***
Всё тоньше и тоньше грань между мирами, всё сильнее и сильнее прибывают воды Аль-Мухит в наш мир. Тысячелетиями горит пламя, что своим жаром испаряет избыток его вод. Жарко горит, не жалея себя, своей жизнью разменивается за жизни всего живого. Горит Дух-Король, воплощая в себя волю Бездны, отрывает от себя куски своей сути, скармливая жаркому пламени. Держится за зыбкое равновесие, не позволяя воде прибывать без меры, впуская её в себя в достаточной степени, чтобы не прорвалась хрупкая плотина. Жертвует своей бессмертной душой, чтобы спасти души рода людского. Но пламя его — лишь трепет одинокой свечи на ветру. Отдаёт он себя без остатка, зная, что в конце его ждёт один финал. Безумие Бездны. Ни один Король не ушёл от этой судьбы. Ни один Король не умер от старости в своей постели в окружении потомков. Давая Бездне свой разум, укрощая и подчиняя себе голодную стихию, теряет Дух-Король самого себя. Частичка за частичкой. Капля за каплей. Тает как свеча. Жарко горит его пламень, но иначе нельзя. Если не он, то кто? Но однажды догорит последняя свеча и погаснет фитиль жизни Духа-Короля. И тогда мир погрузится в вековечный мрак небытия. И как бы ни было велико моё восхищение тобой, Антара, я так и не смог простить тебя за этот выбор. Не смог принять твоей добровольной жертвы и того, что ты истратил себя, став вечным духом и волей. И не оставил мне ничего после себя. Всю свою жизнь я терзаюсь вопросом, если не тебя, то кого можно было принести в жертву? Обильную жертву, жизни которой хватит на дольше, чем длится время горения тонкой белоснежной свечи.***
Многие из нас считают, что мы, серпенцы, особенные и избраны для служения высшей цели. Но это не так. Серпенцы никогда не были избранным народом. Мы были выжившим и приспособившимся народом. Приспособившимся к губительному дыханию Аль-Мухит. Наш континент Аль-Серпен находился в зоне, где дыхание Бездны оказалось сильнее всего, когда в нашем мире произошёл тот самый изначальный перелом. Столкновение миров. Тот самый перелом из древней эпохи, когда наш мир потерял целостность. И нас всех коснулось дыхание иного измерения. Перелом, из-за которого причина перестала идти за следствием, будущее и прошлое утратили какой-либо смысл, а мир наш утратил свою невинность, поглотив сам себя. Давно это было, тысячелетия назад. Вселенная не любит такие противоречия, она усердно заживляет нанесённые ей раны, и со временем всё вернулось на круги своя. И сейчас уже никак не докопаешься до сути, кто же из людей дерзнул выйти за рамки дозволенного на заре времён. Кто осмелился бросить вызов мирозданию, посягнув на то, чем людям владеть не следовало. Да, серпенцы не избранный народ, который умеет понимать Бездну и управлять ей. Они народ, который стал таким из необходимости. Ибо те, кто не смог приспособиться — погибли. Мучительно и бесконечно. Вечная агония в месте, где нет понятия времени, потому как что есть время с точки зрения голодного дикого Аль-Мухит, локального воплощения Абсолюта? Весь Всеобъемлющий полон страдающих душ тех, кто умирает целую вечность и не может умереть. И не может освободиться, запертый в этом неисчерпаемом кошмаре. Те серпецы, что сейчас составляют основу нашего народа — наследники тех, кто выжил и дал потомство на стыке сладострастно припавших друг к другу миров. Дети мутантов, научившихся сосуществовать в обоих мирах. Наследники парадоксальных живых существ, умевших входить в состояние суперпозиции и плевать хотевших на то, что они часть макрокосмоса. Забывавших, что они материальны, превращаясь то в чистую энергию, то вновь моментально обретая плоть. Способных жить на границе двух миров. Способных жить. Пусть нужда в подобном суровом выживании давно отпала, но дыхание Бездны никуда не делось. И наследие наших предков не раз выручало серпенцев. Пускай «Великий потоп» давно прошёл, но повреждённые грани нашего мира не исцелены. В наш человеческий мир по-прежнему проникают хлёсткие зелёные плети дыхания мира нижнего, которые необходимо обуздывать. Обуздывать силой своей способности покорения воли голодного Аль-Мухит. А род серпенских королей — это род, где подобная способность развита сильнее всего. И именно из-за этого они стали королевским родом. Дело не в безукоризненном владении магическими ремёслами и не в каком-то высшем предназначении. Дело в безжалостной математике. Статистической закономерности. Та самая мутация, которая позволяет максимально полно взаимодействовать с измерением Аль-Мухит. Не гарантия, но очень большой шанс на то, что материальное существо из плоти и крови сможет раздвоить свою суть так же, как делали это древние серпенцы. Стать сердцем вселенной и её душой. Мостом между нашими мирами. Точкой начала и конца. Тем, что способно держать целостными оба мира. Способность, которая стабильно передаётся из поколения в поколение, отмечая своих принцев вполне очевидной печатью, отличающей их от остальных. Потому что генетически сцепленным признаком с тем, что серпенец успешно способен стать волей Бездны, является альбинизм. Ну что, Антара, помогла ли тебе эта способность? Облегчила ли ношу? Или же взвалила на плечи непомерный груз? Я с ненавистью взглянул на своё отражение в оконном стекле. На свои прямые чёрные волосы, которые презирало само время, а потому даже спустя столько лет не посмело тронуть ни единой ниточкой седины. На светлую, но всё же не белую кожу без единой морщинки. На яркие глаза топазового цвета, которых никак не могло быть у принца-варита. Я тоже аномалия. Выпадение из статистики. Внешность, которая мне с самого рождения говорила: «Тебе, сопляк, никогда не взвалить на плечи этот груз. Тебе не то что сахиром не стать, ты даже до хакима не дотянешься». Но я дотянулся. Я стал альхикматом. Я стал куда большим, чем мог, потому что не верил в законы и закономерности. Я стал большим, чем мог из-за того, что следовал за тобой, мой друг. Ну что, помогло ли нам это, Антара? Моя ненависть к себе была тихой и привычной. Ненависть к своей слабости, к своей нерешительности, ненависть из-за того, что я слишком поздно всё понял. В той войне, что мы ведём, нет места полумерам. Цель оправдывает средства. Но ненависть, которую я испытываю к тебе, Аль-Мухит, до сих пор свежая и яркая. Её не утолит никакая расплата, не погасит никакое время. Пусть даже пройдут тысячи лет. Я злобно воззрился на зелёную радугу, которая насмешливой ухмылкой изогнулась в зените. Глумишься надо мной, да? Поливаешь презрением с недоступных высот? Смеёшься как победитель, чей триумф уже предопределён? Ты прав, Всеобъемлющий. Всё тоньше и тоньше грань между мирами, всё сильнее и сильнее прибывают воды Аль-Мухит в наш мир. Ведь чем дальше, тем тяжелее становилось нам сдерживать твои жестокие воды. Тем труднее и опаснее были испытания принцев, тем короче оказывалась жизнь твоего земного воплощения. Ты мне не напомнишь, какой срок был отмерен первым королям, которые даже толком не умели понимать, что ты им говоришь? Они жили по триста-четыреста лет сверх срока серпенской жизни, облагодетельствованные твоей милостью в виде вечной молодости. В здравом уме и твёрдой памяти. Но исторические хроники были неумолимы, этот срок всё время сокращался. Ныне же даже пятьдесят лет, накинутых сверху — считались за счастье. И последний правитель Аль-Серпена, надевший корону в тридцать с небольшим, не пробыл на своём посту даже половины этого срока. Помнишь, Антара, наш с тобой Белый День? Помнишь, как я тебя отговаривал, боясь, что испытание тебя попросту уничтожит? Но ты не захотел услышать мои увещевания. И всё, что мне оставалось, это пойти за тобой следом. Помнишь, что тогда произошло? Сколько наследников сгорело живьём, приняв в себя