Иногда единственная плата за веру — это когда она испытывается вновь и вновь. — Fall Out Boy, «Immortals»
Отвратительный писк превратился в протяжную и длинную ноту. Противную, режущую слух ноту, а горбатые линии вдруг вытянулись и превратились в одну… — Чего вы стоите? — крикнул Роберт стоявшим в растерянности роботам. Роботы стояли, не двигаясь, точно вросшие в пол, взгромоздившиеся железные статуи. Роберт нажимал на грудную клетку яростно, рискуя её сломать. Но сердце Тадаши не билось. Уже не билось. Роберт не хотел в это верить, и продолжал попытки заставить непослушное сердце стучать, не обращая внимания на то, что МИИР-5 закрыл своей единственной рукой камеру-глаз, изображая грусть. — Пациент мертв, сэр. Я отсканировал его. Мне очень жаль. — безэмоционально, скрипуче отчеканил МИИР-1. Роберт повертел головой, в ужасе осознавая, что Тадаши действительно больше нет. Он лежал бледный и беспомощный, и кислородная маска была уже не нужна, и все эти аппараты и провода. Лежало его тело, хотя ещё совсем-совсем недавно это был всего лишь сон. Не было крика «Нет!». Роберт лишь медленно отошёл от его тела. — Он умер, Роберт,— услышал он знакомый низкий голос. Йокаи стоял там, в дверях. Лохматый, худой, высокий, бледный, но не как мертвец. Он вписывался в общую картину и вместе с тем казался ещё более нереальным. Роберт кивнул ему в ответ, не обернувшись. Он наблюдал, как робот накрывает простыню на лицо лучшего друга. Роберт боялся произнести даже в мыслях это страшное слово — «умершего». — Ты плачешь? — спросил Йокаи. Он спросил спокойно, но в его голосе были нотки сочувствия. — Нет, — Роберт повертел головой, — Только вот думаю, что это ведь я совершил операцию. — Дело было не в операции. — поспешил спасти положение МИИР-5, — На вас нет никакой вины, сэр. — Да что ты говоришь. — вздохнул Роберт. Йокаи подошёл к нему и приобнял за плечи. — Ты нуждаешься в этом, — пояснил он. — Я знаю, — ответил Роберт дрогнувшим голосом.***
Дождь лил, как из ведра. Тяжелые капли путались в траве, они падали и разбивались об надгробные камни с высеченными пустыми именами и числами, так жутко и сухо отмеряющих человеческие жизни. Прошлая неделя прошла для Роберта, как в тумане. Звонок в дверь. Мужчина в чёрном. Ужасная новость. Бессмысленные слова «мне жаль, примите мои соболезнования». Слезы, много слез. Много чёрного, много несчастных лиц и безотрадный, отвратительный список погибших. Портреты молодых и старых, перевязанные черной лентой. Роберту казалось, что он потерял всякую способность мыслить и чувствовать. Его жены больше нет. Роберт сжал плечо Абигейл, рыдающей навзрыд. Роберт не знал, от чего ему больнее — от безутешных слез дочери или от того факта, что он смотрит на надгробие Сары. Собственный вкус слез. Выстукивание дождя на зонтике. Он помнил этот роковой звонок в дверь, точно это случилось вчера. И рана на сердце ныла и, казалось, разрасталась. «Прости, Сара». Роберт знал, что он не сделал её счастливой, он не подарил ей всё, что он хотел. Из-за своей болезни! Да, из-за шизофрении, которую Роберт ненавидел. В данный момент он страшно ненавидел и проклинал себя, хотя, казалось бы, за что? Лучше ему было не родиться. Если бы он только знал, если бы только знал, он бы никогда не позволил ей влюбиться. Чувство вины терзало его. — Папа, обними меня. Голос Абигейл кажется ему острым ножом. Роберт садится на колени и прижимает дочь к груди. Зонтик зря мокнет под дождём — он отложил его в сторону, и сейчас они промокнут до нитки. Роберт прижимает ребёнка, своёго ребёнка к себе. Его единственная отрада. Его единственная надежда. Всё, что у него осталось. В этот проклятый день похорон Сары, когда он и Абигейл обнимались, плача под дождем, Роберт поклялся себе, что никогда и ни за что не позволит, чтобы его Абигейл причинили боль. Что он никогда в жизни не будет её обижать. Что она — его самое ценное сокровище. Намного ценнее его собственной жизни, репутации и даже науки. Он сделает всё, чтобы она была счастлива. — Робби? Это имя точно вывело его из глубоко транса, заставив вздрогнуть и распахнуть глаза. «Робби! Робби!» — бежит маленький мальчишка сквозь густую траву. Он смеётся, и ему не терпится показать свой бумажный самолётик, ведь это большое достижение — сложить его самому из бумаги. Детский, звонкий голосок, глаза, полные доверия и наивной радости. Роберт закатывает глаза и заставляет себя обернуться, но тут же раздражение сменяется ужасом. — Вилли, стой! Он выхватывает дрожащими руками пистолет — но разве он может стрелять хорошо в восемь лет? Он видит эту «пеструю ленту», гремучую змею, стремительно приближающуюся к своей жертве. Он стреляет, а Вилли испуганно смотрит на него и начинает плакать. А Роберт не обращает внимания, продолжает беспорядочно стрелять, от чего тяжелый пистолет вздрагивает в руке, и он едва не падает. А затем — змея прыгает. Это выглядит неожиданно и антиестественно — она просто вдруг напрягается, как натянутая пружина, и вдруг — одна секунда, один миг, молния — и её нет на месте, она исчезает, она шипит, как умирающие угли. И это самое страшное. Очнувшись, Роберт вздрагивает и обнаруживает самого себя сидящим на полу, прислонившись к каталке с телом Тадаши. По его щекам льются слезы, безудержные, дикие. А на полу он видит осколки, лужи… Что это, откуда? А взгляд Йокаи спокойный, грустный. Но что произошло? И впервые Роберт не чувствует, как его сердце пропускает удар. Напротив, он реагирует крайне спокойно, можно сказать, равнодушно, несмотря на напуганных роботов, сбившихся в одну кучу. Роботы не умеют путаться, но умеют хорошо имитировать людей, подолгу наблюдая за ними. Особенно такие, как МИИР. Медицинский Искусственный Интерактивный Разум. Роберт прекрасно понимает и чувствует, как ноют порезы на руках, как они чешутся. Он видит дыру в стеклянном шкафу и принимает это, как подтверждение факта. Конечно, как любой человек в его состоянии, он плакал, кричал и разнёс тут всё, разгромил. И это нормальная реакция, другой не бывает, другой быть не может. — Каким он был? — спрашивает Йокаи. Спокойно, будто это его не касается. — Он был мне другом, — Роберт улыбается, так