***
Когда нас наконец-то выпустило из себя сияние телепорта, искря от напряжения и помех, мой дар вырвался наружу против моей воли, показывая ужасные картины, делая их почти осязаемыми в своей реальности и затмевая настоящее. Океан шумел в ушах и в голове, а мир казался разбитым чёрно-белым калейдоскопом, по осколкам которого я шёл босиком. Или телепорт привёл нас в какую-то гиблую иллюзию, или… Но мою руку крепко сжал охваченный золотым пламенем Игнеус, и мой веер грядущего стал съёживаться и рассыпаться маслянистым пеплом от его довлеющего присутствия. Раскалённые тиски его рукопожатия были столь сильны, а боль от огня столь невыносима, что я очнулся от наваждения, вновь взяв под контроль свои тело и разум. Но низкий и тягучий рокот волн не умолк в моих ушах. Шум той мощи, что я уже однажды слышал в мире реальном. Прибой гнева, который даже не думал стихать. Мы оказались где-то в пригороде Аргеструма, о чём говорили проступающие через надвигающиеся сумерки шпили Замковых ворот столицы, виднеющиеся в нескольких милях от нас. Причём в довольно богатом пригороде, если судить по ухоженному озеру и архитектуре трёхэтажной виллы, около которой мы появились и куда мы, не сговариваясь, побежали с Игнеусом. Но чтобы тут ни произошло, всё уже было кончено. Или только вот-вот начиналось, потому как охранники, которые по идее должны были стоять во фрунт у ворот, валялись кулями на земле. Впрочем, как и несколько людей в одеждах прислуги, которых мы увидели внутри дома, бесцеремонно вломившись в него. Но я чувствовал, что мой Инструмент не здесь. Не в самом доме, а находится где-то ниже, может быть, он в подвале? И я даже не успел до конца додумать эту мысль, как мои руки сами взмахнули крест-накрест сияющими клинками Духа-Короля, вновь призванными в этот мир, отозвавшись на мой отчаянный позыв, вспоров каменный пол. А потом мы с Игни с грохотом провалились в рукотворную пещеру под домом.***
Если я как-то себе и представлял логово некроманта или рьяного в своей вере безднопоклонника, то место, в котором мы оказались, великолепно соответствовало всем моим ожиданиям. Черепа животных на стенах, коптящие треноги и пыточные инструменты, стяги, натянутые на конструкции из костей, с изображением чёрного лунного серпа. Довольно живописный и колоритный в своей мрачности антураж! Но всё это впечатление портили современные светильники, спрятанные в нишах, отсутствие настоящей столетней пыли и паутины, а также свежий запах померанцевой травы, свидетельствующий о том, что помещение регулярно убирают и проветривают. И учитывая, что данное помещение располагалось не в каком-то заброшенном каземате, а в подвале богатого жилого дома, вероятность того, что мы тут повстречаем настоящих Детей Бездны, стремительно таяла. Зато здесь были люди. Чаще в возрасте, чем молодые, но в довольно специфических откровенных одеяниях из чёрной кожи и плотных масках, закрывающих лицо. Анонимное сборище любителей эротического мистицизма и сексуального оккультизма? Но, судя по всему, какое бы распутство они тут ни творили, помимо очевидного и довольно узнаваемого, что демонстрировалось их позами — их вечер явно не задался. Потому как все люди валялась на земле без сознания, застигнутые прямо посреди процесса. Опять же довольно узнаваемого процесса. Хотя, присмотревшись, я заметил, что кроме людей в коже, здесь находились и другие участники. К крестообразному возвышению в центре пещеры были привязаны в весьма неприличных позах трое молодых мужчин-альбиносов, которые сюда явились явно не по своей воле. Но, как и все остальные, сейчас они были в обмороке. — Вот куда ушла моя мана. Они отключились от призыва Тумана Смерти, — нарушил молчание Игнеус, отгоняя от нас уже рассеивающуюся лиловую субстанцию, стелющуюся над полом. — Это такая инвокация, — добавил он, будто это хоть как-то проясняло для меня ситуацию. — Они что, все мертвы? — Нет, это продвинутая версия Молитвы ко Сну, но они опасно близки к этому состоянию, если мы его не успокоим. И он указал пальцем на человека, которого я раньше не заметил, хотя отчаянно искал его взглядом и одновременно боялся найти, учитывая творившееся здесь бесчинство. Единственного человека, который сейчас находился в сознании. И который был очень-очень зол. Такая необузданная и чистая ненависть уже была мне знакома, я тогда впервые повстречался с человеческой формой Мухит, отведав его кулака. Лендаль парил в воздухе, объятый двумя плазменными дугами, освобождаясь от пут, связывающих его руки. Тонкие черты лица исказились, став гротескной маской древнего языческого идола, а сияющая белизна его наготы, подсвеченная колдовским мерцанием, ещё сильнее контрастировала с тонкими ручейками алой крови, стекавшей по внутренней стороне его бёдер. Когда наши взгляды пересеклись, я думал, что меня испепелит на месте от той ярости, что горела в его взоре. На какой-то краткий миг мне показалось, что вновь безумный Аль-Мухит взирает мне прямо в душу через него. Но прошёл миг равный удару сердца, и пламя исступления погасло. А шум Океана в моих ушах моментально смолк. Лицо Лендаля сразу стало обиженным и каким-то беззащитным. Подлетев ко мне и уткнувшись лицом в грудь, он погасил и моё безумие тоже. Безумие ревнивца, которое готово было выплеснуться в виде