волю Аль-Мухит, оставшись навечно похороненными в его пучине? Вместо того, чтобы дать нашему народу новое поколение благословлённых твоими дарами, Океан погубил тогда слишком многих из тех, кто пришёл на испытание. Даже твой младший брат, которому пророчили корону, не выдержал давления и сломался под гнётом искушения. Его поражение было столь быстрым и стремительным, что сахиры попросту не успели вытащить его из вод Аль-Мухит. Потеря лучшего из лучших сокрушила волю каждого из нас. Очень немногие решились в тот день ещё раз погрузиться в Океан и рискнуть продолжить испытание. Но ты, Антара, снова окунулся во Всеобъемлющий. И всё, что мне оставалось — это пойти за тобой следом. Снова. И лишь силой своего огромного упрямства ты преодолел эту преграду, с боем прорубил себе путь наружу и вынес на себе венец звёзд, который был больше похож на шлем воина, чем на корону правителя. И увидев твои глаза, я понял, что тень безумия уже плещется на их дне. Тень, которая всегда была неотступным спутником любого Духа-Короля. Тень, ждущая своего часа. Тень, которая уже была здесь. И тогда я осознал, что наш Белый День, скорее всего, был последним для нашего народа. Ни один принц после тебя уже не справится с этой стихией. Антара, ты ведь уже тогда знал своё будущее, получив Дар от Океана? Да, ты знал будущее. Мир неизбежно погрузится в вековечный мрак небытия. Нам нужен иной способ укротить Бездну. То, что ты смог стать воплощением, лишь отсрочка приговора. Драгоценное время, которое даровано нам для решения этой непосильной задачи. Но твоё безумие в конечном счёте настигло тебя. И погасла свеча твоей жизни. Не стало в этом мире Духа-Короля. Не осталось тела, которое я мог бы похоронить. Не осталось и слёз, чтобы я мог тебя оплакать.***
Эй, Дан, ведь то, что ты потом заморозил Океан и заковал его в цепи — тоже отсрочка. Секунды, дни, недолгие годы, которые оттягивают неизбежное. Крупицы бесценного времени, что ты преподнёс всем. Уже столько лет ты стоишь стражем между мирами, но на сколько ещё тебя хватит? Ведь то, что ты смог завершить своё сильнейшее заклинание и Аль-Мухит теперь скован льдом, не решило нашу проблему. Его сила копится, его мощь всё так же прибывает, льды громоздятся друг на друга, барханы из колючего снега наметает холодный ветер поверх его некогда могучих валов. Но нет того тепла, нет того живого пламени, что должно согревать его воды. Насыщать жаром жизни Океан, обращать его ядовитую суть в чистую энергию, которая выйдет во внешний мир в виде первозданной маны. Уже прозрачной и безопасной. Той сути, что позволяет нашей магии существовать. Сила Океана нарастает. А я же бессильный стою пред ним. Отверженный и отринутый. Почти сорок лет я измученно стою пред тобой, не имея возможности окунуться в твои воды. Песком сквозь пальцы уходит моя сила. Водой под землю. Не удержать её, даже если нынче вода обратилась в ледяную крошку. Но какова бы была мне цена как магу, если бы я зависел исключительно от тебя? Думаешь, ты лишил меня всего? Ты боишься меня, потому что знаешь, что я хотел с тобой сделать. Что я уже сделал с тобой, но не завершил начатое. Ты знаешь, что даже сейчас я безумно опасен для тебя. Но не один я был отвержен. Позже ты решительно исторг из своего лона всех своих последователей, обрёк себя на одиночество, безумие и голод. Кому ты сделал хуже, Мухит? Мне нужен иной способ укротить Бездну, мне нужен иной способ избыть твою силу. Ведь никуда не исчезают застывшие волны зелёного льда. Очень скоро голодное пурпурное небо прикоснётся хищным поцелуем к вожделенным водам. Скоро лопнут границы миров так мощно, как взрывается перегретый паровой котёл. Горячей водой и ошмётками металла превращая в месиво всех тех, кто окажется рядом. Убивая, калеча и не разбирая своих жертв. И понятие «рядом» для вышедшего из своих берегов Аль-Мухит подразумевает, что уничтожению будет подвержено всё сущее. Именно поэтому я начал действовать по-другому. Решился на локальный разрыв миров. Вот моё временное решение, которым я могу облегчить твою задачу, Дан. Я знаю, что ты презираешь меня за это, но знаю, что не будешь меня останавливать. Я создал культ Зелёной Радуги и сотни аналогов и подражателей. Я стал негласным главой и идейным вдохновителем для всех этих сборищ. В дело пошли как уже существующие безднопоклонники и безумные фанатики, так и уважаемые маги, ищущие большей силы. Мне пригодились даже простые люди, которым нечего терять. Я промыл мозги им всем. Послушные исполнители, делающие то, что я раньше ненавидел больше всего и против чего боролся. Вы просто глупые секты, которые едят с моих рук крупицы знаний, думая, что полученные результаты — это ваша заслуга. Но все вы мои послушные марионетки, выпускающие в наш мир Бездну. Ровно в тех местах и ровно в том количестве, какое я вам укажу, прикрыв эти математические вычисления ворохом пророчеств, судьбой избранных и тайными знамениями. Вся ваша великая цель служит лишь одному — снятию давления в огромном паровом котле под названием Аль-Мухит. Но приходит нужный час, и вас настигает общая одержимость. Вы отдаёте мне свои жизни, когда Океан начинает прибывать быстрее. Вы погибаете, но на вашу смену приходят другие. Такие же глупые, жадные и наивные бараны, не видящие дальше собственного носа. И если мне кто-то скажет, что у меня нет сердца, что я жестоко отправляю на убой ни в чём неповинных людей — я рассмеюсь ему прямо в лицо. Да, у меня правда нет сердца! Оно сгорело от ненависти ещё давным-давно и похоронено в несуществующей могиле рядом с тем, кто отдал свою жизнь за вас. Но я не безумец, мой разум чист и светел. Я вижу картину мира целиком. И я уверен, что моя цель более чем оправдывает подобные средства. Считаете, что я устроил эту жатву среди иных народов, чтобы уберечь свой? Глупости! Своими безжалостными действиями я погубил всех наследников, до которых смог дотянуться. Я проклял судьбу столь многих серпенцев, которые могли оказаться достаточно подходящими сосудами, лишь для того, чтобы вовремя подкармливать голодную Бездну. И ты ведь не упустил этого шанса, верно, Дан? Ты понял, для чего я это делал, ненавидел меня за это, но не стал препятствовать. Ты понимал, что принудительное испытание касалось лишь тех, кто имел шансы вынести его прикосновение. Тех, у кого были хоть какие-то шансы. Ты знал, что это не я впускаю Океан в этих детей, Дан. Что этот безумец сам ищет их. Но именно я внешними факторами и силой хтомантики направлял его. Чтоб ты мог позаботиться об этом вместо меня. Ты знал, что Дух-Король не сможет воплотиться. И ты не давал ему укорениться. Ты отсекал части души Океана и запирал его в телах этих несчастных детей. Ты ведь тоже понимал, что лучше смерть, чем такая судьба. Потому что ныне воплощение Мухит в человеке означает создание настоящего чудовища. Мы оба видели то, что произошло с Антарой, и не хотим повторения того, что случилось на Аль-Серпене. Эх, но если бы я знал, куда Бездна станет тыкаться своей жадной пастью, то мои действия были бы более точны и изящны. Я же связан незнанием, я живу в густом тумане невежества. Вычисляя на кончике пера оптимальных кандидатов, но даже не видя тех, кто в итоге падёт, пережёванный Океаном. Не ведая, чью жизнь в итоге может сокрушить Клеймо Приговора. Скольких невинных погубили мои вычисления? Я не имею права на прощение. Я не имею право на отпущение грехов. Я раз за разом приносил свой собственный народ в жертву. Не из ненависти к нему, а держа обещание. Обещание позаботиться об их будущем. Обещание защитить вас. Это воплощение моей истинной любви к вам, люди, будьте же вы неладны! Но кто из вас действительно безгрешен, чтобы иметь право попрекать меня? Вы все приходите на этот свет, неся в себе великий грех. Вы грешны тем, что живы. Живы, в то время как серпенские короли умирали в безумии один за другим. Вся ваша жизнь — это подарок, который они вам сделали. Ваша жизнь — это та великая жертва, которую мы принесли вам. И ваша жизнь, которую я у вас теперь отнимаю — не жертва нам, это всего лишь решение великого уравнения. Вы — иной способ укротить Бездну.***