грустно и вымученно — Одна встреча в парке — он, десятилетний, и я. Мальчишка, который без ума от техники. Без ума от роботов. Меня он сразу заинтересовал. Он был до безобразия амбициозен. Он мечтал помогать людям. Он был единственным студентом, с которым я пил кофе. Он был единственным, кому я мог дать билет на выставку технологий, с которым я мог сходить в кино и прокатиться по парку. Он был мне как сын, действительно. Не только Абигейл я воспитывал. Благодаря ему я пережил потерю Сары. И потом — п-потерю Абигейл. Он был одним пунктом из двух, почему я сдержался свести счёты с жизнью. Знаешь, как было трудно оттянуть дуло от виска? А как было трудно не позволить микроботам разойтись, чтобы наконец упасть с высоты? Одна мысль — «Тадаши может выжить» — и даже разум порой возвращался или хотя бы простое желание немного пожить. Хотя, скорее, выживать. Я переживу, Йокаи, ведь он — не Абигейл. Но если Хиро считал, что я не смогу его понять… Что я мог бы позволить Тадаши погибнуть в том пожаре, то он идиот, он ничего не знает. Неужели Ши не рассказывал обо мне? Может быть, он считал нашу дружбу чем-то постыдным? И со мной далеко не всё в порядке. Роберт прикоснулся к бедру и поморщился. Йокаи сидел на корточках перед ним, внимательно слушая и никак не реагируя. Будто его не существовало. — Ты же просто галлюцинация, — уставшим голосом произнёс Роберт и посмотрел ему в глаза, показавшиеся такими пустыми. — Я распинаюсь перед собой, верно? Признайся уже. Надоело играть мне, будто ты — настоящий. Йокаи перевел на него глаза и покачал головой, подняв брови. — В том и заключается коварство шизофрении, Роберт — я никак не докажу тебе, что я — галлюцинация. Как и то, что я — настоящий. Думай так, как считаешь нужным. Роберт глухо засмеялся, будто тот сморозил какую-то глупость. — Врываешься… Начинаешь следить за моей жизнью, просишь ни о ком не говорить. Разве это не подозрительно, нет? Как считаешь? М? Роберт подался вперёд. — Есть же простой способ проверить это. Интересно, догадываешься ты или нет. — Я не знаю, что ты задумал. — Неужели? Как же так? — Роберт, держи себя в руках. — Себя держать? Раз ты галлюцинация, тебе нечего бояться, детектив. Роберт, невзирая на боль в ноге, резко привстал и в мгновение ока набросился на Йокаи. Он упал на спину, ударившись затылком, испуганно вцепился ему в руки, ничего не понимая. Роберт сразу же схватил его шею и сжал что есть силы, зажмурившись. Весь мир стал фальшивкой, он заплясал в своих безумных красках, белых, зелёных, чёрных. Оно кружилось в диком хохоте, как карусель, шипело, как змея и отвратительно пищало. Все смешалось в одну массу, и единственное, что оставалось — это Йокаи.***
В фильмах во время похорон идёт дождь. Люди достают чёрные зонтики, и слезы сливаются с тяжелыми каплями дождя. Весь мир плачет и стонет, а время превращается в тягучую серую массу. Это были неправильные похороны и неправильная боль. День выдался слишком солнечный. В такой день люди не хотят грустить, они хотят качаться на качелях, гулять в парках, вдыхать аромат цветов сакуры… Но плакать из-за осознания того, что самый дорогой тебе человек, ради которого ты жил, умер. Не уехал, не покинул гнездо, а умер. И даже не умер, хуже — его убили. И убили ужасным способом — просто стерев с лица земли, со времени, уничтожив, искрошив, вычеркнув из пространственно-временного континуума. Так, что даже в последний раз не взглянуть, зная, что гроб пуст. Что его даже не закопают. В него положили её заколку. Единственное, что от человека осталось — даже не прах, а только имя на надгробном камне. Роберт не слушал оратора, распинавшегося своими пафосными речами о погибшей — ему было глубоко плевать на все произносимые слова, ничто не могло описать или хоть как-то облегчить его скорбь. — Мои соболезнования, мистер Каллаган, — услышал он мягкий голос. Кого? Какой-то женщины. Что за женщина? Роберт ничего не ответил, он даже не посмотрел в её сторону. Лучше бы никого не видеть, лучше бы эти похороны прошли без них, без этих людей! Он почувствовал чужое прикосновение к своему плечу, но не убрал руки с лица. Он даже съежился, как будто ему стало холодно. — Пожалуйста, успокойтесь. Вы слишком сильно нервничайте. У вас может хватить сердце, — этот отвратительно мягкий голос не собирался замолкать. Пусть «хватает» сердце! «Вы ничего не знаете!» — хотел сказать Каллаган, но слова застряли в горле. Он на секунду убрал мокрую от слез ладонь. — Правильно. Вам стоит успокоиться, — женщина хлопнула его по плечу. — Я вас ненавижу. — Простите? — Оставьте меня в чертовом покое! — Ну простите уж. Но вы тут далеко не единственный, кому больно, — женщина обиделась и он услышал, как она отошла. — Плевать хотел, — произнёс Роберт сам себе. Он посмотрел на надгробный камень, настолько отполированный, что в него можно было глядеться, как в зеркало. Что же с ним стало! Волосы окончательно поседели, глубокие морщины полностью превратили его в старика. Роберт постарел лет на двадцать всего за несколько дней! И точно в подтверждение этого, сердце внезапно дрогнуло, как будто кто-то сжал его в кулаке, что Роберт покачнулся. Стало трудно дышать, грудная клетка будто закаменела. Неужели та женщина была права? Роберт понял, что всерьёз испугался. — Я хочу покончить с этим, — прохрипел он кому-то из ритуальных агентов, на что тот удивленно уставился на него. Роберт вытер слезы и, чувствуя неприятную слабость в ногах, двинулся к стоящим возле ограждения автомобилям. Всё в мире ему вдруг стало безразлично, даже знакомая фигура в строгом костюме поодаль. — Не сейчас, — произнёс он, хотя знал, что таинственный «он» не уйдёт и не будет спускать с него глаз. Зелёная трава казалась серой. Деревья — кривыми, все цветы — искусственными. Слишком много цветов для мертвых, слишком ярко и весело для такого печального места. А его дочь даже мертвой назвать нельзя. Ведь официально даже памяти от неё не осталось. Она попросту исчезла с лица Вселенной. Как будто её и не было. Телепорт «Бесшумная ласточка» абсолютно никому не нужен, он не более, чем бесполезный проект. Это пустая трата денег и энергии. Это всего лишь лишняя