шквала ударов на ближайшего сектанта, когда я осознал, что с ним сделали. Раньше я и подумать не мог, что мне может быть так больно от вида чужой крови. Но самое главное то, что сейчас он снова со мной! Я отпустил свои клинки и свой страх, в которых больше не было смысла, и обнял его в попытке согреть, чувствуя ледяную суть Бездны, змеящуюся в нем. Как много раз в своей жизни я беззаботно говорил слова любви, не стесняясь своих намерений и не скрывая их? Но со временем всегда остывая и забывая избранников, храня лишь светлые воспоминания о своих увлечениях. Сейчас же всё было наоборот. Я страшился и не хотел этой любви, я отрицал и отвергал своё влечение. Как же долго я запрещал себе думать об этом, но при этом безумно желал излить ему свои чувства, отдать ему всю свою заботу и нежность, выразив словами признания! Но мне совершенно не нужен был дар Короля, чтобы понимать, как неуместна и нелепа будет моя запоздалая исповедь, пусть и подлинных, чувств. Признание, которое не встретит взаимного отклика. Я никогда до этого не ведал, что истинная любовь не приносит ничего, кроме страданий, обращая сердце в пепел и выпивая душу. И что мой робкий и почти невесомый поцелуй, коснувшийся его бледного лба, на вкус будет горек как полынь.***
— Нам придётся ещё немного задержаться, как бы противно мне ни было тут находиться. Это не тот случай, когда мы можем уйти незамеченными, к тому же я жду кое-кого. Лендаль наотрез отказался уходить из этого подземелья. Он снова очень злился. Но злость эта была нормальной человеческой злостью. Питаемой обидой, болью и отвращением. Он пропел несколько вопросительных фраз на серпенском языке, теперь обращаясь к Игнеусу, и когда тот отрицательно покачал головой, произнёс пару резких слов, которые мне уже доводилось слышать от Антары, об их смысле я вполне догадывался и без перевода. Его злость стала питаться ещё и досадой. После этого, окончательно погасив свои огненные крылья, он безропотно обмяк у меня на руках, будто разом лишившись последних сил, которые в нём оставались. К тому моменту, как в пещере появился ещё один человек, нормально зайдя через дверь, а не как мы через потолок, я уже успел оттереть не противящегося никаким моим прикосновениям Лендаля от крови и иных жидкостей. А также кое-как прикрыть его, накинув на плечи свою рубаху. Этим человеком оказался невысокий мужчина в строгой форме малахитового цвета и с тёмными волосами с таким же зеленоватым отливом, заплетёнными в косу. И был он мне хорошо знаком с самого детства. Знаком как один из министров и доверенное лицо отца, а ещё как родитель моего хорошего друга Фредерика, так что и для меня он был не совсем чужим человеком. С одной стороны, его присутствие в этом месте радовало, с другой стороны, то, что это был ректор тайного магсыска магистр Морголо Тыква, лично появившийся в такой щекотливый момент, заставило бы напрячься и признаться во всём даже самого невинного и безгрешного человека. Мы же в эту категорию попадали с очень большой натяжкой! Судя по тому, какое выражение приобрело его обманчиво улыбчивое и добродушное лицо, после того как он обвёл взглядом помещение, я решил, что гроза обошла нас стороной и гнев магистра будет направлен на истинных виновников. Но не тут-то было! — Ну и ну, заклинание восьмого порядка, способное привести к летальному исходу или нанести непоправимый урон здоровью! Чётко ограниченное к применению против гражданского населения, тем более на территории населённых пунктов, — нарочито медленно и вальяжно начал перечислять он, повернувшись к моментально побледневшему Игнеусу, — и разрешение на которое выдаёт только мой Ректорат. Это серьёзное обвинение, должен я сказать, господин маг вне категорий, но почему-то до сих пор с удостоверением второй ступени, которого я никак не смогу опознать при составлении протокола и который сейчас пытается сочинить какое-то оправдание. — Это я сделал, магистр, — вмешался Лендаль. — Я знаю, что ты, — кивнул Морголо, не оглядываясь, — но следы именно его, а не твоей маны будут замечены при снятии спектра с места происшествия. И именно это нарушение я буду вынужден занести в протоколы по делу обезвреживания культа Чёрной Девы. Так что пока сюда не прибыли остальные мои сотрудники, нам надо здесь немного прибраться. Совершенно мне незнакомый мастер Игнеус, вы сможете наложить такое же по спектру эфирное воздействие, но допустимое по силе в качестве меры самообороны? И, убедившись, что тот хоть и не сразу, но кивнул, замешкавшись от подобного поворота событий, магистр подмигнул Игнеусу, отцепил от пояса небольшой двурогий ванд и активировал его, сломав пополам. И пока малефикций, как я понял, заметал следы буйства моего Инструмента, магистр обратил внимание на нас с Лендалем. — Может быть, по этому поводу есть что сказать абсолютно безобидному Инструменту, совершенно не владеющему магией, тем более боевой? — Извините, магистр, я запаниковал, — похоже, Лендаль уже вернул своё самообладание и даже толику ехидства, хотя я на его месте после подобного происшествия точно ещё долго не смог бы отойти от шока. — Когда приходишь в себя от принудительной перезагрузки ошейника, то ощущения так себе. А когда понимаешь, что ты попал на какую-то закрытую вечеринку, где главным развлечением является