— Должен же быть иной способ укротить Бездну! От того, как яростно я ударил ладонями по столешнице, бумаги испуганными птицами вспорхнули к светлому потолку, а аквамариновые друзы жалобно задрожали. Антара оторвался от проверки расчётов и поднял на меня глаза, подведённые тёмными тенями от бессонных ночей. Многочисленных бессонных ночей. — Не называй его так. Послушай, моё заявление тебя, возможно, удивит, но именно этим мы и занимаемся в последние годы, Намур. Изысками иных путей сверх тех, которыми уже следуем. Да, именно этим мы занимаемся даже сейчас, собравшись ранним утром в кабинете короля, совмещая завтрак и совещание. Совмещая нечастую возможность побыть рядом с близкими друзьями и решение насущных государственных вопросов. Да, в последние годы нам втроём всё реже удаётся заниматься первым, но всё чаще приходится целиком отдавать себя второму. На сколько нас ещё так хватит? — Мне нравится то решение, которое ты предлагаешь, — продолжил Антара, — но не нравятся те последствия, к которым они могут привести. Я отследил все варианты развития ситуаций, несколько раз смоделировав их изнутри Аль-Мухит, но даже самые благоприятные исходы твоей авантюры меня не устраивают. Я не могу дать тебе своё одобрение, пока не буду полностью уверен в результате. Права на ошибку у нас нет. — Мне самому они не нравятся. Никакая цель не оправдывает подобного. Да, моё заклинание надо ещё очень сильно доработать. И в последнее время я буксую на месте, подумывая бросить это направление вовсе. Дан, который сидел напротив меня, неопределённо хмыкнул, соглашаясь с нами двоими и заметил: — Но именно потому мы ищем решение данной проблемы, подходя к вопросу с абсолютно разных сторон, Намур. Дан Семисердечный был правой рукой короля Антары совершенно заслуженно. Его родители–альбийцы приехали в Аль-Серпен ещё при жизни короля Расула и занимались тем же, чем и впоследствии их сын. Изучением магии серпенцев и возможностью её сочетания с практиками иных народов. Именно они подарили миру заклинание, позволяющие не-серпенцу читать и писать на нашем языке. Их сын, родившись уже тут и впитав с молоком матери магические практики сразу двух народов, куда быстрее совершил прорыв в аналогичных изысканиях. Так что, успешно завершив обучение в Башне Синего Золота, он умудрился создать несколько принципиально новых заклинаний, взбудораживших общество жрецов, которые сразу же были взяты в оборот и практику, а новоиспечённый выпускник был отмечен королём лично и приглашён в качестве ученика. Разумеется, его талант со временем только сильнее развился, так что он был допущен к куда большему, чем просто «высшие» серпненские заклинания. Он стал первым не-серпенцем, посвящённым в тайны Духа-Короля. Дан к возложенной задаче подошёл ответственно и, не щадя себя, действительно погрузился в исследование Аль-Мухит совершенно не так, как бы это делал серпенец. Нынче он очень много путешествовал по свету и каждый раз привозил из своих странствий новые результаты исследований. — У тебя всё выйдет, Намур, — отверг мои колебания Дан. — Вместо того, чтобы искать полумеры и размениваться на временные решения, ты думаешь над проблемой глобально. Думаешь не только о серпенцах, но и обо всём нашем мире! Твоё заклинание, которое позволит исцелить трещину измерения, чрезвычайно самонадеянное. И я просто в восторге от него! Ты обязан довести формулу до идеального состояния! Мой заговор Ледяных Цепей уже закончен, так что я смогу на время сковать Аль-Мухит, когда ты приступишь к заживлению раскола. Даже будучи альхикматом, я понимал, что мне невероятно далеко до этого юноши с каштановыми волосами и золотистыми искрами истинной гениальности в серых глазах, чей дар был велик настолько, что он просто не замечал, что творит невозможное, но при этом искреннее восхищался даже самыми незначительными успехами своих коллег. Иногда мне казалось, что он попросту издевается над окружающими, выдавая себя за дурачка. Но это было не притворство, именно таким человеком он и являлся: бесхитростным, добрым и чрезвычайно талантливым. Было ли мне завидно? Нет, мы мыслим слишком по-разному, чтобы соревноваться в магии. Мы чувствуем слишком по-разному, чтобы состязаться за признание Антары. Мы правая и левая рука Духа-Короля, которые служат своему господину. Но я завидовал тому, с какой простотой и лёгкостью он произнёс фразу «сковать Аль-Мухит». Наши предки поколениями бились над этой задачей, а Дан всего за год смог составить рабочие последовательности заклинания, совместив в них магию серпенцев и шаманов Архипелага, суть которого была в манипулировании темпоральными законами. — Ох, почему мы не успеваем приспосабливаться? Кто-то из вас, умники, сможет мне на это ответить? — Антара оставил в покое бумаги, заложил руки за голову и откинулся в кресле, смежив веки. — Неужели мы правда обречены на вырождение? — Не успеваем? — я чуть не задохнулся от возмущения. — Да мы идём семимильными шагами! — И я прекрасно знаю, куда мы идём, Намур, — спокойно перебил меня Антара, не открывая глаз и не меняя расслабленной позы. — Мы все идём в зловонную задницу. Наши предки даже и рядом не стояли с нами по уровню знаний и умений, но могли балансировать между мирами, не имея никакого магического образования. Я прямо сейчас просматриваю воспоминания и деяния самых первых королей. Я прямо сейчас смотрю на то, каким был серпенский народ тысячелетия назад. Те, кто пережил катастрофу — стали устойчивы к дыханию Мухит. Но это не значит, что только у нашего народа появились такие способности. Волна от изначального рифта прокатилась по всей планете, вызвав бедствия повсеместно, погубив многих, но и спровоцировав рождение невероятно огромного количества магов. Да только вот способность сохранять свой разум здравым, осознанно соприкасаясь с иным измерением, на данный момент осталась только у нас. Ты, Дан — редкое и прекрасное исключение. Но даже если мы не решим нашу основную задачу и не сможем контролировать Аль-Мухит без необходимости существования Духа-Короля, остаётся и вторая глобальная проблема. Вы же не забыли, что поле эфирного возмущения становится всё сильнее, а уровень радиации растёт? Пока что оно покрывает лишь морские территории, но что будет потом, когда через пару сотен лет оно затронет земли других стран? Так будут у вас мысли, думальщики? — Ты прав, Антара, — я вынужден был согласиться, — мы, люди как таковые, а не только серпенцы, не успеваем приспосабливаться. Текущее поколение наследников отнюдь не слабаки. Они все очень сильные и умелые. Но всё же ни один из них, скорее всего, не справится с Испытанием в должной степени. Разве мы можем понадеяться на то, что другие народы, у которых такой устойчивости нет вовсе, смогут приспособиться к растущему фону и совладать с тем, на что мы нашли управу постольку поскольку? Человечество со временем может выродиться, даже если мы будем держать Аль-Мухит в разумных рамках. Так что останется после нас? Что остаётся нам? Антара открыл глаза и посмотрел на меня так, будто увидел говорящий чурбан, но всё же передумал браниться и наконец-то снизошёл до давно остывшего завтрака. Не слишком тщательно смотря на то, что он отправляет в рот, и наверняка даже не ощущая вкуса блюда, он между делом перевернул один из листов бумаги и