реклама Krei Tech, демонстрация, что эта корпорация готова захватить само пространство и время! Даже Apple, выпуская первый прототип EVE, до такого не додумались. Как добирались самолетами, так и дальше можно добираться. Провались под землю, Крей, и да будет проклят тот день, когда Роберт догадался взять его в университет! Пожалел сиротку! Сердце снова вздрогнуло, заставив ноги согнуться. Дымка застелила глаза. — Роберт, тебе нельзя ездить в таком состоянии. Позволь тебя подвезти. Роберт поднял глаза и едва не лишился рассудка. Крей стоял в своём чёрном костюме, белой рубашке, рукава которой были застегнуты клипсами с какими-то темными драгоценными камнями. Имелись даже чёрный галстук и грустная мина. При полном параде. — Что ты хочешь? — Роберт заморгал, пытаясь прогнать туман из глаз. — Ты выглядишь так, будто вот-вот упадёшь. Позволь тебя подвезти. Пожалуйста. Роберт усмехнулся, и эта усмешка была неестественной. — Думаешь, ты так искупишь свою вину? Крей вздохнул, чуть прикрыв глаза. — Роберт, я не знал, что это произойдёт. Мне также больно. Роберт заметил, как он теребит свой рукав. Мерзкий! — Больно? — переспросил Роберт, — Ты ещё посмел заявиться сюда и сообщать, что тебе также больно? Интересно, за что? Разве ты не пришёл полюбоваться на своё преступление? — Роберт! Я понимаю, что ты винишь меня, но… — Что? Ты ещё пытаешься оправдать себя? — Роберт, — Крей едва сдерживал спокойствие, — Возможно, ты и прав, но поверь… Я не хотел, это не более, чем несчастный случай. Я не хочу, чтобы несчастный случай испортил наши отношения. — Ты идиот, — процедил сквозь зубы Роберт , — Идиот и мерзавец. Ты плюешь не только на науку, но и на человеческую мораль. Ты не гений, ты шарлатан, которому в детстве один раз повезло что-то собрать! Пошёл вон отсюда! — Роберт, я даже любил твою дочь! — воскликнул Крей в сердцах. — И хорошо, что она к тебе была абсолютно равнодушна, — Роберт потянулся за несуществующим пистолетом. Ему вдруг показалось, что Крей — как змея, от которой надо спасти Вилли. Он вовремя остановился. — Негодяй, — прошептал Роберт и зашагал прочь. Крей закрыл лицо руками, но Роберт этого не видел. Горло сдавила невидимая рука, в глазах потемнело. Его чёрная машина, казалось, стоит невероятно далеко. «Я никогда не дойду…» — Профессор Каллаган! — окликнул его знакомый голос. Роберт обернулся. Голос как будто был родным. Он удивленно поднял брови. Тадаши стоял в двух шагах от него. Не в траурном костюме… Неужели ушёл с занятий? — Мне очень жаль, профессор, — произнёс он, — Я не был знаком с ней близко, но вы ведь хорошо знаете… Я столкнулся с этим и очень хорошо вас понимаю. Мне так жаль… Я знаю, я пришёл сюда без приглашения, я могу прямо сейчас уйти. Но я подумал, что… Вам будет кто-то нужен. Слезы снова подступили к глазам. Роберт не мог двинуться с места, он стоял, точно окаменевший. — Вы очень плохо выглядите, я вызову вам такси, профессор. — Да, — глухо ответил он. — Вы позволите? Роберт кивнул. Тадаши подошёл и обнял его. Роберт инстинктивно сжал его кофту, стараясь все-таки сдержать слезы, но этого не получилось. Слезы — естественная реакция на боль, они выводят «лишний» кортизол и гормоны стресса. И плакать, крепко обняв кого-то, возможно, своего лучшего друга — тоже естественно. Это как найти что-нибудь, за что можно уцепиться, падая с горы. И Тадаши, Роберт вцепился в него. — Всё будет хорошо. Тадаши здесь. Тадаши здесь. Тадаши… нет.***
Темнота — она облекает, липкая, заворачивает, точно в кокон, душит. Где свет? Дайте свет, как же проткнуть этот мрак? Оказывается, абсолютная темнота — как вода, проникает в легкие, мешает дышать. И ещё она очень сильно пахнет. Она пахнет пеплом и золой, и если приглядеться — можно увидеть крупицы этого пепла. Вдохнуть нельзя — иначе он забьет легкие. Тут Хиро осознаёт, что это — то, что остаётся на миг сразу после взрыва. Обжигающая темнота. А вот и Тадаши. Его обугленное тело, оно рассеивается… Нет, Тадаши… Тадаши… ТАДАШИ! — Нет! Хиро вскрикивает, распахивает глаза и делает неловкое движение рукой, будто пытается схватить что-то. Здесь не пахнет пеплом… Рука беспомощно падает на матрас. Картинка проясняется — он в своей комнате. Хиро поднял тяжелую руку и посмотрел на часы. Ровно полпервого. Пятница. День. Хиро трёт глаза. А почему он в одежде? Воспоминания быстро возвращаются к нему и ударяют, точно молнией. Он слышит знакомый писк и внутри всё холодеет. — Хиро, — голос Бэймакса мягкий, но как будто виноватый. Хиро оборачивается на него. Перед ним стоит машина, но почему эта машина сама распоряжается, когда ей включаться, что говорить и что делать? — Что ты со мной сделал? Ты… Ты усыпил меня, так? — Хиро, это безопасное лекарство. У тебя может наблюдаться небольшое головокружение и сонливость, а также отсутствие аппетита, но оно пройдёт в скором времени, вы проспали достаточно долго, чтобы он почти полностью вышел из твоего организма. Её состав: оксибутират натрия, а… — Бэймакс, — голос Хиро дрогнул, — Ты лишил меня сознания. Это не вопрос. — Твоё сознание ясное, вы поспали, при потере сознания… — У меня кружится голова. Бэймакс, это плохо. Я удовлетворён своим лечением. — Хиро… — Бэймакс протянул к нему руку и Хиро вскрикнул. — Не прикасайся ко мне! — он резко дернулся в сторону. — Это была вынужденная мера, ты хотел убить меня, — голос Бэймакса вновь звучал почти как человеческий и Хиро был близок к панике. — Ты хотел причинить мне вред! — Это неправда, Хиро. Препарат широко используется в медицине и… — Уйди, прошу! — на глазах у Хиро выступили слезы, — Я удовлетворён, повторяю, удовлетворён своим лечением! Бэймакс опустил руки. Гиперспектральные камеры не могли выражать грусть, но Бэймакс наполовину прикрыл их, изображая грусть. Он медленно, своей пингвиньей походкой подошел к рюкзаку-сейфу, сел в него и деактивировался. В комнате наступила тишина, даже часы были сломаны. Хиро сел на кровати. Голова постепенно переставала кружиться, но в теле всё ещё присутствовала несильная слабость. Хиро взял телефон с полки и включил его. Там тут же высветились сообщения от друзей типа «Хей, Хиро! Может, зайдёшь в универ? Последний день