Undersoul

– Доктор Альфис! Задремавшая в широком кресле служебного помещения ученая вздрагивает, отгоняя сон, и переводит усталый взгляд на ребенка в полосатой одежде. – Что случилось? – Как вы и просили. У нас проблемы. Монстрёнок начинает рассказывать – сбивчиво, нервно, с мутной надеждой в дрожащем голосе, и Альфис старается не замечать ползущее вниз по подбородку тепло. Сводка новостей не внушает надежды, но при этом почти буднична – кроватей на всех монстров не хватает критически, дети скучают и просятся домой… а так все почти в порядке. Проблемы были, есть и будут всегда. И, правда ведь, слава богу? Альфис задумчиво хмурится, собираясь с мыслями. Роль главной здесь для нее чужда и почти случайна, вот только мы в ответе за тех, кого приручили – пускай даже приручили не мы. Лаборатория на такое количество проживающих не рассчитана, но матрасы на случай непредвиденного увеличения спальных мест были в кладовой абсолютно точно. Спасибо предыдущему светилу науки за запасливость и паранойю. Что же до детей… Из коридора слышатся звонкие голоса и шлепки маленьких ножек. «Что же до детей, – думает доктор с какой-то странной помесью нежности и обиды, перебирая ворох старых кассет и дисков. – То им, похоже, немного проще, чем всем нам». Коробка с рисунком радуги, мягко оттеняющий разноцветие розовый, нацарапанное выцветшей синей ручкой «Для детей». В куче таких же, радостно сверкающих и тревожно- серых не находится упорно. – Они не могут быть наверху? – у ребенка на лице искреннее участие и толика понимания. – Наверное… – точно, наверху. Альфис с неудовольствием вспоминает, что незадолго до эвакуации вынесла большую часть коллекции наверх. – Мы… вернемся туда позже. – Хорошо. А сейчас? – с наигранным энтузиазмом спрашивает ребенок. И почему не ушел до сих пор? – За спальными местами. Пара минут чтобы вспомнить местонахождение ключа, пара секунд на местонахождение скважины: на уровне груди на боковой стене, намертво замаскированной под кирпичную кладку – очередное спасибо паранойе покойного доктора. До места недалеко: каморка в восточном крыле за ровными рядами кроватей и оранжереей с нелепой порослью цветов и зеркал. Альфис рассматривает темно-зелёные клетки пола, а потом открывает дверь дерганно-резким движением и решительно выходит. Коридоры Настоящей лаборатории оживлены как никогда: сияют зажженными лампами, блестят вымытым полом, пестрят фигурками монстров, звучат тихими голосами. Как будто – или не «как» – в противовес окутавшей их бывшие дома тишине. В противовес потерям, в противовес бессмертию и задумчивой жестокости восьмого дитя. Амальгаметы здесь – усталыми, не знающими новостей призраками и в то же время – принятыми желанными гостями. Сложно отторгать тех, кто оказался живым, когда большинство должных быть рядом перемешаны со снегом и лавой. Да и кому еще быть гидами в неминотавровом лабиринте, чем запертым в нем во сто крат дольше? Девочка с поломанным скейтом в руках смотрит и улыбается издевательски широко, в зеленый огонек рядом с ней мягко улыбается, освещая всё вокруг, поправляя складки рваной юбки и прикрывая рукой металл на основании пальцев. В комнатах то тут, то там слышен заразительный смех. Альфис опускает голову, стараясь не смотреть на старательно-приветливые лица – не заслужила она ни утешения, ни поддержки: с ее глупой верой в ирреальность чего она ждала? Почему не объявила об эвакуации еще тогда, когда Руины попрощались с неулыбчивым ребенком серым насмешливым облаком или когда беззвучно рассыпался в серую кашицу голый блестящий череп. Ты поняла уже давно, но просто не хотела расставаться с иллюзиями. Так значит ли, что эти смерти на твоей совести?