начал выводить пером какие-то бессмысленные каракули, попутно рассуждая вслух: — Нам остаётся подарить иным народам подобную устойчивость. Тебя послушать, так выходит, что предыдущие Духи-Короли фигнёй страдали, а только «мы» взялись за дело. Нет, это не так. То, что представители иных народов активно приглашаются в Аль-Серпен и некоторые из них допускаются к обучению нашей магии — это метод адаптации. Весь город Махд — это огромный котёл, в котором варятся неприспособленные народы, искусственно ограждённые от избыточного влияния дыхания Океана. Но лишь от избыточного. Наблюдение за тем, чего именно не хватает ти-чиафцам, патийцам, златорожцам — это сбор статистических данных и изучение человеческой природы, на основе которых можно будет разработать универсальное контрзаклинание. Купол, который накроет всю планету изнутри. Подложка, которая сгладит и смягчит фон. Ну а пока оно не готово, то остаётся следовать замыслу короля Ильхама и по возможности сочетаться браками с представителями других народов, передавая свою кровь по всему миру. Не только нашим женщинам, способным принести общее потомство, но и мужчинам тоже, закрепляя на культурном уровне нормальность подобных союзов. Это медленный, но зато гарантированный и безопасный путь. И если предыдущие слова были более чем разумны и правильны, то с последним я никак не мог согласиться! — Так ты только из-за этого уцепился за альбийского царевича? Я-то думал, он тебе быстро надоест, а потому не возражал против столь абсурдного увлечения, а вы уже вон сколько времени вместе! Не ожидал, что твоя любовная интрижка перерастёт в нечто настолько серьёзное. Оказывается, это потому, что ты планируешь устроить свадьбу и породниться с альбийской короной! — Именно так я и хочу поступить. Но есть небольшая сложность, Намур. Серпенские мужчины на данный момент не очень хорошо себя проявляют в деторождении, просто из рук вон отвратительно. Насколько мне известно, пока ещё ни один не родил. Но, как ты и сказал, я планирую породниться с ним. Анкорас женится на моей племяннице Рафаль, когда та немного подрастёт. Я не смогу, но зато она сможет завести с ним детей. Это будут и мои дети тоже. Именно так я продолжу свой род с этим альбийским царевичем, у которого, между прочим, есть имя. И мне кажется, что ты решительно против этой идеи, Намур. Так выскажи свои претензии открыто, а не устраивай тут сцены ревности, на которые ты не имеешь права. Или ты подумал, что я собираюсь замуж за Анкораса? За кого ты меня принимаешь? Может, мне ещё и за тебя пару раз под венец прогуляться? Действительно, чего это я так завёлся? В нашей ситуации приходится цепляться за соломинки и пробовать буквально все варианты. Если бы я гарантированно знал, что посвящение себя в жрицы свободной любви, которые каждый день отдаются любому желающему, помогло бы обуздать Бездну, то первым бы побежал записываться в шлюхи. Но какие тут могут быть гарантии? Мы блуждаем во тьме несмотря на то, что лично Аль-Мухит даёт нам все свои знания. — Извини, я был неправ. Ты и так жертвуешь столь многим, и я решил, что даже в этом ты вынужден поступать не так, как велит сердце. На лице Антары отобразилось удивление, которое сменилось ехидной ухмылкой. — Почему ты думаешь, что моё сердце тут противится? Свадебный наряд мне совершенно ни к чему, ведь в данной ситуации брачная церемония всего лишь условность, но надо смотреть на то, что происходит между парой на самом деле. Анкорасу плевать на Рафаль, но он сделает так, как я его попросил. С моей же стороны вполне ожидаемо обещать ему то, что он имеет полное право называться моим мужчиной, а не случайной прихотью, раз мы хоть и не по закону, зато по факту состоим в супружеских отношениях. Предпочтения короля Антары ни для кого не были секретом, более того не был и секретом его крутой нрав, резко охлаждающий пыл тех, кто пытался раздвинуть перед ним ноги, думая таким образом как-то манипулировать королём. Хотя всех своих любовников он выбирал весьма тщательно, ни один из них не был к нему действительно приближен. А уж о том, чтобы кто-то из них имел право влиять на решения Антары, не шло даже и речи. Друзья для него были друзьями. Семья — семьёй. А любовники — любовниками. Я думал, что для него смешение этих категорий совершенно недопустимо, но то, что я сейчас от него услышал, перевернуло для меня систему мира. Я сам вознёс Антару на недостижимый пьедестал и сам убеждал себя в том, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы. И даже в глубине своего сердца не позволял себе никаких недостойных мыслей касательно него. Да, так и есть. То, что я сейчас в своих мыслях пожелал этому Анкорасу от всей души мучительной смерти — низко и недостойно. Я сам в этом виноват. Я не имею никакого права на ревность, на то чувство, что сейчас обожгло меня, стегнув ржавой плетью прямо по груди. И всё, что я смог из себя выдавить, звучало как жалкое оправдание: — Вы не подходите друг другу. — Ага, то есть теперь ты решаешь, кто мне подходит, а кто нет? Оставь свой замысел… Король резко замолчал и прижал руку к губам, борясь с дурнотой, а мелкие капли пота обильно усыпали его лоб. Верный признак того, что скоро явится Он. И когда в глазах Антары заплескалась тёмная штормовая вода, мы знали, что сейчас перед нами сидит не просто Дух-Король, а Мухит лично. По своей воле взявший на себя контроль над телом. Он почувствовал, что Антара на пределе, а потому отправил его отдыхать в свои воды. И хоть на несколько минут снял с него ношу венца. — Оставь свой замысел, Намур, — от голоса воплощённого Океана у меня сразу же заломило виски. — Ты не имеешь права создавать такое заклинание. И не давая мне вставить хоть слово, он продолжил уже более тихо, и мне показалось, что даже с грустью: — Я прекрасно понимаю, какие бедствия несу этому миру. Что дарую ему, а чего лишаю. С того момента, как наши миры соприкоснулись, я перестал быть абстракцией, чем-то, что находится за пределами законов, описывающих ваше пространство и время. Я стал Словом. Нет, я стал множеством Слов, которые вплелись в музыку вашей жизни, породив песню. Нельзя так просто изъять из вашего мира Слово, которое уже было произнесено. Из Небытия я стал Бытием. Прикоснувшись к душам смертных, я обрёл не только волю и желания, но со временем и собственный разум. Но это то, что губит Антару. И погубило ранее других королей. Не наш взаимный союз, не длительное разделение сознания с чуждым существом. А прикосновение к тому, куда до сих пор нет хода созданиям вашего измерения. Прикосновение к Истоку. Но и я тоже не хочу возвращаться к своему истоку хаоса и полной неразумности. Я просто не могу себе позволить вернуться к нему. Ведь если изъять меня из вашей вселенной полностью, это однозначно приведёт её к гибели. Но и способ, которым можно исцелить границы наших миров без столь крайних мер, мне тоже неведом. Разве бы я вам не сказал, если бы знал о нём? Прости, но ты должен отступиться. Дан почесал складку между бровей и задал вопрос, который и меня давно интересовал: — Аль-Мухит, ты неоднократно это называл именно таким термином. Почему именно «исцеление»? Разве проблема не в том, что наши миры утратили целостность? Но ты, кажется, понимаешь это несколько иначе и называешь это… — Болезнью? Потому что так оно и есть. А наши миры не просто система сообщающихся сосудов, как вы себе это воображаете. Это объяснение лишь костыли, которыми вы облегчаете себе понимание моей природы. Очень частичное понимание. Я не просто вода, которая набирается в ванну и которую вовремя надо вычерпывать, чтобы не затопить весь дом. Я уже везде. Как только граница вашего мира дала трещину — я уже стал везде. Я отравил и заразил ваш