***
— Сахир Набия, неужели я схожу с ума? Зачем задаваться этими вопросами одному, если ответы на них наверняка уже известны той, у кого за плечами жизненный опыт и мудрость предыдущих поколений серпенских жрецов. Крайне наивно было бы полагать, что я оказался первым, кто столкнулся с подобным. Более того, что мой случай являлся чем-то из ряда вон выходящим, раз у серпенских магов имелся даже целый арсенал специальных заклинаний, позволяющих насильно вытащить человека из Бездны. Так что самым разумным с моей стороны было как можно быстрее сходить в храм Аквамаринового Змея и выслушать соображения Набии на этот счёт. Услышав мою исповедь, она не спешила ни удивляться, ни возмущаться, ни критиковать. Но также она и не спешила развеивать мои сомнения. Сахир Набия была занята своим небольшим садиком, разбитым на территории храма. Закатав рукава выгоревшей на солнце зелёной робы, она подрезала садовыми ножницами листья давно отцветших ирисов, готовя их к зиме. Потом, не прерывая своего молчания, высаживала луковицы гиацинтов и мускари, чтобы они самыми первыми порадовали прихожан своим цветением в следующем году. А я всё стоял и стоял возле неё, не зная куда себя деть. И лишь закончив с оформлением клумбы, она стряхнула крупицы земли с рук, выдала мне метлу и попросила, чтобы я смёл травинки и опавшие листья с дорожек, а сама присела передохнуть на край врытого в землю ошкуренного бревна, на котором грелся её удав-мышелов. Я уж было решил, что она так и оставит мои сомнения неразрешёнными, но как только я приступил к работе, тщательно выметая даже мелкий сор, Набия наконец-то заговорила со мной на эту тему, лучась морщинками мудрости в уголках своих глаз. — Ты всё ещё такой молодой, Игнеус. Но не могу поверить, что до этого ты никогда и ни в кого не влюблялся. Нет, не отвечай мне сразу, дай старой женщине немного порассуждать о жизни, потому что на своём веку я повидала немало тех, для кого зов Аль-Мухит стал губительным. Я встречала как тех, кто оказался вовсе непригоден для выпуска из Башни Синего Золота, так и тех, кто отдал своему служению немало лет, но однажды просто уходил в его воды и наотрез отказывался возвращаться. Её взгляд на миг затуманился дымкой воспоминаний, но она скорее отрешённо, чем с грустью вспоминала об этом, будто о вырванных сорняках, которые я сейчас сметал в кучу. Поправив белую прядь волос, выпавшую из причёски, она продолжила наш диалог. Диалог, где говорила только она, а я молча внимал её словам. — Я понимаю твои опасения и твои тревоги, юный альхикмат, но неужели ты думаешь, что если твоя воля дала слабину, то Всеобъемлющий будет с тобой торговаться или идти на какие-то уступки? Играть словно змей с мышкой, раз за разом отпуская от себя? Аль-Мухит утешает, исцеляет и освобождает от страданий. Но не стоит считать, что Океан добр и милосерден сам по себе. Ты и сам прекрасно знаешь, что он такое. А ещё знаешь, что он являет своё воплощение далеко не каждому. Но он встречает тебя не в виде голодной стихии, а в человеческом облике, который создан, судя по всему, только для тебя одного. Дух-Король не приходит к своим жрецам для того, чтобы потакать их слабостям и порокам. Он обнажает и изобличает саму суть человеческой души, даруя ровно то, что они заслужили. Если бы ты стал одержимым, он бы поглотил твою душу сразу же, как только бы ты это ему позволил. Нет, не переживай, Игнеус, ты не сходишь с ума. Она замолчала и, не мигая, посмотрела на уже опускающееся к горизонту солнце, точно так же, как смотрел её ручной питон, будто оно знало ответы на все вопросы мира. А может, так оно и было, потому что она продолжила: — Но если ты спросишь, одержим ли ты, то ответ будет «да». И это совсем иная одержимость, чем та, на которую ты подумал. Человек, который влюблён, не желает разлучаться со своим избранником ни на секунду. Хочет быть с ним день и ночь, не оставляя ни на миг и считая минуты в разлуке. Подумай, Игнеус, о том, какие чувства на самом деле наполняют тебя. Это желание могущества, власти и силы Аль-Мухит? Или же это несколько иное и более конкретное желание? Задайся вопросом, почему ты не хочешь покидать Океан? Из-за того пьянящего ощущения всемогущества, что оно дарует? Или же потому, что тебя там кто-то ждёт? И если бы этот кто-то имел возможность находиться здесь, рядом с тобой, была бы твоя жажда утолена? Реши, чего именно ты хочешь, Игнеус. Подумай, что значит любить кого-то и обладать кем-то.***
Что значит любовь? Я бы привёл сейчас длинное и пространное описание этого чувства, которое можно вычитать в любой энциклопедии, но я не стану этого делать. Как и не стану анализировать и взвешивать на весах рациональности это чувство. Я знаю, что я люблю, а что я не люблю. Я люблю свою семью. Своих родителей и сестёр. Я люблю свою профессию и путь мага, который избрал. Люблю эту страну и этот город. А ещё я внезапно понял, что не совсем понимаю, чем отличается понятие «люблю» от понятия просто «сильно нравится». Когда Санитас спросил, нравится ли мне Лендаль, то я, не задумываясь, ответил, что да, не сразу сообразив, что наше с ним понимание этого слова очень сильно разнится. И каким бы неопытным я ни был в амурных делах, очевидно, что его чувства к нему были совершенно не такими, как мои. Может, в начале нашего знакомства я был смущён и запутан тем, в какие ситуации нас с Лендалем ставил принц, устраивая то свидания, то какие-то розыгрыши, но со временем определился со своим отношением к библиотекарю и перестал чувствовать в его компании неловкость или стыдливость. В его обществе мне всегда было комфортно и спокойно. У нас была уйма тем для разговоров или, наоборот, возможность просто помолчать о чём-то своём, потому как мы прекрасно понимали друг друга и без лишних слов. Лендаль однозначно был моим хорошим другом. И за всё время нашего знакомства мы ни разу не ссорились, ни разу не имели серьёзных разногласий и ни разу не разговаривали на повышенных тонах. И дело было вовсе не в том, что он являлся тихим и неконфликтным человеком, о нет! Если у кого-то выпадала возможность узнать его получше, то он быстро уяснял, что истинная натура у этого обычно неприметного библиотекаря была весьма темпераментная, ведь в отличие от того, как он вёл себя со мной, с принцем Лендаль мог запросто выяснять отношения, не всегда выбирая выражения. Между ними однозначно не было той дружбы, что возникла между нами. Между Лендалем и Санитасом всегда проскальзывало какое-то невысказанное и очень странное «нравится». Поэтому я задался одним простым вопросом. Хотел бы я, чтобы Лендаль стал моей парой? И задав себе этот вопрос, впал в настоящий ступор. Нет. Я никогда не размышлял о нём в таком ключе. Но почему же тогда Аль-Мухит принял его обличье, когда впервые предстал в человеческой форме передо мной, если Лендаль не был тем, кого я люблю и кого хочу? Если Океан принимает облик Духа-Короля, который выступает протектором для посвящённого, то почему моим друзьям достались короли ушедших эпох, точно так же, как другим наследникам до них? И лишь мне одному выпал тот, который существует в качестве потенциальной вероятности? Нет, он тоже однозначно истинный, но при этом уникален тем, что принадлежит не прошлому, а альтернативному настоящему. Если Аль-Мухит отражает истинную суть реального человека, который был серпенским королём и душа которого принадлежит Океану, то разве не должна суть этой души копироваться полностью и без изменений? Получается, что Лендаль ибн Антара и Инструмент Лендаль тоже должны быть одной и той же личностью. Но это было не так, они точно не являлись одним и тем же существом! И чем больше я размышлял об этом, тем больше находил между ними различий. Например, когда Лендаль о чём-то рассуждал и был действительно увлечён разговором, то начинал покачивать ногой в том ритме, в котором говорил. А если он пребывал в глубоких раздумьях, то этот аккуратист, который даже носовые платки складывал с невероятной тщательностью, позволял себе сбрасывать обувь и забираться в кресло прямо с ногами, и долго так сидеть в медитативном состоянии, не обращая внимания на окружающее. Дух-Король же во время наших бесед любил играть со своими волосами и нитями жемчуга в них, накручивая длинную прядь себе на указательный палец. И ни разу на моей памяти не задумывался над каким-то вопросом дольше, чем на несколько мгновений, сразу же давая ответ, если желал говорить на эту тему. Лендаля нельзя было