групповая оргия… Причём осознаёшь, что ты почётный гость на этом событии и уже непосредственно участвуешь… в происходящем веселье, то это несколько сбивает с толку. Так что вышло как-то так… Извините ещё раз. — Нет, ты правильно поступил. Марка, которую я на тебя поставил, была рассчитана на использование её до того, как ты вляпаешься в непосредственный процесс… веселья. Морголо наклонился к телу одного из парней-альбиносов, которого мы уже успели отвязать от постамента, но, как и все люди в этой пещере, тот до сих пор не пришёл в чувство. Магистр тщательно осмотрел его и провёл над ним апотропеем из нефрита — техномагическим прибором сыскарей. — Но, судя по всему, — вынес он вердикт, — ты вообще не смог бы использовать марку, находясь под действием тех алкалоидов, которыми вас накачали. А к тому моменту, когда бы ты стал достаточно вменяемым для этого, не факт, что тебя бы ещё не затрахали до смерти. Тебе невероятно повезло, что у тебя такой заботливый хозяин… Лично радеющий за судьбу своего имущества и не оставляющий его без присмотра. И знающий, как использовать командные заклинания. Разумеется, ни о какой принудительной перезагрузке я даже не заикаюсь, она же запрещена из соображений гуманности! Я чуть было не высказал ему всё, что думаю по этому поводу, а также то, почему сыск всегда оказывается на месте событий после совершения преступления, но понял, что сейчас лучше не спорить. Постепенно до меня дошло, в каком положении мы находимся, и хорошо, что именно Морголо Тыква на нашей стороне. Что я могу ему тут возразить? — У вас странные представления о везении, магистр Морголо. Но он лишь рассмеялся и потрепал меня по плечу, жестом показав, что мы свободны. — Очень внимательный хозяин, которого не было на месте происшествия и который нас уже покидает. Разумеется, с тем, за кем он сюда приходил. Меня интересует иное, Лендаль, ты нашёл здесь то, что искал? — Нет, магистр. Увы для меня и к счастью для всего города, избавленного от шайки полоумных извращенцев, эти люди исключительно в компетенции вашего отдела.***
Когда мы вдвоём вернулись во дворец, воспользовавшись личным порталом магистра, то первым, кто нас встретил, был Его Величество Арист Альба лично. Отец не сказал нам ни слова, но по его виду я понял, что он уже в курсе всего произошедшего. Не иначе как тайный сыск успел положить ему на стол свеженькую депешу со всевозможными подробностями и даже именами виновников. И, по-моему, я впервые в жизни увидел, как острый на язык Лендаль под взглядом моего отца превратился в нашкодившего ребёнка, который желает оказаться как можно дальше отсюда, понимая, что розги для порки уже замочены и только ждут своего часа. Потому как он вздрогнул у меня на руках, отвернул лицо от короля и впервые на моей памяти покраснел! Но почему отец гневается на него? Что же, если расправа и предполагалась, то она была отложена появлением моей сестры. Которая, не слушая никаких возражений, очень настойчиво потребовала отнести Лендаля в лазарет для оказания тому возможной помощи, решительно сложив руки на груди. А мне вдобавок достался ещё и пинок, что вывел меня из ступора и заставил сдвинуться с места. Я поспешил за ней, к свету и огням дома, оставив за стеклянными дверями густо-синюю и пряную ночь на исходе лета, оказавшись под защитой родных стен. И осознал, что только внутри замка моё дыхание наконец-то стало ровнее и спокойнее. И пока я шёл за сестрой, то всё ещё недоумевал от реакции отца. В чём провинился Лендаль, если это он был пострадавшим в данной ситуации? Причём весьма унизительно для мужчины! Что вообще произошло, раз мой батюшка был настолько зол? Судя по всему, я опять чего-то не знаю. И кстати, почему нас покрывал магистр сыска? Понимая, что гадать можно бесконечно, но так ни в чём и не разобраться, я спросил об этом у сестры. Но получил от Карии однозначный намёк о неуместности подобных разговоров в присутствии целительниц, которые окружили нас, как только мы оказались в палате. А также настойчивую просьбу не мешаться под ногами, пока они не закончат врачевать нашего учителя. Так что я вынужден был вернуться к себе, где, не включая свет и забыв сбросить одежду, долго-долго стоял под прохладными струями воды в умывальной комнате в тщетной надежде смыть с себя боль и суету сегодняшнего дня. Но я всё равно чувствовал себя испачканным недомолвками и осквернённым интригами.***
Когда часом позже нас всех собрал отец у себя в кабинете, в том числе без потерь вырвавшегося из цепких лап дознавателей Игнеуса, всё начало становиться на свои места. И, судя по тому, что Кария заняла место между мной и Лендалем, до сих пор не позволяя мне к нему приближаться и при этом не скрывая недовольства, направленного на отца, она сейчас явно встала на сторону моего Инструмента в чём бы ни заключалась его вина. Яркое золото, защищающее светлое серебро, словно Солнечный Охотник, который с наступлением утра сиянием своих лучей прячет и заслоняет свою младшую сестру — Лунную Деву. — Прежде чем я начну свою воспитательную беседу, — заговорил отец, строго обведя нас взглядом, — я хочу, чтобы мой скорый на суждения сын послушал о том, чем я занимался в последние дни и почему сержусь на Лендаля. — Мне нечего сказать в своё оправдание, Арист, ты абсолютно прав. Во