K.I.S.S

Юнги не готов к такому повороту событий. Сейчас он действительно не хочет, чтобы ему кто-то мешал, потому что прёт на лирику, и он почти уверен в том, что песня получится зашибись на все 100%, и если сегодня он не поспит всю ночь, заканчивая её, то ничего плохого не случится. Вдохновение - слишком редкий гость, чтобы пропускать мимо внимания его и так не слишком частые в последнее время появления. Планы Юнги кончаются в судорогах где-то в сточной канаве, потому что дверь открывается слишком резко для того, чтобы это был кто-то адекватный (что и звучит-то странно, учитывая, в каком зверинце он вынужден обитать). И – о, да, конечно – это кто-то неадекватный. И этот неадекватный кто-то – Чонгук. Кто же ещё. Конечно, кто же ещё. Юнги в одну секунду умещает тысячу мыслей о том, что зря он игнорировал младшего весь день, и стоило бы разрешить тянущее, висящее в воздухе недопонимание, но его оправдывает то, что Чонгук, в общем, и сам не особо рвался к разговору. И всё просто рушится, к чертям, в один момент, когда Юнги разворачивается на компьютерном стуле к двери и видит там младшего. Младшего в таком (а, точнее, в никаком) состоянии. Младшего, который, пошатываясь, идёт прямо к нему, и намерения у него, похоже, не самые благочестивые. Кто вообще разрешил ему пить, а? Это глупый вопрос, учитывая отсутствие всякого надзора, но старший на то и старший, чтобы чувствовать себя сейчас не_хорошим хёном, который, получается, не уследил. Шуга успевает только вставить своё привычное, ни разу не сказанное, но крутящееся в голове вот уже несколько дней: - Какого черта, мелкий?! – когда Чонгук без зазрения совести седлает его колени и притягивает к себе за шею. И это уж точно финита. У Юнги нет времени собраться с мыслями, потому что макне напирает, как никогда, и целует его жестко, с укусами, и глубоко, и мокро, и… и вообще. Целует так, словно ему не 16 и он не начал встречаться впервые только пару месяцев назад, словно Юнги не первый, с кем всё это у него происходит. Старшего сшибает запах алкоголя, чужое развязное поведение и отсутствие всякого страха, он знает, что это неправильно, и, в принципе, он может и должен всё это остановить. Потому что Чонгук не осознаёт, что творит, им нельзя, и это вообще не то, чем им следует заниматься сейчас (и когда-либо), тем более, если мелкий пьян в дрова. - Чонгук, хватит, серьёзно, - шипит Юнги сквозь зубы, потому что голос вдруг куда-то пропал, а макне так беззастенчиво трогает его, водит руками по телу, а потом прижимается губами к шее и шепчет невнятно: - Я хочу тебя, я хочу тебя, - вот так, дважды, лихорадочно быстро, и Шуга замирает на несколько спасительных секунд, когда младший подметает челкой его оголённые растянутой майкой ключицы, а потом отмирает, неосознанно подавшись вперёд, когда чёртов-блядов-гадкий мелкий ёрзает бедрами, проезжаясь задницей по его паху. То, что он говорит, это так неловко для 16-тилетнего пацана, так заезженно и шаблонно, но старшему сейчас оно таким не кажется – он почему-то думает, что это самое горячее, что он слышал в жизни. Он думает, что у него дофига опыта, но на самом деле это совсем не так, и пара девчонок, которые были у него до - ни в какое сравнение не идут с тем, что происходит. Юнги Чонгук нравится такой, почему-то совершенно иррационально нравится. И это не обычный невинный макне, который как бы вообще-то ещё ребёнок, нет. Это напористый, смелый, взвинченный, возбужденный, незнакомый Чонгук, которого хочется ещё больше, чёрт, гораздо, гораздо больше и совершенно точно невыносимо. Шуга борется с собой ровно до того момента, когда осознаёт, что у него окончательно и бесповоротно стоит, и он почему-то напрочь выпускает тот миг, когда младший стягивает с себя футболку. Очевидно, ему тоже жарко. Очевидно, сильно жарко. Дыхание у него обжигающее, а поцелуи отдают алкоголем, и Юнги усмехается после очередного касания губ: - Виски дрянь, надо было купить что-нибудь поприличнее. Чонгук только мычит что-то нечленораздельное, потому что занят сейчас тем, что трётся о стоящий член Юнги и одновременно, кажется, пытается расстегнуть ремень на собственных джинсах. Выходит, мягко говоря, не очень, и старший почти не медлит перед тем, как помочь ему. Он снова мега-мудак, потому что пользуется состоянием мелкого, так коварно и