назвать безэмоциональным парнем, но он очень тщательно контролировал выражение своего лица и тон голоса, не всегда полностью расслабляясь даже в нашей компании. Пусть его флегматичность при посторонних была полностью напускная, но даже наедине с близкими он тоже нечасто отваживался на открытую беззаботную улыбку, а его искренний счастливый смех я слышал вообще всего пару раз в жизни! Дух-Король же выражал свои чувства бурно и открыто, не стесняясь ребячиться и валять дурака. Он мог гоняться за убегающими волнами или лежать на песке, совершенно не заботясь о своём внешнем виде. Пусть тут всё было подчинено ему, но он не пользовался этим всевластием, разрешая воде мочить его ноги, а песку забиваться под одежду, находя удовольствие в подобных нехитрых забавах. Я заметил и ещё одно отличие. Лендаль абсолютно спокойно относился к необходимости того, чтобы к нему прикасались чужие люди или видели его нагим. Даже когда мы с Норой в четыре руки и две перчатки заново калибровали его псише после катастрофы в Южном, распластав голышом в весьма разнузданной позе, он не высказал ни капли недовольства. Ещё и подшучивал, что давненько у него не было тройничка. Но сам он крайне редко первым притрагивался к другим людям не из требований этикета, а просто потому, что ему этого захотелось. Зато Дух-Король просто обожал физический контакт. Он мог неожиданно взять меня под руку и прижаться лбом к плечу. Или обнять со спины, слушая, как бьётся моё сердце. Более того, в моменты нашей близости он всегда первым проявлял инициативу, лишь потом уступая и со всей откровенностью отдаваясь под мою власть. Но было у них и кое-что общее. То, как они умели смотреть на собеседника через белые полуопущенные ресницы. Слегка снисходительно и при этом почти неуловимо улыбаясь самими кончиками губ. И если это делал Лендаль, то у меня возникало желание потрепать его по голове, чтобы сбить этот высокомерный настрой. Но если так поступал Дух-Король, то у меня возникало совершенно иное желание. Моя кровь моментально вскипала в жилах от возбуждения. А ведь человек Лендаль, который имел такую же внешность, такой же голос и такую же манеру излагать свои мысли, не вызывал у меня даже тени подобных пламенных чувств! Да, я определённо был влюблён. Был влюблён в сам Аль-Мухит и его текущее воплощение. И желал, чтобы именно Дух-Король был моей парой.***
Поняв истинную причину своего беспокойства, я перестал переживать об одержимости и смог в достаточной степени уделить своё внимание мирским делам, в частности делам Академии. Жаркая, но всё же осень уже стучалась в двери, и со дня на день прозвенит первый колокол. Я обвёл взглядом свою лабораторию, которая за эти годы стала мне вторым домом. Вытертые до блеска медные рукоятки учебных приборов и матово мерцающие стационарные аналоги перчаток техмагов. Таблицы производных на стенах и шкафы с заготовками. Я не собирался прощаться с универсарием, но чувствовал, будто именно это оно и есть. Прощание. Прощание с привычным для меня образом жизни. Моя работа здесь была почти закончена, а потому я позволил себе отвлечься на посторонние мысли, которые всё никак не мог отпустить. Интересно, улыбается ли Дух-Король так же искренне каждому, кто к нему приходит, а не только мне? Разумеется. Океан любит всех своих детей. И наверняка вкладывает в слово «люблю» не тот смысл, который подразумевают люди. Он давным-давно перестал называть меня «огненным мальчиком», сменив обращение на «мой альхикмат». Но не свыше этого. Имею ли я право на ревность и чувство собственничества? Имею ли я не то что право на это, а хотя бы право на возможность испытывать такие чувства по отношению к нему? Тот облик, что является мне — лишь маленькая капля. Сам же Аль-Мухит — огромный океан, который никому не принадлежит. Но мы все принадлежим ему. Так чем я лучше бездномагов, если желаю присвоить его себе? Чего я хочу на самом деле? Весь Океан? Или лишь своего Духа-Короля? Одно я знаю точно. Это мои чувства и моя ответственность. Я могу желать взаимности или верить, что она есть. Но я не имею права ожидать её на самом деле. Той самоотдачи, которую я бы ждал от избранника сердца, будь он человеком. И я никогда не буду смотреть на его судьбу при помощи хтомантики под таким углом, ища путь стать для него особенным, найдя какую-то лазейку. И если я хочу сохранить свой рассудок холодным, то никогда в жизни не должен задавать ему один-единственный вопрос: «Любишь ли ты меня не только как своего жреца?» Не знаю, к чему бы меня привели эти самокопания, но мои размышления были прерваны громким стуком в дверь. И гость, который появился в моём кабинете, зашёл, не дожидаясь того, когда я его приглашу. Ну, Демид Громокрыльный — ректор нашего факультета и имеет право заходить без стука вовсе в любое помещение на кафедре. — Маны в руку, малефикций. Сидите, не вставайте. Я к вам на короткий неофициальный разговор, — он стремительно пересёк помещение и остановился напротив моего стола. Немолодой мужчина, чья походка и манера двигаться выдавала в нём скорее военного, чем преподавателя, и который гордо носил охряную форму нашего факультета как самый настоящий мундир. Собственно, так и было, он правда являлся нашим командиром в битве по обузданию магии и студентов. Выдержав небольшую паузу и сурово сдвинув брови, он продолжил: — Иначе я бы вызвал вас на ковёр, а не сам пришёл по вашу душу. Давайте не будем делать вид, что мы не понимаем друг друга. И не будем оглядываться на ту ничего не значащую формулировку, что указана в бумагах, которые нам прислали из дворца. Я не первый год занимаю эту должность и умею читать между строк. Скажите прямо, неужели это правда? Не церемонясь и чувствуя себя хозяином положения, ректор опёрся костяшками пальцев на столешницу, нависая надо мной. Да, во времена студенчества эта поза вызывала у нас сущий ужас. Особенно если он останавливался так напротив тебя посреди экзамена и глядел, что же написано в экзаменационном бланке. Сейчас же я смог остаться совершенно собранным, и когда ответил на его вопрос, то мой голос ни разу не дрогнул: — Да, всё так и есть. Меня просят разработать и внедрить план переоборудования манасети жилой части дворца на новый стандарт напряжения маны. С повышенной системой безопасности и автономным резервным питанием. Так как работа масштабная, то с отрывом от преподавания в Академии. Заявление о том, что в этом году я не смогу набрать студентов на курс и вести лекторство, я принёс вам ещё две недели назад. С указанием всех причин и подробной схемой передачи учебного плана моему преемнику. Ректор вздохнул и поглядел на меня так, будто подловил на списывании, но отеческим тоном продолжил увещевать меня: — Я же просил без вот этого… Неужели вы считаете, что такой огромный заказ от короны можно поручить всего одному малефикцию второй ступени при наличии лучших специалистов со всей страны? Прекрасно, он журит меня чисто для порядка, но на деле уже подписал бумаги, отправив меня в служебную командировку на неопределённый срок. — Нет, я так не считаю. И не думаю, что буду единственным работником. Я всего-то скромный консультант, которого сочли достойным этой работы. Но вы правы, это лишь официальная версия на бумаге. Думается мне, что по факту заказ будет куда более разнообразным в плане задействованных кадровых специалистов. — И потому вы считаете, что я без разговоров подмахну ваше заявление прямо перед началом семестра и отпущу? — Именно потому, что вы не первый год являетесь ректором, то также прекрасно понимаете, что это не моя личная инициатива. И если корона чего-то хочет, а волю её озвучивает такой высокопоставленный человек, как ректор Морголо Тыква, который решает кому давать допуск к этой разработке, то спорить с данным решением ничтожному малефикцию второй ступени — последнее дело. Но подумайте об истинной ценности ресурса, которой обладаете, мастер Демид. Ценности этого события для факультета и универсария. Что важнее? Преподаватель, который возьмёт себе на курс десяток балбесов, или же… — Или же возможность иметь своего человека при дворе? А вот настала моя очередь увещевать его и склонять на свою сторону: — Ах, если бы во дворец нужен был очередной лизоблюд, который умеет развлекать высший свет, то я точно был бы последним, кого пригласят. Или вы считаете, что меня собираются нанять штатным магом на постоянную основу? Нет, я говорю о престиже нашей кафедры и факультета. Какими бы передовыми