всём произошедшем есть немалая доля и моей вины, — неожиданно легко согласился Лендаль. — Но неужели ты правда считаешь, что я специально лез на рожон и вёл себя безрассудно? — Вот пусть Санитас сам решит. Поскольку это ты настоял на том, чтобы ничего ему не говорить. — Разумеется, куда деваться, раз теперь это касается и его тоже. Зато мы можем вычеркнуть один пункт из твоего списка. Но отец ещё больше нахмурился и резко встал из-за стола, так что Лендаль моментально отбросил свою иронию и замолчал. Взяв себя в руки, отец сел и продолжил: — Не буду ходить вокруг да около и скажу, что я занимался одним расследованием. Расследованием довольно специфического толка и не без непосредственного участия магистра тайного магсыска, которое чаще интересует Солнечных Братьев, чем глав государств. Но, тем не менее, сейчас именно оно было для меня в приоритете. Знаете, к чему привело расследование в Южном? По сути, если взглянуть на это глобально — ни к чему новому. Не удалось выйти на нечто большее, чем то, что дознаватели уже вытрясли из культистов на месте преступления. Тупик. Никаких зацепок или реального доказательства причастности Намура. Но мы нарыли кое-что иное. Перебрав на столе несколько папок в кожаных футлярах, отец выбрал одну из них, рассеянно просмотрел содержимое страниц и, отложив всё в сторону, продолжил: — Существует определённая тенденция. В чем более мирной и процветающей стране живёт народ, тем больше он жаждет острых ощущений, причастности к чему-то великому и загадочному. А если это сопряжено с чем-то запретным, то оно ещё слаще и притягательнее. Как вообще на свет появляются подобные секты или культисты? Где тот центр кристаллизации, который толкает людей к действиям, свидетелями которых мы были в Южном? Откуда берутся бездномаги в таком количестве? Кто мне скажет? — Магическая сила, превышающая обычные человеческие возможности, слишком притягательна, поэтому такие случаи всегда были и будут, — ответил Игнеус, пожав плечами. — Даже несмотря на запреты подобных практик у нас в стране. Хотя когда это кого останавливало? — Ты прав, отчаявшиеся люди или амбициозные маги регулярно соблазняются запретным плодом. Но ведь не целые ордена, которые умудряются профессионально ускользать от внимания Братьев? Кто их обучает? Кто их вербует и заманивает? В последние годы таких случаев всё больше и больше. — Это так, но разве Бесстрашные сидят без работы? — Не сидят. Я думаю, что на деле за всем этим стоит одна сила, которая принимает разные обличья, используя уже готовые ордена и организации. Я говорю о всяких закрытых клубах, где уважаемые джентльмены занимаются алхимией и эзотерикой, мистическими изысканиями или же чем-то на грани дозволенных магических практик. Главное, чтобы условия приёма в организацию были достаточно сложны и устав в меру изощрён, чтобы члены чувствовали себя если не избранными, так уж точно не такими, как все. — С обязательными распознавательными знаками среди участников, формой одежды и ореолом тайны вокруг истинной деятельности клуба, — вклинился Лендаль, явно хорошо знающий о том, что имеет в виду отец. — То, что добавит остроты в серую жизнь обычного человека. — Это может быть как и совершенно безобидным орденом, изучающим практики друидов с Северного Архипелага, так и чем-то более жёстким, как шаманство Ти-Чиафа, которое на территории Альбы хоть и не запрещено, но не поощряется. Но… — Но? — я уже начал понимать, к чему он клонит. — Но как бы безобидна ни была организация, верхом порочности которой является беганье по лесам голышом и распевание песен плодородия… Или даже умеренно радикальная религиозная секта, которая, ясное дело, ведёт себя тише воды ниже травы — список практически всех подобных организаций есть у меня, у тайного магсыска и у ордена Братьев. А также внедрённые члены в самые многочисленные и потенциально опасные группы. На всякий случай. Вдруг организация резко изменит направление своей деятельности, как это неоднократно происходило в истории нашей страны, превратив мирных собирателей древних артефактов в воинственных защитников исторического наследия, смертью карающих вандалов? И именно такой случай имел место в последнее время. Вы все об этом уже слышали, а Санитас и Игнеус сегодня увидели своими глазами. Человеческие жертвоприношения в нашем городе. За которыми, как оказалось, стоял культ Чёрной Девы. — Стоп, то есть вы давно знали, кто был виновником? И ничего не делали, пока люди умирали? — меня объяло негодование от факта, что подобное попустительство вообще имело место, но ещё сильнее я был вне себя от того, что мой отец до сих пор не извёл под корень подобные сборища. — Погоди, не знали мы ничего наверняка, — Лендаль поморщился от моего крика, — но были некие догадки. Это дело давно вёл тайный сыск во главе с магистром, и главное подозрение пало на довольно безобидную организацию, несмотря на то что оно имело такое звучное название. Много мишуры и мало вреда. По сути, культ Чёрной Девы являлся больше клубом для практикующих свободную любовь, чем религиозной организацией, принимающий в свои ряды исключительно зажиточных и благонадёжных горожан. Конечно же, не без оккультных церемоний в виде массовых оргий в новолуние и жертв во славу своей сомнительной богини, которой до