***
Несколько месяцев назад, пробудившись от подобного сна, я бы ещё долго мучился неловкостью и угрызениями совести за испачканную постель, но сейчас же пребывал в блаженном умиротворении и не спешил подыматься с влажных не только от пота простыней. Удивляясь и поражаясь тому, какую пронзительную чёткость и красочность приобрёл мир, будто бы став в два раза больше и сложнее. Я разглядывал обстановку в своей комнате так, словно видел её впервые, подмечал детали, до которых мне раньше не было дела. Заворожённо наблюдал танец пылинок в луче света, находя в их движениях гармонию и соразмерность. А ещё, вынырнув из Аль-Мухит обновлённым и отдохнувшим, я смог ухватить за ниточку ту мысль, что беспокоила меня накануне. И именно что за ниточку, потому как, оформившись, эта хрупкая идея приобрела некую схожую на тонкие пряди цветных нитей форму. Когда я закрывал рифт и находился в обоих мирах одновременно, то всё мироздание было похоже на инструмент с тысячей струн. Я смог увидеть полотно изнанки мира и звучание его песни, и казалось, что даже сейчас это знание пребывало во мне, стоило лишь прикрыть глаза и захотеть этого. Я захотел. Звучание этой невозможной песни хоть утихло, но всё ещё жило где-то в моей памяти, в моих костях, в сути моей души, наполняя меня. И готовое изречь себя вновь. Я был песней мира, и целый мир был во мне. И музыка эта в мире физическом была похожа на прекрасный гобелен из миллиона нитей, с невероятно сложным и всё время меняющимся узором, но, тем не менее, имеющий смысл в каждом своём ничтожном волоконце, охватывая события прошлого и настоящего. Гобелен, оплетающий страны, города, людей или даже ненароком произнесённые фразы. События и люди, которые раньше никак для меня не были связаны друг с другом, обрели узы через чёткую закономерность, и я начал догадываться, как её вычленять. Весь рисунок мира обрёл стройность и красоту, потому что мне стало понятно, что и для чего нужно. И красота эта была ещё и в том, что не только моё сердце, ранее ведомое интуицией, чувствовало связь многих вещей, но и разум мой наконец-то стал зрячим, способным находить логические последовательности там, где раньше была лишь туманная область предположений. Подобие этих нитей-струн, из которых состоял мир Аль-Мухит, а может, их аналог я теперь видел и здесь. Своим физическим, а не внутренним зрением мага, стоило лишь начать глядеть на мир под определённым углом. Вся вселенная, что ныне, что за миллионы лет до моего появления на свет, была соткана из бесконечного количества струн, бессчётного числа радужных нитей, нескончаемой суммы волокон, что прошивали и пропитывали собой всё живое. И в отличие от эфира, области тонкого взаимодействия, что люди нарекли искусством магии и благодаря которому мы могли воздействовать на мир физический, это было нечто, полностью относящееся к миру материальному. Нити, что были сутью материи. И имя этим нитям было — судьба. Судьба всего сущего и судьба одного атома. Движение линий жизни конкретного человека и предназначение целого народа. Связи, которые соединяют всё на свете. Чему раньше я ни капельки не верил.***
Моё понимание своей прежней глупости и предвзятости было почти абсолютным и всесокрушающим. Каким одарённым я себя считал, закончив Академию? Каким умным и знающим мир я себя мнил, когда защитил диссертацию, обеспечившую мне право на перчатку? Весь мой жизненный опыт был ничтожным пред тем, на сколь многое открыл мне глаза Дух-Король! Я вспомнил, как закрывал Рифт, ведомый его напутствием и благословением, играя для него неисполнимую симфонию. Мир звучал подобно песне, а я был для него солистом, заставляя его звучать согласно моей воле, подчиняя и приказывая. Как, должно быть, невозможно и фантастично, вопреки всей магической науке, это выглядело со стороны. Но это было реальностью. Реальностью, которую я только начал постигать. И в звучании целой сотни инструментов опытный музыкант должен уметь услышать не только фальшь, режущую ухо и привлекающую к себе внимание своей неправильностью, но и любую верно звучащую партию, собственную мелодию, которую ведёт каждый инструмент. И мне нужен Инструмент Лендаль, все его ниточки до единой. Я хочу понять, как и куда движется его мелодия, о чём слова в его песне. Потому как не только нити Материи, что были сутью судьбы, обвивали его, но ещё и паразитический нарост омелы — присосавшийся к нему злой Рок, что выглядел подобно Материи Тёмной. Фатальная Неизбежность. А потому я должен распутать этот клубок с самого начала. Или начать тянуть за ниточку с самого конца. Потому как одна из этих ниточек судьбы, что была губительна для него, обвивала и меня тоже. Вот настоящий вызов для тебя, малефикций! С чего же начать в первую очередь? Вычленить основное и отбросить вторичное? Не годится. Судьба вершится столь окольными путями, и знаки её столь избыточны, что никогда не угадаешь, какой же из них был ключевым. Какая именно ниточка приведёт к цели? И одна ли цель на самом деле? Попытаться вспомнить всё, что вызывало у меня ощущение неизбежности? Можно попробовать. Но не заведут ли мои чрезмерно усложнённые размышления в глухой тупик? Не распущу ли я узор полностью или не спутаются эти нити в безобразный клубок, если я буду слишком сильно дёргать за канву? Когда за моей спиной стоял лично Дух-Король, воплощённый и истинно существующий, когда я только принимал дар из его рук, то всё казалось таким простым и понятным, легко и послушно подчиняющимся моей воле. Все мои слова и действия были верными и очевидными для меня самого. Никаких сомнений. Никакой вероятности ошибки. Но та эйфория схлынула. И хватка незримой руки короля, что направляла меня, исчезла, как исчез и он сам из нашей вероятности существования, предоставив теперь мне самому постигать свои новые способности. Но моё понимание природы и мудрости магического наследия обеих народов никуда не пропало, знания, позволяющие выйти за пределы границ, обозначенных классическим учением о волшебстве, никуда не делись. Да уж, мне придётся многому учиться. Опять. И в первую очередь, как оказалось, непротивлению своему предназначению.***