и прогрессивными разработками мы ни занимались, техномагия — очень молодая наука. И за нами по-прежнему тянется шлейф приземлённости, будто бы мы не настоящие маги, а простые ремесленники. Но возможность выпускнику нашей кафедры поучаствовать в столь большом проекте, подробности которого я пока не могу вам озвучить, это ли не шанс подняться в глазах магического сообщества? А заодно утереть нос факультету Стихийной магии, ведь насколько мне известно, специалисты их кафедры не получали личного приглашения от самого короля Ариста Альбы. Я достал из внутреннего кармана сюртука конверт из узнаваемой гербовой бумаги, но продемонстрировал его на краткий миг, почти сразу же спрятав обратно, давая понять, что вот оно, настоящее приглашение, а не то сухое заявление, которое пришло на имя ректората. Я сразу же создал этим атмосферу таинственности и взыграл на самолюбии ректора, который был вечно на ножах с чванливым Сереном, ректором стихийников, превыше всего чтящим благородство происхождения и древность рода. Магической науки это касалось тоже, а потому Серен презирал все специальности, которые были на его взгляд недостаточно возвышенными. Придя с ректором Демидом к полному согласию и разрешив все вопросы «неофициально», мы попрощались и вернулись к своим прерванным занятиям. Впрочем, почти все мои хлопоты в лаборатории на сегодня были закончены. И стоит вернуться к тому, из-за чего вообще затевался весь этот перевод во дворец. Я удовлетворённо проглядел гобелен вероятностей. Всё вышло самым наилучшим образом. А если бы меня тихо перевели внештатным специалистом под протекцию короны, как изначально планировал король Арист, исход был бы куда хуже. Безусловно, пара слов нужным людям и все бы сразу же утёрлись, но тогда бы начались пересуды на тему того, а чем Игнеус Шестирукий такой особенный, что удостоился подобной чести? Кому он там подмазал и отсосал? Сейчас же сам ректор лично, подогреваемый амбициями, будет создавать мне положительный имидж, рассказывая о моих талантах и о том, какого гения взрастила кафедра, раз его пригласили консультантом во дворец. Между прочим, разработка, которой мы занимались с магистром Морголо, не была выдумкой, так что перед ректором я почти не покривил душой. Но пока что у меня остались нерешёнными более приоритетные задачи. И кстати, о письме. Оно было вовсе не от короля, с которым мы общались в основном через блик-зеркало, а от Карии. Это было приглашение на церемонию Наречения имени, которая состоится девятого числа месяца Вереска, в ближайшее лунное затмение в этом году. Разумеется, я и так знал, когда это произойдёт, ведь лично контролировал процесс изменения судьбы Лендаля, но вот это письмо, написанное рукой принцессы и переданное мне в руки, добавляло вещественности и правдивости тому, что скоро должно случиться. Небольшая гирька, брошенная на весы и склоняющая исход в нашу сторону. Именно поворот судьбы — это та причина, что требовала необходимости не отвлекаться на преподавание и работу в Академии и заставляла меня в последнее время ночевать во дворце чаще, чем у себя. Когда Лендаль принял для самого себя собственное происхождение и назвался альбийским именем в Зале Древ, то вспышка света, которая окутала его, чуть не ослепила мой внутренний взор. Гобелен его судьбы начал ткаться новыми яркими нитями, но именно что начал, процесс слияния только запустился и был рваным и нестабильным. Мне то и дело приходилось проверять, насколько хорошо Ангуис Альба вписывается во вселенную, насколько прочными нитями пришивается к нему то прошлое, которое было создано буквально из ничего стараниями короля Ариста и ректора Морголо. И насколько надёжно он закрывает собой Лендаля, серпенца, следы существования которого мы с Норой с особой тщательностью убирали из этого мира. Но как бы хорошо у нас всё ни шло, провести официальную церемонию надо. Сегодня протекция королевской судьбы сияет во всю мощь и защищает Лендаля, завтра Клеймо снова набирает силу. А потому мы придерживались плана и не удовлетворились тем, что имели на данный момент, тем более что я понимал чувства короля Ариста, который хотел подобной церемонией не только уберечь своего брата от злого Рока, но и восстановить справедливость, вернув ему то, что должно быть его по праву. Лендаль хлебнул слишком много горечи от чаши своей жизни и заслуживает куда большего, чем имел сейчас. Нет, я говорю не о громком и официальном признании, титулах и регалиях — это всё мишура, а о возможности разделения груза своей тайны с другими людьми. О тепле и поддержке близких. О наличии нормальной семьи, которая его любит, не из нужды, а искренне и по-настоящему. Хотя вот тут у меня возникли определённые вопросы. Учитывая, что Санитас и Лендаль оказались родичами, некоторые проявления чувств между ними были ни разу не родственными. И я, конечно, не специалист в подобном, но кажется, что творящееся между ними в последнее время стало невероятно очевидным. Даже для меня. Но да, мне стоит прекратить заниматься смакованием подробностей их личной жизни, а лучше поторопиться во дворец и проверить, как там у ребят дела, потому как сегодня днём мне на перчатку поступил сигнал о небольшой дестабилизации в работе ошейника. Опять. Четвёртый раз за эту неделю. Нужно снова подкрутить цепи анимуса. Что же, я был готов к подобному и, если честно, ожидал, что всё окажется намного хуже. Непрерывная работа псише из-за того, что Лен теперь был вынужден постоянно колдовать, безумно перегружала орихалковые контуры, а это, в свою очередь, не могло не сказаться на функционировании последовательностей ошейника. Его цепи сейчас сбоят всё чаще и чаще, но как только завершится церемония Наречения имени, надеюсь, что успешно — всё вернётся на круги своя. И весь этот маскарад можно будет прекратить.***
Да уж, заставить «Лендаля» исчезнуть— это вам не шутки. Что значит, исчезнуть? А то и значит. Перевоплощение должно быть полным и категорическим. Никакого использования кресла, никакого посещения привычных мест и никакого обычного времяпровождения. Я крайне строго рекомендовал Лендалю не появляться в библиотеке, не вести занятий и не брать в руки книг. И даже сменить мелкие привычки. Не только для того, чтобы обманывать судьбу, а и для того, чтобы в Ангуисе точно никто не опознал Лендаля. Ведь если Лен мог приглушать своё присутствие и становиться бледной мышкой, то Ангуису требовалось блистать. Пару раз засветиться в свите «отца», посетив неофициальный приём. Появиться в городе вместе с «братом и сестрой». Быть одним из гостей на дне рождения принца, который в этом году отметили крайне скромно и в узком кругу приближённых. Несколько таких выходов в свет сделали своё дело, и слухи по столице стали бурлить с утроенной силой. При этом не бывает худа без добра. Прискорбное происшествие с культом Чёрной Девы нам даже сыграло на руку, обеспечив обоснование тому, почему Инструмент принца так внезапно исчез. Делу с похищением людей дали публичный ход, а все виновники понесли наказание. Скандал вышел шумным и неслабо всколыхнул общественность. И хоть подробности не выносили на обозрение широких масс, но шила в мешке не утаишь. Люди при дворе узнали, что среди жертв также была собственность принца Санитаса. И как ни крути, наружу выплыло и то, как именно пострадал Лендаль, и поэтому он был на некоторое время «отправлен» в санаторий в Монастырских Горах поправлять своё здоровье. Как телесное, так и ментальное. Видали, господа, как королевская семья заботится о своих слугах? Не то что большая часть Благородных. Ещё один сигнал на перчатку! Не время копаться! Господин Морголо давно подписал мне допуск во дворец, позволяющий совершать длинный телепорт в общественную точку для провешивания порталов, минуя службу охраны, откуда до Серебряного Дома можно было добраться всего за десять солнечных минут даже самым неторопливым шагом. Но я всегда мог оказаться там почти моментально, используя пути Аль-Мухит, хотя пользовался этим преимуществом крайне редко, считая появление без предупреждения как минимум нетактичным. Сейчас же мне было не до культурностей! Подстроив перчатку на частоту ошейника Лена, я провесил портал через Мухит сразу же к нему! — Что случилось?! Мои глаза заметались по комнате, в которую меня выкинуло, и я почти сразу нашёл Лендаля. Внешне с ним было вроде как всё в порядке, за исключением испуга на лице, чего не скажешь про рядом стоящего Санитаса, лицо которого