сих пор были угодны исключительно белые мыши, цыплята и кролики, но ничего сверх этого! А главное — по взаимному согласию всех участников. Казалось бы, типичная история, в которой уважаемые члены общества периодически выпускают пар, если бы не один момент. В последние несколько месяцев деятельность этого клуба резко сошла на нет, оборвав свои старые контакты связи и каналы информации для сыскарей, но фактов, подтверждающих то, что культ перестал существовать, не было. А потом начали пропадать люди. Но сколько людей за месяц погибает или пропадает без вести в таком густонаселённом городе, как наша столица? — Много, — согласился я. — Что-то указало именно на эту конкретную секту? — То, что побудило принцессу наряжать меня барышней, — ответил Лендаль. — Хотя поначалу это была просто игра, но потом она переросла в меру предосторожности. Причиной послужили слухи. Обычные слухи, каких сотни тысяч пересказывается в городе. Суть в том, что пропадали не просто люди. Была закономерность. В канун новолуния бесследно исчезали исключительно мужчины-альбиносы, но никогда дети, женщины или просто люди со светлыми волосами. Сначала пропажи происходили слишком редко и из самых низов населения, так что поначалу никто и не обратил внимания на эту закономерность, но потом хищения стали набирать обороты, пропадали даже зажиточные люди и мастеровые. И однажды исчез один из чиновников. Наконец-то взбудоражилась та общественность, которая не спустила подобное на тормозах и устроила настоящую осаду Ректората Сыска своими требованиями. И в свете последних событий в Южном это навело меня на определённые мысли. Как вы думаете, на кого я подумал в такой ситуации? — Что за всем этим на самом деле стоит Зелёная Радуга. Намур или его протеже. — Именно, мой принц. Сыск напрягся и накопал. Буквально. И найденные впоследствии тела пострадавших несли на себе следы не просто жертвенного заклания, а специфического насилия. Убитые мужчины подвергались изощрённым пыткам и магическому воздействию, схожему на то, какое оставляет за собой прикосновение к Бездне. И я подумал, что если удастся выйти на этих похитителей, появится возможность добраться до их лидера. В реальном мире, а не просто время от времени чувствовать слабое присутствие через Аль-Мухит. — Ты что, позволил им себя украсть? Да ты соображаешь хоть немного?! — Умерьте пыл. Что значит — позволил? Вышел на центральную площадь с криками «Берите меня»? Всё не так было. — Ну, Санитас, раз ты теперь видишь, куда по собственной воле ввязался твой Инструмент, то понимаешь причины моего недовольства, — отец пригладил бороду и выразительно глянул на Лендаля, всецело найдя у меня поддержку. — Магистр Морголо дал ему официальную рекомендацию, впрочем, как и всем мужчинам, попадающим в зону риска, на время покинуть столицу или же перейти под протекцию Ректората. То есть отправиться в Серую Башню, пока идёт расследование. — Я отказался, — Лендаль напрягся, произнося это. Наверняка ему непросто удалось отстоять своё решение у моего отца. — Очевидно, что я не мог себе этого позволить, — продолжил он. — Из характера похищений я сделал вывод, что они были большей частью случайны, чем закономерны. Несмотря на то что в общей сумме пропало сорок два человека за всё время, даже простая маскировка или смена жительства отводила потенциальную угрозу. И если что, я не рассматривал себя как самую вероятную жертву! Умыкнуть Инструмент из королевского дворца? С кучей охраны? Из-под всех моих щитов и зон протекции, позволяющих мне стать чуть ли невидимкой, если активировать их на полную мощь отвода внимания? Это смахивало бы на похищение века! Но если за всем этим стоит мой старый враг, то я обязан был предпринять ответные действия. Голос Лендаля стал громче и зазвенел металлическими нотами, а глаза сверкнули тёмным блеском. И в этот момент я понял, что же мне напоминало его звучание. Точнее, властные интонации, которыми в совершенстве владел мой отец, отдавая приказы или распоряжения. Совсем не такие, как мои неудачные попытки подражания, вызывавшие у Норы разве что смех. Похоже, что мой Инструмент недаром нёс в себе дух короля Бездны. — Поэтому магистр сделал ему уже неофициальное предложение, — перехватил инициативу отец, видя, что Лендаль на взводе, — заниматься этим делом вместе. Магистр Тайн на то и Магистр Тайн, что посвящён во многие мои секреты. Разумеется, про Триединый договор наших народов он тоже в курсе. И он, скажем так, довольно давно в теме особенностей Лендаля, в частности его техномагических модификаций. — Что-то мне совсем не нравится, как это звучит, — я начал понимать, к чему ведёт мой отец и в чём причина его гнева. — Только не говори мне, Лендаль, что из-за простой вероятности того, что за этим стоит Радуга, ты позволил сыскарям использовать себя таким образом? — Каким образом? Мы с магистром занимались разработкой плана по внедрению агентов магсыска в роли жертв! Разумеется, подходящих по внешности и достаточно привлекательных в качестве объектов похищения в силу своего безалаберного отношения к безопасности. Ну там прогулки за полночь в нетрезвом виде по трущобам и всё такое. Но подготовленных ко всем возможным сюрпризам агентов! С марками слежения Ректората и печатями активации защитных чар! И когда я увидел, что