***
Зная горячий нрав Солнечного Охотника, в путь мы отправились на самом рассвете, пока солнце ещё не припекает, чтобы пик дневного зноя застал нас уже у моря, а не посреди палящих равнин. Но я не удержался и бросил ему вызов, а потому отказался от поездки в комфортабельной карете на мягком ходу и предпочёл путешествовать верхом, чуть в стороне от остальных наших экипажей, позволяя терпкому от аромата степных трав ветру овевать моё разгорячённое тело. Не в последнюю очередь такой выбор был связан с желанием испытать мощь своего скакуна. Подарок от отца, джарактийский жеребец игреневой масти по имени Киран, застоявшийся в конюшнях и не имевший в городе возможности проявить себя во всей свой красе, здесь чувствовал себя как рыба в воде. Точнее, как конь на лугу. И он радостно нёс меня по дороге, то пускаясь в галоп и обгоняя кареты, то, завернув широкую дугу, уходил в сторону от тракта и переходил на размашистую рысь, вспугивая из густых трав кроликов и куропаток. Охотник же, видимо, сочтя моё решение достаточно мужественным, жалил своим горячим солнечным копьём с ленцой, периодически ныряя в мохнатые облака. И с высоты своего величия позволил нам через несколько часов без забот добраться до густой тени, которую бросал на дорогу вечнозелёный лес. Этот древний лес начинал расти практически у самых берегов моря Туманов, северной части Небулы, то робко нападая на равнины, то терпя поражение и пятясь обратно, но с каждым плефром, оставшимся позади, всё увереннее и увереннее наступал на территорию степей Арума, даруя путешественникам долгожданную прохладу. Так что на остаток пути Кария изъявила желание тоже присоединиться к конной прогулке и сидела в седле передо мной, когда мы въезжали в широко распахнутые ворота Южного.***
Разумеется, нас ждали и встречали. Штат прислуги во главе со старшим дворецким и управляющим Жаком, зная о нашем приближении, выстроился вдоль въезда во двор и с поклоном проводили нашу процессию. В самом же дворе нас поджидала парочка молодых людей, приветственно замахавших шляпами, как только мы с сестрой показались из-за поворота дороги, и подбросивших их в воздух, когда острое копыто моего жеребца коснулось белого камня двора. Мои закадычные друзья с одинаковыми именами, которых редко можно было встретить по отдельности друг от друга: широкоплечий и русоволосый Фредерик Мар, наследник морской торговой империи нашей страны, и темноглазый проныра Фредерик Тыква, который вопреки своей фамилии был темноволос, а не рыж. А также вопреки тому, что он готовился унаследовать за своим отцом ректорство Тайного Магического Сыска, был необычайно дружелюбен, весел и беззаботен. Но, несмотря на свою контрастную внешность, эти двое были очень близки, вкусами обладали весьма схожими и даже их предпочтения в девушках были на удивление аналогичны. Подойдя к моему скакуну, они синхронно протянули руки и деликатно помогли спуститься Карии, по-братски её расцеловав. А потом они совершенно бесцеремонным образом стащили меня с седла и со всей силы принялись пересчитывать мне рёбра в четыре кулака и душить в своих парных объятиях. — Мы уже думали, что потеряли тебя насовсем, вашество! Как ты мог, наш добрый друг Санитас?! — Самый оторванный и весёлый член нашей компании превратился в затворника и дал обет скромности и безбрачия?! — Что же мы скажем Катарине, ждущей тебя с нетерпением? Она же все глаза себе выплачет, когда узнает, что ты постригся в монахи! — Или ты стал жертвой злого колдовства, запрещающего тебе ложиться спать после полуночи, пить алкоголь и развлекаться с друзьями?! — Стойте, братья! — я наконец-то смог вставить хоть слово в поток их бесконечных вопросов. — Всё не так! Никакой колдун меня не проклинал! Скопцы-затворники не постригли меня в свой тайный орден! И даже здоровьем я так же крепок и готов кутить всю ночь напролёт! Но годы берут своё! Я притворно схватился за поясницу и с кряхтением продолжил, вырвавшись из их цепких объятий: — Годы, они такие, хо-хо! Молодёжь, что вы понимаете?! В следующем месяце мне исполняется девятнадцать, а значит, я уже почти как год считаюсь официально совершеннолетним и несущим ответственность за свой народ. В том числе и за вас, раздолбаи! Задумайтесь, что это означает в перспективах нашей нелёгкой судьбы простого служителя народа! Потому как вам тоже это грозит очень скоро! — Мы станем брюзжащими существами, будем бояться сквозняков и порицать нравы молодёжи? Упаси Дева от такой милости! Фред Тыква бросился к другому Фреду и спрятался от меня за его спиной, будто я был переносчиком какой-то заразы. — Нет, друг мой, — ответил Фред Мар, утешительно похлопывая товарища по плечу, который своё восемнадцатилетние встретит уже этой осенью, а потому морально готовился к переменам, — мы будем вынуждены трудиться на благо Альбы и своей семьи. Собираться станем всё реже и реже, а многие разъедутся по всей стране. Потом начнутся разговоры о женитьбе, прокатится череда свадеб, пойдут орущие дети. И лишь выйдя на пенсию, мы будем снова сидеть у камина все вместе и вспоминать деньки своей юности, роняя старческие слёзы. — Именно потому предлагаю не терять ни единого дня нашей шальной молодости, братья мои, — я приобнял их и двинулся в сторону главного дома. — Вы же сделали, как я просил? — Всё исполнено в наилучшем виде, наш принц! — отрапортовали они хором. — Наша компания уже в полном сборе, не хватало только вас! Ждём всех в поместье Мар на закате, где начнётся культурная программа! Оттуда мы перебазируемся уже в ваше поместье, где программа превратится в некультурную с последующим засыпанием в пьяном виде в самых неподходящих местах! Обязательно берите с собой Нору и других прелестниц, чтобы украсить вечер, а о развлечениях мы уже позаботились, обещаем, вечеринка выйдет на славу! Доведя нас до порога дома, они поклонились и отсалютовали на прощание. — Располагайтесь, отдыхайте и готовьтесь к вечеру, ваша светлость! Мы же вынуждены покинуть вас, дела, знаете ли. Очень неотложные. Надо лично проверить квалификацию танцовщиц, приглашённых на праздник в честь вашего возвращения, и продегустировать доставленные вина. И заговорщицки мне подмигнув, они направились к пальмовой рощице, прогулка по извилистым тропинкам которой могла вывести из нашего поместья прямо в поместье Мар, с которым мы соседствовали и, на самом-то деле, не имели чёткой границы ни по пляжу, ни по упомянутой рощице.***
