно хорошая шутка, — сказал он. — Тилль — насильник. Надо ему самому рассказать, он посмеётся. А почему, кстати, ты выбрал его? Шнай тоже неплохо подходит. А Флаке — вообще идеальный кандидат. А я чем нехорош? А? — Ты что, издеваешься? — А ты что, серьёзно? — удивился Рихард. Он встал с дивана, подошёл к Деро, внимательно посмотрел в его глаза, пощупал лоб, как будто проверяя, нет ли у него жара, и сочувственно покачал головой. — Мда… Я и предположить не мог, что ты завидуешь. Штефан отшатнулся от него, как от опасного сумасшедшего. — Ты в своём уме? — выкрикнул он. — Перестань нести чушь! — Я-то в своём уме, а вот ты, похоже, нет. Не знаешь, как бы еще унизить меня и мою группу, так придумал это? Или решил подставить моего друга, завидуя нашей популярности? Ну конечно, ты вернёшься к Умф, и всё у вас будет хорошо, а фронтмена Раммштайн арестуют по ложному обвинению. Здорово! Но только в полиции тебе никто не поверит!***
Деро ошарашенно смотрел на своего любовника, не понимая — то ли он бредит, то ли не понимает, то ли сам верит в то, что говорит. — Рихард, но я говорю правду… — беспомощно произнёс он. — Я наконец-то вспомнил всё, наконец-то у меня есть факты, чтобы наказать насильника, а ты говоришь, что я «просто завидую популярности вашей группы»? — Это — факты? — Рихард отмахнулся. — Это — горячечный бред, а не факты. Ты сидел-сидел в одиночестве целый год, искал-искал, кого бы обвинить в том, что случилось, и наконец нашёл. Молодец, Деро, очень умно винить тех, кто тебе не нравится, во всех смертных грехах! — Но… — Что, хочешь сказать, ты не ненавидишь Раммштайн и Тилля? Или ты хочешь сказать, что не спрашивал меня, кого я люблю больше — тебя или их? Может, тут дело не в зависти, конечно, — он помедлил, почёсывая щёку, — может, ты таким путём хочешь меня настроить против них, чтобы оставить при себе. — Рихард! — выкрикнул Деро. Но тот прервал его, подняв ладонь вверх: — Молчи, Музиоль. Ничего у тебя не выйдет. Знаешь, я много думал о нашем будущем и уже почти решил, что готов отказаться от Раммштайн ради тебя. Но теперь я понимаю, что ты — скотина. Заставить меня возненавидеть моих друзей ты не сможешь никогда, что бы ты ни придумывал. Я уеду к ним, только теперь уже подумаю, возвращаться ли к тебе или оставить всё, как было. Деро схватился за голову и тихо застонал. Неужели он снова вернулся в кошмар, из которого с таким трудом выбрался? Нет, нет, нет, этого не может происходить, это всё нереально, это просто очередная галлюцинация больного сознания, которое восстало против него. В реальности не может быть так больно… Рихард положил руку ему на плечо и тихо сказал: — Штефан, после всего того, что ты здесь наговорил, я больше не смогу относиться к тебе по-прежнему. Деро поднял на него глаза и умоляюще произнёс: — Прошу тебя, поверь мне. Это не бред, это мои воспоминания. Прости, что именно сейчас я вспомнил всё, прости, я не хотел, чтобы тебе было больно. Я люблю тебя, Рихард. Поверь мне… Он потянулся к нему, чтобы обнять, чтобы как прежде зарыться лицом в мягкие волосы и утонуть в ласках. Он верил, что кошмар рассеется, как только он это сделает. Это же его Риша, он всё поймет, он поверит и успокоит, ведь он здесь, рядом. Но к его ужасу, Рихард оттолкнул его от себя. И произнёс, глядя на него холодно и сурово — как на злейшего врага: — Не надо, Штефан. Прости, но я не верю тебе. И знаешь, теперь я понимаю, что мне не стоило приходить в этот дом. Я не смогу помочь тебе, и никто не сможет. Ты одержим своей местью и поисками насильника. — О чём ты… — с ужасом произнёс Деро, но Рихард перебил его: — Хватит. Я устал бесконечно носиться с тобой, как наседка с яйцом, получая взамен только истерики и оскорбления. Прости, но я теперь вижу, что всё, что я делал раньше — бесполезная трата времени. И больше я не хочу этого делать. Деро сжал кулаки и опустил голову. Каждое сказанное Рихардом слово было новым поленом, подброшенным в пылающий костёр невыносимой боли, который выжигал его изнутри. И он с ужасом видел, что всё повторялось. Всё повторялось так же, как с женой. Он помнил, как она стояла напротив него в маленькой комнате для свиданий, пропахшей эфиром и спиртом. Так чиста и невинна