обильно заливала кровь. — У нас тут случилась небольшая порча мебели головой нашего сиятельного принца, — Нора кивком поприветствовала меня и вернулась к прерванному занятию: она убирала осколки разбитого стекла с пола, а Илли аккуратно отмывала его от капель крови. Судя по их спокойному поведению, что бы ни случилось — оно не имело серьёзных последствий. Кария тоже была тут и уже приступала к врачеванию брата, крепко прижав пальцы к его вискам. С терпеливостью и бесстрастностью, будто мать, показывающая своим сдержанным поведением, что ссадина на коленке — сущий пустяк для настоящего мужчины. Но перед этим не забыв внимательно проверить и отряхнуть своего упавшего малыша. Присмотревшись, я понял, что зрелище было таким кровавым только со стороны. Лоб принца пересекал длинный, но не слишком глубокий порез, который хоть и обильно кровил, но точно не был опасен для жизни и здоровья. Ага, судя по разбитой стеклянной дверце шкафа, именно здесь произошёл конфликт интересов его светлости и мебели, из которой принц вышел победителем, хоть и не без потерь. Услышав слова Норы, Санитас показал ей неприличный жест и обратился к Лендалю: — Всё в порядке? Ты не пострадал? Тот отрицательно помотал головой и спросил: — Ну зачем ты меня ловил? Когда возникают помехи, то бывает, что я не могу справиться с управлением своим телом. Так что я просто позволяю себе аккуратно упасть и жду, пока снова смогу взять свои ноги под контроль. Такой себе неуклюжий царевич, который постоянно спотыкается на ровном месте. Не иначе как от свалившегося на него счастья. Вот скажи, что со мной могло произойти, Сани? Максимум набил бы себе синяк. — Ну так и со мной тоже всё нормально. Стараниями Карии порез на его голове уже затянулся и продолжал заживать прямо на глазах. Лендаль укоризненно покачал головой, и они с принцессой обменялись взглядами, в которых читалось то, что они думают о Санитасе. И этот синхронный жест подчеркнул, как же они невероятно похожи! Не только своим выражением лица, но и внешне. Всё никак не могу привыкнуть к его новому облику, Лендаля сейчас было просто не узнать! В таком виде он выглядел натуральным альбийцем и мог без труда выдавать себя за сына короля. Я привык, что Лендаль всегда был бледным настолько, что аж просвечивал: светлая кожа, светлые волосы, светлая свободная одежда. Сейчас всё было иначе. Его волосы были завиты и выкрашены в такой же золотистый цвет, как у Карии и Санитаса, а белые брови и ресницы тщательно подведены, красиво оттеняя глубокую зелень глаз. И потому он казался не бледным призраком, а фарфоровой златовласой куколкой с безупречной белизной кожи, которую даже румянец смел касаться лишь едва-едва. Да и одежда была совсем не такой, как он любил одеваться или в какую его обычно наряжала Кария. Никаких нейтральных оттенков. Никакого серебра и редкого вкрапления благородной бирюзы, а наоборот, сочная киноварь, насыщенная терракота и яркое золото! Лендаль был облачён в нарядный сюртук с обильной вышивкой и декором, с всевозможной кучей пуговичек и застёжек, и в сложно скроенные брюки с богато украшенной перевязью, заправленные в высокие кожаные сапоги на каблуках, тоже весьма щедро отделанные вставками из замши. Образ дополнял вычурный шейный платок, надёжно прячущий ошейник. В общем, такая одежда, которую Лендаль терпеть не мог, но сейчас носил с вызовом самому себе, о чём говорила его невероятно прямая и напряжённая спина. Было и ещё кое-что новое. Мне нечасто доводилось видеть Лендаля стоящим, но я точно запомнил, что ростом он был лишь немногим выше юной принцессы, которая всё ещё продолжала расти. Сейчас же Лендаль обгонял её минимум на полголовы! Неужели обувь способна добавить человеку столько роста?! — Лендаль, а ты не мог бы разуться? — Мог бы, но зачем? — Мне кажется, что ты стал выше. И вроде бы как немного взрослее? Нет, я понимаю, что новый образ коснулся всего твоего внешнего вида, но, по-моему, ты правда прибавил в росте. Глаза Лендаля удивлённо округлились. Он кивнул и, поспешно присев на стул, начал медленно и неумело развязывать сложную шнуровку на сапогах. Но ему на выручку пришла Нора и, чрезвычайно ловко и быстро распустив все узлы, стянула с него сапоги. Я ожидал увидеть, что чулки на ногах будут такие же яркие и помпезные, как и всё остальное в его образе, но обнаружил, что его ступни оказались тщательно перебинтованы лентами с вшитыми нитями регенерации. Ну разумеется! Если теперь он вынужден передвигаться исключительно на своих двоих, то с непривычки на его нежной коже постоянно появляются мозоли, которые не успевают заживать. А он даже и словом не заикнулся мне о том, как больно ему ходить! Я подошёл к нему, и когда он встал, то попытался визуально оценить встревожившие меня изменения. Увы, наша разница в росте всё ещё оставалась достаточно велика, но тут мне пришёл на выручку Санитас, который, кое-как оттерев лицо от крови, аккуратно развернул Лена к себе. А потом очень внимательно посмотрел на него. — И правда стал выше. Раньше он задирал голову, чтоб заглянуть мне в глаза, а сейчас… Их лица находились невероятно близко друг к другу, и меня это неожиданно смутило, будто я увидел то, что не предназначалось для посторонних. Мне показалось, что их губы вот-вот соприкоснутся, а фраза, которую не договорил Санитас, должна была звучать как: «А сейчас мне не надо даже наклоняться, чтобы его поцеловать». Ох, какой же я испорченный! А ведь я тут не для того, чтобы подглядывать за чужими отношениями! — А давайте-ка я займусь тем, из-за чего так резво прискакал, — я постарался взять себя в руки и сосредоточиться на своей основной задаче. — У тебя сегодня дважды были сбои, Лен. И чем дальше, тем они чаще. Заодно сниму диагностические данные с ошейника и бионические показатели. Переключив шпаты на змееперчатке в режим процессора информации, я вытащил из неё тонкую цепочку с подвеской в виде хризантемы, которую подключил к его ошейнику, давно избавившись от необходимости замыкать контуры на его шее непосредственно рукой. И пока он снова обувался при помощи горничной, я считывал данные, которые накопились. Что данные за последние дни, что данные диагностик, которые я проводил ему ранее. — Ничего не понимаю… Не считая небольшого разлада в сдерживающих цепях, которые я калибровал уже прямо сейчас, все показатели были в абсолютной норме, а вот физические характеристики несколько отличались от тех, которые были внесены в базу данных. Что я и озвучил присутствующим. — Даже во время стабильной работы контракта скачки роста вполне возможны у юных Инструментов, господин малефикций, — неожиданно вмешалась Нора, напомнив, что она тоже разбирается в данном вопросе. — Когда требуется экстренная врачебная помощь и лечение оказывается с передачей виталити. В таком случае человеку на контракте Серебра перепадает немного жизненных сил от донора, где утечка времени является вынужденной… Внедрение чужой виталити вполне может спровоцировать подобное несоответствие. Кария согласно кивнула её словам: — Я ведь лечила его так дважды, может ли быть, что дело именно в этом? — Вполне, — ответила Нора. — Незначительное взросление за то время, пока в крови циркулирует чужая жизненная сила. Мы видим его каждый день и просто не заметили, что он стал немного старше. Но насколько старше может стать человек при переливании крови и виталити? На пару дней? — И зачастую это фиксируется только инструментальным путём… — осенило меня. — Никак не визуально. Нора, ты гений! У тебя есть старые записи его показателей? Мне нужна твоя статистика за всё время. Когда она вернулась вместе со своей перчаткой и я получил от неё архив с данными, то стал сопоставлять их со своей информацией. И снова ничего, что выбивалось бы за рамки. Разумеется, все показатели в норме! Этот Инструмент был самым тщательно настраиваемым и контролируемым на моей памяти! Вот данные, какими они были, когда мы только познакомились. Вот данные, которые были получены после подключения к псише и отладки. Вот данные после переконтрактирования. Вот и данные последних дней, когда я постоянно его подстраивал. Все погрешности в границах нормы. Но именно что в границах! Живой Инструмент — невероятно сложный механизм. Не бывает двух одинаковых показателей одного параметра даже в течение пары недель, они постоянно изменяются и плавают. Но если сравнить и сопоставить все данные статистики за длительный период, то можно определить ту или иную