Прошёл целый год с тех пор, когда я был тут в последний раз, но казалось, что ничего не изменилось. Впрочем, может, так оно и было. Сам замок, подсобные строения и павильоны для приёма гостей всё так же сверкали глянцевыми стенами и поблескивали синей черепицей и изразцами, будто пряничные домики в кондитерской лавке. Яркие тропические цветы, обвивающие беседки и ажурные лавочки, были свежи и ухожены. Белоснежные павлины, прогуливающиеся по двору с видом истинных хозяев поместья, как и раньше презрительно косились в сторону всех двуногих созданий. Даже Жак, который был тут управляющим столько, сколько я себя помнил, совсем не состарился. И пышный венчик его курчавых волос ничуть не поредел за прошедшие годы. Встретив нас с сестрой с дороги и поприветствовав с неподдельной радостью, он тут же уподобился дирижёру, что заправляет огромным оркестром. Только вместо музыкантов он взялся давать указания двум стайкам прислуги: той, что дожидалась тут, и той, что прибыла с нами, слив их в общий ансамбль. А потому работа по распаковке багажа и расселению новоприбывших пошла весьма и весьма споро. Умница Киран, не дожидаясь моей команды, каким-то чутьём понял, где находятся конюшни и, фыркнув мне в ухо на прощание, расслабленным шагом отправился туда сам. Я же с Норой обратил свои стопы в сторону наших комнат на втором этаже, собираясь переодеться с дороги и отдаться в плен минеральной пузырящейся воде из источника в открытом бассейне на террасе. А вот поход к морю можно отложить и до вечера, когда спадёт дневная жара, в любом случае, вечеринка, которую организовывали мои друзья, подразумевала не парадную форму одежды, а самую что ни на есть неформальную, подходящую для окунания в воды лагуны и дурачества на берегу. Но пока что я хотел просто расслабленно шевелить пальцами рук и ног в освежающей воде бассейна, позволяя ей смывать пыль и усталость, и попивать холодный сидр, принесённый расторопной Норой. Чем я безотлагательно и занялся. Нора, тоже погрузившись в атмосферу этого места, сбросила свою форму Галстука, оставшись только в легкомысленном сарафане и соломенной шляпке. Впрочем, золотой бант всё так же украшал её шею кокетливым узлом. — Нора, радость моя, я чуть не забыл. Запамятовал отдать распоряжения что тебе, что Жаку. Куда дели моего учителя? Его же надо держать в прохладном месте и подальше от прямых солнечных лучей. В силу скверности характера и немощности тела он очень скоропортящийся продукт! — Не извольте переживать. Если дословно цитировать Жака, то «Их пресветлому мастеру Лендалю подготовлены личные покои в главном корпусе, которые дожидаются его в том же виде, в котором он их оставил». — Чего? Личные покои? Или на югах так принято называть эти одноместные комнатушки для прислуги за рисовыми ширмами? Я должен немедленно это увидеть! Живенько вытри меня, Нора! И веди в эти невероятные апартаменты! На комнатушку прислуги это никак не тянуло. Об этом можно было догадаться, просто посмотрев на амарантовые резные двери с низкими бронзовыми ручками, а также на то, что двери эти располагались на первом этаже главного дома, в аккурат под моими покоями, а никак не в домике для слуг. Перешагнув порог, я оказался в небольшой приёмной в серпенском стиле, откуда и направился с экскурсией по всему помещению. Итого я насчитал четыре большие комнаты. Два кабинета с книжными стеллажами и секретерами, залу с широкой стеклянной лоджией и небольшой тропической оранжереей, а также спальню с шикарной кроватью под балдахином. Это если не принимать во внимание гардеробную, купальню и приёмную, откуда я начал своё движение. Неплохие, как по мне, покои слуги. Очень неплохие, если взять во внимание ещё и обстановку. Она была именно тем, что обычно называют аскетизмом роскоши, который себе могут позволить только состоятельные люди. Никакой вычурной позолоты и аляповатых фресок на стенах, которые нам подарила Реконструкция, никакой массивной мебели как отголоска Средних Эпох, никаких рюш и ярких витражей в окнах. Покои принадлежали человеку с очень хорошим вкусом. Вся мебель была крайне лаконична и элегантна, но неизменно из драгоценных пород дерева. Обои и гардины выдержаны в спокойных мятных тонах, но изготовлены из лучшего ти-чиафского шёлка. Картины, висевшие на стенах, были в довольно простых рамах, но исключительно подлинники, написанные рукой знаменитых мастеров. Даже умывальник в уборной, несмотря на весьма незатейливый дизайн, оказался выточен из цельного куска нефрита. Лендаль обнаружился в купальне, где он освежался под рассеянными струями душа в каменной нише, мозаика которой сделала бы честь храму Девы, но потому как находился к нам спиной, то, скорее всего, даже не заметил нашего вторжения. Завершив своё ознакомление с комнатами, я вернулся в спальню и повалился на кровать, ожидая библиотекаря, оценив мягкость перины, пахнущей свежестью и вербеной. — Да я бы и сам не отказался от таких покоев. Изящество и простота. Богатство и аскеза. Зелень и свет. Удивительно другое, Нора, в комнатах ни пылинки, простыни благоухают чистотой, а в вазе на столе стоят свежесрезанные герберы. Судя по запаху, здесь давно никто не жил, но, тем не менее, всё готово принять жильца. Почему так, моя вездесущая помощница? Горничная присела на низкую софу и, откинувшись на спинку, пожала плечами: — Потому что я вчера ночью связалась с мастером Жаком и уточнила с ним количество и имена гостей, которые с нами прибудут? Вас удивляет расторопность слуг, которые успели за полдня навести в комнатах порядок? — Меня удивляет, что для Инструмента выделены такие шикарные покои, которые, судя по всему, зарезервированы лично для него. — Ничего удивительного в этом нет. Объект нашего разговора показался в дверях спальни, вытирая мокрые волосы. Капли воды, которые не успело подхватить полотенце, стекали по шее и плечам, пропитывая полупрозрачную сорочку, прокладывая дорожки ниже, туда… Я решительно отвернулся, чтоб не позволять своей фантазии себя увлечь, а потому пропустил тот момент, когда он подъехал к кровати и чуть ли не на самое ухо произнёс: — Я осмелюсь напомнить, что до того, как переехать в столицу, мне почти всё время доводилось проживать в Южном замке. А его милость Анкорас, пусть ему сладко спится в объятиях Девы, считал, что раз я Инструмент, принадлежащий самому королю, то и коробочка для его хранения должна быть соответствующей. Вопрос чести, знаете ли. К тому же, в отличие от вас, он весьма высоко ценил мои услуги, а уж валяться на моей кровати прямо в обуви себе точно не позволял. — О, простите меня великодушно, мастер Лендаль! — я вскочил и начал отвешивать шутовские поклоны. — Пощадите неразумного и скажите, где именно позволяется топтаться в обуви, а где надо обязательно разуваться, чтобы не прогневать вашу инструментальность! — На полу в самый раз! По остальным предметам обстановки я вам бы не рекомендовал скакать что в обуви, что без оной во избежание разнообразных травм и ушибов. Боюсь, что некоторая мебель немного обветшала. Я могу вам быть чем-то полезен, ваша светлость? Порадуйте меня и скажите, что пришли ко мне за внеклассными занятиями. — Нет, Дева уберегла от такой безумной просьбы! У нас вечером намечается гулянка, и чем больше людей, тем лучше. Хотел вот позвать тебя. — Ладно. — Что, ты так просто соглашаешься? — Ну да, я должен соглашаться сложно? — А как ты обычно делаешь? — я попытался скопировать его манеру речи и продолжил. — Ваша светлость, мне, безусловно, льстит подобное внимание, но нижайше прошу избавить меня от сопровождения вас во всякие злачные места. Предавайтесь пороку без моей помощи и советов. — Неплохо так вышло, — Лендаль сдержанно похлопал, — весьма похоже. Но я бы ещё добавил, что под злачными местами не имел в виду Министерство Юстиции и, в конце концов, согласился бы вас сопровождать. Но сейчас не вижу никаких проблем в том, чтобы принять ваше предложение. Мы же на отдыхе, не так ли? Форма одежды самая злачная и порочная, какую я смогу отыскать в гардеробе? — То есть ты будешь с нами пьянствовать и творить безумства? — Разумеется. — А потом начнёшь приставать к Норе и вообще ко всем девушкам и парням на вечере? — А как же. — Может, ты даже отчебучишь танец бешеного хорька на столе? — Помнится, я обещал