была она в своём голубом платье и с модной причёской — по сравнению с ним, уродом в затасканной больничной пижаме. Она стояла, пряча глаза и неловко теребя обручальное кольцо на безымянном пальце, и говорила, кокетливо поджимая красивые губки, то же самое, что Рихард сейчас: «Это бесполезно. Ты неизлечим, Штефан. Ты одержим местью. А я не могу тратить на тебя свою жизнь, так что... дай мне уйти». И он так же безучастно смотрел в пол, понимая, что ничего не способен сделать. — Я не могу так больше жить, — спокойно произнёс Рихард, совершенно не осознавая, что выносит ему смертный приговор. — Ты оскорблял меня, ты поливал грязью мою группу, я терпел, потому что любил тебя, но знаешь, беспочвенные обвинения — это уже перебор. Ты псих, Деро Гои. Настоящий псих. И я теперь уверен, что ты никогда не любил меня. Сильный удар — и он отлетел к стене. А Деро, которого буквально трясло от гнева, заорал, что есть силы: — Убирайся! Убирайся отсюда сию же секунду! Прочь! И не смей больше никогда появляться на пороге моего дома! Пошёл вон! — Да уйду я, уйду, заткнись, дебил! — завопил Рихард ему в ответ, поднимаясь с пола. Деро шёл за ним до прихожей, сверля свирепым взглядом. — Выйдешь меня провожать или поцелуешь на прощание прямо здесь? — Пошёл вон, — прошипел Гои. — О'кей, о'кей, — Рихард открыл дверь и на пороге обернулся, лучезарно улыбаясь, — телефон новый не забудь мне только прислать. Деро с треском захлопнул входную дверь прямо перед его носом и принялся дрожащими пальцами нашаривать в темноте замок. Едва не рыча от злости, он впустую водил пальцами по металлу — и вот, наконец. Хихикнув, Деро рывком повернул ручку замка, и, услышав щелчок, медленно сполз на пол и завыл. Из глаз хлынули слёзы — горячие, ядовитые, непрошеные слёзы — и он зажал рот рукой, заглушая собственный крик. Он не плакал, когда его бросила жена, он не плакал, когда Крэп и Флюкс сообщили ему, что Умф больше нет, а сейчас лил слёзы, как ребёнок. Но вовсе не потому, что предательство Рихарда ранило его сильнее. Просто оно стало последним камнем, навсегда завалившим окно, через которое в его сырую пещеру пробивался свет солнца. «Сам доверился! — горько думал Деро. — Сам впустил! Сам обнимал!» В ярости и гневе он колотил руками по полу, бессознательно желая причинить боль бездушной гладкой поверхности. Он хотел, чтобы всё вокруг него рушилось, рыдало и стонало — только так ему бы стало легче. Но холодный пустой дом отвечал лишь равнодушной усмешкой. Ему было плевать на страдания маленького человека, на некоторое время поселившегося в нём, на его беды, на его счастье… Счастье, на краткий миг осветившее бесцельное существование этого человека, а теперь улетевшее навсегда. Устав от криков и рыданий, Деро распростёрся на линолеуме и закрыл глаза. — Риша, — прошептал он. — Риша… Риша… Он звал его. Обезумев от горя, он звал его. Звал их вечера, звал те дни, когда они часами сидели рядом и просто так болтали ни о чём, звал шутки и смех. Звал назад их любовь. Но всё вокруг молчало. Медленно, словно во сне, он поднялся и прошёл на кухню, почти машинально вытащил из подставки длинный нож с тонким лезвием, попробовал его большим пальцем и пошёл вместе с ним в ванную. По привычке он закрыл дверь и защёлкнул замок, прежде чем начать набирать воду. В этот раз он практически до отказа открыл кран с горячей водой и только немного — с холодной. Может, ему повезёт, и он успеет потерять сознание, лежа в кипятке? — Так-так-так, и что это мы делаем? — услышал он ехидный голос двойника из запотевшего зеркала над раковиной. — Никак решили театрально покончить с собой, вскрыв в ванной вены? Ну ты тогда хоть вдоль режь, а не как те придурки из фильмов. — Вернулся всё-таки, — недовольно буркнул Деро. — А я ведь предупреждал, что ты не избавишься от меня, — захохотал голос. — Как хорошо, что я подоспел к самому интересному. Знаешь что, распори-ка ты лучше брюхо над унитазом, позабавь меня напоследок. Ну, знаешь, дерьмецо там, кишочки. Скользкие, противные. Обожаю на такое смотреть. — Да ты знатный извращенец, я смотрю. — Не я извращенец, а ты, — уточнил двойник. — Ведь я — это ты. Хотя если ты спрашиваешь моё мнение, мне гораздо приятнее было бы увидеть кишки Линдеманна, мотающиеся по полу. Впрочем, это дело вкуса. Деро непонятно зачем потянулся к зеркалу и протёр его ладонью. Отражение свирепо ухмыльнулось ему. — Давай, режь, — сказало оно, — быстрей, пока зеркало не запотело опять, иначе я ничего не увижу. Деро ответил отражению такой же улыбкой. — Знаешь, а я передумал, — протянул он, рассматривая сверкающее лезвие.