мир. И в нашем случае завернуть вентиль — не спастись от потопа, а лишь остановить циркуляцию потоков. А в стоячей воде заводится гниль. Я стану ещё опаснее. Если мои волны стихнут, то всё устройство вашего мира очень быстро полетит в пропасть. Я знаю, о чём говорю, такое мне уже доводилось видеть. Наверное, личное присутствие Мухит как-то воздействовало на наш разум или рецепторы чувств, но мне показалось, что я на своей шкуре ощутил всё то, что он начал нам рассказывать. Понимая не столько умом, сколько какими-то животными инстинктами его слова. — Ваш мир вовсе не единственный, который мне ведом. Сущее допускает бесконечное количество миров. Представьте себе виноградную лозу, на которой спеют грозди. И на лозе можно увидеть не только зрелые плоды, но ещё и молодую завязь, зелёные ягоды, а то и вовсе высохшие семена. Есть сорта, которые настолько наполнены энтропией, что порядок и законы отсутствуют для них как принцип, а жизнь в привычном понимании невозможна вовсе. Но там всё равно есть жизнь. Есть сорта, которые изначально были лишены сверхъестественного, так что даже сама теоретическая концепция магии стала невозможна к допущению, но там тоже есть жизнь. И в вашем мире, в том устройстве, которое ему предопределено — есть жизнь. А сад, в котором растут сотни лоз — это Мухит. Вода, которую получают корни — это Мухит. Солнце, которое дарует свет и тепло — это Мухит. Каждый сорт требует свой особый уход и разные условия выращивания, а садовник, который следит за порядком — это тоже Мухит. Ваш мир всего лишь одна ягодка. Но как только лопнула кожица на этой виноградине и границы были нарушены, я непосредственно проник в ваш мир. Он перестал быть просто вашим. Он стал ещё и моим. Твоё заклинание, Намур, не сможет без последствий закрыть разлом. Оно затронет границу по всему периметру. Вся та мощь, что ты хочешь употребить, попросту уничтожит магию. Не просто иссушит ману и лишит способностей людей. Нет. Даже без неё многие миры прекрасно обходятся. Переплавка Рубежа нарушит фундаментальные физические законы этого мира, магия исчезнет как таковая. Подобная аномалия повлияет на мой Исток, который не будет терпеть подобное. Ваш мир будет воспринят как угроза, вредитель, от которого необходимо избавиться. И я избавлюсь от вас. Ваш мир будет исторгнут из «сада», что приведёт к его тепловой смерти. Вы все умрёте. Я тоже умру. Моя разумная часть, а не та, что вас неизбежно погубит. И эта часть, которая сейчас говорит с вами, очень боится смерти. И именно поэтому я пришёл с предупреждением. Тот Мухит, что снаружи, попросту не позволит тебе это сделать, Намур. Он уничтожит тебя, как только поймёт, что ты задумал. Ты должен идти совсем в другом направлении. Работать не над созданием запоров на Рубеже, а над формированием мембраны. Взаимопроникающей мембраны, которая оставит наши миры связанными, но при этом позволяющей регулировать движение волн. Не Духу-Королю, но мне. Лично мне, там, внутри. Я смогу управлять собой же. Воплотиться в самого себя, избавив от вечного рабского служения серпенских королей. Ты уж постарайся, Намур, а моей воли станет на то, чтобы восстать против своей неразумной части. Защитить тебя там, когда ты окажешься слишком близко к понятию «снаружи». Чтобы позволить тебе поставить на меня не замок, но шёлковую кисею. Не кандалы, но вуаль. Холодное и жестокое море уговаривало скалистый берег держаться и сопротивляться до самого конца.***
Аль-Серпен исчез. Но не утонул, как многие считают. Гибель континента заключалась вовсе не в том, что его поглотило море. Он сгорел. Сгорел в зелёном пламени и обратился в прах. Те, кто видел падение его высоких шпилей своими глазами, вряд ли бы смогли об этом кому-нибудь рассказать. Я видел. Но меня никто не станет слушать. И Мухит тоже не хочет слушать меня с того самого дня. Скажи, Антара, ты же заранее знал своё будущее и смог принять его? Или ты точно так же, как и все мы, надеялся на благополучный исход до последнего?***
С того дня, когда Всеобъемлющий попросил меня отказаться от своих планов запечатать наш мир и посоветовал работать над Вуалью, прошло уже четыре года. И я бы не сказал, что дело стояло на месте. Дело очень споро двигалось вперёд. Но для этого мне потребовалась помощь настоятелей храмов Змея, которые без вопросов позволили внести определённые изменения в работу концентраторов аквамариновых друз. Если задачей храма являлась помощь в удерживании границы между мирами, то почему бы им не стать чем-то большим? Не только быть запором, но и регулирующим клапаном? Последовательности были дополнены в сорока двух храмах, а сами они были объединены в общую сеть. И на данный момент, действуя сообща и под моим началом, храмы на пике своей мощности расходовали половину процента от объёма энергии вод Аль-Мухит, которые пропускал через себя Дух-Король за один день. Со стороны такое число может показаться ничтожным, но нет, это было огромное значение! Ведь это было значение, отличное от нуля! Круг из сорока двух храмов преобразовывал энергию Океана сам! Если храмов станет больше, то появится возможность если не разгрузить Духа-Короля полностью, то иметь возможность экстренного сброса «давления вод». А если создать аналогичную конструкцию, которая может быть помещена внутрь Аль-Мухит и которой будет управлять его разумная часть, то серпенцы выйдут на новый виток в развитии контроля над этой стихией. Кстати, если говорить о стихии и её влиянии на нас, то заклинание у короля Антары тоже внезапно сошлось весьма изящным и аккуратным способом. Он создал Купол — буфер, который ощутимо смягчал фон на весьма длительный срок. Хотя Купол это вообще не то слово, которым бы я описал эту… штуковину? Иначе и не назвать. Штуковина чего-то непонятного. Ведь из высокодисперсного глинистого вещества король Антара своими руками слепил Нечто. Ну, так это выглядело со стороны. На деле же он чрезвычайно скрупулёзно вплёл повторяющуюся последовательность в вещество, которое в нашей медицине использовалось как самый мощный адсорбент, применяемый при лечении отравлений магической природы. Применяли его уже давно, как в качестве примочек, так и внутрь, потому что эта розоватая глина имела способность жадно всасывать в себя не только обычные токсины и флюиды, но даже опасную ману-сырец. А теперь ещё и то, что во всём остальном мире называли дыханием Бездны. К сожалению, эту технологию нельзя было поставить на широкий поток, только Дух-Король обладал достаточным запасом сил, чтобы обеспечить непрерывность плетения и стопроцентную площадь поглощения у этого куска глины, который под его пальцами кристаллизовался и приобретал вид какого-то гротескного первобытного произведения искусства. Сахиры, которые помогали ему в этом, лишь следили за состоянием самого короля и «погодными условиями» в Аль-Мухит, поддерживая первого и успокаивая второй, обеспечивая стандартную технику безопасности при совершении таких затратных по мане заклинаний. Но когда работа завершалась и король практически без сил удалялся в воды Океана для глубокой медитации, можно было быть уверенным, что пройдена ещё одна ступенька. Ведь за один раз удавалось создать до десяти штуковин, каждая из которых была способна впитывать в себя излишки дыхания Аль-Мухит в течение многих сотен лет с площади, равной нескольким крупным городам, а то и небольшому провинциальному княжеству. И на данный момент по всему миру в качестве даров была разослана почти тысяча таких Куполов. И уже сейчас эти дары существенно снизили излишний магический фон в областях с тяжёлой магической промышленностью или с истончившимися границами миров.***