вам танец, мой принц? Будем плясать вместе, насколько мне позволит моё состояние. Но это если я буду настолько пьян, что даже полезу на стол. Я подхватил Нору с софы и, шлёпнув её по ягодицам, напоследок бросил: — Ну, тогда до вечера, счастливо оставаться. Даже не смей передумать. Когда я выходил из его покоев, то ещё раз окинул взором помещение и отправился оглядеть всё поместье, чтобы подтвердить кое-какие свои догадки. Сначала прошёлся по общим коридорам, потом поднялся на второй этаж, рассмотрел стены и вышел во двор. Там я проверил общую планировку Южного и особенно спуск к воде и доступ к иным строениям. Завершив свою ревизию, только подтвердившую мои более ранние мысли, я поделился соображениями с Норой: — Ты заметила кое-какую особенность в устройстве усадьбы? Судя по всему, так было всегда, просто я никогда не обращал на это внимания. — Вы о чём? — Давай зайду издалека. Единственное место, через которое Лендаль без проблем может покинуть здание Серебряного Дома — это главная кухня, у дверей которой есть широкий съезд на задний двор. А вот использовать парадный вход уже намного труднее. Не из-за этого ли наши уроки проводятся только в моём кабинете и реже у Карии, но никогда в старом учебном классе, который находится в другом корпусе? — Из-за этого. Человеку, имеющему такие же проблемы с передвижением, как у вашего Инструмента, непросто самостоятельно добираться в некоторые места. Особенно в зданиях с винтовыми лестницами и без лифтов. Хотя он не так беспомощен, как может показаться со стороны, но я поняла, о чём вы, и тоже обратила внимание на некоторые мелочи. В дверных проёмах почти нет высоких порогов, у каждого крыльца есть удобный пологий пандус и даже в парке ступеньки и лестницы используются по минимуму. — А также посмотри на расположение дверных ручек и тумблеров освещения. Они все находятся на небольшой высоте, позволяющей дотянуться до них даже ребёнку. Или тому, кто прикован к самодвижущемуся креслу. Кажется, мой дедуля и правда высоко ценил его услуги, раз всё поместье обустроено таким образом. Или мы чего-то просто не знаем? — Желаете устроить повторный допрос с пристрастием? Мне позвать заплечных дел мастера? — На руках слишком мало улик, дознаватель Нора. Нам надо ещё понаблюдать за подозреваемым и поймать его на горячем. Но до самого раннего вечера, когда за нами прибыли посланники от Фредериков, я не заметил за Лендалем никакого особого поведения, выдающего в нём «опасного преступника», за исключением того, что вся прислуга, которая работала здесь, обращалась к нему не иначе как мастер, сопровождая это очень уважительными поклонами. Но в том, что касается строгости к развязному поведению среди слуг, мой дед был непреклонен, так что в соблюдении хороших манер как раз не было ничего удивительного. А потому, отбросив свои глупые мысли куда подальше, я успокоился, ведь сегодня ночью собирался достигнуть полного просветления и райских кущей ещё при жизни. Кущи эти сомкнулись надо мной и моими спутниками аркой из живых лиан и повели широкой утоптанной тропкой к пляжу поместья Мар, где спустя пятнадцать минут нас встретили приветственные крики, раздающиеся из альтанки на берегу, тоже обвитой всяческими цветами и растительностью. Когда мы подошли ближе, то крики стали громче, а у людей, сидящих в шезлонгах и прямо на розоватом песке, в руках появились бокалы, которые мигом осушились с тостом в нашу честь. Спустя пару мгновений бокалы были вновь наполнены, а новые вручены мне и моей компании, после чего приветственный тост повторился. Наконец я могу осмотреться и обняться со своими друзьями! Кроме непохожих Фредериков, которых я видел днём, тут также был княжич Павел со своим Инструментом Лиарой с голосом как у райского соловья, что сидели ближе всех, а потому первые заключили меня в объятия. Потом был черёд сестёр Элизабет и Мирабеллы из славной графской династии Рейвен. Следом меня поприветствовал виконт Дрой Новэм, наследник магопромышленной компании, и его кузен принц Вэй Ртутный из небольшого королевства в Монастырских горах, который жил и воспитывался в семье своего дяди, отца Дроя. Жаркие объятия Катарины, дочери маркиза Сторца, пахли розой, ванилью и тем, что за время нашей разлуки её чувства ко мне ничуть не остыли. А пара слов, которые она мне шепнула на ухо, звучали как обещание того, что рассвет мы встретим в одной постели. Разумеется, тут также были их прислужники, компаньоны и наперсники, большей частью мне уже знакомые, но появились и некоторые новые лица. Но ведь чем больше участников, тем веселее будет вечер, а потому Тыква, взявший на себя роль распорядителя, нацепил на себя седой парик с буклями и, используя ракетницу с фейерверками вместо жезла мажордома, торжественно представил меня, мою сестру, Нору, Лендаля и ещё двух молоденьких служанок, что я привёл с собой, всем присутствующим. С многочисленными эпитетами и кучей титулов, о существовании которых я до этого дня даже и не подозревал. После чего попросил снова поднять бокалы и выпить за наше благополучное прибытие на юга вообще и на пляжную вечеринку у вод Сапфировой бухты в частности.***
Последний раз мы собирались такой же полной компанией лишь на праздник Зимнего Солнцестояния, но сколько раз мы ещё сможем точно так же встретиться и кутить до утра? Наверное, не так уж и много. И хотя время вряд ли разрушит нашу дружбу, но обязанности, которое оно наложит, не позволит оставаться такими же беззаботными, как сейчас. А потому — в Бездну все сомнения и лишние мысли, время веселья! Доверюсь изобретательности Фредериков и своих друзей, которые устроили праздник в мою честь. Да здравствуют напитки, развлечения и девушки! Нора уже успела захомутать сестёр Рейвен и, обняв их за талии, что-то нашёптывала, вызывая взрывы хохота и веселья. Кария не стала дожидаться Илли, которая обещала подойти чуть позже, и перепробовала все сорта мороженого с морозильных банкетных столиков. Даже мой учитель совершенно непринуждённо вписался в обстановку и уже успел вызвать небольшой спор между Дроем и Вэем за право «поухаживать» за ним, что подразумевало собой попытку подпоить того до непотребного вида, и лишь вмешательство Лиары спасло его от коварных кузенов. Я тоже себе ни в чём не отказывал и окунулся в атмосферу летнего праздника. И лишь когда звёзды густо высыпали на небе, а мы уже успели вдоволь нарезвиться и немного протрезветь, то наша шумная ватага собралась перебраться на пляж, принадлежащий нашей семье, чтобы искупаться. Эта часть бухты была оборудована для игр на воде в куда меньшей степени, чем там, и не имела ни цветной подсветки берега, ни рукотворных горок и островков для отдыха, а потому все парни сразу двинулись в сторону нашего поместья прямо вдоль кромки воды в компании танцовщиц, а девушки немного задержались, чтобы переодеться в более лёгкие наряды, пригодные для купания. На полпути меня догнал Павел, который весь вечер, очевидно, хотел подкатить к Лендалю, но так и не отважился. Но сейчас наконец-то озвучил причину своей нерешительности: — Друг мой Санитас, у меня назрел вопрос, который лишь ты способен разрешить. — Какой же, друг мой Павел? — Твой Инструмент, это парень или девушка? С юными серпенцами очень легко попасть впросак. — Или, любезный друг. Выбери то, что тебе больше нравится, и попробуй приударить, но… — Но? — Но