до выходных. Ну мы же твои друзья!» — У меня нет друзей, — бросил Хиро в пустоту. На обои телефона он поставил фотографию Тадаши. И эта простая фотография, где Тадаши — счастливый, улыбается — она причиняла сильную боль. Эта боль казалась ещё более острой, чем в день его смерти. Хиро посмотрел на ширму. Он так и не сможет убрать её. Никогда он не сможет разрушить уголок, принадлежавший его брату. Это как вычеркнуть его из жизни раз и навсегда. Это страшно. Его отсутствие тогда будет ощущаться ещё сильнее… А у него ведь нет номера телефона Гарри… Какая жалость. Хиро потянулся к тумбочке, стоявшей возле его кровати. На ней вечно была куча хлама. Хиро выдвинул ящик и достал оттуда внушительного размера тетрадь в чёрной обложке, через которую проходила желтая линия. Это был его дневник. Хиро взял карандаш. Тетрадь сама открылась на нужной, чистой странице. В последнее время на страницах дневника все реже и реже появлялось что-то позитивное. Особенно последнюю неделю. «Я убью его. Я не могу больше так жить, — выводил Хиро, — Осознание того, что Каллаган, убийца моего брата, будет живым, когда Тадаши нет — оно бесит меня. Я ненавижу его. Я клянусь, что убью его. Если не сегодня, то точно завтра. И ничто — ни Бэймакс, ни тетя, ни остальные члены Шестерки не смогут мне помешать! В этот раз я действительно уничтожу его!». Довольный, Хиро отложил дневник и сел за свой стол. Бои Ботов прошли совсем не зря, как и изучение боевых машин. Сконструировать бесшумный пистолет — что может быть проще!***
Джордж тяжело вздохнул, который раз проходя мимо кабинета Тадаши, но скорее уже лаборатории Хиро. Пустующее кресло на колесиках стоит в одиночестве, на коробках с деталями осела пыль… «Хорошо, если Хиро только недельку не походит в университет, а потом все нормализуется. Иначе ему незачем получать стипендию!». Когда горячий кофе обжег язык и нёбо, Джордж понял, что действительно скучает по всему прежнему. И речь не только о жизнерадостности Хиро. Тадаши… Ведь он всё-таки был его другом, ему можно было довериться, он был душой компании. И, как Хиро бы не злился, Джордж так же скучал и по профессору Каллагану. Порой Джорджу казалось, что профессор был чуть ли не единственным хорошим преподавателем университета (ключевое слово — казалось), потому что в последнее время слишком часто его клонило в сон на лекциях. Джордж в глубине души желал, чтобы они никогда не становились героями, чтобы Великолепной Шестерки попросту не существовало. И не было бы безумной истории с Каллаганом. Конечно, спасать людей от ускоренного поезда было довольно весело, особенно когда этот поезд чуть не задавил самого Джорджа, но он был более чем уверен, что запросто смог бы прожить и без амплуа анонимного супергероя. Потом объясняй родителям, где ты пропадаешь. Джордж вошёл в свою лабораторию и поставил кружку кофе на свой столик, в специальное отведённое ей место. И тут Джордж вспомнил ещё кое-что, заставив почувствовать ностальгию по недавнему прежнему — то, что теперь лаборатория принадлежит не только ему, но и Фреду! — Здарова, Васаби! Нет, Фред был и есть один из лучших друзей Джорджа, но Джордж терпеть его не мог в качестве постоянного партнёра по экспериментам или соседа по лаборатории. На это было несколько причин. Первая — Джордж даже представить Фреда не мог в качестве ученого; вторая — Фред настолько серьёзно намеревался стать ученым, что у Джорджа зарождался комплекс неполноценности. Ну кто мог подумать, что это не Джордж будет пояснять ему физику с тетрадочки, а Фред? Фред, который только-только начал ходить на лекции! — Да не завидуй ты мне! — Фред, точно прочитав его мысли, хлопнул его по плечу, — Я ничего не изобрёл, а ты — много чего! Ну, я сам не знал, что я столько знаю! Давайте вместе каким-нибудь проектом займёмся. — Каким? — Джордж только сейчас заметил, что Гого с интересом за ними наблюдает. Она даже отложила свою работу над новой моделью крыльев самолета, опёрлась о стол и сложила руки на груди. — Например, специальный стол, который бы сам наводил порядок! Гого прыснула. — Это не физика, это робототехника, — буркнул Джордж, — Там тоже применяется физика, но это не то же самое. — Тогда давайте… Эм… — А ничего, что нам нужно исследование делать? — Джордж помахал своей заветной тетрадочкой. — Какое? — Нам надо написать диссертацию про механизмы Хиггса! — Что-о? — глаза Фреда округлились. — Добро пожаловать в Школу Ботанов, непризнанный гений! Фред нахмурился и стянул с себя свою зеленую шапочку. — Не-е, я был уверен, что тут поинтересней будет, чем писать диссертацию! — Здравствуйте, я тётушка Чарлея! — воскликнул Джордж, — С каких пор исследовать нерешенные физические задачи стало неинтересно? — А что это вообще такое? Нужно надевать халат? — Фред зачем-то закатал рукава. — Ты же на всех лекциях присутствовал и сам мне всё пересказывал. Халат не нужно, нужно решать формулы. — Какие ещё формулы? — Вот эти, — Джордж ткнул пальцем в тетрадку. — Нужно решить эти задачи, потом объяснить их решение и написать диссертацию, почему их проблему не удаётся решить. — Ничего не понял. — Физика за пределами стандартной модели. Там не всегда надо всё понимать… — А-а-а… Фред без спросу взял тетрадь Джорджа и принялся переписывать формулы на висящей на стене доске. ГоГо хмыкнула и выпустила пузырь из жвачки. — Вижу, вы отлично сработались, — улыбнулась она. — Почему он именно выбрал физический? Почему не химический? Они с Хани Лемон отлично бы сработались! — ныл Джордж, хлебая уже подостывший кофе. — Потому что альтер-эго супергероя должно хоть как-то совпадать с его способностями! — проорал Фред из другого конца лаборатории. — Каким боком драконы совпадают с физикой? — ответил Джордж. — Я не дракон, я прыгаю. Прыжки — это физика. — Она тебе мало поможет, — буркнул Джордж. — Химия — это чисто увлечение для Хани. А мне надо было что-то… Эдакое. — Да ты просто её стесняешься, потому что втюрился! — не выдержал Джордж, чем вызвал смех у ГоГо. — Неправда! — однако Фред тут же покраснел. Он сделал вид, что обиделся и принялся писать решение к задаче. Однако действовал он совершенно бездумно и сам не заметил, как у Джорджа на