Долгие годы после катастрофы я задавался вопросом, кто был тем идиотом, который решил «помочь» уставшему королю? Что за придурок возомнил себя способным подхватить плетение Духа-Короля, бросившего работу на половине, когда тот почувствовал, что не выдержит до конца заклинания? Последовательность только со стороны казалась простой и очевидной, но главная и незримая часть заклинания была направлена на сдерживание огромной мощи, которая станет покорной лишь тогда, когда глина до конца кристаллизуется. Что за человек подтолкнул Антару к тому, что он позволил безумию взять над собой верх? Этого я так никогда и не узнал.***
В день, который стал для Аль-Серпена последним, в небо ударил яркий луч света и на какое-то мгновение весь мир замер. Я даже не осознал, что произошло, да и не видел самой вспышки, потому что возился с очередным концентратором друзы аквамарина, полностью сосредоточившись на процессе. Зато всё моё естество сжалось в комок и приготовилось к тому, что сейчас ударит мощная волна, сносящая всё на своём пути. Но этого не случилось. И только спустя несколько мгновений я осознал, что стряслось что-то страшное. Звенящая тишина всё длилась и длилась. А мне становилось всё страшнее и страшнее. Мир пребывал в оцепенении и не понимал, погибать ему сейчас или жить. И тогда я догадался, кто принял на себя весь удар. Спотыкаясь, падая и упрямо вставая, я нёсся к площади у Центрального храма Аквамаринового Змея, где сейчас должен был находиться Антара. Мой король, который сегодня собирался создавать очередную партию Куполов. На площади, густо усыпанной осколками лопнувшей скульптуры, остался стоять только один-единственный человек. Сахиры же лежали на земле без признаков жизни: они или были мертвы, или находились в глубоком обмороке. Взрыв не произошёл, потому что его впитал в себя Антара. Но что-то опять пошло не так. Началась цепная реакция. Огромная мощь, которая таилась в каждой готовой скульптуре, вдруг вырвалась на свободу. И каждая вспышка означала новый взрыв. Взрыв, который раскалывал границу нашего измерения. И голодный дикий Мухит выплеснул свои воды в наш мир. Голубое небо Аль-Серпена ощерилось хищной зелёной дугой. Ещё прозрачной, но с каждой секундой всё сильнее и сильнее наливающейся цветом. Антара впитал в себя всю мощь вырвавшегося Аль-Мухит и вспыхнул живым факелом, компенсируя собственной жизнью избыток его вод. Он не впустил в этот мир Бездну, но вместо этого впустил её в себя, и сейчас управлял потоками этой силы, не давая им вырываться наружу. Но по тому, как ширилась зелёная ухмылка в небесах, я понимал, что он проигрывает, что он обречён в этой битве не на жизнь, а на смерть. И когда наконец-то наши взгляды пересеклись, я осознал ещё одну страшную истину. На тот момент, когда я ворвался на площадь, Антара уже был мёртв. Пускай его сердце ещё билось, но в глазах уже плескалось абсолютное безумие Бездны. Обречённый Король всё ещё пытался укротить Аль-Мухит, спасая этот мир, но при этом сам сгорал заживо в его жадном пламени. Его тело уже было захвачено самым сильным и опасным существом во вселенной. Неразумным голодным воплощением самой сути Бездны, которое, осознав себя хозяином положения, через несколько мгновений начнёт свою кровавую жатву. Уже начало осознавать, потому что Зелёная Радуга всё ширилась и ширилась, заливая собой небо нашего мира. И в эту секунду я прозрел. Я понял, что всё стало бессмысленным. Всё то, за что я цеплялся, потеряло ценность. В одно мгновение я лишился смысла своей жизни. И я возненавидел самого себя за слабость и проклял ту судьбу, что обрекала поколения Духов-Королей на такой финал. А ещё понял, что это воплощение Аль-Мухит, стоящее передо мной в теле короля, должно быть немедленно запечатано и уничтожено. И, к сожалению, этого совершенно не понимали сахиры, которые начали приходить в себя, а также другие жрецы, прибежавшие на шум взрывов. Эй, жрецы, разве вы не обязаны милосердно уничтожать тех, кто становился необратимо одержимым Океаном? Разве вы не обучены запечатывать их силы, сковывая потоки энергии? Даже имея хоть малейшее сомнение, каждый из вас сначала должен кинуть цепь-якорь, а потом уже справляться о самочувствии подозреваемого. Можно даже очень вежливо, извинившись за доставленные неудобства. Но это допустимо лишь потом, устранив риск угрозы, но в первую очередь необходимо обезопасить окружающих от демона! Нет, вы ведь даже подумать себе не могли, что наш король может пасть жертвой подобного. Ведь он ещё так молод и полон сил, ведь он храбрый воитель, за которым вы долгие годы находились как за каменной стеной. Ведь он лучший среди жрецов! Не понимал этого и Дан. И тем более не понимал бестолковый альбийский царевич, тоже непонятно как оказавшийся тут. Когда алые змеи укрощения сорвались с моей левой руки, вы всё ещё не понимали, что двести четырнадцатый правитель государства Аль-Серпен Антара ибн Расул уже был мёртв. Сильные чешуйчатые тела жадно вцепились в короля и перво-наперво вырвали сердце у демона, а потом крепко оплели его, запечатав в клубящемся коконе, не позволяя ему высосать из вас жизнь. Он погиб, разменяв свою жизнь на ваше будущее. А вы, ничтожества, всё так же бестолково топтались вокруг нас и не понимали, что случилось. И единственным, кто, придя в себя, не кинул в мою сторону смертельное плетение, оказался ты, Дан. Ты начал понимать, что произошло. Ты начал осознавать, что сейчас будет происходить. Так что я мог смело спасаться от заклятий, летящих в меня, прыгнув в телепорт. Я вижу, что ты уже разворачиваешь защитный экран вокруг демона. Позаботься об этом, мой друг Дан.***
Пускай Антара был мёртв, но его изначальный дух наверняка был в порядке, ведь ни один из королей не умирает навсегда. Да уж, никто из них не имеет привилегии отдыха даже после смерти, так что сейчас его душа находится где-то в Аль-Мухит. Яростная душа, которая помогла мне даже с того света, иначе бы я ни за что не справился с его одержимым телом столь быстро и без сопротивления. И его непоколебимая душа всё ещё ведёт борьбу с Океаном, иссушая эти бездонные воды. Так что всё, что мне оставалось, это окунуться в них. Всё, что мне оставалось, это окунуться и увидеть вздыбленные волны в рваных шапках грязной пены, которые то отвесной стеной вздымались почти к самым небесам, то обрушивали свои проклятые валы вниз, будто пытаясь достигнуть чертогов несуществующего дна. Всё, что мне оставалось, так это увидеть моего короля в измятом оплавленном доспехе, короля, который даже после смерти отказывался сдаваться. Из его ушей и носа обильно текла густая кровь, а правая рука безвольной искорёженной плетью повисла вдоль тела. Но он до последнего оставался Духом-Королём, не оставляющим свой пост несмотря на прибывающую воду, уже затопившую большую часть берегов. Сейчас лишь одинокие скалы сиротливо торчали остатками суши среди этого бурного шторма. Лишённый тела и сил, сколько ты ещё продержишься, Антара? Хватит тебя хотя бы на день-два? Но потом сила твоего духа вконец истощится, а вода затопит этот мир. Через пару недель подобного шторма воды Всеобъемлющего настолько выйдут из-под контроля, настолько вырвутся из отведённых им пределов, что захлестнут собой всю планету. Воды эти станут прибывать всё сильнее и сильнее, пока не заполнят вселенную. — Ты очень вовремя, — не то стон, не то сип донёсся до моих ушей сквозь свист ветра. — Что там снаружи? — Очень скверно. Твоё тело захвачено и сгорает. — Я не про себя спрашивал, и так понимаю, что сахиры занимаются какой-то хернёй, раз самым первым, кто сообразил, что надо делать, оказался ты? И когда я ему кратко пересказал, что видел и что произошло, мне показалось, что этими словами я добил остатки воли Антары. Но так было лишь мгновение, через секунду он