С момента моего возвращения в столицу прошла уже почти неделя, которую я потратил на попытки овладения тонкостями чтения и управления нитями судьбы. Когда же я обратился к своему Духу-Королю, спросив совета и помощи, он лишь со смехом поцеловал меня в лоб и сказал, что никто не имеет абсолютной власти над подобными вещами, даже боги, и что он точно так же подчинён этим фундаментальным правилам, как и любое другое существо во вселенной. У каждого есть предназначение, но при этом ничья судьба не предопределена до конца. Никакое проклятие не бывает безусловным, и большая часть всего того, что мы называем фатумом — на самом деле деяния рук людских, а значит, любая сломанная обстоятельствами судьба может быть исцелена самим человеком. И все те знания, которые у него имелись насчёт этого, он уже и так давно передал мне. Так что постигать пути этой мудрости я теперь должен сам, своим человеческим пониманием природы судьбы. Искать то, что поможет всем нам, ибо он бессилен вложить в меня свыше того, что уже дал, когда мы, объединённые общей волей, врачевали разлом в Аль-Мухит. Врачевали судьбу Океана, чья доля по сути своей ничуть не главнее и не важнее той доли, что выпадает на жизнь простого башмачника или полевого цветка. Ох, смилуйтесь все боги над нерадивым альхикматом! Но мой Король совершенно прав, если до этого я вершил музыку Бездны, ведомый интуицией и чувством гармонии, то сейчас настало время для определения некоторых правил и закономерностей. Прощупывания границ дозволенного и пределов того, куда лучше не вмешиваться. И если же с интерпретированием узора и установлением связей вышло всё более-менее успешно, то с возможностью управления подобного рода вещами дело не ладилось. Я выяснил, что попытки влиять на «свои» нити непосредственно не приводят ровным счётом ни к чему, и чтобы добиться хоть какого-то изменения в «моём» узоре, необходимо задействовать исключительно внешние варианты. С тем, чтобы повлиять на чужие нити, успех был тоже не сильно выше. Нити упрямо распрямлялись и возвращались в исходное положение, противясь моему вмешательству и восстанавливая целостность полотна. Я даже охрип, пытаясь спеть так, как делал это для раненого Океана, но тщетно. Пока что мой наилучший и наибольший прогресс был в том, что я научился видеть причинную связь и немного разобрался в том, как верно понимать эти знаки. То, что на мне тоже висела тоненькая нить темноты, ведущая к Лендалю, совершенно не означало, что я был злодеем и душегубцем, карателем, приводящим в действие проклятие. Нить эта тянулась через самые глубины Аль-Мухит и была завязана на события недавнего прошлого. Если бы я опоздал к разрушенному храму, если бы не смог восстановить серебряный ошейник Лендаля, если бы он умер от кровопотери на моих руках, я бы стал тем, кто пусть и невольно, но погубил его. Я мог бы стать тем, кто позволит Лендалю умереть. Тем, кто поспособствует завершению Клейма Приговора, что багровыми лепестками тёмноматериальных нитей свернулось над ним, ждущее своего часа, чтобы расцвести смертью. Но золотистых и звонких нитей, тянущихся от меня к нему и сияющих как паутина на осеннем солнце, неся благословение и заступничество, было куда больше. В тысячи раз больше! Я вспомнил, что такие же нити обвивали юную принцессу. А ещё вокруг неё было белое сияние, густым коконом обволакивающее и защищающее её, низведя до почти полного растворения багровое Клеймо Приговора, висящее и над ней тоже. Такой же свет, подобно нимбу белого огня, я увидел и вокруг короля, который недавно вернулся в столицу, наконец-то разрешив все проблемы, что нам принесли культисты Радуги. Кстати, на нём тоже было похожее Клеймо, но чрезвычайно ветхое и дырявое как старая тряпка. Из этого я сделал вывод, что чем бы это ни было, оно, скорее всего, затрагивало весь род потомков серпенских королей, а не только Лена. Уже что-то. Илли же, напротив, в огромном количестве несла на себе именно тёмные нити. Они создали у меня впечатление чего-то губительного, когда я забирал её из Аль-Мухит, будто в ней есть какая-то неправильность и угроза, но тогда я ещё не понимал причин своих опасений. Именно это впечатление было первым звоночком, которое позволило мне нынче прийти к пониманию природы струн судьбы. Ведь с каждым часом, что она проводила рядом со своей принцессой, освещённая её сиянием, нити эти истончались и таяли, пока не исчезли вовсе. Угроза миновала сама собой. Или её устранило нечто, пока мне ещё не открывшееся. Но что мне теперь делать с этим неполным знанием? Может, лучше наконец-то навестить Лендаля и посоветоваться с ним? Я пока что не решался встретиться с ним лично, боясь раньше времени принести дурные вести. И просто боясь за него, но очень надеясь на то, что я просто в который раз чрезмерно всё переусложнил, а он лишь посмеётся над моими опасениями. Как бы мне хотелось, чтобы он правда меня высмеял! И мне реально стоило тогда найти его как можно быстрее, а не колебаться, но что теперь жалеть об упущенной возможности?***
