K.I.S.S

Юнги провожает Сокджина до двери в комнату и думает, что теперь всё нормально, можно, наконец, завалиться в теплую уютную постельку и продрыхнуть до утра без задних ног. Перед этим старший долго и нудно промывал ему мозги насчёт Чонгука, но у Шуги было, чем парировать – хён сам бегает ночами на свидания, так какого черта он ещё чем-то недоволен? Собственно, это не был шантаж, неа, ни разу. Просто холодный расчет, взаимовыгодное сотрудничество и Джин, мечущийся между двух огней: с одной стороны ответственный Намджун, заставляющий его переубедить Юнги, с другой - Юнги, предлагающий не слушать лидера, а то хуже будет. Нет, разумеется, он не собирался сдавать хёна в гостеприимные руки властей в лице менеджеров и директора, а Сокджин знал, что остаётся в безопасности, но такой расклад устраивал обоих – политика сдерживания. В конце концов, Джин и сам не особо хотел ввязываться в разговоры. А теперь он свалил к этой своей Лин, а Юнги только собрался отдыхать от раздражающих дневных дел, но шанс махнул ему ручкой на прощание, потому что... Чонгук. Потому что Чонгук какого-то черта заявился ночью к нему в комнату, и Шуга даст палец на отсечение, если это ничего не значит. Он закусывает губу, не отвечая на тихий вопрос, и вдруг лихорадочно вздрагивает, не желая успокаивать собственное любопытство – ему просто интересно, что будет делать младший, и до чего это такого взрослого он созрел. Или ни до чего? Юнги, кстати, ну так, просто для общей информации, согласен просто полежать рядом и пообжиматься – тоже сойдёт за неимением лучшего. Это полный бред, потому что возбуждение чувствуется тугим комком под горлом, и это будет слишком по-девчачьи, или как будто они - школьники (постойте-ка...), но. Он вообще не намерен... ну, быть змеем-искусителем или что-то в этом роде. Но макне, видимо, не намерен "просто лежать", хотя и ложится рядом, пока не прижимаясь, а едва-едва касаясь пальцами тела сквозь ткань футболки. Юнги заставляет себя не дрожать, не выдать того, что не спит, и он благодарит небеса за то, что выбрал неосознанно самую удачную позицию и лежит сейчас, отвернувшись лицом к стенке. И можно спокойно выдыхать в темное пространство и жмуриться от того, что хочется больше, быстрее, более реально; и что хочется схватиться за пылающие щёки руками, потому что Чонгук пришёл первым и хочет. Хочет. Чонгук судорожно вздыхает, задерживая воздух, чтобы не быть слишком шумным, на несколько секунд замирает без движения, словно раздумывая, а потом елозит по кровати, придвигаясь ближе, прижимаясь грудью к спине, и Юнги в одно мгновение становится ужасно, невыносимо жарко, как будто младший совершенно раскаленный, и даже открытое на проветривание окно не приносит нужного успокоения. Осенний ветер, врывающийся в комнату сквозь трепещущие шторы, ничерта не остужает ни голову, ни тело, но Юнги уверен, что, даже если бы сейчас сюда снежные вихри с градом ворвались - всё равно не помогло бы. Чонгук больше не говорит ничего и не зовет этим своим "хён" с растянутой гласной (честно? Юнги думает, что когда-нибудь кончит уже только от того, как мелкий произносит это). Макне проводит ладонью по его ребрам, спускаясь до резинки растянутых домашних штанов, утыкается губами в лопатку, и Шуга чувствует, как футболка там становится влажной от слюны. Он совершенно не может контролировать собственное тело, и возбуждение стекается с каждой клеточки, концентрируется жидким металлом в голове и настолько же горячим в члене, готовом встать окончательно, если Чонгук сделает что-то ещё, если опустит руку чуть ниже, если ещё раз выдохнет вот так горячо в шею, или... Когда в последний раз мимолётные прикосновения и невинные ласки так заводили?.. Он не помнит, даже приблизительно. И с гребучим Чонгуком у него всё как в первый раз. Юнги готов заорать в голос, когда Чонгук подцепляет резинку штанов и тянет их вниз, готов хрипеть или перестать притворяться и завопить "Мелкий, бля, какого черта ты делаешь?!", а ещё готов держать лицо до самого конца и снова продолжить дышать, потому что – ооо, он хочет, чтобы Чонгук пошёл дальше. Юнги снова по-мудачьи не хочет брать на себя ответственность, а сейчас он же вроде как и ни при чем?.. Он вообще спит, точно. Вполне себе такая отмазка, правда? Младший медлит снова, превращаясь в неподвижную статую, но потом решается окончательно, скорит