лице появляется выражение всё большего ужаса. — Что за дребедень ты пишешь?! Фред с умным видом перечеркнул всё написанное, и так сильно нажимался на маркер, что он издал просто отвратительный скрип. — Да, мне нравится Хани, — Фред с громким щелчком закрыл маркер, — Но она была влюблена в Тадаши. У неё даже его фотография установлена на всём, у чего есть экран. — Тадаши умер, — с грустью произнёс Джордж. — Она не будет со мной как минимум год, — Фред дёрнул плечом. — Так и знала, что рано или поздно буду наблюдать романтическую драму, — фыркнула ГоГо и повернулась к своим чертежам. — Но ты же потерпишь? — Джордж улыбнулся. — Конечно. Слушай, давай ты эту решишь, а я следующую. — Я кофе пью. — Ох, — Фред бросил маркер на стол и прыгнул в кресло, которое тут же медленно крутанулась вокруг своей оси, — Физика — это сложно. Спасать людей и то легче. — Ага, там особых расчетов делать не надо. Но спасать Хиро все же сложнее… — Его пару дней не было, а я уже скучаю, — протянул Фред, — Всё из-за этого дурацкого суда. После него он ходит сам не свой. А ещё он явно намеревается перейти на Темную Сторону Силы. Прям как Энакин Скайуокер. И вообще, он на него похож. Тот тоже был гением и у него мама погибла, вот тогда он и перешёл… Нам надо спасти его. Нельзя допустить, чтобы он убил Каллагана! — Фред, — Джордж подкатил глаза, — С чего ты взял, что он убьёт Каллагана? — Он сам так однажды сказал, помнишь? — Да не убьёт он никого! Он же в прошлый раз не убил. У меня тоже бывает настроение, когда хочется всех убить, и что? — «Настроение, когда хочется всех убить» и «хотеть всех убить» — разные вещи. И ты, Васаби, не то что убить не сможешь, ты даже ударять будешь, извиняясь. Может, его спасёт музыка, как синих бук из «Желтой подлодки»? — Что?! — воскликнули оба и Джордж и ГоГо. — Mama, I just killed a man… — затянул Фред. И да, третья причина, почему Джордж не любил Фреда в качестве постоянного напарника. Он постоянно, нет, не иногда, а постоянно искал повод, чтоб запеть! — Привет, ребята. А что у вас тут происходит? — в зал, стуча каблуками, вошла Хани. — Он песню тебе исполняет, — кивнула ГоГо на Фреда. — А, но он красиво поёт. — MAMA, у-ууу! О, привет, Хани Лемон! А ты что, действительно считаешь, что я красиво пою? — улыбка Фреда растянулась чуть ли не до ушей. — Да, — Хани кивнула. — А что, Хиро не пришёл? — Нет. Я думаю, что всё-таки у него депрессия, — вздохнула ГоГо. Хани опустила глаза на носки своих высоких туфель. — Ему просто очень тяжело после суда. По правде говоря, мне тоже. Она подошла к своему столику и без особого интереса взяла одну из многочисленных папок. — Ребята, — Фред был в таком восторге, что он обнял спинку кресла, — Хани Лемон сказала, что у меня талант! — Она сказала, что ей понравилось, а не что у тебя талант. И то, ей показалось. Хотя,— в голосе Джорджа проскользнула надежда. — Теперь твоё альтер-эго будет певец? — Нет, слава — плохая штука. Я всё ещё останусь физиком. — «Всё ещё» — ключевое слово? — с надеждой переспросил Джордж. — Нет, я останусь физиком. Кстати, а по новостям ничего интересного не передавали? — Нет, в городе спокойно, точно в штиль, — ответила Этель на всякий случай заглянув в телефон. — Жаль. Вот бы нам катастрофу какую-нибудь! Тогда бы настроение Хиро точно бы поднялось! А, — Фред вдруг хлопнул в ладоши, — Может, нам самим её устроить? — Ну уж нет, — пробормотал Джордж, — Хватит с тебя катастрофы, которую ты учинил с формулой!***
Роберт вытер пот с разгоряченного лба и поднял взгляд. На кровати лежало безжизненное тело Тадаши. Все ещё чувствуя усиливающуюся боль в грудной клетке и ком в горле, мешающий вздохнуть, он взял край простыни. Накрыть лицо друга этой белой простыней — все равно что передвинуть валун. Руки Роберта дрожали, а к глазам вновь и вновь подступали слезы. Простыня была тяжелой, неподъемной, будто слитой из бетона. Напротив уже отключённой от аппаратов койки стояла другая, на которой сидел живой и дышащий Йокаи. Роберт помнил, что он его душил, но Йокаи сидел и ел кашу. Роберт был не уверен, что это вообще случилась. — Мне надо уйти, — сказал Роберт, — МИИР-1, пожалуйста, позаботься о нем. — О ком, сэр? — робот поднял на него свой один-единственный камеру-глаз. — О мистере Элдридже, — Роберт кивнул в сторону мужчины. — О мистере Элдридже? — удивленно переспросил МИИР-1. Профессор вздохнул и провёл ладонью по лицу. — Наверное, — прошептал он, — Я уже ни в чем не уверен. Роберт поднял трость и тяжело опираясь об неё, отправился вверх по лестнице. Приняв душ и приведя себя в порядок, Роберт долго всматривался в своё отражение. Лучше было не думать, во что или в кого его превратила болезнь. Для студентов он был неплохим учителем, для коллег — отличным ученым, для докторов — тяжелобольным пациентом, для соперников — везунчиком с хорошей памятью, которая и открывала для него много дорог. А для мира он был Йокаи, призраком, монстром. Для себя… Роберт боялся охарактеризовать себя. Обыкновенный безумец — вот что стоит за всем этим. Роберт спустился на кухню, пытаясь придать своему лицу нормальное выражение, чтобы дочь ничего не расспрашивала. Абигейл была там. Одета она была в желтое платье, которое ей очень шло. Но её движения были резкими, когда она открывала кран, чтобы набрать воду в пластиковую бутылку. — Дорогая? — позвал её Роберт. Абигейл подняла на него недовольный — или уставший? — взгляд. — Знаешь, сколько времени? — спросила она, резко закрыв кран. — Знаю. Ты куда-то собираешься? — Да. Погулять с одним человеком, — произнесла она, — И послушать шёпот за спиной, понаблюдать, как на меня указывают пальцем и называют меня не иначе, как «дочь того ненормального». А всё из-за того, что ты не принимал лекарства. И даже сейчас их не принимаешь и целыми днями, а порой даже и ночами пропадаешь где-то. Удивительно, что ты ещё интересуешься, куда я собираюсь. — Абигейл, я работал над кое-чем очень важным. Теперь уже всё, — Роберт сжал набалдашник трости. — Твой секретный проект важнее меня. И того факта, что тебя послезавтра заберут и отправят гнить в психушке. — Ты не понимаешь. — Нет, папа, не понимаю. Я возьму машину. Она прошла мимо него, даже не взглянув. Роберт услышал, как позади него хлопнула дверь. Он тяжело вздохнул. Его рука сама отправилась в карман брюк, где он нащупал маленькую твёрдую коробочку с острыми углами. Пора в последний раз посетить могилу. И там можно подумать. О времени.***