если твоя мужская честь вдруг окажется под угрозой, то помни, что я тебя предупреждал. Лен тот ещё развратник, за ним нужен глаз да глаз. Но если ты готов рискнуть — то вперёд! — Ах, вот оно в чём дело! Ты переживал о чести присутствующих. А я уж было решил, что ты не упускал свой Инструмент надолго из виду весь вечер потому, что подобно ревнивому папашке берёг невинность своей единственной дочери, впервые оказавшейся в компании молодых людей. Спасибо за совет и предупреждение. Кстати, кто из танцовщиц тебе понравился больше всего? — Учитывая то, что нас нагоняет Катарина, то самым разумным будет оставить этот вопрос без ответа. Катарина же, услышав часть нашей беседы, шикнула на Павла, отгоняя его подальше от меня, и взяв меня под руку, прижалась ко мне своим гибким телом. Великолепным телом, весьма скудно прикрытым лишь медными кудрями волос и тонким газовым парео поверх откровенного купального костюма. Куда тем танцовщицам, друг мой. Вечер определённо становился всё лучше и лучше, а его завершение в горячих объятиях Катарины и вовсе превосходит все мои самые смелые прогнозы.***
То ли из-за шума близкой воды, то ли из-за солоноватого ветерка, залетающего в открытое окно, но этой ночью ледяной океан снился мне особо ярко, а присутствие моего незримого собеседника было почти видимым и очень осязаемым, причём в таких местах, которые позволяется трогать только симпатичным девушкам. И я совершенно не запомнил, о чём мы разговаривали с ним. И разговаривали ли? Но хоть после гулянки времени на сон оставалось не так уж и много, мне удалось на удивление хорошо отдохнуть, а проснулся я даже не сильно поздно утром. Голова была ясной, ничего не болело, а исходящий от простыней аромат роз и ванили говорил о том, я что хорошо высыпался в своей кровати не один. Вот и причина моих чувственных ощущений во время сна! Катарина, судя по всему, ушла совсем недавно, потому как соседняя подушка была всё ещё тёплая. С хрустом потянувшись, я перевернулся на другой бок, и мои ноздри уловили ещё один очень знакомый аромат. Горьковатые цветы и соль. Дева милосердная, неужели я настолько вчера накидался, что умудрился затащить в постель и своего учителя? Но Лендаля в моей кровати не обнаружилось, аромат исходил не от простыней, а от его накидки, что-то делающей на спинке моей кровати. Кстати, с кем он вчера вообще ушёл? Вроде бы с Норой, но я в этом не был до конца уверен. Как бы не возникло беды с вопросами внезапной потери целомудрия и поруганной чести, так что стоит проведать его. Накинув лёгкий халат и прихватив с собой изумивший меня своим нахождением в моих покоях элемент одежды Лендаля, я спустился к нему на первый этаж по наружной лестнице, соединявшей, как выяснилось, наши балконы. И буквально через минуту оказался в его спальне. Судя по характерному силуэту на кровати и отсутствию чужой одежды где-либо, спал он один. В комнате царил образцовый порядок, а всё его облачение, в котором он был вчера, аккуратно сложено на пуфе около кресла. Как бы говоря о том, что вернулся сюда он сам и во вменяемом состоянии, или, скорее всего, позволил Норе позаботиться о себе, потому как та ночевала уж точно не со мной. — Лендаль, ты спишь? Ворох простыней пошевелился и ответил: — Сплю. — А кто же мне тогда отвечает? — А вы тоже спите, и вам всё это снится, — сказала мне бледная пятка, показавшаяся из-под светло-циановой простыни. — Тогда ответь мне, мой дивный сон, как твоя одежда оказалась в моей комнате? — Потому что вы, ваша светлость, фетишист, тайно ворующий моё бельё. Но только сейчас осознали свои пагубные наклонности. Лохматая голова выбралась из подушек и сонно уставилась на меня, фокусируя взгляд. Через несколько секунд Лендаль разрешил мучившее меня недоразумение: — Ах, это. Вы вчера с Павлом играли в джаргу на раздевание, но почему-то обнажались не сами, а снимали одежду со своих Инструментов. Но так как игрок вы неплохой, то разочаровали присутствующих, лишив меня одной лишь накидки. Впрочем, фигура у Лиары оказалась выше всяких похвал, вот что я вам скажу. Он упал обратно в кровать и что-то неразборчиво пробормотал, видимо, снова уснув. Ну и ладно, судя по всему, ничья честь не пострадала. Кинув его одежду на софу, я отправился в свои комнаты той же дорогой, какой пришёл сюда. Даже не представляю, как можно было свернуть куда-то не туда, но всего два лестничных пролёта внешней лестницы привели меня не к моим покоям, а к двери, которой я никогда не видел на галерее второго этажа. Открыв её, я обнаружил довольно-таки большую комнату, а учитывая высоту потолка, она точно не могла поместиться где-то между первым и вторым этажом. Когда я решился зайти и пересёк порог, то воздух наполнился озоновым запахом чар и голубоватая вспышка охранных заклятий прокатилась по стенам. Ага, значит, всё дело в чарах, скрывавших помещение от посторонних глаз, но пропустивших меня. И раз магическая защита никак не препятствовала моему проникновению, то я счёл, что имею полное право осмотреться в этой тайной комнате. Её оформление по стилю очень напоминало покои Лендаля, но больше смахивало на какой-то музей, а не на жилое помещение. Стеклянные шкафы с выставленными предметами, оружие и старинные фотокопии карт на стенах. Высокие полки с книгами и альбомами. Несколько портретов на стенах. И особенно примечателен был портрет мужчины с белой кожей и длинными светлыми волосами, который надолго приковал к себе мой взгляд, заставив вспомнить все подробности, а также сложить в голове кусочки мучившей меня головоломки. Что же я увидел? Волевое выражение лица человека, знающего цену ответственным решениям. Фигуру воина, который больше привык к доспехам, чем к парадным камзолам. Руки, сжимавшие эфес меча с грубоватой нежностью того, кто умеет делать оружие продолжением себя. И то, что этому серпенцу в золотой короне и богатых одеждах было где-то за тридцать. Безусловно, я никогда раньше не встречал этого мужчину лично, да вот только неоднократно видел юношу, который был поразительно на него похож. Для многих альбийцев, мало ездивших по миру, представители иных народов могли казаться на одно лицо, но я повидал в своей жизни достаточно иностранцев, чтобы научиться подмечать мелкие черты и особенности, которые никак не могли быть общими признаками для всей нации. Так что здесь ошибка точно исключена. Я ещё раз внимательно всмотрелся в лицо на портрете. Узнаваемые завитки серебристых волос над высоким лбом, характерная форма тонких бровей, насмешливая тень обещания хитрой улыбки. А у больших сине-зелёных глаз было абсолютно такое же выражение, какое становилось у моего учителя, если ему с Норой удавалось посадить меня в лужу. Если бы Лендаль не был Инструментом и сейчас выглядел на свой реальный возраст, я бы ни секунды не сомневался, что портрет, висящий на стене, изображает именно его. Я освежил в памяти всё то, что знал о нём. Он вырос при дворе, получил блестящее образование и был в курсе всех тонкостей современной политики и дипломатии. Его приближённость к моему деду и те огромные недомолвки, которые касались его прошлого и родни. Я добавил к этому особое обустройство Южного и очень уважительное отношение со стороны слуг, а также те слова, что были вскользь обронены моим отцом, который называл его своим другом. Возможно ли, что он был в курсе происходящего? И те взгляды, которые он бросал на него, вызваны не противоестественным влечением, а неловкостью из-за скрываемого секрета? Думаю, что я разгадал твою тайну, учитель.***