он не отрицает своей вины, рассуждая о том, к чему готовился, будто это простая прогулка по саду, то поразился, что отец с ним был столь мягок. Я бы точно пришиб его за такое на месте, а не просто строго выразил недовольство. — У меня нет слов! Как ты мог пойти на подобное, даже не посоветовавшись со мной?! Называешь меня глупцом, а сам вытворяешь такие безумства! Ты забыл своё место, Инструмент! Кем ты себя возомнил? Я дал тебе слишком много свободы! С этого дня ты будешь жить в моих покоях! И никакие возражения не принимаются! Будешь всё время находиться в поле моего зрения, просыпаться и ложиться спать по моей команде и отлучаться только тогда, когда я тебе разрешу! В сопровождении охраны! Ты меня понял? В раздражении я вскочил и чуть не залепил ему затрещину, но вовремя остановился. И если под взглядом отца Лендаль выглядел виноватым, то от моих слов его лицо стало непроницаемым, как в день нашей первой встречи, чем он начал бесить меня ещё больше. И я снова поразился тому, как стремительно способны меняться мои чувства по отношению к нему. Как кипящая и льющаяся через край любовь моментально обращается в холодную ненависть, но которая куда сильнее жжёт сердце. Но, похоже, что он был готов к такой реакции, потому как, подавшись вперёд, с улыбкой продолжил: — Да, продолжайте, ваша светлость, выскажите всё, что думаете. Не хотите опять меня пнуть? А может, желаете меня выпороть? Научите уму-разуму свою собственность. Не отказывайте себе в этом удовольствии, сделайте это! Да как он смеет потешаться надо мной в такой ситуации! — Я твой принц, а ты мой слуга, и ты не смеешь мне говорить, что делать! — А я пока что твой король! — перебил меня отец, впервые за весь вечер повысив голос. — Так что в моём присутствии убавь свой тон, сын! И пока я здесь, вы больше не будете себя вести подобным образом. Перестаньте позориться. Лендаль, я тоже считаю, что ты заигрался. Ты сегодня же перебираешься жить к нему в покои. Под круглосуточный присмотр. Как видишь, дворцовые стены не такие безопасные, как я привык считать, раз подобное всё-таки произошло. И это явно не конец всей истории! — Как скажешь, Арист, если ты так настаиваешь, — едва смягчившийся тон Лендаля снова стал ледяным, когда он обратился ко мне: — Но вместо того, чтобы закатывать мне такие истерики, принц Санитас, вы бы дослушали до конца. Хоть я и предлагал себя в качестве подобной подсадной утки, но пока мы не проработали до конца наш план, то я даже не собирался рисковать, ослабляя свои щиты. Я даже предположить не мог, что всё получится настолько стремительно и глупо… И в результате не приведёт меня к тому, на что я рассчитывал. Потому как этот культ не имел никакого отношения к Бездне. Внимательно слушавший нашу перебранку и молчавший до этого момента Игнеус, неожиданно встал на сторону Лендаля, заговорив голосом не того застенчивого юноши, робеющего в присутствии королевской семьи, но гласом жреца, увещевающего свою паству: — Мне кажется, что бы вы ни сделали и какие бы меры безопасности ни предприняли, это было предрешено. То, что с ним произойдёт подобное сегодняшнему. И в этом совершенно нет ни его, ни вашей вины. И вы абсолютно правы, ваше величество, говоря, что это не конец. Просто теперь угроза будет исходить из другого источника. А таких источников немало. Его слова отрезвили меня, напомнив о том, что мы обсуждали сегодня днём. Если он прав, а у меня не было оснований считать, что это не так, то получается, что Лендаль всё ещё в опасности. Несмотря ни на какие свои действия: хоть безрассудные, хоть чрезвычайно острожные. Переключив внимание на себя, он рассказал собравшимся то, что поведал мне днём. О хтомантике, о Клейме Приговора и нитях судьбы, пересыпая свою речь какими-то сложными техническими подробностями, которые он опускал при мне, но которые явно были понятны Лену. Мне тоже было что добавить к его рассказу, особенно про так называемую королевскую судьбу и пути снятия проклятия. По мере нашего рассказа суровое лицо отца становилось удивлённым, а Лендаля эта лекция, наоборот, невероятно развеселила. Потому как в процессе нашего повествования он иногда начинал смеяться, зажимая руками рот, и как только мы закончили, то не выдержал и расхохотался в полный голос. И долго не мог успокоиться, пока моя сестра не принесла ему воды с лепестками сфокса. Наконец угомонившись и отдышавшись, он посмотрел на нас с Игни так, будто мы были экзотическими животными в зверинце или вовсе уродцами в цирке, и заговорил: — Я окружён придурками. Упрямый принц Санитас и слабовольный волшебник Игнеус. Один довёл меня до срыва своим назойливым вниманием, а второй решил, напротив, не беспокоить якобы по пустякам. Арист — без комментариев. Принцесса Кария… Как всегда молодец. Вместо того чтобы заниматься ерундой, она попросилась в ученицы к сахир Набии, чтобы обучиться техникам ментального самоконтроля, что ей прекрасно удаётся. Нарадоваться не могу на неё в этом засилье слабоумных придурков. Извини, что заставил тебя лишний раз переживать, моя госпожа. Господа, вы понимаете, что всего этого могло не быть в принципе? — Ты сам сплошное недоразумение и источник проблем, Лендаль! — перебил его возмущения отец. — Радуйся, что магистр Морголо мой хороший друг и человек широких