Во время тех похорон была плохая погода. Свинцовое небо и так нагоняло тоску, а барабанящие по зонтикам слезы дождя не могли заглушить печальные вздохи скорбящих. Хиро не плакал, нет. Он помнил прекрасно, как прижимал кепку к груди напротив горящего здания, и даже закрыв глаза, он видел взрыв, а по ночам просыпался из-за ночных кошмаров. Похороны Тадаши! Хиро боялся даже думать о том, что когда-то его родного, самого близкого человека не станет. Он не плакал, потому что за три дня до похорон он выплакал все слёзы. Он не плакал, потому что понимал, что его окружают люди. Хиро не любил людей, и сейчас он это осознавал, как никогда раньше. Хиро закусил нижнюю губу. Единственный человек, которого он любил… Умер. Он знал, что тетя Кэсс глотает слезы, сжав его худое плечо. Но разум не хотел никак принять, Хиро даже боялся подумать, что сейчас у него нет абсолютно никого. Родители погибли десять лет назад, а Тадаши… Умер неделю назад. И сидя дома, слушая тихие разговоры утешающих или друзей Тадаши, которые делились тёплыми воспоминаниями друг с другом осторожно, будто делясь секретом, Хиро почувствовал себя чужим. Слезы подступили к глазам и ему пришлось сбежать. В свою комнату, чтобы там упасть на кровать и долго-долго плакать. Наблюдать, как слезы впитываются в белую наволочку подушки и ненавидеть каждого, кто пришёл и кто войдёт сюда. … А перед могилой стоял одинокий Роберт. Седые волосы намокли из-за дождя, а чёрный высокий воротник скрывал половину лица. «Я не допущу этого» — таковы были мысли этого человека. Его рука в чёрной кожаной перчатке сжимала маску кабуки. Роберт надел её, скрыл посеревшее лицо. Красные линии на маске означали гнев. И тут же разум отступился.***
Кто бы мог подумать, что кладбище может быть таким умиротворяющим местом! В те дни, когда здесь не толпились плачущие, тут было царство тишины и спокойствия. Роберт глядел в небо. Пальцы в кармане брюк снова сжали коробочку. Что есть время? Относительное понятие, им можно вертеть, с ним можно играть. И, тем не менее, оно неизбежно. Но и неизменно. Стоит ли что-то менять? У Роберта есть шанс. Он может вернуться, но увы — изменить удасться только что-то одно, маленькое, незначительное. И вернувшись, можно умереть. Поэтому они так хотели уничтожить машину. Всё логично. Спасёшь одну судьбу, а разрушишь сотни. Восемь миллиардов — это очень много, никогда не знаешь, какова у каждого жизнь. Как повлияет раздавленная в прошлом живая бабочка, не вызовет ли цунами? До кладбища Роберта пришлось проделать долгий путь и нога напоминала об этом. И болело сердце. Это уже было очевидно — приступы участились, все труднее дышать. Эта неделя точно доведёт Роберта до смерти. Это было известно, как человек знает, что он упадёт, когда лестница под ним преломляется. — Роберт, — ох уж этот голос! Роберт резко обернулся, встретившись с наглым взглядом Крея, выросшего буквально из-под земли. На секунду Роберт даже усомнился, не галлюцинация ли он. — Что ты тут делаешь? — спросил он. — То же, что и ты. Здесь похоронены мои родители. И это хорошее место чтобы… Думать. — Ясно, — Роберт отвернулся. Он молча ждал, когда его злейший враг уйдёт. Он попытался сосредоточиться на фотографии Сары на надгробном камне, но чужой взгляд просто выжигал спину. — Роберт, я вижу, что тебе тяжело идти. Позволь мне подвезти тебя. Роберт посмотрел на свою трость. Нога тут же заныла, точно специально. Тупой болью, заставлявшей чуть ли не стонать. Искушение было сильным. — Так и быть, — выдавил Роберт. Крей благодарно кивнул. — Я сам дойду, — бросил он предложившему руку Крею. Алистер указал на стоящий за ограждением кладбища электрический «Бентли». Обогнав Роберта, он открыл ему дверь к сиденью возле водительского кресла. Каллаган покачал головой и демонстративно сел на заднее. … Роберт равнодушно глядел в окно, наблюдая за спешащими людьми, рассматривая дома, выискивая среди них те, что были построены в японском стиле. Даже музыка на радио не играла. Крей глянул на него в зеркало заднего вида и сжал руль. Во взоре Роберта читалось не только равнодушие, но и глубокая усталость. — Роберт, хочу, чтоб ты знал, — Крей испугался, насколько сиплым оказался его голос, — Я перевёл тебе одну круглую сумму денег. — Всё пытаешься грешки замести? — в голосе Роберта не читалось никаких эмоций. — Я знаю, что виноват, — Крей нервно сглотнул, — Но ты виноват не меньше. — Я это знаю, поэтому не оправдывал себя на суде. — Но ты все равно заслуживаешь лучшего. Ты ведь никого не убил… — Попытка тоже считается, как и разрушение полгорода. — Ах да, ещё кое-что, — Крей снова посмотрел на отражение профессора в зеркале заднего вида, — Каллаганы полностью свободны от долгов. Роберт вздохнул и облокотился об спинку сиденья. — Какая невиданная щедрость с твоей стороны. Но я благодарен тебе. — Я знаю. Но никто не знал о твоей шизофрении, а это очень неплохое смягчающее обстоятельство. — Вот поэтому я отправляюсь не в тюрьму, а в больницу. Потерпи уже два дня, скоро я вовсе исчезну из твоей жизни. — Я не очень хочу, чтобы ты исчезал из чьей-либо жизни. — Даже из жизни ребёнка, чьего брата я убил? — Ты ведь не убивал его. — Убивал, — упавшим голосом прозвучал ответ. «Я убил его на операционном столе». — Ты всегда винил себя больше всех, Роберт. Пора уже осознать, что не всё плохое зависит от нас. Возможно, ты просто не смог спасти его. Взрыв произошёл в считанные секунды. Никто не мог успеть. Как и «Бесшумная ласточка»… — Вот себя оправдывать не надо. Ты прекрасно знал о риске и о неисправностях. — Я тебя простил, Роберт, — это было произнесено, как замечание. «Видишь, как я великодушен» читалось в этих словах. — Есть вещи, которые не прощаются, — ответил Роберт, с минуту подумав. — Тогда нужно просто вычеркнуть человека из своего списка знакомых. Роберт видел, как некий мотоциклист, одетый в чёрное, поравнялся с его