Но недаром говорят, что порой быстрее всего можно достигнуть другого берега, просто отдавшись благосклонному течению судьбы. Мне надо отвлечься от мыслей о том, что я оказался в тупике, или сменить обстановку. Сейчас я был наполнен силой и новым знанием тайных путей Аль-Мухит, а потому, для того чтобы развеяться, мог оказаться в любой известной мне точке мира. Но именно поэтому, опасаясь сбиться с верного пути снова, я предпочёл отправиться в дорогу на своих ногах, отдавшись случайности. Не используя ни магию, ни науку Океана. Выбросив все мысли из головы. Просто идя куда глаза глядят. И шагая по улице, на которой стоял мой дом, по улице, которой хаживал уже сотни раз, я почему-то чувствовал себя тут впервые. Человеком, который только сегодня оказался в Аргеструме и теперь созерцает столицу, познавая её загадки чуть ли не открыв рот от изумления. Через подошвы сандалий ощущая каждый камешек на земле. Различая малейшую трещинку и выбоинку на разноцветных кирпичных стенах домов. Любуясь тем, как солнце плещется в тёплых и извилистых каналах, бросая солнечные зайчики на проходящих мимо людей. Даже в том, чем пахла свежая выпечка в открытом летнем кафе, таился ключ к открытию энигмы этого города. Как же раньше я не замечал всей этой красоты? Я пропускал через себя всю эту информацию и не думал ни о чём, наслаждаясь тем, как прекрасен этот мир. Настраиваясь не разумом, но душой своей на то, что искал. Так что через некоторое время ноги сами вывели меня к дворцу. Наконец-то перестав тревожиться и абсолютно успокоившись, я растворился в окружающем мире. Стал ветром, колышущим листву на деревьях, дыханием солнечного дня, вездесущим и способным незримо просочиться через любые запоры. И подобно порыву ветра, я незаметно полетел мимо аккуратных парковых дорожек, мимо сторожевых котов, дремлющих в тени, но делающих вид, что не дремлют, мимо охранников дворца. Мимо главных помпезных корпусов и мелких скромных домишек прислуги, мимо всех оград и стен, пока не оказался в Алом Доме. По моим ощущениям прошла целая вечность с тех пор, когда я побывал тут впервые. Совершенно случайно познакомился с Лендалем и по воле случая оказался втянут во всю эту историю. Сейчас я понимал, что такие предположения были лишь иллюзией, ведь на деле я шёл дорогой неизбежности. И если тогда я наобум двигался коридорами, утопая в зелёном тумане и страшась его, то сейчас, кивнув этому миражу будто старому знакомому, скользил вдоль алых нитей судьбы, ведомый конкретной целью. Нити эти кое-где утолщались и переплетались между собой, некоторые расходились и возвращались вновь. Дом был напитан этими тонкими полупрозрачными потоками, большая часть которых вела в прошлое, уже зыбкое, а потому и нити злого рока были почти неосязаемы и создавали полотно, густо испещрённое дырами и прорехами. Полотно застарелого удара судьбы. Самая яркая и плотная вязь которого сохранилась там, где больше двадцати лет назад открылся рифт измерений, ставший причиной Зелёной Радуги в нашем небе. Место, где Лендаль умер впервые. Умер от проклятия, когда над ним распустился цветок смерти. Вот то ключевое звено, которого мне недоставало.***
Что есть проклятие? Ох, выпускники кафедры Злонамеренных чар и Вредительства вам про это выдадут целую лекцию. И не одну. Но почти всё можно свести к общей сути. Необходим конкретный объект для наведения порчи и определённая возможность непосредственного взаимодействия. Такая детальная информация, как истинное имя и час рождения, или личная вещь, невероятно упрощают дело, а также позволяют откалибровать заклинание с нужной точностью, выбрав из всех возможных лучше всего годящееся для конкретной цели. Желаете лишить соседскую корову молока? Или у вас заказ на то, чтоб окосела сисястая дочка мельника? Ах, вы ещё хотите присушить молодого черноглазого кузнеца? Тоже можно, но выйдет немного дороже. Ознакомьтесь со стандартной формой договора на наведение чар. И не забываем про индивидуальный подход к каждому клиенту! Потому как колдун, пытающийся сглазить кого-то или что-то «на глаз», имеет неиллюзорные шансы получить своё же проклятие обратно. Или же впустую потратить свою ману, разбив портящее заклятие об защитный оберег, которые горожане заказывали у всё тех же выпускников кафедры «вредителей», опасаясь завистников и злых людей. Хотя при этом история знавала огромное количество проклятий, наложенных простыми людьми в порыве праведного гнева, которые не иссякали и не рассеивались со временем, неотступно преследуя свою цель. История знала людей, что сами проклинали свою судьбу и оборачивались злобными мстительными духами, которые не упокаивались, пока не свершали своё возмездие. История подарила нам сотни преданий и сказок, которые повествуют нам о том, как слабая, но очень обиженная ведьма бросала в сердцах такое проклятие, что, вопреки всем мерам предосторожности лучших магиусов, находило свою цель спустя много лет в лице уколовшейся веретеном принцессы и погружало в вековой сон целое королевство. Все эти истории противоречили современному пониманию природы проклятий, но их было слишком много, чтобы попросту отмахнуться от примеров. А главный вопрос — как это вообще тогда происходило?***