Отражение в отражение – немой укор видится в каждом взгляде, и Альфис отводит глаза на дорогу, ускоряя шаг. *** Тяжелый выдох вырывается непроизвольно, когда ученая подхватывает часть &решения& на плечи. Белье и матрасы дышат неожиданной, почти стерильной чистотой, заставляя задуматься не то о стиральной машине, не то о первом снеге – жаль только весом совсем не пух. – Доктор Альфис, – доносится сзади голос, и ученая удивляется настойчивости ребенка. – Вам нужна помощь. Не вопрос, а утверждение. А еще через секунду вес на сгорбленных плечах становится чуть-чуть меньше, и за спиной слышится тихое кряхтение. Еще через пару шагов остатки вьюков подхватывает, вытаращив перья, комик из «МТТ хотел» – Альфис не знала его имени, как и имен многих других монстров, но видела его пару раз, навещая Меттатона с техосмотром. Отказываться от помощи невежливо, да? – Спасибо, – мягко улыбается Альфис нежданной подмоге, когда все вьюки оказываются в жилых помещениях. – Не за что, – сияет малыш в ответ неожиданно искренней, ослепительно-яркой улыбкой. – Вам спасибо, – кривит клюв в печальной улыбке комик, нежно глядя на свернувшуюся в углу Айсдрейк. В его усталом голосе звучит обреченная благодарность. – Спасибо за неё. Прибывший хозинвентарь монстры встречают без ссор, единогласно отдав кровати немногим уцелевшим детям. Их мало – непропорционально мало по сравнению с количеством огрызков семей, по сравнению с количество тех, кто некогда бегал радостно по улицам Подземелья. Катастрофа, именуемая человеком, оказалась падка на детей – кто бы еще мог настолько доверчиво смотреть в глаза тени с ножом, кто бы еще мог, кроме стражей и беспринципных торговцев, остающихся на глазах у пришедшей смерти по долгу, настолько беспечно сбегать?.. <… А, быть может, все потому, что убийца – тоже ребенок. Жестокое и бездушное, решительное и беспощадное – но все же дитя. Альфис закусывает губу – от мысли становится не по себе, но разум не позволяет игнорировать мыслей и догадок. Если она – оно – всего лишь дитя, то каковы же те, кто сильнее и старше?.. Впрочем, о том ли думать? Решения, принятого монстрами, невозможно не понять, вот только у детей – усталых, но живых, и пытающихся быть хоть на грамм оживленнее унылых взрослых и обозленной молодежи, на все есть иное мнение. Они тормошат, носятся вокруг маленькими кометами, просят поиграть с ними, рассказать сказку или спеть песенку, какая разница, кто и что из длинного списка? Главное – улыбнуться и увидеть улыбку в ответ. Подземелье оживлено как никогда: дети пытаются разогнать могильную тишину, взрослые заботятся о других, забыв о самих себе, чтобы забыть и о скорби, амальгаметы ищут памяти в чужих голосах. Они все найдут силы жить. Контакты проводов в кабинете оголены. Относительно себя Альфис не обольщается. *** – Д-доктор Альфис! Звук знакомого голоса вновь заставляет ученую вздрогнуть и осознать, что все это время она простояла у стены все той же комнаты с кроватями, бессмысленно пялясь в одну точку. Странно для обычного существа, привычно для усталого и отчаявшегося. – Что? – голос звучит усталым, обреченно-хриплым и неожиданно злым. Знакомец утыкается взглядом в пол и смущенно бормочет, кажется, уже жалея о том, что вообще начал этот разговор: - Помните, йо, вы еще фильм искали… Так вот, йо, мы с друзьями очень его ждём. Поэтому, йо, можно наверх? Странно для обычного существа, неприемлемо для руководителя. – Нельзя, – отвечает Альфис, с облегчением вклиниваясь в водоворот проблем и решений. – Я сама схожу. И сворачивает к лифту, не замечая, как движется следом полосатая фигурка. Дом-лаборатория встречает знакомым воздухом и тихо крадущимися рядом воспоминаниями. Горло практически сразу перехватывает – дорожка еле заметных следов, смятая записка в углу, куча бесполезных мечт неаккуратной кипой бумаг под столом – напоминает о ней, рассыпается насмешливо на прокушенные губы хлоридом натрия, выбивает из колеи куда-то в невыносимую тяжесть. Она рассыпалась. Альфис не видела битвы – помнила лишь решимость в золоте единственного глаза и данную ей задачу. Вот только не спасает та ни от горя, ни от сосущей душу пустоты. Дела