тенденцию. Моя перчатка наконец-то перестала жужжать и мерцать контурами, завершив свою работу и выдав мне результат. Вот та тенденция, которую мы упустили из вида! Всё моё блуждание в потёмках — это результат слепой веры в то, что мы считали его контракт категорически и абсолютно бессрочным! — Только инструментально можно определить, что началось иссякание… — прошептал я, подняв глаза на присутствующих. — Нора, его контракт стал с определяемым сроком… — И что это значит? — уточнил принц. Санитас уже сидел на низкой софе около Лендаля, слишком уж близко как на мой взгляд, не без боя вырвавшись из рук Норы, посчитавшей его окровавленную одежду неприемлемой в присутствии принцессы и решительно требовавшей привести себя в порядок, пытаясь расцепить эту парочку. Но Санитас игнорировал её требования и, в конце концов, вежливо послал горничную куда подальше. Дурачатся как дети малые! Но хоть что-то совсем не изменилось в нашей жизни. И образцом такой же монолитной незыблемости в привычках была Илли — хадим и служительница при храме Змея. Она старательно исполняла свою роль Золотого Галстука при принцессе, оставаясь сдержанной, что в действиях, что на словах, если не было нужды превращаться в «серпенского мага». Не обращая внимания на суету, она преспокойно сервировала чайный столик, давно привыкнув, что эта эмоциональная и темпераментная компания сейчас пошумит, но совсем скоро угомонится, переключившись на другое занятие. Ведь собрались они в покоях принцессы для чаепития и примерки одеяний, в которых Лендаль будет щеголять в Союзном храме во время Наречения. Так что сейчас самое важное — это расставить все чайные приборы и не забыть о неожиданном госте, а уж потом отвлекаться на какие-нибудь пустяки. Например, вытереть новую лужу крови и убрать труп принца, если Нора вдруг приведёт в исполнение свои угрозы. — Позвольте объяснить, но только нормально, а не так, как это будет делать Игнеус, цитируя выдержки из руководства, — ответила Нора вместо меня. — Как вы знаете, время гарантии контракта на Инструмент всегда прописывается чётко. Полгода. Год. Два. Но это вовсе не значит, что после истечения этого срока всё сразу же прекратит работать и ошейник снимется сам по себе. Она подошла к выключенной настольной лампе, повернула декоративный тумблер на его корпусе и зажгла свет. — Так работает прибор, запитанный от манасети. Ты включаешь ток маны — свет горит. Выключаешь — гаснет. Но делать подобное с живым человеком не только негуманно, но ещё и непрактично. Потом она указал пальцем на холодный камин. — Инструмент, скорее, работает вот так и «горит» всё то время, пока действует его контракт. Ведь камин для начала необходимо растопить дровами, но даже когда они прогорят, то камень отдаёт свой жар ещё в течение нескольких часов, даруя нам тепло. В случае Инструмента жар держится до нескольких лет, и его остывание происходит не резко, а точно так же медленно и равномерно, как холодеет камин, в который больше не подбрасывают дрова. — Так и есть, — я решил всё же добавить подробностей, — заклинатель гарантирует тот срок, в который Инструмент будет работать исправно и без ослабления талантов. Ведь проще и по факту дешевле как для зачарователя, так и для Инструмента вовремя продлевать свой контракт на новый срок. И лучше с точки зрения законодательства. С этим делом сейчас очень строго, а за трудовое рабство можно получить огромные штрафы и даже сесть в тюрьму. Но это не значит, что как только оговорённый срок истечёт, то действие ошейника сразу же прекратится, нет! А прописывание автоматического отключения цепей после истечения гарантийного срока делается исключительно в целях безопасности у тех Инструментов, ослабление талантов которых может привести к опасности для их жизни или к вреду для окружающих. Но если мы говорим об Инструментах бытового плана или тех, которые работают сами на себя, а не по найму, то такая практика, как правило, не требуется. Даже после истечения гарантийного срока ещё пару месяцев Инструмент может исправно работать, теряя усиление своих способностей понемногу и очень плавно. И само начало затухания цепей можно отследить исключительно аппаратным путём! Вот что мы с вами упустили! Сообразила что к чему быстрее всех принцесса Кария, потому как она не стала задавать глупые вопросы из серии «как это возможно» или «почему ты ничего не заметил раньше», а лишь уточнила: — И если мы говорим о контракте на столь огромный срок, что его называют бессрочным, то мы в принципе не знаем, когда конкретно ожидать ослабление? — Именно. Пока показатели Лена в граничных допущениях нормы. Учитывая скачки и перепады — с натяжкой, но всё же терпимо. Но на руках есть статистика за полгода, она говорит, что его контракт уже не бессрочный, он иссякает. Время начинает брать своё. И если Кария была спокойна и даже обрадована такими вестями, то Санитас встревожился не на шутку. — Сколько времени это продлится? Я провёл прогноз изменений показателей и определил вероятные тенденции, прежде чем ответить: — Точно не дни и месяцы. Скорее всего, год или полтора. Лендаль вцепился в ошейник так, что костяшки его пальцев побелели, хотя куда уж больше, а на щеках выступил лихорадочный румянец. Он тоже явно не обрадовался подобному известию. И когда он заговорил, то в его голосе звучал неподдельный ужас: — Какой уж там год? Это Лендаль-серпенец подчиняется законам серебра, но Ангуису-альбийцу нет дела до этих законов, не так ли? — Да. И нет, — я понял причину его страха и поспешил успокоить. — Этот процесс начался не тогда, когда ты согласился взять себе имя Ангуис. Эти изменения копились в тебе капля за каплей. Изменения, которые отдаляли тебя от сущности Инструмента. Мы расшатали твой контракт. Все мы. Нора дала тебе возможность чаровать, снабдив псише. Я отвёл тебя к Океану обходным путём, дав возможность встретить самого себя. Ты сам произвёл разрыв своего контракта. И пусть он был восстановлен почти сразу же, но всё равно некоторое время ты не являлся Инструментом. Всё это небольшие кирпичики, которые выпадали из той стены, что отделяет Инструмент от естественного течения времени. Лендаль, ты делал то, что Инструмент делать не может. Ты был тем, кем Инструмент быть не должен! Стена полна зияющих прорех и время начинает просачиваться сквозь неё. То, что ты сейчас примеряешь на себя иную судьбу и иное имя — кульминация этого процесса. Но даже если отказаться от этого, то через некоторое время твой контракт всё равно иссякнет сам по себе. — Так это же хорошо? — уточнила Кария. — Лендаль освободится от служения. Его жизнь станет снова ему принадлежать. И он сможет нормально ходить, а не мучиться как вот сейчас. И тут я услышал необычный звук, который разнёсся по комнате, моментально прекратив какие-либо разговоры. Нет, он не был необычным сам по себе. Необычным был его источник. Я услышал смех. Я услышал, как смеётся Лендаль. Это был не смех радости, но глубокой скорби. И у меня волосы зашевелились на голове от понимания того, что Лендаль сейчас скажет. — Ничего хорошего в этом нет, — произнёс Лендаль. — Вы позабыли, ради какой цели на меня надели ошейник? Вы позабыли, кем я был, когда слетел с катушек в Южном? Это не просто Дух-Король. Это воплощённый Мухит. Который в человеческий форме тот ещё мудак. И нет, это не оскорбление, это констатация факта. Вы заметили, как тогда изменился мой характер? Чем я стал, лишившись человечности? Сильнейший из демонов! Тогда его целью не стояло как-то навредить вам, в первую очередь его заботило собственное благополучие в далёкой перспективе, и только вы могли его обеспечить. Вот он и был паинькой. Но паинька — это не то слово, которым стоит описывать дикую стихию. Да уж, мог бы не напоминать. Только благодаря тому, что Мухит сам пожелал держать себя в узде и показал, как себя спеленать, мы смогли без проблем дождаться Санитаса, чтобы он надел ошейник и проследил за «возвращением» Лендаля. И хоть наслушался я в свой адрес тогда много чего интересного, но понимал, что он просто хотел позабавиться. А что если бы он захотел чего-то иного? Что если бы он был серьёзен? Смог бы кто из людей ему противопоставить хоть что-то? — Тогда был форс-мажор, — согласился я, — всё пошло принудительно и через одно место. Разрыв был моментальным и неконтролируемым. Но, возможно, если подобное будет происходить понемногу, шаг за шагом, то выплеска этой силы не произойдёт. Дух-Король балансирует обеими