окном, как он вытащил пистолет. Разум не до конца осознал происходящее, даже когда дуло пистолета оказалось таким близким. До тех пор, пока он не нажал на курок. Роберт понял, что пуля прошла сквозь стекло, вонзилась в тело, и выстрел был четко и ясно слышен. И Роберт даже не вскрикнул. Только разум сразу помутнел. — Роберт? Роберт! — Крей бросил на пассажира взгляд через плечо. Поставив машину на «аварийку», он поспешно вылез из неё и бросился к заднему сиденью. — Роберт! Что с тобой? — он испуганно схватил его за плечи. Роберт вздрогнул. Увидев перед собой испуганное лицо Алистера, он отстранился. — Что случилось? — спросил он, рукой ища рану. — Ты вдруг замер… — Тебе показалось. — Нет, не показалось. Ты бледен. Что с тобой? — Ничего. Побочный эффект от некоторых галлюцинаций, — последнее предложение Роберт произнёс уже тише, увидев, что на окне было ни царапинки. — Не беспокойся. Просто отвези меня домой. И помолчи. Тот кивнул, но все же в его лице читалось недоверие. Остаток дороги они провели в полном молчании. — Вот мы и на месте, — произнёс Крей, затормозив возле его дома. Роберт не сразу вышел из машины. С некой гордостью и одновременно грустью во взгляде смотрел он на ту, за которую расплачивался поломанной жизнью. Крей заметил её и тут же отвёл взор. На крыльце стояла Абигейл, а в её руках был букет из золотистых роз. И её обнимал молодой человек, японец в круглых очках. — Спасибо, Дзиро, этот день был чудесным, — она улыбалась, выглядела счастливой. Они поцеловались. Их поцелуй был коротким, поцелуй людей, которые собираются встретиться может даже на следующий день, и точно знают, что скоро скрепят вместе свои жизни навсегда. Ведь на пальчике Абигейл блестел камушек на кольце.***
Стрелка уже приближалась к пяти. Хиро с облегчением вздохнул и откинулся на спинку кресла. К тарелке риса с крылышками он за весь день даже не прикоснулся, потому что усердно работал над своим маленьким проектом. Пули могут заменить любые гайки, это не так уж и важно. Ведь самое главное — оружие, готовое, лежало на столе. Хиро глянул в пустующий угол комнаты, где обычно стоял Бэймакс, склонивший набок голову. Сейчас его морали и зачитывания значения слова «убийство» из словаря были абсолютно не нужны. Знал бы кто-нибудь, какой Хиро поставил рекорд — он был более чем уверен, что у других людей на создание такого пистолета ушла бы минимум неделя. Но он был готов. Это было всё равно, что сделать мини-робота. Теперь пора испытать его в действии. Хиро прищурил глаз и нацелился на стоявшую на подоконнике чашку. Нажатие на курок, оружие отдаёт назад и больно ударяет в ладонь. Но главное — абсолютно бесшумно. Чашка разбивается, будто от силы мысли. — ДА! Да-да-да-да! Я — гений! Я истинный гений! — Хиро вскочил с кресла и принялся прыгать, смеяться, пока не споткнулся и не полетел на пол. Но «ай» он не произнёс, сдержался — не хватало тут Бэймакса и вообще чьих-либо нравоучений. — Зайчик, у тебя там всё в порядке? — послышался снизу голос тети Кэсс. — Да, в полном! Хиро счастливо или злорадно захихикал, ещё раз посмотрев на оружие в своей руке. Теперь — за дело! Убить Каллагана, а пистолет уничтожить — и никто не заметит, ведь даже выстрела не будет слышно. Всё просто блестяще. Именно так и должно произойти. Хиро даже не задумывался, не понимал до конца что именно он собирается сделать. Мозг просто ослепила жажда мести. Не хватает на самом деле только маски кабуки. Хиро схватил рюкзак, сунул туда пистолет и импровизированные пули, а сверху прикрыл кофтой и парой книг. Хиро облачился в свою худи (кофту с капюшоном), поправил волосы и побежал вниз. — Ты куда, солнышко? На занятие? — спросила пробегающая мимо с подносами Кэсс. — Да, — солгал Хиро, — Я скоро вернусь! Он, конечно, не заметил, что Кэсс тяжело вздохнула и на её лбу все отчетливее вырисовывалась морщина. В последнее время слишком часто она хмурилась. В автобусе, Хиро прижимал к груди свой рюкзак, будто боялся, что его украдут. Против своей воли, он выискивал среди толпы знакомых или полицейских, надеясь, что никого не обнаружит. Ему казалось, что всё следят за ним, и под сердцем образовался холодок. «Ничего страшного, ведь мой пистолет бесшумный»… Он достал телефон и набрал в поисковике имя и фамилию Каллагана. Адрес не заставил себя ждать — он был отмечен в телефонной книге. Оказалось, что следует пересесть в поезд и добираться до нужной остановки час.***
Абигейл смерила отца вмиг помрачневшим взглядом, пока она ставила цветы в вазу. — Опять где-то пропадал, — это был не вопрос, а скорее констатирование факта. — Я был на могиле. — И как? Цветы там всё ещё растут? — Абигейл не верила ему. Роберт тяжело вздохнул и грузно опустился на стоявший возле обеденного стола стул. Недовольно посмотрев на больную ногу, он с отвращением бросил на пол трость. Абигейл вздрогнула, когда деревяшка громко стукнула по кафельной плитке, но не обернулась. — Я бы не хотел проводить последние дни в ссоре. Кто этот твой молодой человек? — Дзиро Накамура, — Абигейл улыбнулась и убрала прядь волос за ухо, — Мы скоро поженимся. Через… — она вдруг запнулась, обернувшись — Время. Роберт кивнул и опустил голову. То, как она вздыхала, как избегала каждый раз взгляда с ним, её сдержанность, холодность — она устала, он ей надоел. Всю жизнь она проплакала по ночам, обняв себя за плечи, если он пропускал приемы лекарств, а в последнее время, слушая сплетни о себе с чужих уст, она, того не осознавая, желала, чтобы поскорее пришло глупое воскресенье и она больше его не увидит и сможет спокойно вздохнуть, больше не переживать о нем. И она не могла дождаться, когда в одно прекрасное утро она проснётся в постели с человеком, с которым её связывают кольца и долгое и томительное желание, наконец, вырвавшееся на свободу. И не будет никаких отцов, которые могут спрыгнуть с крыши в погоне за несуществующими голосами у них в голове и в ушах. Абигейл настроила граммофон погромче, чтобы хоть как-то скрыть тишину.Тормоза Шевроле визжат, когда ты нетвёрдо плетешься через дорогу... Но это день — он наезжает... И вот, ты спешишь домой Не допускай, чтобы солнце взорвало твою тень, Не дай пене молочной управлять твоей головой, Ведь ты такой естественно, религиозно плохой