Сейчас я потихоньку начинал понимать как, сматывая к себе нити и струны, проглядывая и изучая их. Пропуская через пальцы. Пробуя на вкус и звучание. Избыточность и разнообразие. Тысяча тысяч мелких стечений обстоятельств. Тоненькие ниточки, прикреплённые к сказанным словам или оказавшимся вовремя в нужном месте людям. Даже такая мелочь, как цвет волос у прохожей дамы, могла нести на себе печать рока. В сумме они могли дать определённый узор и в итоге обеспечить нужный результат. То, что случилось тут почти четверть века назад, было действительно неизбежным. И при этом совершенно не направлено на определённого человека. Над всеми наследниками серпенской короны висела угроза насильного слияния с Духом-Королём, но предпринятые меры предосторожности, которые проявил Дан и сахиры, нивелировали результат, а не саму причину. Набия рассказывала мне, что механизм, который побуждал к подобному слиянию, до сих пор оставался загадкой для всех жрецов. И чем можно от него защититься наверняка — неизвестно. Главное, что я из этого понял, проглядев события прошлого, так это то, что несчастливая судьба постигла не одного Лендаля и прочих принцев, а косвенно зацепила многих юных серпенцев, рождённых на Альбе. В тот самый день, когда открылся рифт, кто-то из них поранился, катаясь на паровом моноцикле, кто-то отравился несвежими моллюсками, а кто-то и правда погиб, утонув в море. Самом обычном море, а не в Аль-Мухит. И удары судьбы усиленно били по серпенцам не только в тот день, им в принципе доставалось куда чаще, чем в среднем показывает статистика по несчастным случаям среди молодёжи. Проклятие королевского рода, что косвенно задевает подданных? Или же фатум бил тех, кого принял за королевича? Но, видимо, судьба оказалась не настолько слепа. Я увидел, что в те годы Бездна испытывала лишь наследников, игнорируя простых серпенцев, невзгоды которых были далеко не такими суровыми. Отпустив нити, я сосредоточил память на самых свежих событиях, самых ярких нитях. И потянув за канву подобия, я удостоверился в том, что глаза меня и впрямь не обманули. Чтобы подтвердить свои догадки, я нырнул в шелест волн Аль-Мухит, вновь выйдя в мир живых уже у берегов Небулы. Так и есть, астральные следы, показывающие недавние события, говорили о том, что культисты Зелёной Радуги тоже были обмотаны этим тёмно-алым флёром, неся на себе волю судьбы. Исполнительные винтики и шестерёнки. Безусловно, плохо было уже то, что они, ведомые учением своей секты, чуть не устроили локальный филиал Бездны на земле, а их связь с Намуром стала очевидна, но являлось ли тогда их целью погубить конкретно наследников? Знали ли они о том, что Санитас и Кария сейчас здесь? Что Лендаль здесь? Что они вообще наследники? Насколько я понял, то наши противники не знали личностей варитов в мире реальном, но они, преследуя какую-то свою собственную цель, косвенно вынудили Лендаля не спастись бегством, а пожертвовать собой ради наследников короны. И он добровольно подписал себе смертный приговор. Ведь если задуматься, пострадало бы огромное количество непричастных людей, но главное то, что среди жертв могли оказаться последние отпрыски королевского рода Аль-Серпен. И были ли в прошлом ещё события, подобные этому, которые для стороннего наблюдателя казались лишь несчастным случаем, а не прямым покушением? Наверняка. Сразу навскидку я припомнил, что лет двенадцать назад под столицей среди мастеровых и цехов прокатилась так называемая Немощь Инструментов. Произошла авария на одном из предприятий по переработке сырой маны, в результате чего естественный магический фон вокруг него был искажён и внёс сильные помехи в работу большого количества техномагических приборов. И, разумеется, Инструментов. Пока устраняли утечку, пока заново калибровали пострадавшие Инструменты, то вкладчики теряли прибыль, а гильдия выплачивала огромные компенсации тем, у кого из-за аварии произошло самовольное расторжение контракта Серебра, зачастую причиняющее немалый, а то и летальный вред здоровью. Было ли это актом, направленным против Лендаля? Даже смешно думать о таком! Но важно то, что он мог пострадать от этого. Наверное, нечто подобное случалось неоднократно, злой рок постоянно собирал жатву невинных в надежде ухватить свою истинную цель. Я сместился немного в пространстве и вновь оказался в разрушенном храме Змея, откуда я уносил тело своего друга. Да, так и есть. Цветущее Клеймо Приговора, точно такое же, как в Алом Доме, переливалось багровыми всполохами и зыбким мерцанием. Место, где Лендаль встретил свою смерть во второй раз. А где судьба не смогла взять своё дважды, преуспеет в третий раз. Или в четвёртый. И так до бесконечности. Я должен придумать, как обмануть её, как повернуть плетение нитей по новому узору. И я чувствовал, что смогу, ибо на меня снизошло внезапное озарение.***
Раньше я откровенно посмеивался над всякими бабушкиными сказками про нити судьбы, связывающие людей. Когда проходил по факультативу основы хтомантики, тогда ещё весьма спорной и сомнительной науки, то посмеивался уже тише, разбирая теорию струн жизни. Сейчас, рассматривая свою ладонь и видя тонкие золотистые и оранжевые нити света, оплетающие мои пальцы, которые я был в состоянии «прочесть», выуживая пусть ещё сумбурную, но всё-таки информацию, смех мой смолк вовсе. Хтомантика — одна из самых молодых и перспективных отраслей магической науки и в то же время древнее как мир учение, ибо предсказанием судьбы и её управлением человечество интересовалось с самой глубокой древности. И если положить руку на сердце, то наука эта, по большому счёту, не являлась магией вовсе. Она была не волшебнее математики, но именно что математический аппарат лежал в основе магического ремесла в его современном виде. И кто знает, может, именно изучение хтомантики когда-нибудь поднимет магию на принципиально новый уровень? Когда рождается талантливый живописец или музыкант, не получивший нужного образования, но подаривший миру шедевр, то такого принято называть гением и самородком. Точно так же рождаются и те, кого можно назвать природными хтомантами. Люди, зачастую не понимающие сути своей силы, но способные её использовать. Пророки и астрологи, гадатели и ворожеи. Те люди, которые при помощи совершенно несвязанных с человеком вещей, вроде движения звёзд или горения пламени, находят глубокую взаимосвязь и могут довольно точно описать далёкое