своими ипостасями, поддерживая равновесие между человеком и Океаном. Думаю, ты плавно войдёшь в естественное течение времени, полностью контролируя себя. Мы же больше не видели, чтобы подобное повторялось, верно? Но мои надежды моментально разбил Санитас: — Подобное повторялось! День создания петли был не единственным случаем. Совсем недавно, пусть и ненадолго, он потерял контроль над собой и снова перестал быть человеком. Он не успел ничего натворить, потому как я смог его «заморозить», используя командное заклинание Подчинения, но наверняка это происходило и ранее. Лендаль говорит, что Мухит почти не сдерживается сковывающими изнутри цепями. Опасны даже доли лунной секунды, на которые он утрачивает способность сохранять собственное «я». Принц подорвался со своего места, но вместо яростного расхаживания по комнате и выплеска эмоций, которыми он был так характерен, молча налил себе чашку горячего чая и залпом её выпил, даже не поморщившись. Если он и не успокоился, то смог сдержать себя в руках. Налив ещё одну чашку и позволив Илли обслужить остальных, он вернулся на софу и, передав напиток Лендалю, продолжил свою мысль: — И если это происходит потому, что ошейник перестаёт работать, то как мы сможем его угомонить, если подобное повторится в будущем? Нам точно стоит делать то, что задумано? Ведь из-за необходимости жить чужой жизнью Лендалю с каждым днём становится всё тяжелее контролировать сердце Бездны. — Да уж, — согласился я, — намешано в нём немало. И его смертное тело не выдерживает. Но с точки зрения Аль-Мухит дела обстоят наоборот. Не тяжелее. Легче. Стабильнее. Я это чувствую сам и спрашивал у Набии. Она сказала, что всё именно так, как и должно быть. Как было во времена до катастрофы. Пусть в мире нет Духа-Короля в привычном понимании этого слова, но, тем не менее, всё хорошо. Всё так, как оно было раньше. Без цепей и льдов. Аль-Мухит не страдает от голода. Лендаль справляется со своей задачей ничуть не хуже, чем его предшественники. И гобелен его судьбы говорит, что всё происходящее идёт по благоприятному пути. Именно потому мы и не заметили, что с ним что-то не так. Потому что всё так. Санитас обдумал мои слова и развернулся к Лену, будто пытаясь высмотреть в нём тень грядущей беды. А может, так оно и было. Он просматривал вероятности будущего, но очень нежно и деликатно, будто собирая росу с цветов, стараясь не потревожить ни единый лепесток. Потому как ни малейшая ниточка-струна даже не вздрогнула, когда он использовал свой дар. — Ты прав, друг мой Игни, я погорячился с выводами. Нам нужно Наречение именно поэтому. Чтобы уберечь его. Иначе он рано или поздно погибнет от проклятия. И тогда всё точно выйдет из-под контроля, выпустив в наш мир то, что ни в коем случае нельзя выпускать.***
Назначенный день настал. Точнее, ночь. Ещё точнее — не слишком густые сумерки сразу после захода солнца. Скоро взойдёт полная луна и чуть более чем через час после этого начнётся полное затмение лика Лунной Девы. Через час, когда все детали механизма встанут на нужные места и шестерёнки судьбы Лендаля будут готовы вращаться в совершенно новом направлении. Но не со скрипом и перебоями, как было до этого, а плавно и размеренно, смазанные всем необходимым. Я уже был на месте и незримо поджидал начала церемонии внутри Союзного храма, на который пал наш выбор. Жрицы были посвящены в тонкость и деликатность предстоящего дела и, что бы сейчас ни произошло за закрытыми дверями, будут хранить сдержанное молчание. Даже если сюда заявится сам король, хе-хе. Кстати, скромная процессия во главе с королём тоже уже должна была выдвинуться из дворца, по канону совершая этот путь исключительно пешком и освещая себе путь фонариками на длинных рукоятках. И хотя в современном городе никогда не наступала настоящая глубокая ночь, традиция эта, как и многие, сохранилась до сих пор. Многие верования живы, пройдя к нам сквозь столетия. Моя семья была не очень религиозна, но с уважением чтила все традиции Альбы, воспитывая нас в духе осознания того, что так правильно. В раннем детстве я не слишком разбирался что к чему и просто отмечал праздники со всеми, радуясь подаркам. В юношестве же стал жёстким атеистом, но потом, немного повзрослев, понял, для чего же людям нужна религия, а не только вера. Храмы Девы и алтари Охотника организовывали большое количество событий, вокруг которых крутилась человеческая жизнь. Рождение детей, вхождение их во взрослую жизнь, сочетание браком и похороны. Расследование преступлений и наказание за провинности. Служители же состояли не из одних лишь фанатиков веры и прислужников, которые зажигают свечи, а выполняли работу целителей, учителей, воинов и защитников. Они следили за порядком в обществе, что позволяло ему функционировать. Они были тем, что позволяло существовать обществу как таковому. Но если сейчас вопросами жизни целой страны занимались министерства и ведомства, то раньше, сотни лет назад, все эти обязанности лежали на плечах храмовников. Да и по сей день многие вопросы остались в достаточной степени неотделимы от Храма и Алтаря, чтобы их с лёгкостью можно было передать в какое-то управление, а потому мой атеизм со временем превратился в умеренный рационализм. И я понял, как бы странно это ни звучало, что пришёл к этому пониманию потому, что у меня с возрастом добавилось ума. Я внимательно оглядел убранство храма и изящные стеклянные витражи, украшающие потолок и оконные проёмы. Очень красиво. И обратившись к своему внутреннему взору, я увидел, как всё здесь гармонично сплетается со струнами мира, исправно и старательно выводя свою партию в звучании оркестра, исполняющего гимн жизни. В звучании музыки, которая наполняла этот храм, чувствовалась рука некой божественной силы, что направляла её и контролировала, а гобелен внутри храма был богатым и многоцветным, который ткался многие годы и который не распустить за единый миг. И если задуматься, то чему тут удивляться? Как часто в последнее время я сам отдавал себя на волю высшей силы, не пытаясь осмыслить всё разумом, но принимая на веру? Придя к пониманию не только через рациональные факты, но и по зову души? Разве малефикций, выпускник Академии, не стал альхикматом? Высшим жрецом? Я и сам сейчас посвятил себя служению божественному началу, хотя год назад ни за что не поверил бы, что стану тем, кто я есть. И если бы я, вернувшись из Аль-Мухит, попытался рассказать о нём простым людям, о тех образах, которые он показывает, что бы я им описал? Океан, высокие скалы, бескрайнее пурпурное небо, звёзды, которые не гаснут даже в сиянии синего солнца? Думаю, у меня бы вышли красивые и запутанные легенды, точно такие же, которые нам известны по преданиям и верованиям многих народов. И они были бы приближены в своих формах к тому, что нам привычно и понятно. Но если бы я рассказал им о другом? О настоящем устройстве Океана, о точке сопряжения измерения Мухит и нашего мира? О том, что явилось мне, когда я побывал на изнанке наших миров и взглянул в глаза Абсолюта? Когда я был одновременно и музыкой вселенной, и её исполнителем. Как бы я описал это непосвящённым? Какими словами? Какими образами? Так и этот храм, так и сказания о Деве — это путь, идя по которому, люди пытаются постичь высшую волю. Тот путь, каким они его себе понимают. Это место — тоже частичное отражение всего сущего. А значит, так же истинно, как и образы Океана, которые создали серпенцы для облегчения понимания божественности. И пока я наслаждался внезапно снизошедшими на меня умиротворением, стоя под лучами полной луны, проникающими через витражный потолок, главный участник сегодняшней церемонии прибыл в храм. Огни в зале начали гаснуть один за другим, оставив лишь мерцание небольших лампадок, ознаменовав, что вот-вот начнётся Наречение. И вот-вот начнётся затмение. Первыми в зал вошли две жрицы, вполголоса напевая ритуальную песню без слов. Спокойную и ласковую, будто колыбельная матери. Мелодию поддержал какой-то струнный инструмент, скрытый от глаз присутствующих, но слышимый на весь зал. Мелодия эта была негромкой и ненавязчивой, то затухающей, то вновь берущей несколько мелодичных аккордов. Потом появился Арист. И если бы он был молодым отцом, то нёс бы своё дитя на руках, но так как «ребёночек» оказался немного взрословат, то он зашёл следом за ним сам и занял своё место в центре ритуального круга на полу, отображающего циклы Луны. А гордый «отец» встал чуть в