Роберт покачал головой собственным мыслям и оставил Абигейл одну, выйдя из кухни. Направившись сразу в лабораторию, он мысленно готовился, что там его встретит угнетающая тишина. Йокаи сидел на койке, свесив ноги и просто глядел на него, как молчаливая статуя. Живой, здоровый. И совершенно невидимый.***
Хиро надел капюшон, дабы скрыть лицо. В последний раз сравнив номер дома со скриншотом на телефоне, он решительно двинулся вперёд. Дом стоял, как на ладони, поодаль от всех остальных. Какое счастье — на улице было ни души. Оставалось только найти чёрный ход, с помощью отмычки открыть его, незаметно прокрасться в квартиру, найти Каллагана, убить его… Хиро очень надеялся, что ему не встретиться дочь и комната Каллагана не находится наверху… Хиро обогнул его и с неудовольствием отметил, что путь к задней части двора лежит через кусты. Главное — не оставить даже ниточки на веточке, а это было крайне сложно. Каким-то чудом, исцарапав все руки, замирая после каждого сделанного шага, Хиро удалось пробраться сквозь них и даже прикоснуться к тёплой от солнца стене дома. Теперь оставалось самое сложное. Какого же было его удивление, когда Хиро оказался не перед дверью, а перед большим круглым окном! Он прижался к стене и аккуратно заглянул в него. Если бы кто-то в этот момент выглянул в окно, он бы точно заметил любопытное лицо мальчика, но тот бы скрылся так быстро, что заглянувшие подумал бы, что ему показалась. Кусты оказались довольно выгодныи местом для пряток — можно в них нырнуть и дело с концом. Окно вело в комнату, напоминавшую лабораторию. Пол, стены, потолок — всё было белым, у стен стояли столы, два стеклянных шкафа, набитые чем-то, что Хиро не мог разглядеть, а ещё по комнате разъезжали причудливого вида роботы — эдакие железные ящики с одним пирамидным глазом и одной длинной рукой. Напротив шкафов стояло две больничные койки, на одной из них лежала чья-то фигура, скрытая простыней. Роберт Каллаган сидел на стуле возле стола и судя по всему, бурно что-то доказывал кому-то, скрытому в дальнем левом углу, который Хиро никак не мог увидеть. Он размахивал руками, показывал на свою голову. Хиро вытащил заранее заряженный пистолет. Оружие отяжелело в его руках, в нем чувствовалась вся сила и мрачность страшного слова — уничтожение. Сердце колотилось, как сумасшедшее, будто звало на помощь, как предатель, вызвало своего хозяина. Оставалось дождаться, пока жертва встанет, тогда остаётся только выстрелить. Роберт встал, опираясь на трость. Откуда у него трость? Хиро сжал горячую рукоятку пистолета, не боясь оказаться замеченным, вышел, встал прямо напротив окна и вытянул руку, сжимающую орудие убийства. Он стоял, твёрдо держась на ногах, ни одна жилка не дрогнула на лице будущего преступника. Роберт подошел к койке и одернул простынь. Хиро едва не уронил свой пистолет, он дрогнул в его руках, ударил по косточке. Там лежал… Тадаши. Этого не могло быть, он мертв, это шутка! Хиро, позабыв обо всем на свете, побежал прочь из этого страшного места. В висках стучало. Нет, это не мог, просто не мог быть Тадаши! Этот человек, он был мертв! Тадаши уже был мертв, спустя два месяца, мертвецы не возвращаются!***
Сегодня весь день был странным. Сакура — признак пробуждения, но далеко не скорби. Она цветёт в Сан-Франсокио круглый год. Дерево, приносящее умиротворение своим поэтичными спокойствием, дурманящие своим ароматом. Тадаши любил сакуру. Хиро увидел незнакомку ещё издали. Она стояла, глядя на надгробный камень Тадаши, будто не веря своим глазам. Фиолетовый берет красиво лёг на её короткие каштановые волосы. На ней было дорогое пальто. Для своего возраста (немного старше Тадаши) в её одежде ощущалась даже немного излишняя формальность, но элегантность. На её плече висела сумка от Chanel. — Вы кто? — спросил Хиро удивленно, сжав в руках сорванную ветку сакуры. Девушка вздрогнула и обернулась. Она была японкой. Ей была присуща некая хрупкость, а стрижкаприьпвояла ей мальчиковость во внешности. — Здравсвуй… те. Меня зовут Мамия Макото. В прошлом — Конно Макото. Макото. А вы, должно быть, Хамада Хиро? — Д-да, — Хиро кивнул, — А вы откуда меня знаете? Макото вздохнула, быстро вытерев повлажневшие ресницы. — Ваш брат, Хамада Тадаши. Тадаши. Простите, я недавно приехала из Токио, я… Вышла замуж. — Откуда вы знаете о моем брате? — Хиро не понимал. — Я работала официанткой в вашем кафе. Вместе с Тадаши. Года три-два назад, — она улыбнулась, неуверенно, как школьница перед учителем, — Я была в него влюблена, но… Невзаимно. Потом появился Тиаки… — она прервалась, на миг опустив взгляд в землю, — Я не знала, что он умер, — добавила она уже тише, — Что случилось? — Он погиб на пожаре. При взрыве. Он спасал одного профессора, — Хиро положил веточку на чёрную землю. — Какой ужас… А сам профессор тоже погиб? — Нет, к сожалению. — «К сожалению»? — Да. Макото кивнула, будто его понимая, сжав ручку сумки. — Очень жаль. Я даже не могу поверить, — произнесла она, посмотрев в небеса. Она что-то достала из сумки и протянула ему. — Это моя визитка. Тут мой телефон. Мне нужно уже идти, но я хочу встретиться с вами. Хиро попробовал улыбнуться, но не смог. Он небрежно, точно фантик от конфеты, сунул визитку в карман. — Хорошо, — произнёс он. Уходя, Макото мягко прикоснулась к его плечу. Она была похожа на фею из сказок. Нежную, хрупкую, и при этом скрывающую своё озорство. Хиро даже удивился, что Тадаши не ответил на её чувства, когда наблюдал за её ускользающим силуэтом. Телефон брыкнул в кармане. Хиро достал его, едва не уронив визитку. «Это я, Хитрый Гарри. А я тебя вижу!». Хиро поднял голову и действительно увидел идущего к нему навстречу друга. Он был одет как всегда — дорогое коричневое пальто, распущенные длинные каштановые волосы. — Тоже решил «навестить» брата? Я тут… Прячусь. Гарри поравнялся рядом с ним и посмотрел на надгробие. — Мои озверели, когда узнали, что я обратно камень отдал. Вот и… Прячусь. Знаешь, Хиро, никакой я не свободный. А у тебя как дела? Хиро усмехнулся, неожиданно мрачной улыбкой. — А я почти стал Свободным.