взглядов. Очень широких взглядов, раз он согласился покрывать любую твою глупость. А я говорил, что так всё и закончится! И зря дал согласие на эту авантюру, ведь в результате оказался абсолютно прав. Но, несмотря на всё ещё твёрдый тон, мой отец сейчас куда больше переживал за будущее, чем гневался на прошлое. Хотя довольно успешно скрывал это, не меняя свою позицию строгого родителя, потому как каждый из нас троих всё-таки получил от него выговор. Причём львиная порция негодования досталась именно Лендалю. И, судя по всему, сердиться на него он планирует ещё долго, но больше для вида, чем на самом деле. — Все твои замечания абсолютно резонны, — не стал спорить тот, к кому была обращена самая гневная проповедь. — Я — главный придурок, восседающий на троне этого королевства идиотов. Согласен, всё пошло совершенно не по плану и мне пришлось отчаянно импровизировать. Не иначе, что это была просто какая-то злая судьба, да, Игни? Знал бы я эти соображения раньше, то понимал бы, как отсекать ложные сигналы. И я бы принял твоё предложение, Арист. — Какое именно? То, которое про посадить тебя на цепь и заточить под стражу в башню? — Оно самое. Я знаю, что тебе только повод дай. Но я также понимаю, что в долгосрочных перспективах это мне не поможет. Игнеус, ты просто чудо! То есть ты считал, что твои познания о судьбе и понимание мировых связей — эта та информация, которой не стоит меня попусту тревожить? Ты совершенно зря недооцениваешь свои таланты альхикмата и переоцениваешь мою мудрость! Я далеко не кладезь всеведения, не путай меня и воплощение Духа-Короля с моим именем и лицом. Снова! Я, как и раньше, нуждаюсь в вашей помощи, и та информация, что ты мне предоставил, воистину неоценима. И она действительно именно то, чего мне не хватало в моих изысканиях. Но кое в чём ты ошибся, Игни. Как совсем недавно на Лендаля напал приступ веселья, точно так же стремительно на его лицо набежала зыбкая тень, строго очертив профиль на фоне совсем уже глубокой темноты за окном и чётче обозначив складку между бровей, сделав выразительнее скулы и напоив цветом обычно бескровые губы. Может, это преображение было всего лишь обманом зрения, а может, в нём каким-то образом стало куда больше Океана, чем человека, но мне показалось, что в комнате запахло горьким морским ветром. Бледный и болезненный пламень, горящий в его взоре, растопил глупую обиду, в очередной раз выросшую на моём эгоистичном самолюбии, и заставил пожалеть о своих высокомерных словах. Сколько ещё раз я буду идти на поводу своих эмоций, не задумываясь о том, как они ранят моих близких? Когда он вновь заговорил, воздух в комнате задрожал от гула беззвучного прибоя. — Судьба вовсе не хочет моей смерти. Сегодня я и правда был опасно близок к тому, чтобы погибнуть. И я прекрасно понимаю, что сильно рисковал, так искушая свою судьбу. Риск этот на деле оказался куда выше ожидаемого, потому как по каким-то роковым обстоятельствам культ Чёрной Девы увлёкся жертвенными убийствами людей, а не животных, как раньше. Они не были пешками отступника-альхикмата, как я наделялся, а лишь заложниками рока. Потому как Намуру моя смерть при обычных обстоятельствах не принесла бы ничего. Как ни принесла бы и ваша, вариты. Более того, мы нужны ему живыми, если он хочет добиться своей цели. То проклятие судьбы, что довлеет надо мной, обрекает меня не на смерть, а на нечто иное. — Я не совсем тебя понял, — отец побарабанил пальцами по столу и начал снова рассеянно перелистывать одну из папок. — То есть то, что случилось в Южном, это пожелание доброго здоровья? — Вовсе нет, Арист. Но ты забываешь о том, каково его желание. Я чувствовал его. И, к своему ужасу, сам был этим желанием. Вспомни, что он жаждет объединить наши миры. Впустить сюда Нижний мир, позволить Аль-Мухит заполнить всю вселенную, даровав вечность и пустоту каждому. А для этого ему нужны те, кто сможет стать проводниками. Каналом, по которому потечёт Океан. И он уже трижды был в шаге от успеха. Когда сам стал сосудом, но проиграл бой ценой жизни своего народа. Когда вновь силой призывал дух Короля во всех подходящих серпенских наследников, делая ставку на количество, и совсем недавно… Когда я стал воплощением… Неправильным и невозможным множественным воплощением, которое не должно и не имело право существовать, разорвав законы мироздания на части. Но оно существовало, он позволил и помог этому случиться. То, что плотская оболочка сосуда при этом погибнет — не имеет никакого значения. И пусть ныне я снова человек, но я помню также и то, как я был существом, лишённым какой-либо человечности. И эта память о том, как я был истинным и всемогущим, нечто большее, чем просто воспоминания. Это путь безумия, в котором я вновь могу потерять себя, став тем, кого желает призвать Намур. Та сила, что долгие годы берегла меня от этой судьбы, уже не в состоянии сдерживать моё естество, запирая Бездну в теле, потому как не только её сердце живёт во мне… Её изначальная жажда пробудилась, почувствовав вкус жизни и сломав цепи льдов. Он вцепился дрожащими пальцами в ошейник, будто пытаясь сорвать, но лишь огладил его ажурный контур и бессильно уронил руки на колени. Лицо его смягчилось, когда он посмотрел на меня и заговорил, отбросив нарочито уважительный тон, который