стороне. После явления к лику Девы родителей и нарекаемого дитя к церемонии могут присоединиться ближайшие родственники или друзья, которых мы изначально не планировали, но всё же сошлись на мнении, что присутствие Санитаса и Карии ничем не помешает. И последней в залу традиционно заходит жрица, которая запирает за собой двери, не впускающие и не выпускающие отсюда никого, пока ребёнку не будет дано его Имя. Церемония началась. Главный участник сего действа казался совершенно равнодушным к происходящему, будто бы даже не слышащим голоса жрицы, начавшей ритуал, как только край тени упал на лик Девы. Но я-то знал, что это не так. Я видел, как дрожит вокруг него зеленоватое туманное марево, как яростно и бессильно мерцает над его головой Клеймо. Но внешне это никак не проявлялось, Лендаль стоял ровно и уверенно, принимая свою судьбу. В своих слепящих белых одеяниях с ярко-алыми узорами он был точкой света посреди глубоких теней, властвующих в храме. Одновременно маленький и ничтожный в великолепии этого здания и пред ликом великого таинства, но как свежий снег сверкающий непорочностью в сумеречных лучах кроваво-красного затмения. Музыка зазвучала не только в ушах. Музыка разлилась по всей моей душе. Великая симфония. Я узрел сияние золотого нимба, что окутало голову Лендаля, мягко очертив профиль, сделав его похожим на изображения Лунной Девы, будто сама богиня сейчас снизошла в этот мир в его лице. И, судя по всему, это если не видели, то чувствовали все присутствующие, восхищённо взирая на юношу, который только что был Наречён. Я увидел, что Клеймо почти растворилось в этом мягком и ровном сиянии. Всё, что мы планировали, получилось. Его имя прижилось к нему. И будто бы часть потерянной души вновь вернулась к своему владельцу. Судьба Лена очистилась! Я почувствовал самыми своими костями, всем своим естеством, как вздрогнул Океан от падения последних оков. Я ощутил, как он освобождается. Как над Аль-Мухит восходит второе солнце. Не привычное синеватое, а пламенно-золотое. Спиральные завитки зелёного тумана вокруг Лендаля полностью исчезли, растворившись, дыхание Бездны и ледяная кровь отступили куда-то глубоко, усмирившись. Он стал меньше морем и больше человеком. Но миг этого триумфального сияния был очень недолог. Внезапно его поглотила тьма! Но не багряная тьма клейма приговора. Та тьма, которую я уже однажды видел. Чёрно-изумрудная тьма открытия Бездны. Всполохи зарниц и дрожь основания мира. Неужели мы ошиблись и всё было напрасно? Мы не смогли обмануть судьбу? И сейчас своими руками сделали то, что стремились предотвратить? Нет… Всё это возникло только перед моим внутренним взором, мир реальный был в безопасности и без изменений. Это не открытие рифта, это Аль-Мухит воззвал к своему принцу! Воззвал так яростно и громко, что у меня заложило уши. Так неистово, что я чуть не задохнулся от первозданной маны, выплеснувшейся в этот мир и до отказа зарядившей все магические устройства в нескольких плефрах вокруг нас. Санитас и Кария тоже заметили что-то неладное и, обеспокоившись, подбежали к Лендалю, который упал на колени и тяжело с надрывом дышал. Я тоже покинул своё незримое убежище и приготовился к самому худшему. К тому, что сейчас мне придётся укрощать Бездну. Но как тут можно подготовиться? Но внезапно Санитас заступил мне путь: — Нет, так надо, это наилучший исход. Не спеши, Игнеус. Просто наблюдай. Помоги ему, если понадобится «там». А я буду с ним тут. И до моих ушей еле различимо донёсся шёпот Духа-Короля: — Да, тебе стоит на это посмотреть. Ведь впервые «альбиец» будет проходить испытание наследника серпенской короны. Направь его, когда он будет готов отправиться в своё путешествие. И пока я ещё не погрузился в глубокие воды Океана, то смотрел, как Санитас стоит на коленях рядом с Лендалем и прижимает его к своей груди, гладя и шепча слова утешения. — Я с тобой. Я тут ради тебя. Ничего не бойся. Я никогда тебя не брошу. Верь мне, всё будет хорошо. Ты умирал уже дважды, за моего отца и за нас с Карией. Но ты всё ещё жив. А потому не умрёшь и сегодня. Так что прошу, борись и живи наконец-то ради себя. Я смотрел, как он, совершенно не стесняясь окружающих, осыпает его лицо лёгкими поцелуями. Смотрел, как тело Лендаля расслабленно обмякло после того, как Санитас глубоко и нежно поцеловал его в губы. Смотрел, как его дух отправился в Аль-Мухит. Спокойно и без страха. И тогда я последовал за ним, чтобы быть его пастырем. Я последовал за ним, но вместо привычного влажного дыхания Океана меня встретили жар и пламя. Два солнца в зените давали столько зноя, что воды Аль-Мухит испарялись, создавая густые облака, поднимающие к небесам. Мой ленд, не дожидаясь приказа, обернулся лазурным драконом и, обвив меня своим могучим телом, утащил на пока ещё прохладную глубину. Там уже ждал мой Дух-Король, лицо которого сияло от искренней радости, будто бы это не на его поверхности вод сейчас бушевала огненная буря. — Где твоя песня, альхикмат, где звучание верного пути, которое направит юного варита? — Что? — Сделай его путь проще, ведь ты уже не раз помогал ему на этой тропе. Неужели ты не видишь, что это не новое испытание, а продолжение того, что он уже однажды начал, но не имел силы духа пройти до конца. Вторая часть его сути сейчас завершит то, что началось ещё двадцать лет назад. И тут я понял смысл того, что мне сказал Санитас в храме Девы. Я должен проследить за тем, чтобы с «варитом» ничего не произошло. Это не насильственное испытание, ему будет дана ровно та ноша, которую он способен вынести. Возможно, это не более чем условность, ведь «альбиец», уже танцующий в глубине малахитовых вод Океана, вовсе не был неопытным отроком, который не знал, что его ожидает. Это был полновластный хозяин этого места, точно понимающий, как обращаться с этой прекрасной стихией. Я же могу создать музыку, которая сделает его танец красивее и утончённее. Добавит уверенности шагам, подчеркнёт каждое движение, усовершенствует слияние двух миров. И пока мои пальцы перебирали сияющие струны, глаза были прикованы к Духу-Королю, который с восторгом смотрел за тем, как Ангуис проходит своё испытание. — Скажи, станет ли он нормальным Духом-Королём? — обратился я к нему. Король развернулся ко мне, и его улыбка стала ещё шире, будто я ляпнул что-то невероятно смешное. — Нет, если ты имеешь в виду, что он станет обычным. Не станет и никогда уже не сможет им быть в будущем. С этим ничего не поделаешь. Но он и без этого нормальный Дух-Король. Он останется запертым внутри Инструмента. Но при этом владеющий всей полнотой своего дара. Без той угрозы, которая висела над ним как меч палача. Посмотри на него сам. Я взглянул на то, что показывал мне мой Король, который зажёг между своих ладоней сияющую сферу, отражающую суть Лендаля. Его дар стабилен. Его разум чист. Он — не дикая необузданная стихия. Он человек. И при этом воплощение сути Аль-Мухит. Ангуис — это надёжный якорь, который приковал его к миру смертных, не давая утонуть в пучине безличности Океана. Лендаль больше не капля дождя, которая, упав в море, растворяется в его пучине. Он теперь стремительный ручей, впадающий в его солёные воды. Это Лендатис. Поток, который имеет собственный исток. Суть личности и души. Лен теперь способен по своей воле принимать в себя силу Аль-Мухит. Очень мягко и бережно. Больше не боясь утратить самого себя. Когда его танец закончится, он вернётся мир смертных сам. И вернётся человеком. Потому что отныне его ноша станет вдвое легче. Мне привиделась картина в переплетении водных потоков: поле боя, на котором ведётся бесконечная война. Война, у которой не будет конца и у которой не будет победившей стороны. И на этом поле боя стоял один-единственный выживший воин. Измученный воин, истекающий кровью и отчаявшийся получить подмогу. Но я увидел, что дрожащая от усталости рука воина, сжимающая меч, вдруг обрела незримую опору. Будто клинок, который вот-вот выскользнет из влажной от пота и крови ладони, вдруг стал намного легче. Ведь до этого момента воин сражался лишь одной рукой. Сейчас же он перехватил своё оружие сразу двумя, а потому ещё не утратил силы, чтобы бороться. И, возможно, он продержится намного дольше, ведь я узрел, что за спиной у этого воина встал его товарищ, который крепким щитом надёжно прикроет его спину и разделит с ним его ношу. Я уже чувствовал, как на море начинает стихать огненная буря. Как утомившиеся светила погасили огромный жар, сияя ровно и бережливо. Скоро наступит штиль и спокойствие. Море насытилось своим принцем.***