Не тратя время на умывание и поздний завтрак, я отправился проверить кое-какие свои мысли в семейных архивах и местной библиотеке. И хоть не с первого раза, но я нашёл всё, что мне нужно в дополнение к тем фолиантам, которые обнаружились в этом загадочном месте. Кликнув Нору, я попросил позвать Лендаля, пообещав показать им нечто невероятное в тайной комнате. Так что когда я привёл, а точнее принёс его сюда, ведь иного входа кроме как через узкую балконную лестницу не оказалось, то приготовился наконец-то испытать чувство превосходства и удовлетворения за все те подначки, которыми он умудрился меня достать за время нашего знакомства. Сев на табурет, он взял какую-то иллюстрированную книгу со стола и, перелистнув пару страниц, вопросительно глянул на меня. Увы, предоставленная мной улика в виде портрета заставила его лишь пожать плечами, а вот обложки книг на каком-то нечитаемом языке его заинтересовали куда больше. — Ты мне ничего не хочешь сказать, Лендаль? — Хм, судя по специфике запаха чар в комнате, я должен вас поздравить с обретением тайного наследия? Я никогда здесь не был и даже не знал об этой комнате. Но раз меня не ударило заклятием после того, как я взял в руки этот невероятно редкий атлас, то, кажется, мне, как вашей собственности, можно пользоваться содержимым этого помещения без риска быть поджаренным. — Лендаль, не пытайся включить дурачка. Посмотри на этот портрет. С обратной стороны он подписан живописцем, который его нарисовал. А ещё я на всякий случай глянул династическую книгу королей Аль-Серпена. Держи и убедись, — я протянул ему компрометирующий томик, обитый красной кожей, с закладкой на нужной странице. — И знаешь что? — Да? — Это Антара ибн Расул, последний серпенский король. — Браво, — он отложил книгу и нарочито медленно похлопал, — вы подтянули своё знание мировой истории, совершенно верный ответ. Именно он изображён на портрете. — И ты не удивлён? — Нет, я знаю, кто это и как он выглядел. — И ты ничего не находишь странным? Ничто не бросается в глаза? Некое очевидное сходство? — Удивите же меня своим откровением, ваша светлость. — Я давно наблюдал за тобой, Лендаль, и подмечал некие мелкие несоответствия и части большой тайны, что тебя окружают. А сейчас, вернувшись в Южный, я обнаружил многие детали, которых мне не хватало. По мере моего объяснения его лицо становилось всё более и более ошеломлённым, и я понял, что нахожусь на верном пути, а потому решил продолжил: — Ты сын якобы неизвестных родителей, но при этом рос во дворце и воспитывался не как простой прислужник. Ты получил хорошее образование и навыки. Это подтвердил мой отец, с которым, как оказалось, ты довольно близок. А ещё ближе ты был к моему деду и находился возле него много лет. Весь Южный оборудован для твоего удобства, а твои покои воистину королевские. Весь персонал относится к тебе с великим почтением, ты же воспринимаешь это как должное. Зная старую и крепкую дружбу моего деда Анкораса с королевством Аль-Серпен и умея сопоставить даты, я могу с уверенностью сказать, кто ты такой. Ты сын последнего короля серпенцев Антары ибн Расула, который каким-то чудом был спасён с погибшего острова и отдан на воспитание в альбийский королевский род. Принц, скрывающий свою настоящую личность, хотя при этом неизменно находящийся подле короны. Разве не так? Когда я закончил, Лендаль хохотнул, а потом рассмеялся во весь голос, колотя рукой по столу. Но почти сразу же схватился за голову, очевидно, болезную после вчерашних возлияний. — Вы меня право прижали своими ловкими аргументами и во многом оказались совершенно правы. Именно в целях конспирации меня посадили на ошейник и в кресло. Чтоб далеко не убежал со своим громадным секретом. Нет смысла больше скрывать от вас правду, Нора, тащи мой венец и мантию, мы отправляемся проведать моих подданных и собрать налоги. Хотя нет, я передумал, в Бездну налоги, пусть тащат королевский супчик от похмелья для своего повелителя. Лендаль ещё немного похихикал и, успокоившись, продолжил: — Теперь моя очередь строить невероятные теории вокруг моего происхождения! Разрешите начать. На самом деле я старший брат-близнец его величества короля Ариста, выкраденный в младенчестве культистами ордена Чёрной Луны и увезённый на Железные Острова. Там из меня воспитали некроманта-призывателя и провели жуткий ритуал, благодаря которому я приобрёл невероятные силы владения современным словарём грамматики и практической орфографии, превратившись в злейшего врага короны. Так что в отрочестве, тайно проникнув во дворец, я обманом втёрся ко всем в доверие и, пылая ненавистью к правящему роду Альбы, лично устроил покушение на юного Ариста, используя диктант по альбийскому языку. И хоть тогда моя кампания не увенчалась успехом, сейчас, собрав вокруг себя армию верных злобных приспешников, я снова тут, чтобы возвратить себе законный трон, свергнув своего младшего брата и уничтожив всех его отпрысков силой Энциклопедических Терминов. — Позвольте добавить, ваше законное величество, — Нора присела в глубоком реверансе перед Лендалем, и когда тот подал ей жест, разрешающий говорить, раболепно продолжила: — Это не считая того, что вы являетесь посланником Матери Ночи на грешной земле и планируете уничтожить этот мир? И каждое полнолуние оборачиваетесь белым волком с алыми глазами и полной пастью серповидных зубов? А потом терзаете праведников и караете невинных, выпивая их души? — Именно так, моя верная пособница Нора, — заговорил он глубоким и замогильным голосом. — Но наш принц знает слишком много и будет мешать моим коварным планам, думаешь, стоит заставить его замолчать? У тебя есть с собой канцелярская лента? Или хотя бы жевательный ирис, чтобы заклеить ему рот? Снова засмеявшись и вытерев выступившие слезы, он, наконец, обратился ко мне с той интонацией, которая предвещала, что сейчас меня будут словесно пластать: — Ваша светлость, я, безусловно, рад, что мои занятия пробудили у вас живой интерес к чтению и невероятно развили фантазию, но должен заметить, что вы уж слишком сильно налегаете на приключенческие романы в мягких обложках. А лучше бы вы немного подтянули свою теорию аргументации. — Всё с вами ясно, заговорщики. Давай, я готов слушать твои отмазки. Но знай, я так легко от тебя не отстану. — Да я же вам чистейшую правду рассказал! Погодите до полнолуния, когда я смогу оборачиваться волком, и всё увидите сами! Ладно-ладно! Сейчас объясню, почему я так веселился и почему никак не могу быть сыном серпенского короля Антары. Начну с того, что считаете вы не очень уж хорошо, стоило проверить даты более тщательно, я родился уже после гибели острова. И гибели всех находившихся там жителей за исключением тех, кто успел телепортироваться. В числе погибших был и король Антара. Но даже если допустить, что Антара ибн Расул каким-то чудом заделал меня перед своей смертью и попросил Анкораса позаботиться о своём нерождённом ребёнке, то выплывает ещё одно несоответствие. Вам прекрасно известно, что я наполовину альбиец. Так что если бы вы хорошо учили биологию, то знали, откуда во мне могла взяться серпенская кровь. При смешанных браках союз оказывается плодотворным