как анальгетик – помогают отвлечься на миг, но не способны исцелять. <Тяжело, отчаянно, сквозь пелену слёз, идти наверх. От того, чтобы не упасть ничком на пол, спасает только присутствие монстрёнка, напоминающего о цели одним своим видом. Она на смертельный бой шла, как на прогулку, а ты диски с мультиками до детей дотащить не можешь. Альфис находит на полке желанный диск – чтобы разглядеть нужное название много времени не нужно – и ступает по эскалатору вниз, стараясь не замечать, как дрожат плечи. Малыш ждет ее внизу. Рассматривает кипу бумаг на столе, придерживает хвостом плотные желтые листы. Мгновение, чтобы осознать, что именно читает малыш, удар сердца, чтобы испугаться за давнюю тайну... И понять, что она уже не имеет смысла. Толку прятать чувства к монстру, который все равно уже мертв? Толку надеяться беспочвенно на чужую жизнь? Почему убивать надежду ничуть не менее больно, чем раскрывать тайну не по своей воле? Малыш читает внимательно, полностью поглощенный рассказом, а потом переворачивает белый лист, отвлекшись от чтения на секунду. Резко дёргается, заметив ученую. Широкий хвост малыша задевает незаметную кнопку включения электричества, и коробка с диском с тихим стуком падает на землю. Человеческий ребенок смотрит с экрана абсолютно бесстрастно. *** Быстрее, быстрее! Коридоры плывут навстречу, податливо стелется перед глазами серо-зеленая муть. Быстрее, пока смерть не слишком близко, пока можно, пускай и последней жертвой – отвести, провести ее мимо дорог и переходов. Страшно за подопечных, за оставшихся – вот они здесь, доверчивые, измученные бедой. В Новом Доме нет камер. Санс встречал дитя в королевском замке, надеясь на победу – вряд ли, на месть – скорее, король отказался от эвакуации, надеясь или остановить, или отпустить наверх, принеся себя в жертву. Но ребёнок вернулся. Альфис не знает, зачем ему больше крови, но знает, что не позволит ему найти и уничтожить выживших. Ей – терять нечего. Альфис переводит дыхание около входа в жилые помещения. Не показать ни волнения, ни страха, ни угрозы, ни опасности. Не стоит им знать о том, что ребенок вернулся. Шаг в дверь походкой, уверенной до неестественности. – Здравствуйте, – Айсдрейк с мужем смотрят удивлённо-внимательно, голос ученой дрожит и ломается. – Н-не могли бы вы… присмотреть за остальными, пока меня не будет? – Вы куда-то собираетесь? – Да, – после долгих лет практики ложь кажется чем-то простым и естественным, – король приказал п-провести торговцев в убежище. – И почему именно я? – Н-ну а сами посмотрите. У меня н-не так много… кандидатур… Особенно если учесть, что ни с кем, кроме вас, этого ребенка и амальгаметов я н-не контактировала. Т-так вы согласны? – Боюсь, у меня нет достаточного знания данного места, – Комик виновато улыбается. – Я имею в виду вас обоих. Альфис кивает на Айсдрейк, обвивающую шею комика проглядывающими сквозь белую муть щупалец очертаниями крыльев, а потом вновь пытается не скользить глазами по сторонам. – Я надеялась, В-вы не откажете в помощи, а Ваша жена поможет Вам если что. У нее д-достаточно знаний. И да, к-как Вас зовут? – Стормдрейк, – монстр вопросительно-нежно смотрит на жену и, получив тихий кивок, устремляет резкий пристальный взгляд на ученую. – Мы согласны. Вы надолго? Доктор заглядывает в глаза птицы и понимает, чувствуя мимолетный укол вины, что тот не поверил ни единому слову. – Как получится. Альфис разворачивается и шагает вдоль коридора, не оставляя шанса спросить о чём-то ещё. Справедливо ли лгать, справедливо ли заставлять заключённого быть гидом в собственной камере? У неё уже нет времени на вину. Сбившийся воротник халата открывает какой-то зайчихе вид на основание шеи учёной, и та охает и что-то тихо бормочет. «Не герой, а самоубийца». Поправить воротник, скрывая бело-красную сеточку под чешуей. Последний герой уже мёртв. Тихий смешок вырывается из горла непроизвольно.