действия, путается, когда просовывает руку за резинку штанов и обхватывает член Юнги дрогнувшей потной ладонью. Старший опять не дышит, к черту, он выдаёт себя, плевать, но, Чонгук, кажется, до сих пор этого не замечает, потому что ведёт рукой сначала слишком медленно, а потом слишком быстро, и понять, что означает этот его вздох, не так уж и сложно. Кроме того, Шуга чувствует, как в его бедро упирается член, и, о, кого проклинать (или кому молиться) - младший возбужден не меньше его самого. Это странно и неправильно, это не должно возбуждать, это вообще против природы и всё такое, слишком грязно и слишком, слишком классно, чтобы останавливать. Юнги знает, что рушит сейчас своими собственными руками, своим бездействием, все моральные законы и нормы, потому что мелкому 16, блять, всего 16, а ещё они оба парни, а ещё айдолы, а ещё... ещё ему плевать. Ох, черт, вот бы сейчас скорее, вот бы макне сжал посильнее, вот бы перестал тормозить! Юнги сглатывает, понимая, что любое движение сейчас выдаст его окончательно, но больше не может сдерживаться, и последней каплей становится недвусмысленное телодвижение младшего, который неосознанно потирается о тело хёна, стараясь избавить себя от напряжения. Движение такое по-детски непосредственное, такое... как будто он не знает, что делать, и эта неопытность только возбуждает ещё больше, доводит до критической точки. Шуга стонет сквозь зубы, резко толкаясь назад, тянет медово-сладкое, раздраженно-умоляющее "Чонгууук-и~", и закусывает язык, потому что мелкий замирает испуганно и полностью стопорит все движения. Юнги готов долбануться головой об стенку, коря себя за неосторожность, но он молчит теперь, вслушиваясь в чужое дыхание и отзвук произнесенного слова. Он должен, наверное, попросить "Продолжай", или "Мелкий, не останавливайся", но молчит только, потому что в голове пусто, и почему-то страшно, что макне сделает что-нибудь... не то. Чонгук убирает руку, и старший едва не скулит, вздрагивая, когда младший отстраняется, медленно встаёт и покидает комнату, бормоча себе под нос тихие маты. Шуга шипит сквозь зубы, а потом коротко втягивает воздух, приподнимается на локтях и обреченно падает на спину, запуская руку в штаны. Идиотизм чистой воды, не стоило говорить, а если сказал, так встань и пойди следом – думает Юнги, но собственным мыслям подчиняться не хочет, отодвигая на второй план. Потом, когда-нибудь, не сейчас. Всё странно, классно, потому что он был здесь, но не классно, потому что ушёл, и как теперь воспринимать то, что было, и как завтра смотреть ему в глаза?.. Глупо получилось, да. Юнги сжимает зубы и дрочит себе, думая о Чонгуке, а Чонгук скрывается в ванной и представляет Юнги, обхватывая собственный член пальцами. Между ними две стены, но препятствие здесь вовсе не в этом. В чём точно - Чонгук сказать не может, но он боится, боится выглядеть глупо или сделать что-то неправильно, боится показаться слабым и неопытным, особенно учитывая, что он совсем не знает, сколько было у Юнги до него. Были ли это парни или только девушки? Может, он первый? Как хён воспринял сейчас произошедшее? Как вообще следовало поступить? Они не говорят на серьёзные темы - да что там, они вообще мало говорят, только дергают друг друга за руки, утаскивая по временам в укромные уголки и начинают целоваться - с сумасшедшим бесстыдством и абсолютным бесстрашием, даже не вздрагивая, если вдалеке слышатся чьи-то шаги, и отталкивая друг друга только если намджунов, скажем, красноречивый "хмык" звучит буквально над ухом. И это совершенно не способствует налаживанию отношений - особенно учитывая, что между ними и так пропасть в четыре года разницы. Чонгук сползает по захлопнутой двери ванной, дрочит быстро и резко, кончает себе в руку с паршивым чувством внутри и стонет от обиды и бессилия - какого чёрта он ушел? И как теперь, заснуть - после такого?.. А им ведь, бляаать, - в голове всплывают не в тему собственные слова, сказанные Чимину, - им ведь на программу с утра идти, и как-то не круто будет, если он покажется там с красными глазами, освещающими окружающее пространство полопавшимися сосудами и огромными мешками. Но ладонь всё ещё хранит ощущение чужого члена в ней - не так уж и много отличия от своего, если честно, но так странно чувствуется, так... так по-другому и до стыдливости приятно?.. чёрт. Чёрт.