исключительно по женской линии. У мужчин-серпенцев крайне редко рождаются дети от представительниц других народов, но даже если они и появляются на свет, то полностью наследуют свою мать. С женщинами-серпенками ситуация немного иная. Как и все женщины мира они способны неожиданно забеременеть, если их кавалер оказался недостаточно предусмотрителен во время соития. А вот как раз у метисов, в том числе и мужчин, обычно уже не бывает проблем с тем, чтобы завести детей, более того, наследие прародительницы-серпенки способно передаваться дальше и обнаружиться даже через несколько поколений. Представьте себе удивление смуглых тенебрицев, у которых в роду может внезапно появиться беловолосый ребёнок, что как две капли воды похож на троюродную прапрабабушку-серпенку. Так что подведём итоги, ваша светлость, серпенкой была моя мать, а не отец. И всю серпенскую кровь я унаследовал через неё. А мой отец был благородным альбийцем. Впрочем, недостаточно благородным, потому как он отказался от меня сразу после рождения. Ведь ни к чему аристократу иметь полукровку и бастарда при наличии ребёнка, происхождение и родство которого не вызывает сомнений. Нора, принц Санитас недавно спрашивал, какая у меня фамилия, есть мысли по этому поводу? Думаешь, он достаточно взрослый, чтобы понять это? — В самый раз, он уже большой мальчик. Нора, которая слушала всю историю Лендаля, не проронив ни слова, снизошла до объяснений: — Ваша светлость, — сказала она, — в семейном реестре моей семьи ваш Инструмент записан как Лен Семисердечный. Восьмой воспитанник из двенадцатого поколения. Удивительное дело, видать, это связанно с тем, что он был учеником и приёмышем моего деда? И, вообще, изначально готовился в качестве эдвайзора для семьи Альба? — Ох, — только и вымолвил я, сразу растеряв весь свой запал. Многие вещи сразу приобрели куда более простое и прозрачное объяснение. Его близость к нашей семье была такой же естественной, как у Норы, советника отца Пелагиуса или всех тех, кто тайно служил нашей семье поколениями не просто как обычные слуги по найму, а как верные «правые и левые руки». Моя милая Нора, пользуясь этим положением, тоже частенько вела себя покровительственно и снисходительно по отношению ко мне, наплевав на то, что я принц, а она «простая» горничная. — Стой, не уводи разговор в сторону, я до сих пор не услышал объяснения, почему ты так невероятно похож на мужчину с картины. Если ты не его потомок, то какова причина? Или среди серпенцев полно альбиносов? И все они на одно лицо? Лендаль бросил потешаться и стал серьёзным, сев в свою любимую позу для «лекций», подперев подбородок рукой и закинув ногу на ногу. — Ну, у серпенцев правда много альбиносов. А среди благородных сословий так вообще. Если бы вы внимательно осмотрели все королевские портреты в той книге, которую мне дали, то могли заметить, что короли и королевы довольно похожи между собой. И обязательно являются помеченными Лунной Девой. И это при том, что они не обязательно являются близкими родственниками друг другу. Тут я согласен с агрументами, потому что действительно не могу категорично отрицать своё родство и быть уверенным, что не являюсь далёким потомком кого-то из королевичей. Может, я какой-то троюродный внук со стороны прабабушки, которая была кузиной кого-то из сотни принцев серпенской династии? А может, я и правда внучатый племянник самого короля Антары. Ответ на этот вопрос я вам дать не в состоянии, но абсолютно точно уверен, что я не его сын. У Антары ибн Расула в силу обстоятельств вообще не было своих детей, ни законных, не нажитых с любовницами. Я чувствовал, что он опять уводил меня всё дальше и дальше. Говорил вещи, безусловно, не являющиеся ложью, но при этом ни капли не открывающие истинного положения вещей. Насмешничал надо мной, но не выглядел ни рассерженным подобным положением, ни вынужденным оправдываться. Ни уж тем более таким, каким он был, когда недавно расплакался передо мной. Те слёзы были настоящими. А улыбка примирения искренней. Сейчас же всё иначе. Значит, я снова угодил на зыбкую тропу недомолвок, которая завлекает подальше от истины. Пусть я и обещал на него не давить, но мне казалось, что настал тот момент, когда нельзя отступать. Если я не ослаблю своего напора, он признается во всём. — Ты меня всё равно не убедил и свёл разговор к своим обычным шуточкам. Мне применить командное заклинание? Или лучше спросить у Норы? — Не надо. Вы правда желаете узнать всё до конца? — Нет, я притащил тебя сюда просто так! Осмотрелись и хватит, пойдём обратно веселиться на пляж! Разумеется, я хочу знать!!! — Хорошо, будь по-вашему. Тогда подойдите и активируйте на мне Полное Подчинение через ошейник, если я солгу хоть одним словом, вы сразу же об этом узнаете. Но тогда и вы не сможете сказать, что я опять лукавлю или кормлю вас сказками. — Эй, разве это не запрещённое в наше время командное заклинание для Инструментов? — Запрещённое. Но в мой ошейник вложены все подобные команды, прямо как в старые добрые рабовладельческие деньки. Как видите, я доверяю вам. И полностью отдаюсь под вашу власть, раз признаюсь в подобном. — Может, не стоит? — Теперь уже я настаиваю, ваша светлость, — в его голосе вдруг прозвучали неприятные металлические нотки. Я подошёл к нему и заколебался. Мне казалось, что если я сейчас сделаю так, как он попросил, то хрупкое доверие и зыбкая дружба, которые только-только начали устанавливаться между нами, будут разрушены навсегда. Чувствую себя злодеем, право слово. Но не я ли минуту назад принял решение не отступать? Крепко взяв его за ошейник, я проговорил про себя формулу абсолютного приказа и увидел синие искры сработавшего подчинения. И повинуясь какому-то первобытному и низменному желанию, о существовании которого никогда и не подозревал внутри себя, я резко приподнял его над землёй, схватив за шею, и произнёс прямо в лицо: — Говори, Инструмент. Он дёрнулся, будто от пощёчины, но когда заговорил, то голос его был твёрдым и спокойным: — Тогда мне надо сделать небольшое отступление, ваша светлость. Как вы и говорили, во времена юности вашего деда, его милости Анкораса, и при мудром правлении короля Натана королевские роды Аль-Серпена и Альбы были крайне дружны и связаны огромным количеством договорённостей и взаимоотношений. Соединены браками среди знати и общими деловыми связями. Типичная тенденция для стран с развитой международной политикой. Особенно крепка и сильна была дружба между принцем Анкорасом и королём Антарой. Так крепка, что правильнее было бы назвать их возлюбленными. И это не слухи, пускаемые болтливыми служанками, которые любят перемывать косточки своим господам. Своих отношений они совершенно не скрывали, их роман был весьма бурным и продолжительным. И непоколебимых доказательств их связи друг с другом в этой комнате должно быть полно. Наверняка сохранились фотопластинки и письма, подтверждающие это. Потому как очевидно, что эта тайная комната хранит в себе вещи и воспоминания, которые остались у вашего деда после смерти Антары. Насколько мне известно, Анкорас был рядом с ним во время катаклизма в Аль-Серпене и увидел гибель своего возлюбленного. Желая разделить с ним эту судьбу, он чуть было не совершил непоправимое. Но был спасён вопреки своей воле. Род Семисердечных столетиями хранит королевскую