прошлое, текущее настоящие и вероятное будущее пришедшего за советом к прорицателю. Да что там говорить о пророках, некие закономерности происходящего в мире издревле улавливали даже самые простые люди, что подарило нам такое понятие, как приметы и суеверия. Обряды и ритуалы, знаки, несущие беду или предвещающие успех. Тысячи их! Ну вот скажите на милость, как обычай не возвращаться домой, если ты там что-то забыл, способен повлиять на удачу? Но факты были упрямы и, несмотря на антинаучность предпосылок, в большей части случаев эта примета оказывалась верна. Общая теория струн жизни утверждает, что для хтомантического воздействия на человека совсем не нужно иметь материальную фиксацию на его личности. Или использовать для этого эфир через создание цепей заклинаний. Есть лишь две вещи: чёткое желание и конечный результат. И результат этот достигаем посредством выполнения определённого порядка действий. К примеру, купить красный платок, отказать нищему в милостыне и пять раз пропустить ужин. Тогда узор линий изменится, из-за чего пригожая цветочница неожиданно согласится на свидание, приняв приглашение от незнакомого, но очень одинокого юноши-хтоманта, ищущего себе пару. Разумеется, всё сработает только в том случае, если он правда знает, какие действия, в каком порядке и когда надо совершить. Ведь цветочница не смилуется как по волшебству, как это бывает в случае приворота, а попадёт во власть некой цепочки стечения обстоятельств. Непременно красный платок нужен затем, что юноша слово за слово сблизится с коробейницей, торгуясь за него, а последняя потом расскажет своей соседке-цветочнице о том, какой приятный молодой человек ей сегодня встретился, вызвав у той чувство соперничества. А заболтается она со своей подругой из-за того, что нищий на площади, будучи в скверном расположении духа, пнул ишака торговца рыбой, в результате чего оскорблённое животное почти час отказывалось двигаться с места, перегородив телегой проулок. И именно в этом проулочке проживает коробейница, которая будет вынуждена коротать время за болтовнёй со своей подругой, пока упрямого осла не задобрят и не освободят проход. Пять же пропущенных ужинов послужат улучшению фигуры юноши, что станет последней каплей, склонившей весы в сторону благосклонности у избранной хтомантом девы. Но надо ли знать природному хтоманту абсолютно все звенья этой цепи? Получается, что нет. Нужно лишь видеть нити судьбы и знать, какие из них потянуть, чтобы получить результат. Строгое, почти ритуальное выполнение неких действий. Не это ли легло в основу вообще любого ритуала на свете? И, разумеется, необходима абсолютная концентрация на своей цели. Как видеть нити я уже разобрался, а вот куда и как, а главное, чем тянуть — нет. И современная хтомантика пока что тоже не давала ответа на этот вопрос. Но, судя по всему, для Намура это тайной не было? Если принять за данность, что это лично он запустил каскад подобных событий для серпенских наследников. Что же надо для поддержания хтомантического проклятия, раз оно не имеет ничего общего с порчей и сглазом? Или единожды проклятый останется таким до тех пор, пока рок его не настигнет? Хотя, если учесть то, как медленно, но неотвратимо срабатывало Клеймо, это было проклятие, которое поражало свою цель при действительно колоссальном стечении фактов. Но Дух-Король сказал мне, что ничья судьба не определена окончательно, следовательно, существует способ не только ослабить, но и снять Клеймо Приговора.***
Почти половину сегодняшнего дня я снова провёл во дворце, незримый и бестелесный, разглядывая гобелен его немалой жизни, проницая в древнюю историю этого замка, впитывая в свою память все благие знаки, какие мог найти. Сторожевые коты не обращали на меня почти никакого внимания, иногда провожая прищуренным взглядом, люди же вообще не догадывались о моём присутствии. Но как оказалось, это было не совсем так. Бесцельно бродя по коридорам главного крыла, подобно беспокойному призраку, я чуть нос к носу не столкнулся с принцем Санитасом, который никак не мог и не должен был видеть меня, но явно чуял и поджидал здесь. Потому как первое, что он произнёс, было: — На чём у тебя в итоге всё сошлось, малефикций? — Лендаль должен умереть, — ответил я, толком не задумываясь о том, что говорю, озвучивая вслух свои мысли и обретя от неожиданности материальность. Какую реакцию я ожидал от принца Санитаса, когда безо всякого объяснения сказал ему про смерть Лена вместо приветствия, будучи застуканным во дворце? Недоумение? Вспышку гнева? Сомнение в здравости моего рассудка? Того, что он кликнет стражу или сам не погнушается скрутить меня как возможного преступника? Хотя нас и объединяла общая тайна, сблизив и разрушив многие границы, но я не думаю, что мы стали достаточно близки, чтобы я мог себе позволить подобную фамильярность. Но я никак не ожидал спокойного согласия с моими словами и той беседы, что у нас в результате вышла. После того как мы с ним столкнулись, принц без лишних слов поманил меня за собой и куда-то повёл, пока мы не оказались в покоях, судя по всему, принадлежавших ему. Об этом можно было догадаться и по богатой обстановке, и по кошачьей страже около дверей, и по бесподобной в своём совершенстве печати охранных чар, что была наложена на всё крыло замка. Ну и по некому беспорядку с достаточным количеством личных вещей на виду, который говорил, что эти комнаты принадлежат молодому и не самому аккуратному человеку. Хотя мой дом в этом плане был вообще эталоном всех холостяцких берлог. Отпустив прислужницу, которая при нашем появлении возникла в комнате чуть ли не из воздуха, Санитас направился к холодильному бару в стенной нише и лично наполнил