уже принял решение. — Надо эвакуировать жителей. Чего они там мешкаются? Пусть Дан возьмёт это в свои руки, а ещё лучше пусть запускает протоколы, которые мы разработали на самый крайний случай. Он настал буквально — это и есть самый крайний случай. — Они считают, что всё нормально и под контролем. Хотя я прямо у них на глазах обуздал твоё одержимое тело, так что какое там под контролем! — Идиоты! Они слишком долго жили в мире и слишком сильно верят в мою безупречность! Антара оставил свои тщетные попытки угомонить шторм и подставил лицо под ледяные струи, позволяя воде смыть с себя кровь. И я не знал, бежала ли то вода по его щекам или же это были слёзы отчаяния. — Неужели я должен явить свою волю непосредственно в их тупые головы, чтоб они начали шевелиться?! Впрочем, я не чувствую, чтобы кому-то из них удалось проникнуть в Аль-Мухит, чтобы передать весть наружу. Наверняка мощь Океана сейчас такова, что их просто вымывает обратно. Ты моя единственная опора тут, Намур. Дорога каждая секунда, а я не могу заниматься сразу всем. Даже если удастся угомонить Мухит, снаружи совсем скоро станет невероятно опасно. И я не могу в таком ослабленном состоянии гарантировать, что не уничтожу всё живое там, пока буду бороться со стихией тут. Мне хотелось прижать его к себе крепко-крепко и сказать, что всё будет хорошо, сказать что-то очень важное, что-то, чего я никогда не осмеливался произнести вслух. Но я не имел права на подобное. Это не те слова, которые позволено говорить своему другу. — Что я должен сделать, мой король? Чем я могу тебе помочь? Позволь и мне вступить в эту битву! Дай мне взвалить на себя эту ношу, я буду держать на себе его потоки, а ты отступи в пока ещё безопасную часть Океана и объясни жрецам, что происходит. А лучше уведи всех кого сможешь с материка, а только потом возвращайся. Я справлюсь! — Да, это хороший вариант и даст гарантированную отсрочку на несколько дней. Я без колебания могу доверить Океан тебе, но захочет ли он подчиниться? Я не могу добровольно отдать тебе корону, так что забери у меня её сам. И побыстрее! — Что ты такое говоришь, Антара?! Я вовсе не это имел в виду! — А я это! Иначе не выйдет! Мухит ни за что меня так просто не отпустит. Забери у меня корону «на время». Покажи ему свою силу, тогда он тебе покорится. Да, он прав, если не найти преемника для Океана, если Антара продолжит исполнять свои обязанности в таком состоянии, то безумие станет неизбежным и здесь. Безумной станет сама его душа. Я должен отсечь его от всего этого. Освободить. Чтобы он мог освободить и спасти наш народ. Если я хочу подчинить себе шторм, я должен со всей силы ударить по этой стихии своей волей и яростью, показать, что я способен быть сосудом. Показать, что я достоин. И самый первый удар должен достаться Антаре. Настоящий удар. Никаких поддавков. И я ударил Антару что есть силы, а он даже не попытался уклониться. Я увидел, что его измученная душа пошла трещинами и сильно повредилась, а он лишь улыбался мне, когда я трясущимися руками снимал с него корону, больше похожую на шлем воина, чем на венец. Корону, тусклую от копоти и бурую от его пролитой крови, которая вспыхнула синим пламенем, подчиняясь мне и обретая новую форму. И прежде чем уйти, оставив меня биться с Океаном, он с благодарностью обнял меня уцелевшей рукой. И мне показалось, что острая игла холода впилась под ключицу, чуть выше сердца. Знал ли ты тогда, что это будет наше прощание и я больше никогда не увижу тебя? Что совсем скоро я стану тем, кого проклянёт выживший серпенский народ? Я вот точно ничего этого тогда не знал…***
А что я вообще знал? Я часто задавался таким вопросом: если серпенский король обязательно должен быть очень талантливым магом, то как определяется его Дар? Ведь все кандидаты в короли одарены по умолчанию. Как же вычисляется та способность, в которой будет силён именно избранник? И что досталось бы мне, будь у меня такой шанс? И о чём я вообще думал, размышляя над тем, как происходит воплощение в Духа-Короля? Что я себе там представлял о самой сути процесса? Наверное, что это почти то же самое, как экзамен на должность жреца, только тебя экзаменует сам Аль-Мухит и всё немного сложнее? Помнится, я весьма скептично отзывался о тех, кто с треском проваливал это испытание, едва только начав. Будучи вытянутыми сахирами из Океана, принцы сначала жадно глотали воздух, а потом как пьяные пытались выползти из своего круга охранных чар подальше в какой-то глухой угол, зачастую впадая в неадекватное состояние на несколько часов. И только самые стойкие из них вели себя достаточно мужественно и решались повторить свои попытки. Но ни первые, ни вторые никогда не соглашались рассказать, что там происходило. Теперь я понял что. Аль-Мухит всего на несколько мгновений давал им примерить венец. Даже не сам венец, а так, заготовку для него. И потом смотрел, как наследничек управляется с ним. Теперь дошла очередь и до меня. И хоть венец мне уже покорился, это ровным счётом ничего не меняло. Я был везде. И я был всем. И в этом было моё высшее предназначение и счастье. Моя холодная кровь бежала по венам вселенной, даруя ей жизнь и даруя ей смысл, а моё сердце билось в такт шуму далёкого прибоя, что своим мерным движением волн отсчитывал время всего сущего. Я чувствовал себя целостным. Единым. Всеобъемлющим. Я чувствовал, что не принадлежу ни себе, ни этому миру. Я принадлежу ничему и никогда. Попытавшись вдохнуть, я осознал, что разучился дышать, но ощутил, что окружающий меня мир на вкус ярко-пурпурный. А на ощупь — прозрачный. Попытавшись определить где верх, а где низ, я открыл глаза и понял, что разучился видеть, мир перестал быть чем-то, что можно воспринимать при помощи глаз. Сам факт того, что я пытался сфокусировать глаза на окружающих объектах, заставлял их звучать и исполнять какую-то нестройную мелодию. Уши мои тоже стали воспринимать всё неправильно, кроме обычных звуков до меня доносилась данные о том, какова температура вод Океана, плотность этой среды, сила ветра и освещения. Даже сама моя кожа впитывала какую-то информацию, совершенно избыточную и ненужную человеку, но, судя по всему, решительно необходимую для того, чтобы быть царём этого места. И уже потом, когда вся эта информация достигала моего мозга, она преобразовывалась в ряд каких-то диких чисел и магических последовательностей, не имеющих ровным счётом ничего общего с тем, как мы привыкли воспринимать Аль-Мухит, но, очевидно, описывающая то, чем он был на самом деле. Ничего странного, что юные наследнички в ужасе бежали от подобного. Ничего странного, что все серпенские короли со временем трогались умом. Им даровалось прикосновение к Истоку. Прикосновение к Абсолюту. Прикосновение к полному пониманию того, как устроена наша вселенная. И тогда я чуть не взорвался от возмущения, вздыбив вокруг себя воды и моментально обратив их в пар! То есть все серпенские короли знали всё то, что сейчас открылось мне? Они имели доступ к подобной силе, но пользовались лишь жалкими крошками? Будто скупцы, которые сидят на горе из золота, но не способные оторвать от себя даже медную нумию? Они имели власть подчинять пространство и путешествовать сквозь время, но не смели высунуть нос за границы того, что было положено человеку? И это при том, что мы были в таком отчаянном положении, Антара? Мы боролись за наше будущее при помощи детских игрушек, в то время как у тебя в руках было настоящее оружие? Ведь если сейчас я отправлюсь в прошлое, в тот миг, когда ты ещё не впитал в себя взрыв от раскола, до того, как ты вообще начал плести вязь заклинания, то всего, что с тобой случилось, не произойдёт! Но попытка повернуть ход времени назад всего