семью. Архиканоник Дан Семисердечный, советник и друг вашего деда, насильно утащил того с гибнущего острова. Чем, безусловно, прогневал своего господина и надолго впал в немилость. Хотя этот гнев отвлёк Анкораса от мыслей о суициде. Но надо ли говорить, каким сильным оказался для принца этот удар? Поговаривали, что он тогда чуть ли не повредился рассудком от горя и, скорее всего, доля истины в этом была. Но со временем его сердечная рана затянулась, принц женился и стал королём. Он полностью посвятил себя делам государства и воспитанию сына. Вскоре опальный Дан вернулся из изгнания и снова занял место правой руки короля. Казалось бы, я очень хорошо знал хроники всего своего рода, но об этом слышал впервые, и я обязательно вернусь к этой теме попозже, но сейчас меня интересовали несколько другие моменты. — Ты рассказываешь очень горькую и запутанную историю, Лендаль, но ни слова о том, что я спросил. — Имейте терпение, мой принц. Я как раз подвожу к этому. Вообще-то, изначально меня готовили как переводчика и советника для вашего отца, тогда ещё принца Ариста. Дав мне для этого все необходимые навыки и развив до крайности мои таланты, чтобы я был полезным будущему королю. Не могу сказать, что в детстве я так уж сильно был похож на серпенца, обыкновенный мальчишка, просто альбинос. Но когда я достаточно подрос, то моя кровь некстати проявила себя, явив довольно сильное сходство с владыкой Антарой. А потому человек, который будет моим хозяином, определился. Хотя тогда для меня это было полной неожиданностью, как и перемены, связанные с тем, что я стал Инструментом. Но противиться воле короля себе дороже. Говоря о том, что я был приближен к вашему деду, вы даже не представляете, насколько угадали. Моя внешность стала ключевым моментом в наших отношениях. Я был не просто Инструментом вашего деда, я был его наложником, который оказался так похож на того, кого он до сих пор любил. Днём я был его секретарём и переводчиком, а ночью становился любовником, согревающим постель. Со временем старая душевная травма начала давать о себе знать куда сильнее и король всё чаще и чаще видел во мне не своего слугу, а погибшего возлюбленного, называя меня его именем, будто бы вернувшись во времена своей молодости. Мне пришлось многому научиться, чтобы хорошо соответствовать своей новой роли, а также тонко чувствовать момент, когда Лендаль должен сменить Антару и наоборот. Объясняет ли это мои «королевские покои и окружение»? Объясняет ли это то, почему я не хотел об этом рассказывать? Может быть, желаете знать, какие позы и забавы больше всего предпочитал ревнивый король? Хотите, я покажу игровую комнату для любовных утех? — Перестать наговаривать на моего деда, ты лжёшь! — я отшвырнул Лендаля от себя, и тот, не удержавшись на ногах, упал навзничь, но не проронил ни звука. — Я не хочу это слышать!!! Когда он только начал свой рассказ, я успел трижды проклясть себя за своё упрямство и за то, что отдал ему такой унизительный приказ. По мере того, как я узнавал неприглядное прошлое своей семьи, в моей груди закипала ярость. Я отказывался верить в то, что слышал, и одновременно понимал, что Лендаль говорит истинную правду, скованный приказом. А потому моя ярость не имела выхода и теперь сжигала меня изнутри. Ещё немного и я бы ударил его! И тут я поймал себя на мысли, что ничем не отличаюсь от того, кого сейчас от всего сердца ненавидел. Я был точно таким же, как мой дед. Я подчинил его себе и собирался сломать, будто он был какой-то вещью. Когда он сказал, что его молчание для моего же блага, то был абсолютно прав. А я оказался самоуверенным глупцом. Как мне искупить свою вину, и простит ли он меня когда-нибудь за это? — Лендаль, извини, я же не знал. — Но вы хотели знать. И были весьма настойчивы в этом, — его голос был тихим, а глаза пусты, без тени любых эмоций. — Вам не за что извиняться перед своим Инструментом, ваша светлость. — Но я же явно тебя обидел. — Как я могу обижаться на своего хозяина? Всё, что делает или говорит господин, не должно вызывать у слуги никаких негативных чувств. Я исключительно счастлив служить вам, мой принц. Я посмотрел на Нору, ища совета, но она была явно удивлена тем, что только что произошло, и неприкрыто гневалась на меня. Но лучше бы на меня сердился Лендаль, тогда бы я не чувствовал себя так мерзко. Да, его гнев был бы многократно предпочтительнее, чем этот безучастный и равнодушный взгляд, которым он сейчас смотрел сквозь меня.***
Остаток дня я чувствовал себя каким-то пришибленным и совершенно разбитым. Мои друзья, вновь нагрянувшие ко мне вечером, ничего не заметили, посчитав, что я с непривычки маюсь похмельем, а потому решили меня подлечить, затащив на ещё более бурную гулянку, чем вчера. Что было очень на руку, потому как больше всего мне сейчас хотелось забыться. И это мне вполне удалось. Пришёл же я в себя уже только тогда, когда уснул, если так вообще можно выражаться. Очнулся от зверского холода. От боли во всём теле. От оглушительного грохота. Ледяной океан, окружающий меня, покрылся огромными трещинами и вспучился торосами, превратившись в ненадёжное и опасное место. Я смог кое-как встать и попытался дойти до берега, не желая уйти под воду, но вьюга позволяла видеть не так уж далеко, а потому путь мой был выбран почти наугад. Порывистый и жалящий ветер бил мне в лицо и моментально выстудил всё тело, так что когда я наконец упал на холодный, но, по крайней мере, твёрдый берег, сил у меня не осталось вовсе. Океан шумно вздохнул и вздрогнул всем своим естеством. Я услышал шаги и увидел неясную фигуру, приближающуюся через позёмку, уже догадываясь, кто это идёт. Сегодня не было никаких сосулек за шиворотом, я сам чувствовал себя сосулькой, заледенев на пронизывающем ветру, но ошибка исключена — это был он. В этом мире льда и снежных цветов рядом со мной всегда был он. Хоть и не в парадных серпенских одеждах, как на изображении, а в ламеллярном доспехе из светлого металла, переливающегося разводами рыбьей чешуи, не в золотом венце, а в короне-шлеме из пластин перламутра, кораллов и спиральных раковин, но я его сразу узнал. Передо мной предстал Антара ибн Расул, не на портрете, а во плоти. И сейчас, видя его воочию, он казался мне не таким уж и похожим на Лендаля из-за совершенно иных эмоций на бледном лице и какого-то первобытного голода в глазах. Сделав в мою сторону лёгкий поклон, он заговорил: — Приветствую тебя, принц-альба. Я вернулся. Его голос звучал привычно, точно так же, как во время наших многочисленных разговоров посреди замёрзшего моря, но стал куда более живым. — Океан, так ты и есть истинное наследие моего деда? Память о его возлюбленном? — Ты думаешь, я просто память? Нет, я очень даже настоящий, хотя не совсем живой с человеческой точки зрения. Я не просто зыбкое воспоминание, затерявшееся между мирами, я реальное воплощение Океана и дух Короля. И всегда им был. Намёками и скрытыми путями я смог привести тебя к тайнику, отворившему последние преграды в твоём разуме и обнажившему мне твою душу. Антара ибн Расул, связавший свою судьбу с твоим предшественником, был моей последней инкарнацией в мире людей, поэтому такой облик я наконец-то обрёл перед тобой. И если до этого я довольствовался лишь крохами твоего тепла, то сейчас могу по-настоящему насытиться жаром жизни. Теперь эта часть Океана