WOAS. Kol and Rebekah. Kolbekah.

— Ты действительно все решила, да? — горько уточняет Кол. Он сидит на диване в нарочито расслабленной позе, но на самом деле каждая мышца в его теле болезненно напряжена, и каждый нерв в нем звенит, словно натянутая струна. Ребекка выглядит непривычно собранной и печальной. Новое платье открывает ее белоснежные плечи, и их беззащитная, трогательная белизна навевает сейчас мысли о холоде арктических льдов. Она так близка к нему сейчас, и так далека одновременно. Кол стискивает зубы, чтобы сдержать болезненный, хриплый стон, полный беспомощности и раскаяния. Но уже слишком поздно. Он не может ничего изменить. — Это единственный выход, — тихо, но твердо говорит Ребекка. Она не смотрит брату в лицо. Куда угодно, но только не на него, словно бы даже один-единственный случайно брошенный на него взгляд сможет изменить все и разрушить тщательно возведенную ею меж ними стену. Скорее всего, так оно и есть. — Мы могли бы попытаться, Беккс… — слабо начинает Кол, но Ребекка прерывает его, повышая голос, и в ее голосе слышится отчаяние и сдерживаемые слезы: — Попытаться сделать что, Кол? Забыть? .. Но это невозможно, ты и сам это знаешь! Как забыть такое?! . — А если бы мы выбрали другой путь? — он не мог не попытаться. Сожалел бы до скончания веков, что отпустил ее вот так просто, позволив мучительному чувству стыда уничтожить их обоих. — Что, если бы мы отбросили условности и уехали бы вместе? Да, наши братья никогда не примут этого, но ведь… — В наших жилах течет одна и та же кровь, Кол, — медленно покачала головой Ребекка, и по ее щекам потекли вырвавшиеся на свободу слезы. Она заломила дрожащие руки, стремясь успокоиться, но вряд ли когда-нибудь еще она узнает, что такое покой. — Мы настоящие монстры, раз совершили такое. Даже проклятие нашей матери не так чудовищно, как-то, на что оказались способны мы сами. — Я люблю тебя, Ребекка, — тихо проговорил Кол. Его голос прозвучал надтреснуто и страшно, словно лишенный всякой жизни. — Разве это делает меня монстром? Ребекка молчала, и ее молчание было тягостно и куда более красноречиво, чем тысяча слов. Для нее то, что случилось между ними, навсегда останется ужасающей ошибкой и несмываемым пятном на их жизнях. — Мы никогда больше не увидимся. Прощай, брат, — произнося эти слова, она так и не взглянула на Кола. Зашуршала пышная юбка ее платья, когда она торопливо покинула комнату. Комнату, и его жизнь. Разрушил ли это он все, войдя ночью в ее спальню, терзаемый запретной страстью, или же это она уничтожила их обоих этим бегством от очевидного? Ответа на этот вопрос у него не было. У него не было больше вообще ничего.