корыстно, что, наверное, когда-нибудь потом он будет сильно себя ругать. Но… это ведь когда-нибудь? Не сейчас?.. «Твою мать, мелкий, твою мать». Чонгук стонет, когда пальцы Юнги ложатся на его член и сжимают сильнее, чем нужно – старший просто не контролирует себя – и он прижимается слишком крепко, так, что сложно двигаться, но не перестаёт извиваться на его коленях. Шуга дышит редко и сорванно, и он не останавливает себя от того, чтобы просунуть свободную руку под ремень и сжать ягодицу ладонью под тканью джинсов. Горячо, хорошо, а если притиснуть вот так к себе – просто идеально, и если подкинуть бедра, упираясь болезненно головкой члена в обтянутую всё теми же проклятыми джинсами задницу, то можно лишиться рассудка на полном серьёзе, потому что Чонгук стонет ему прямо в ухо, и, ой-ой, кому, как не Юнги знать, каким может быть его голос?.. Младший забирается ладонями под его майку и тянет вверх, но не снимает, сжимая лопатки пальцами, а потом проводит вниз по пояснице, замирая около копчика, и ещё… Всего как-то слишком много, правда. - Хё-ооон, - выдаёт Чонгук расслабленно, тягуче, и Юнги ускоряет движения руки снова, выбивая с его губ новые стоны. Они целуются жадно и почти по-звериному, и старший падает и проваливается с головой, ловя выдохи с чужих губ. Младший кончает первым (майку срочно в стирку), и Шуга захлебывается его стоном, потому что это как наркотик для слуха, а ещё вот эти движения, когда он толкается в его руку последний раз, эта дрожь горячего тела, это сбитое с ритма дыхание, и всё, всё, Юнги знает, что к черту морали, к ебеням законы, он от этого не откажется. Какое дело ему до чужого мнения, если это просто потрясающе, а? - Эй, ты же понимаешь, что хёну тоже нужна помощь? – интересуется Юнги после, и тогда Чонгук улыбается, как маленький чертёнок, и сползает с его коленей на пол. Он освобождает возбужденный член от белья и обхватывает его пальцами – слишком неумело для парня, но старшему плевать на самом деле, потому что даже так – ему нравится. Чонгук делает пару движений, будто на проверку, но не поднимает глаз, уставившись куда-то в пол, и Шуга готов поторопить его, он даже открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, выдать пошлую шуточку или ещё что-нибудь, но младший вскидывает взгляд и он… испуганный. Юнги не успевает спросить, что не так, потому что макне резко подрывается со своего места и пулей уносится прочь из комнаты. Это пиздец просто. Вот ну реально – пиздец. Не апрельский, конечно, но не становящийся от этого чуть менее пиздецовым. Юнги совершенно точно уверен, что так не делается, и это вообще-то подло, оставлять его здесь, с таким-то стояком!.. Но дело не в том же, в чём было прошлой ночью, и в этом он уверен даже больше. Тогда в чём же это грёбаное дело?! Ярость чувствуется, как затапливающая волна где-то под горлом. Наверное, именно потому, что понимает: в здравом уме Чонгук бы довел начатое до конца, Шуга идёт за макне. Вздыхает, натягивает штаны и идёт. Мелкий обнаруживается в ванной. На коленях возле унитаза, судорожно вцепившимся в белую керамику. Его рвёт, но когда Юнги останавливается у порога, Чонгук шипит что-то вроде «Уйди, я не хочу…», но его скручивает следом новым спазмом, а потом дико трясёт крупной дрожью. Старший ухватывает взглядом только мурашки по голой пояснице, растрепанные черные волосы и напряженные мышцы под кожей – он трёт ладонью лоб и длинно выдыхает. Что ж, видимо, сегодня оргазм ему не светит. Ну, этого следовало ожидать, раз макне пил – а он явно не знает меры и правильной дозы, ясное дело, что не рассчитал. Юнги садится рядом, отвернувшись, и кладёт ладонь на внезапно холодную спину, не обращая внимания, как дёргается от этого мелкий. Он ничего не говорит, и ему мерзко, и больно от того, что возбуждение не хочет спадать, но это своего рода кара и добровольное наказание – до него только сейчас доходит, что Чонгук всё это не просто так. И если бы он, хён, решился действовать раньше, то всё прошло бы хорошо. - Уйди, ну пожалуйста, - младший чуть не плачет, вытирая губы тыльной стороной трясущейся ладони. – Уйди. Юнги уходит. Возвращается, когда макне умывается и полощет рот, с двумя таблетками и бутылкой простой воды. Без слов суёт их ему под нос и трогает за плечо. Чонгук вздрагивает от этого, как от удара током.