тоже проснётся. Смотри, поднимается ветер, а воды приходят в движение, очень скоро здесь наступит весна. Я должен отблагодарить тебя за это. Прими же свою награду, Санитас! Он пинком повалил меня в крошево песка и снега и, схватив за волосы на затылке, перевернул лицом вниз и с силой прижал к земле, сдирая одежду. — Что ты делаешь? Остановись, я не хочу! — Разумеется хочешь. Это твоё вознаграждение. Пусть в этом сне я всё ещё слаб и не способен сделать ничего против твоей воли, но уже сейчас могу чутко угадывать твои желания и мысли. А раз я способен на такие действия, значит, это то, чего в глубине души ты желаешь на самом деле. Если я ошибаюсь, то почему ты не сопротивляешься? Перспектива того, что он собирался со мной сделать, внушала ужас, а ледяные руки причиняли боль, но я оцепенел, не в силах даже дёрнуться. К моим щекам прилила кровь от осознания правоты его слов. Стыд и влечение. Страх и желание. Отрицание и подчинение. Я понял, что действительно желаю именно этого. Получить искупление подобным образом. Позволить растоптать себя, приняв это как наказание за свои провинности. Не имея возможности вымолить прощение у того, кого по-настоящему обидел, я позволяю воплощению Океана овладеть собой. Существу, чья внешность стала причиной того ненужного допроса, который я учинил Лендалю. Мои пальцы бесцельно скребли мёрзлый песок, так и не решаясь собраться в кулак. Я задыхался от спазмов острой боли, накатывающей на меня тягучими багровыми волнами, но моё тело не оказывало никакого сопротивления, подчиняясь и принимая в себя всю мощь Океана. И одновременно с каждой секундой этого жуткого действа я освобождался от чего-то горького и тяжёлого. Я постепенно погружался в морозную темноту забвения, откуда еле-еле смог расслышать голос Антары: — На самом деле твоё искупление не имеет никакого смысла. Тот, о ком ты думаешь, не испытывает к тебе ненависти. Почему ты пришёл ко мне, если хочешь быть рядом с ним? — Я снова заставил его. Я не должен был так поступать. Мне страшно быть рядом. Я опять сделаю что-то неправильное. — И что? Поступай, страшись и делай. Это не имеет значения. Только не покидай его, мой варит. Он нуждается в тебе. Он твоё бремя и он же твоё спасение. И поверь, узы, которые связывают его с тобой, куда сильнее и крепче тех, которыми он насильно скован со мной. Моё сердце замёрзло и перестало биться, превратившись в одну из пурпурных звёзд. Душа растворилась в водах Океана, а тело вмёрзло в вековые льды, пронзённое зелёными кристаллами, став с ним неразделимым.***
Когда я проснулся, то дрожал от холода, будто стояла не тёплая летняя ночь, а студёная середина зимы. Всё моё тело болело, а когда я, чертыхаясь, включил свет в комнате и смог рассмотреть себя, то увидел тёмные синяки, проступающие на запястьях и бёдрах. Но если всё это и правда не имело никакого смысла, то я сам должен в этом убедиться. Если Лендаль меня прогонит и не захочет даже слушать, или же будет со мной предельно холоден и вежлив — пускай. Но я должен знать наверняка. Всё возвращается на круги своя. Я снова стоял у дверей комнаты своего Инструмента, долго не решаясь войти. Опасаясь стучать, я повернул ручку и зашёл в его спальню, наискось пересечённую лучами низкой луны, которая окунула свой спелый и румяный бок в морские воды. Спутницы, лунные кошки, уже успели погрузиться в тёплые волны и скрылись за горизонтом. Стараясь не шуметь, я подошёл к его кровати и, увидев знакомый светлый силуэт среди бирюзовых простыней и кружев, чуть было не бросился к нему, но вовремя остановил свой порыв. Видимо, моё резкое движение разбудило его, потому как он моргнул, протёр глаза и спросил: — Вам не спится, принц? Хотите, чтобы я рассказал вам сказку? Его голос был снова насмешливым, а не равнодушным, как днём. — Разве ты на меня не злишься? — С чего бы это? Вам приснилось, будто я рассердился из-за того, что вы поменяли направление хода моего кресла, а потому заставил вас учить ти-чиафские поговорки задом наперёд? — Нет, мне снились… не такие вещи. Но днём я вёл себя безобразно. И между нами возникла определённая… холодность. — Да? Ну, допустим, я правда был не в восторге от вашего изобличительного манифеста и срыва покровов с моего происхождения. Но я там больше позабавился, чем разозлился. — Ты же понимаешь, что я говорю не об этом. То, что произошло позже… Я был неправ. Я плохо поступил по отношению к тебе. И я видел, с каким ледяным презрением ты смотрел на меня, и слышал, каким голосом отвечал… — Вот вы даёте, ваша светлость, вы связали меня Командным Заклинанием Полного Подчинения, от которого я ещё два часа потом отходил! И при этом удивляетесь, что я был несколько отмороженным?! Это нормальная реакция на него, к тому же я сам попросил его применить. Я не злюсь… Он замолчал, нервно комкая в руках простынь, вымещая на ней свои эмоции. Почти полностью пустившаяся в море луна напоследок облизнула его сидящий силуэт сахарным светом, сделав бледную кожу и волосы сладкого золотистого цвета. И ещё больше подчеркнула румянец возмущения на щеках. — Ладно, — нарушил он молчание, — я злюсь на вас. Но не сильнее обычного, и если вы встанете поближе, то смогу пару раз пнуть за то, что вы меня чуть не придушили. Я забрался на кровать, чтобы он смог до меня достать, и предложил: — Можешь не только пнуть, тресни от души. Если бы меня заставили вспоминать такие неприятные вещи, я бы своего обидчика точно отметелил со всей дури. — Всё нормально, — ответил он, дав мне доброго тумака, — вы думаете, что я какая-то нежная барышня, у которой душевная травма от одного вида дохлого таракана случается? Считаете, что вытащили на свет нечто невероятно запретное и постыдное для меня? Вы думаете, я безумно страдал от своего положения и ненавидел своё существование? Но это не так. Я понимаю боль от потери близкого человека, а потому смог принять вашего деда и полюбить его. Как слуга любит доброго и заботливого хозяина. Ибо ко мне он всегда был неизменно добр. Мой контракт Серебра тяжёлый, но благодаря ему я смог выжить и сейчас имею возможность быть рядом с вами. Разве вы доставили мне одни только мучения? Я рад, что стал вашим Инструментом, правда. Я не желал ничего рассказывать о всяких нелицеприятных подробностях моего прошлого потому, что не хотел доставлять огорчение именно вам. Хотя вы ведь тоже скрываете от меня нечто, что, мне кажется, я должен знать, не так ли? Как бы то ни было, раз вам по нраву такие пикантные истории, то ни в чём себе не отказывайте, буду рад рассказать вам сказку для взрослых. — Нет уж, избавь от подобного. Хватит мне на сегодня твоих откровений. Он начал пихаться ногой, выгоняя с кровати, но чтобы сбросить меня на пол, сил у него явно недоставало. — Лучше идите-ка вы спать, ваша настырность, время позднее. — Лен, я не хочу уходить, можно я останусь ночевать у тебя? Он на секунду задумался, но, вытащив из-под себя одну из подушек, протянул её со словами: — Хорошо, но не смейте стягивать с меня простыни, я очень мерзлячий. Спустя несколько минут он уже крепко и беззаботно спал, прижавшись лбом к моему плечу, ничуть не стесняясь чужого присутствия в постели. Я же ещё долго не мог уснуть, прижимаясь к его тёплому боку и зарывшись носом в мягкие волосы, пахнущие неизвестными мне горькими цветами, потому что был самым бессовестным образом счастлив.