использовал мне в пику: — Санитас, пойми меня… Думаешь, я избегал общения с тобой из-за какой-то обиды? Просил не форсировать развитие твоей силы из-за каприза? В первую очередь я эгоистично думал именно что о нашей безопасности, как бы странно это ни звучало. Каждая твоя попытка воспользоваться своим даром отдавалась эхом и во мне, волнуя и будоража Океан, заставляя его откликаться на твоё желание, бушевать штормом в моём разуме и биться волнами безумия. И каждая такая попытка — это проверка на прочность моей воли и моей возможности удерживать Мухит в себе, который уже не остановить теми серебряными цепями договора, в которые он закован. Мне и так непросто бороться с этим зовом, преследующим и искушающим меня… И если бы сейчас ваш дар был таким же чистым и мощным как тогда, когда вы втроём совершали невозможное, я бы просто не выдержал и, вне всякого сомнения, уже расцвёл бы тем жутким цветком обречённости, о котором говорил Игни. Но сегодня… Сегодня у меня не было причины отдаваться на волю своему внутреннему демону. Вы были в полной безопасности. Мне кажется, если бы всё пошло совсем уж скверно, то Аль-Мухит просто-напросто бы призвал меня к себе, выпустив, когда минует угроза. — Но как ты можешь знать это наверняка? — Знаю, потому что жизнь уже дважды ставила меня пред таким выбором. Спастись самому или уберечь тех, кто мне дорог. Тех, чью жизнь я ставлю превыше своей. В детстве я уберёг Ариста от насильственного испытания Принца, присвоив его себе. Но действуя на эмоциях и спонтанно. В Южном я отвёл смертельную угрозу от вас, изменив ход порядка вещей, но на этот раз уже осознанно. И единственный возможный вариант, позволявший сделать это — разрешить Бездне полностью завладеть собой, чтобы получить власть и силу за гранью законов этого мира. Вот что означает Клеймо. Смерть не моего тела, но смерть меня как человека и рождение Духа-Короля. Короля Тёмной Бездны. Рождение того, кого ни в коем случае не допускали серпенские жрецы. Хотя понимание этого факта, увы, было бы невозможным без сегодняшнего инцидента. Что весьма меня напрягает, ибо я начинаю становиться фаталистом. Кария встала и, развернув кресло Лендаля к себе, отвесила ему звонкий щелбан, а потом нежно прижала его к себе. — Никогда, слышишь, никогда не смей в чём-то винить себя или продолжать считать, что твоя жизнь ничего не стоит! Ты дорог мне! Дорог моему брату и отцу. Ты нужен нам. Так что перестань говорить о том, что не против умереть. Или желаешь навсегда оставить этот мир. — Я такого не говорил, моя принцесса. — Не говорил, но думаешь! Думаешь, что если тебя не станет, то не станет и угрозы, которую ты можешь нести в себе. Пусть ты самый опасный сосуд из всех, что существовали, и вовсе наполовину Аль-Мухит, разве ты единственный, кто несёт в себе это? Разве мы или наши потомки не разделят такую же долю, если ты исчезнешь? Пообещай, что не будешь сдаваться, знай, что я всегда буду на твоей стороне! Столь простые слова поддержки, которые произнесла моя сестра, моментально его преобразили, озарив лицо светом, будто он был путником, что нашёл оазис посреди пустыни. Ты такой же гордый и упрямый, как я! Не давал никому даже заподозрить, как тебе трудно и какие сомнения тебя мучили всю жизнь. И как отчаянно ты нуждаешься в тех, кто бы отринул прочь твои колебания, разделив эту ношу. И, очевидно, что это я тоже должен быть тем человеком, который будет говорить тебе сотни раз в день об этом, напоминать тебе о том, кто ты есть. И что я всегда буду стоять за твоей спиной, готовый протянуть руку помощи, стать тем, на кого ты сможешь по-настоящему опереться. Но не успел я вымолвить и слово, чтобы извиниться и попросить его рассчитывать и на меня тоже, как он, не высвобождаясь от объятий Карии, сменил тему: — Игни, каким ты меня сейчас видишь? Какой у меня узор? Зрачки Игнеуса заполнились тёплым золотистым светом, он несколько раз моргнул и, будто не веря тому, что видит, протёр свои глаза и вновь присмотрелся к Лендалю. Перевёл взгляд на нас сестрой, потом очень внимательно рассмотрел отца, прежде чем ответить. — Ну, ты по-прежнему обвит Злым Роком, но вот только сейчас тёмных нитей стало куда меньше, чем было тогда, в пещере. То сияние, что исходит от вас троих, затмевает его проклятие и разрушает многие вредоносные нити. Эм… И я, может, скажу что-то странное, ваше величество, но вот когда вы находитесь так рядом, я заметил, что ваше клеймо… И его. И всё остальное… Он замолчал и несколько секунд подбирал слова, но когда вновь заговорил, его ответ меня даже не особо удивил: — Ваши судьбы только выглядят разными, но на деле они как будто лицевая и изнаночная сторона гобелена. А нити столь тесно переплетены, утопая в общем рисунке, будто ваши жизни неотделимы друг от друга. Я ещё не могу сказать, как именно нужно направить узор, но я точно вижу, что именно в вашей власти избавить его от проклятия судьбы. Мой отец кивнул, соглашаясь, будто бы тоже ждал этих слов, подтверждающих какие-то его мысли. — Если дело и правда в королевской судьбе, то, кажется, я знаю, как могу укрыть его, даровав благословение и покровительство. Лендаль, ты подумал над вторым предложением, которое я тебе сделал? — Подумал, Арист. Я согласен. Согласен на эту церемонию и согласен взять фамилию Альба.