два широких бокала какой-то лимонной и явно алкогольной жидкостью, предложив мне один из них. Но нет, это оказался фруктовый сок, который был очень кстати, потому как вновь вернув себе материальную форму, я стал уязвим для той невыносимой духоты, что обрушилась на город в месяц Серпа. Будто бы лето старалось на полную показать свою силу и норов, прежде чем наступит мягкая и туманная осень. И лишь когда мы утолили жажду, принц сел за журнальный столик, заваленный всяким мелким хламом, показывая рукой, чтобы я тоже где-то нашёл себе место, и наконец нарушил своё молчание: — Лендаль должен умереть. Да, я тоже начал об этом догадываться. Думаю, что самое время прояснить некоторые вопросы между нами касательно него, Игнеус. Он ведь тебе нравится? — Чего? Что за вопрос? Разумеется, он мне нравится, он же мой друг. И очень интересный собеседник, к тому же я обязан ему столькими знаниями… — Притормози, я немного не об это говорил, — перебил меня принц, явно удивлённый моим ответом. — Но да ладно, может, так оно и лучше. Слушай сюда.***
— У нас с сестрой тоже произошёл некий откат в способности использовать дар, — сказал мне Санитас спустя час, когда мы откупорили уже третий кувшин с соком анса. Я поведал ему, какими исследованиями занимался в последнее время, поделившись с ним своими переживаниями касательно того, что сейчас мои возможности альхикмата далеко не такие впечатляющие, какими они были в Южном. Но, как оказалось, мы с ним параллельно пришли к неким схожим выводам касательно нашего общего друга. Он — используя свой дар вероятностного предвидения, а я — опираясь на узор путей судьбы. — Но я надеялся, что раз ты у нас всё-таки маг и имеешь подходящую подготовку, то тебя это не так сильно коснётся. Это хорошо, что ты вообще понимаешь и помнишь, как оно работает… Первые пару дней после того, как всё закончилось, я ещё мог полноценно пользоваться эвентуальным видением, но потом способности стали стремительно покидать меня, пока не стали совсем уж слабыми. Я больше не могу призвать клинки Антары и вижу варианты будущего только в очень узком негативном спектре. Вместо этого я начал мучиться кошмарами, суть которых сводится именно к разнообразным несчастьям, которые могут произойти со мной или моими близкими. И даже сны о смерти бывали пару раз. Удивительное дело, я никак не ожидал от него такой откровенности в разговоре со мной и стремительного разрушения социальной дистанции. Если в Южном было не до расшаркиваний и манер, потому как ситуация прижимала всех, то сейчас мы снова должны были стать принцем и подданным. Но он по-прежнему разговаривал со мной как со своим товарищем и другом. Куда же делся тот надменный избалованный принц, которого я повстречал в день Наследования? Неужели характер и убеждения человека способны так сильно перемениться всего за несколько месяцев? Нет, всё не так. Дело не только в том, что он изменился с тех пор. Просто тогда мне было дозволено видеть лишь капризного глуповатого аристократа, а не того Санитаса, которым он являлся на самом деле. Сейчас же он отбросил передо мной свою искусственную личину задиры и повесы, явив целеустремлённого и внезапно весьма неглупого человека. Пока я рассуждал о том, что изменилось в его поведении, Санитас продолжил свои мысли: — У меня невероятно поблекла память о событиях тех дней. И если бы не подробные записи, сделанные Лендалем, благодаря которым можно восстановить многие детали, то я бы посчитал, что всё это происходило не взаправду и было простым сном, навеянным Океаном. Я до последнего надеялся, что просто ошибся в своих выводах насчёт того, что мне видится. Но когда почуял тебя, околачивающегося тут, то «увидел», что я должен поделиться с тобой своими опасениями. — Вы говорили с Леном об этом? О том, какое предвидение у вас было? — Говорил, и знаешь, что он мне заявил? — принц с грохотом поставил свой бокал на стол. — Что никто не живёт вечно, и смерть — это ожидаемая и даже закономерная судьба для любого человека. А потому не стоит столь сильно пугаться этих однобоких видений. Он сказал, что мы как вариты ещё слишком неопытны, а потому именно сейчас не стоит слишком много требовать от себя, позволив дару как следует прижиться. Что же, наверняка он, как всегда, прав. Но это не меняет того, что он придурок! Я же за него переживаю! Санитас вздохнул и продолжил: — Когда я был маленьким, то любил наряжаться в одежду своего отца и, накинув его парадную мантию, воображал себя взрослым. Могущественным правителем, чьи приказы беспрекословны, полководцем, который одним движением пальца способен отправить тысячную армию на усмирение каких-то злостных врагов. Но что бы я там себе ни воображал, ребёнком от этого быть не переставал. Мне кажется, что так случилось и сейчас. Мы побывали в волшебной стране взрослых, где нам дали попробовать вкус могущества и власти, а теперь мы снова вынуждены носить короткие штанишки. И причина заключается в том, что мы находимся в иной вероятности бытия, чем та, где нам были напрямую вручены дары от воплощённого Духа-Короля. Та вероятность бытия исчезла в области мнимых событий, но его благословение осталось с нами здесь, и потому сейчас вселенная нивелирует несоответствия, пытаясь вернуть всё к нормальному виду. Но мы-то знаем, что произошло. Помним, кем мы были на самом деле. И мы своим существованием определяем для вселенной понятие нормальности. Она покорится. У меня глаза полезли на лоб от рассуждений принца. Студиозиусы годами грызут гранит науки и начинают что-то более-менее соображать или делать вид, что соображают, только к старшим курсам, на которых изучают прикладную метафизику, а королевич, получивший домашнее образование, запросто