Лендаль уже вернулся обратно, стремительно и чисто завершив своё испытание. Он наверняка напугал своим приступом всех окружающих, но, оказывается, пока шло испытание, в мире живых прошло всего несколько минут. Церемонию довели до конца и дальше всё продолжилось по изначальной схеме. Завтра столица узнает, что у короля действительно есть сын, не только как плод случайной любви, но признанный пред ликом Лунной Девы. Но даже и без этого я видел, что его судьба изменилась. Стала целостной. Да, Лендаль уже вернулся обратно, а я до сих пор находился тут. Сидел на берегу и созерцал непривычно недвижимые волны. Опаляющий жар унялся, но всё равно тут было очень тепло, а песок оставался горячим. Моя одежда успела высохнуть за то время, что я смотрел на Духа-Короля, который собирал среди скал букет из белых и красных цветов. После чего он сплёл венок и, сняв венец со своей головы, сразу же рассыпавшийся на пригоршню морских звёзд и кораллов, радостно увенчал сам себя цветочной короной. Сегодня я понял, почему он представал предо мной в таком облике и что из себя представляет «настоящий» Лендаль. Увидел недостающую часть естества, которая завершила формирование его сути. Лендаль ибн Антара не только потенциальная вероятность, это закономерная реальность. Тот самый идеальный вариант. Полное принятие себя и своего наследия. Что было бы, если бы Лендаль жил в нормальной любящей семье, получая искреннюю заботу родителей и осознавая то, что он желанный ребёнок? Что было бы, если бы он воспитывался не как элитный, но всё же слуга, который должен стать тенью облечённого властью, а как настоящий принц? Что было бы, если бы он стал варитом, который прошёл обучение в Башне? И когда начался Белый День, то сам, а не по принуждению, приступил к своему испытанию? Он бы тогда наверняка вынес свой экзамен с честью, став Духом-Королём не из необходимости, но по собственной воле. Не потому что должен, а потому что сам так решил. Только тогда бы он стал Лендалем ибн Антарой, Духом-Королём и живым воплощением Аль-Мухит, которого я знаю. И которого я люблю всем сердцем. Вот поэтому Океан и принял для меня такую форму. А я всё задавался вопросом «почему»? Почему для меня Мухит создал уникальный образ, а не просто целиком «скопировал» Лендаля-человека. Ответ оказался до неприличия прост. Дух-Король не раз называл меня тем, кто видит суть вещей. И когда я только познакомился с Леном и считал на перчатку информацию с его ошейника, то мне открылось не только то, что можно описать протоколами цепей. Моё видение оказалось куда глубже, я увидел то, что было спрятано внутри него и то, что было им давно утрачено. То, что постигается не разумом, но душой. И собрав все осколки его сути, сам того не понимая, я дал возможность Аль-Мухит воплотиться в таком невозможном и парадоксальном существе. Невероятно прекрасном в моих глазах существе. А значит, этот облик не нечто, что создано специально для меня. Это удобная и стабильная форма, опирающаяся на реальный физический прототип. То, как, собственно, и устроен нормальный Дух-Король. То, как Аль-Мухит всегда материализовался, питаемый душой того, с кем он сливается. Я не особенный для Океана. Я один из тысячи тысяч. И кроме постижения другого значения слова «люблю» я неожиданно понял, что означает выражение «разбитое сердце». И горечь моя была столь сильна, что я чувствовал во рту медный вкус металла. И я не сдержался, спросив вслух то, о чём совсем недавно зарекался даже думать: — Я ведь всего лишь один из многих? Маленький винтик, исправно выполняющий свою работу? И который можно с лёгкостью заменить? Дух-Король спустился со скал и встал напротив меня. Встал так, что заслонил собой весь свет, уронив густую тень мне на лицо. Неопределённо хмыкнув, он снял с себя венок и нацепил мне на голову. — И чтобы винтик работал лучше, — продолжил я, — и был максимально полезен, надо не забывать его вовремя смазывать и поощрять. Наш разум подсказывает тебе, с чем нам приятнее и охотнее иметь дело, а потому ты подсовываешь такие поощрения? Чтобы мы горели желанием тебя насыщать. Но лично тебе нет никакой разницы, что за образ принимать перед людьми, верно? — Верно, — ответил он после секундной заминки, — внешность не имеет для меня значения. Но если нет никакой разницы, зачем мне вообще что-то кому-то показывать? Ещё и воплощаться в конкретный образ! Лакайте себе из моря и горя не знайте. Я оскорблён тем, что ты именно так понимаешь суть того, как я определяю избранных. Вот так вот просто решается, кто достоин моего дара, а кто нет! Показался в человеческой форме — вроде как морально поощрил, а если даже за задницу разрешил полапать, так вообще прямая дорога в альхикматы. Он яростно пнул песок возле меня и принялся обрывать лепестки с оставшихся в букете цветов, с жадностью следя за тем, как красота безжалостно гибнет под его тонкими пальцами, осыпаясь рваными измятыми ошмётками. Но когда все цветы были уничтожены, он вроде бы опомнился и, успокоившись, присел рядом. — Если всё, чего я желаю — это утолить голод, то зачем мне такие сложности? Я выплесну свои воды в твой мир и иссушу род людской. — Если вымрут все люди, тогда и ты скоро умрёшь с голоду. — Ладно, буду иссушать понемногу, чтобы вы успевали размножаться. Он невесело улыбнулся и с нежностью взял меня за руку, переплетя наши пальцы. — Ты потому злишься, что считаешь себя использованным и обманутым? — спросил он, положив мне голову на плечо. — Нет, я не злюсь. Я расстроен. Расстроен тем, что твоя природа для меня всё так же непостижима. А я хочу понять. Покажи мне настоящего себя, а не тот образ, что ты мне являешь. — Мало ли что ты хочешь! А я вот не хочу!!! — он снова сорвался на крик. Ну и чего ты ожидал, зарвавшийся наглец? Почувствовал себя ущемлённым и тут же дерзко потребовал справедливости? Справедливости, в сути которой лежит лишь потакание желаниям одной из сторон. Но голос Короля стал тихим и очень испуганным, когда он повторил: — Я… Не хочу… Не хочу, чтобы ты видел меня таким. Я привык, что Дух-Король очень любит играть со своими образами, меняя наряды от встречи к встрече, украшая свои одеяния новыми узорами прямо посреди разговора. Что его корона и причёска могли измениться просто потому, что он сочтёт новый стиль боле изысканным. И из-за этого мне казалось, что если бы я когда-то увидел слёзы Духа-Короля, то они были бы такими же рафинированными, как и всё в нём. Например, состояли бы из драгоценных камней или жемчуга. Но его слёзы были самыми что ни на есть обыкновенными. Они потекли из покрасневших глаз, прочерчивая мокрые дорожки на щеках. Это были не слёзы скорби древнего Океана по очередному Королю, который после своей смерти навечно отправлялся в его глубины. Это было не безутешное горе, которое он изливал в виде штормов, когда погибал его народ. Нет… Это были обыкновенные человеческие слёзы. Слёзы от несправедливой обиды, которую я ему причинил. Он тоже познал, что означает выражение «разбитое сердце». С силой отпихнув меня, он вскочил и отвернулся, яростно вытирая с лица свидетельство своей минутной слабости. И тут я вспомнил слова Набии о том, что Аль-Мухит никогда не торгуется, никогда не проявляет слабости и губит тех, кто сам оказался недостаточно силён для него. Но именно это сейчас и происходило! Он показал мне себя ранимым и беззащитным! И тут же продемонстрировал досаду от того, что я это увидел! Он знал, что такое страх, но плохо умел бояться сам. Он знал, что такое бессилие, но плохо понимал, что значит быть по-настоящему слабым. А потому он понятия не имел, как справляться с собой, когда впустил эти эмоции в себя. Пусть он только что заявил, что не хочет мне показывать свою истинную суть, но именно это он и сделал. Он показал мне, что тоже может быть уязвимым и требующим трепетного внимания. Он любит меня. Немного иначе, чем остальных приходящих сюда, немного более искренне и немного более человечно. Потому что когда я подошёл к нему, чтобы утешить и извиниться, он позволил мне узнать, каковы на вкус его слёзы. Почему тогда я забыл спросить его о том, что будет, когда иссякнет контракт Серебра Лендаля? Если целостности его личности ничего не угрожает, то что может случиться, когда упадут последние запоры, сдерживающие его время? Не вырвется ли снова наружу дикая стихия, не разбирающая правых и виноватых?