— Может, мне и правда стоит опробовать это изделие на ком-то другом? Например, на Рихарде? Как тебе идейка? Отражение недовольно скривилось. — Ты примитивен как табуретка, Гои. Ну убьёшь ты сейчас этого дурачка Круспе, ну посадят тебя. А Линдеманн в это время будет гулять по лужкам и полям, счастливый и свободный. А к тому моменту, как ты выйдешь из тюрьмы, он, может быть, вообще скончается от инфаркта, лежа на какой-нибудь девице. Думай головой и не растрачивай силы попусту. Деро усмехнулся и выключил горячую воду, чтобы зеркало не запотевало. И почему раньше он считал двойника злым? Дельные вещи говорит этот чудак, оказывается. — Хорошо, Линдеманн, допустим, — задумчиво сказал он. — Но как мне к нему подобраться? — За этим дело не станет, — благодушно пообещало отражение. — Вернись к Умф, остальное — приложится. — Умф больше нет. — Не говори ерунды. Пока есть ты — есть и Умф. Убедить Крэпа и Флюкса для тебя ничего не стоит. Поверь мне, они точно так же желают возрождения группы, как и ты. Деро положил нож на край раковины, склонился к стеклу и заговорщицки прошептал: — Знаешь, это обнадеживает. А как быть с Рихардом? Доппельгангер махнул рукой, словно пытаясь отогнать назойливую муху. — Да зачем тебе вообще сдался этот Рихард? Кто он такой для тебя? Был — а теперь нет. И никогда больше не появится в твоей жизни. Никогда. Понимаешь? Штефан тяжело вздохнул. Был — и нет. Вот и всё, что осталось от их отношений. — Не раскисай! — рявкнул второй Деро. — Не превращайся в тряпку! Так Тилля не прикончишь! Он говорил здраво, и Штефан готов был согласиться с ним и хоть сейчас идти с ножом в руках на поиски Линдеманна, но всё же его душу продолжал точить червь сомнений. — Когда я убью его, моя жизнь разрушится навсегда, — тихо сказал он. — Меня посадят в тюрьму, я никогда больше не увижу моих друзей. Стоит ли оно того? — А тебе не кажется, что всё то, что происходит с тобой сейчас — намного хуже тюрьмы? — спокойно спросило отражение, глядя ему прямо в глаза. — Но если… — Душа твоя ослепла и оглохла, не желает ничего видеть и знать. Любовь ослепила тебя, а я хочу освободить. Доверься мне. Деро приложил ладонь к стеклу и ощутил ужасный жар, словно с обратной стороны пылала целая дюжина солнц. Глаза двойника загорелись пламенем, но его это не напугало. Раз дьявол сам пришёл предложить ему свою помощь, стоило ли отказываться от неё? Если солнце погасло, пусть адское пламя освещает ему путь.***
Ближе к вечеру Рихард вернулся к дому. Он ожидал, что Деро перебесится, успокоится, и можно будет поговорить с ним нормально. Да, он и сам наговорил ерунды, но в конце концов, Штефан прощал ему и не такое, простит и это, наверняка. А если не простит, то он уж придумает что-нибудь. Немного потоптавшись на пороге, Круспе постучал. — Кто там? — спросили изнутри. — Деро, открой мне. Это я пришёл. — Убирайся вон. Рихард выдал первое, что пришло ему в голову: — Я бы хотел забрать свои вещи. Впусти меня. — Я сказал, убирайся, иначе я позвоню в полицию. Он тихо рассмеялся. — Да брось, родной, неужели ты меня не впустишь? Послушай, я долго ходил по городу, размышляя над всем, что случилось. Прости, что я причинил тебе такую боль. Ну, знаешь, чего не скажешь в сердцах, ведь правда? Ты тоже мне много разных гадостей наговорил за всё то время, пока мы были вместе, но я совсем не обижаюсь. И ты… ты же любишь меня, ведь правда? Штефан молчал. — Деро, ты для меня дороже жизни. Прости меня. Прости, слышишь?***
Деро, стоящий с другой стороны двери, крепче сжал в руке нож. «Дороже жизни, говоришь? — думал он. — Посмотрим, что ты будешь вопить, расставаясь с этой жизнью… Впрочем, я сегодня добрый». Он подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер полицейского участка. — Прости, Рихард, — тихо произнёс он. — Я люблю тебя. Но это уже не имеет значения.