оперирует подобными материями в беседе. Это Лендаль его так поднатаскал? Нет, вряд ли это заслуга его одного. Но зато его слова разом отрезвили меня и напомнили о том, что всё именно так, как он и сказал. Ведь даже «мой» Дух-Король был некой потенциальной вероятностью, существующей лишь в узком отрезке стечения обстоятельств, позволяющих ему быть реальным лишь относительно моей точки зрения. Хотя для Аль-Мухит, что существует вне времени и пространства, все его возможные воплощения, которыми он связан с нами и с этим миром, в одинаковой степени истинны. Лендаль ибн Антара истинный и настоящий уже сейчас. И всегда им был. И, судя по всему, раньше я крепко недооценивал влияние вероятностей друг на друга. Но Лендаль сумел воспользоваться по полной этой возможностью, когда лишь на несколько мгновений стал воплощением Мухит и круто поменял звенья в цепи причинности, направив наши судьбы по наиболее благоприятному пути. Что одновременно означало трагическую судьбу для него самого. Лендаль должен был умереть. Лендаль должен будет умереть, если мы что-то не изменим для него. — Эм… Ваша светлость, вы действительно правы, но рано или поздно все дети вырастают. Думаю, что со временем этот дар станет нам впору. Я упустил это из виду, увлечённый мантическими исследованиями, но услышать подобное от вас несколько… неожиданно? — Не слишком похоже на то, что должен говорить избалованный и пустоголовый принц, каким ты меня знаешь? И это я слышу от тебя, Игнеус? Человека, который совсем недавно демонстрировал просто катастрофические навыки общения и коммуникации? Ты ведь и сам сильно изменился с того дня, когда мы познакомились на Наследовании. Может, тебе странно будет услышать это от другого мужчины, но поверь эксперту в данном вопросе, теперь ты стал охренительно горячим парнем. Так что даже близко к моей сестре не подходи! Сейчас он снова стал таким, каким был раньше. Бессердечным и язвительным. Но всего на несколько мгновений, на несколько фраз. Секунда — и от прежнего насмешливого принца не осталось и следа, вновь явив Санитаса нынешнего. — Неужели для тебя правда является сюрпризом то, кто мой истинный учитель? Что у меня в лице Антары тоже есть покровитель и наставник, перекраивающий глупого варита по своему подобию? И поверь, слово «глупый» это самый ласковый эпитет среди тех, которые он отпускает в сторону моих умственных способностей. А уж что он мне высказал, когда я с ним виделся в последний раз! Но ты упомянул ещё кое-что. Про Рок, который нависает над нашей семьёй, но также и то, что у него нет над нами власти. Потому как нечто хранит нас от этой судьбы? Можно подробнее? Встав и начав размеренно расхаживать по комнате, что позволяло мне проще собраться с мыслями, я ответил, до конца оформив свою гипотезу: — Да, очень могущественная защита. Думаю, это королевская судьба. — Что? — Мне кажется, что так это называть будет наиболее правильно. То, что отличает коронованных особ благородных кровей от черни. Скажите, ваша светлость, считаете ли вы себя избранным? Человеком с голубой кровью? Кем-то, кто просто по факту своего рождения лучше, выше и чище всех остальных жителей Альбы? — Это вопрос с подвохом? Который намекает на то, что я такой же смертный человек, как и все? И что после смерти мой труп будет разлагаться и смердеть, а не благоухать цветами? Обычно у нас это прерогатива Норы — регулярно напоминать подобное. Да и сам посуди, ты ко мне уже не раз обращался просто по имени, а небесная кара на тебя так и не обрушилась за подобную наглость! Но ты можешь продолжать опускать любые формальности и дальше, начав наконец-то обращаться ко мне на «ты», вдруг-таки ударит молния! Мне очень любопытно! Ладно, про молнию шучу, про обращение — нет, не до ерунды этой всякой сейчас. Так вот, к чему это я вёл? Нет, не думаю, что я реально какой-то особенный. Я кивнул, соглашаясь с его словами, но и зная, чем можно их опровергнуть: — Ты не думаешь, но другие думают. Король Арист, короли до него и вы с сестрой для всего мира являетесь не просто людьми по фамилии Альба. Но воплощением короны и страны, наследниками древнего альбийского рода, помазанниками богов и культовыми фигурами в жизни государства. Вы — символ! Все такие важные события, как коронация и миропомазание на престол принцев, женитьба, объявление о рождении наследников и церемония наречения имени в храме Девы в день лунного затмения — это на самом деле далеко не пустой звук и пышная мишура. Это часть материального воплощения судьбы! Важно то, что весь окружающий мир благодаря вере ваших подданных считает вас коронованными судьбой альбийских королей. А потому проклятие, которое направлено на серпенский королевский род, почти не видит вас. Благополучная судьба наследников Альбы куда сильнее. Вы, скажем так, в безопасности. И вы даруете защиту тем, кто с вами рядом. Я и сам видел, как распадается тёмная материя на Илли просто потому, что она освещена сиянием своей принцессы. И насколько я помню, то Лендаль постоянно просил тебя… — Да-да, всё так! — перебил он. — Быть рядом. Но именно он меня прогнал от себя, сказав, что я ему действую на нервы и реально смещаю область вероятных событий в негативную сторону моей, как он выражается, нездоровой паранойей и зацикливанием на несчастьях. И нынче предпочитает общество отца и Карии. Но, судя по всему, он тоже чем-то встревожен, потому как пытался всё перевести в шутку и рассказал мне две сказки. Хотя постой… Это имеет смысл в свете того, что ты мне только что поведал. Если честно, я понял далеко не всё об этой твоей хтомантике, но общую суть уловил и думаю, в этом есть некоторая связь с тем, что ты назвал королевской судьбой? — Вряд ли, что он просто пытался избавиться от тебя каприза ради. Ты ему очень небезразличен, уж я-то видел, — и, осознав, как двусмысленно это прозвучало, сменил тему: — Что это были за сказки? — Если по сути, то обе они и правда были о судьбе. Первая повествовала о юном принце, который путешествуя морем, попал в шторм и корабль его разбился о скалы. Но Морской Царь пообещал его пощадить и невредимым доставить к берегу, если тот взамен отдаст своего будущего первенца, когда тот достигнет своего совершеннолетия. Принц, недолго думая, согласился. Ведь он очень страшился смерти, а вот жениться пока не планировал. Но годы шли, принц возмужал, нашёл себе избранницу и вскоре должен был стать отцом, а потому всё чаще вспоминал обещание Морскому Царю. А потому, как только его супруга разрешилась от бремени, он приказал тайно подменить своего сына на ребёнка бедного рыбака, рождённого в тот же день. И никто кроме него и старой повивальницы не знал об обмане. Так и стал наследник престола расти как простолюдин, а сын рыбака воспитываться как королевич, чтобы, когда придёт время расплаты, всучить Царю подменыша. И когда настал день совершеннолетия мальчиков, то, как и было обещано, Морской Царь явился и забрал с собой фальшивого принца. Но в этот же самый день истинного наследника престола, который чинил сети на берегу, смыло гигантской волной и навеки утащило на дно морское, оставив короля без сына. Невесёлая сказка… Но достаточно справедливая. — Которая учит нас тому, что за попытку столь нагло обмануть свою судьбу, платить придётся вдвойне? Хотя что тут думать? Король оказался виноват лишь тем, что отказался принимать такую судьбу. — Он виноват тем, что нарушил своё королевское слово, пойдя на столь низкий обман, — поправил меня Санитас. — А о чём была вторая сказка? — Вторая сказка тоже была о принце. Но с совсем другим концом. Она повествует о королевиче, который в запале охоты, гонясь за белым оленем, забрался в древний и заколдованный лес. Там он сбился с пути, а потом три дня и три ночи не мог найти путь оттуда, блуждая кругами. И на четвёртый день он выехал к ветхой хибаре, где жила безобразная старуха-тролль. Принц же, не потерявший своих манер даже в такой ситуации, со всей вежливостью поприветствовал троллиху и попросил у неё помощи. Старуха оказалась вовсе не диким чудовищем, а с нравом добрым и приветливым. Она обогрела и накормила принца, и сказала, что утром выведет его к границам леса. Обещание она своё исполнила, и когда столетняя чаща расступилась, выпуская их, то принц сказал, что даёт слово исполнить любое её желание за оказанную помощь. А троллиха взяла и попросила у принца взять её в жены! Любой другой на его месте посмеялся бы над безумной старухой за подобную просьбу, а то и затоптал бы конём, но он серьёзно отнёсся к своим словам выполнить любое желание, потому как последнее дело нарушить клятву тому, кто только что тебя выручил. Так что он вопреки негодованию двора привёл троллиху в замок как свою невесту. И когда повёл её под венец, то с неё свалилась безобразная шкура, явив юную девушку изумительной красоты, с волосами чёрными как ночь и глазами синими как небо. Оказывается, эта девушка была дочерью богатого торговца, столь красивая, каких не рождается даже раз в тысячелетие! И что сватались к ней и цари, и короли, но сколь она была хороша собой, столь строптив и капризен был её нрав. И когда однажды она крайне жестоко отказала одному соискателю, на деле оказавшемуся колдуном, то тот проклял её судьбу, повелев навечно жить в облике столь же уродливом, как её чёрное сердце. И в качестве насмешки над ней сказал, что теперь-то она резво побежит замуж за первого встречного, потому как проклятие это спадёт лишь тогда, когда её поведут под венец! Да только кто посватается к такому страшилищу, которую даже отец прогнал из дома, не признав родную дочь? И не одна сотня лет прошла до того дня, когда принц разбил это заклятие, вновь вернув девице молодость и красоту. Но, как видишь, сказка заканчивает хорошо. — Да, и учит нас тому, что следование пути, который приготовила нам судьба, может привести к благому результату, пусть он изначально кажется самым ужасным? А ещё тому, что у каждого такого проклятия обязательно есть лазейка, которая позволяет его снять. В сказках же всегда есть способ. Не смотреть в зеркало сто дней, не разговаривать, пока вяжешь волшебные рубахи… Вот бы знать, где наша лазейка. Я потёр переносицу, осмысливая последние слова и думая о том, а не окажется ли мой рассказ про хтомантику и проклятия очередными старыми новостями для Лендаля. — Но я так понимаю, что в нашем случае ни волшебный поцелуй принца или принцессы, ни даже свадьба не помогут? — нарушил мои размышления Санитас. — Я бы ни секунды не колебался, если бы нам пригодился какой-то такой способ из сказок, чтобы снять Клеймо Приговора. — Хотелось бы знать. Я пока не вижу в узоре нитей однозначного ответа. У меня нет конкретных соображений, а у тебя? — Значит, мы должны найти этот ответ, опираясь на то, что имеем сейчас, альхикмат Игнеус! Санитас кивнул своим мыслям, явно что-то для себя решив, и предложил: — Ладно, давай сходим к Лену, пока его не украли феи или ещё чего не приключилось. И послушаем, какие сказки он нам расскажет после того, как ты обрадуешь его известием про Приговор. Но когда мы оказались в его комнате, переступив через спящих на пороге сторожевых котов, то её владельца там не было. Нас поприветствовали лишь исписанные бумаги, с хлопаньем разлетевшиеся по всему помещению от устроенного сквозняка, что опрокинули на пол чашку недопитого чая, которая с влажным звоном разбилась о светлый паркет, брызнув во все стороны белыми осколками.