на одну секунду заставила Океан обезуметь, вода буквально отшвырнула меня и чуть не выбила дух! Будто щупальца гигантского спрута обвили моё тело в попытке задушить и вывернуть наизнанку. Шторм моментально усилился, но при этом я почувствовал, что уровень воды немного упал, растраченный на мою дерзкую попытку! Да уж, беру свои слова обратно. Одно дело — знать, а другое — суметь справиться с этим монстром. Короли не то что не хотели брать большего, они просто не могли этого. Даже будучи слитыми воедино с дикой стихией, предел их силам всё равно был определён. Потому-то короли и двигали вперёд науку, развивали магическое искусство и технологии, чтоб хотя бы косвенно иметь возможность воплотить эти знания в реальность. Нет, у меня не выйдет напрямую манипулировать законами мироздания, но ведь есть то, в чём я искусен и без этого. Есть те чары, которые подвластны мне в совершенстве. И если мне раньше хватало таланта, но недоставало сил, то теперь у меня есть и то и другое! Пускай конструкция мембраны для Океана ещё была только в проекте, моё заклинание, которое залечит рану на теле этого мира, давно переработано и готово к использованию. Но я никогда не решался снова заговаривать с тобой об этом, Антара. Ты бы не согласился, а мне бы не хватило на него сил. Но сейчас я сам Дух-Король, чего мне возиться с управлением потоками, если всё можно решить раз и навсегда? Что мне терять? Что вам терять?! Нет, что я такое несу? Это же верная смерть и вовсе не то, ради чего ты оставил меня тут, мой друг. Если наша цель — компенсировать избыток вод Аль-Мухит, прорвавшихся в этот мир, то я могу точно рассчитать, сколько его вод можно безопасно обратить в пар, в чистую энергию, которая выплеснется не вовне, а пойдёт вовнутрь. Сюда же! Она вернётся к тому месту, где наши миры прикасаются. Да, отсекать наши миры друг от друга — безумие. Но если не ставить замок, то хотя бы укрепить границы, потратить Океан, который порывается выйти из берегов, на самого себя. Заставить змея укусить собственный хвост. Антара, если моя цель — спасение твоей души, то я должен идти только к своей цели. Я должен идти туда, с чего всё началось. Я должен идти к трещине. И глубже погрузившись в пучину вод, нет… и став самой пучиной, я моментально оказался там, что являлось понятием дна у Океана. В том месте, где заканчивалась граница нашего мира. Разумеется, я знал, что наша планета в масштабах вселенной — мелкая соринка, одинокая несчастная песчинка, размерами которой можно пренебречь. Но сейчас, увидев реальные масштабы, я ещё более уверился в ничтожности того, что мы называем обитаемым миром. Я ожидал, что трещина между мирами окажется огромной зияющей дырой, заделать которую не способен ни один человек, даже самый искусный Дух-Король! Но Исток, из которого сочилась Бездна в наш мир, на деле был не более чем царапиной длиной в один палец. Мелкая ссадина, доставившая столько проблем! Но чем сильнее я к ней приближался, тем явственнее ощущал, как моя разумная часть начинает затухать, как её место занимает что-то дикое и голодное. Нечто, что совершенно не хочет, чтобы я приближался к этому месту. Нечто, что гнало меня отсюда и требовало идти искать пропитание! Так вот о чём ты говорил, Мухит, о той части себя, которая «снаружи». И это тебя-то я считал воплощением хаоса! Да ты ласковый щенок в сравнении с этим диким зверем. И снова беру свои слова назад, никакой человек просто не смог бы сюда пройти, чтобы хоть что-то сделать. А ты бы смог, Мухит? Что ты там говорил про свою волю и то, что у тебя станет сил взбунтоваться против своего неразумного начала? Где ты? — Я здесь. Я всегда здесь, Намур. Прошу тебя, отступись! Со мной заговорила сама вода, приняв зыбкие очертания человеческого тела. Ну наконец-то ты вылез! — Даже сейчас будешь говорить мне о том, что это опасно? А что не опасно? Погляди, к чему привела наша нерешительность и трусость. Зелёная Радуга над Аль-Серпеном даже не думает гаснуть, всего несколько часов — и ты сам пожрёшь свой возлюбленный народ. Ты всё ещё боишься, что может стать хуже? — Да, я всё ещё боюсь. Но понимаю, что ты одновременно и прав, и неправ. Я уже не знаю, что верно, а что ложно. Я не стану тебе помогать, Намур, но и мешать тоже не стану. Помни, всё, что происходит тут — обязательно сказывается на мире реальном. Мои воды это не отражение твоего мира, это ваш мир — отражение меня. Не позволяй стихии разыграться слишком сильно. Следи за тем, чтобы вся мощь, которую ты используешь, оставалась исключительно в пределах моих вод. Не позволяй воде коснуться небес! И Мухит удалился. Растворился сам в себе. А то давление и присутствие, которое я ощущал всё это время — пропало. То присутствие, которое, оказывается, я ощущал каждый раз, когда погружался в Океан. Да, он и правда всегда был здесь, всегда был со мной. Но сейчас я остался в одиночестве. Без поддержки, но и без препятствий с его стороны. И я понял, что он, выражаясь языком любящих сквернословить рыбаков, попросту зассал. Настало моё время взять на себя бразды правления этим местом. Пусть я один, но так даже лучше, мне не нужны зрители, потому как дело не в моей гордости. Не в доказывании моей правоты. Дело в тех, ради кого я тут. Мне плевать, как это выглядит со стороны, важен только результат. Я собрал всю мощь Океана, всю силу его пламени и вобрал его в себя. Я стал самим воплощением безначального, я стал его телом и душой, я стал тем, что наполняет этот мир. Моё дыхание было дыханием самой жизни. Клубами вырывающегося изо рта льдистого пара, которым я дышал на звёзды, пробуждая их рождение. И моё дыхание было дыханием смерти. Награждающее сладостью забвения и освобождением от оков, когда я полной грудью вдыхал жидкий пламень воздуха этого мира. Я стал альфой и омегой. Я очень ласково и деликатно потянулся к тому, что называлось Истоком. Огладил его пальцами, приласкал и успокоил. Он казался живым и трепещущим существом, одновременно напуганным и жаждущим внимания. То, что толкало эту стихию сюда, было не ненавистью, а любопытством. Оно хотело быть живым и хотело быть настоящим. Но это неправильно, так быть не должно. Осторожно, стараясь не причинять боль, я начал творить своё заклинание Рубежа. Я начал песню без слов, я начал танец без движений. Мухит стал пламенем, а не водой, стал жаром, а не прохладой. Жидкой плазмой, которая потекла сквозь мои пальцы, аккуратно заваривая раскол, связывающий наши миры. Исцеляя рану на ткани бытия, оставляя за собой остывающий рубец. Соединяя расплавленные границы миров очень нежно, будто лаская любовника. И всей той мощи вод, что накопил в себе Всеобъемлющий за эти тысячелетия, хватило лишь на то, чтобы уменьшить эту «царапину» всего на полпальца. Я полностью иссушил бездонный океан. Я уронил синее солнце за край горизонта. Но я не лишил наш мир магии и того, что её питало. Тонкий ручеёк зеленоватой воды жизнерадостно сочился из уменьшившейся вполовину трещины. С потоком всё будет в порядке. Теперь воды Аль-Мухит будут прибывать намного медленнее в наш мир, Антара. Мы сделали то, чего не смог никто до нас. Мы выиграли очень-очень много времени для будущих поколений, любовь моя. С нашим миром тоже всё будет в порядке. Я вынырнул в мир реальный, чтобы побыстрее явить радостную весть нашему народу, но оказавшись снаружи, вместо площади, с которой погружался в воды Океана, я увидел лишь сияющее жидкое марево в воздухе, которое своими контурами повторяло улицы Махда. Это марево тянулось и тянулось сколько хватало глаз. Это марево было лишь остаточным изображением того, что осталось вместо столицы. Вместо самого Аль-Серпнена. Аль-Серпен исчез. Он сгорел. Сгорел в зелёном пламени и обратился в прах. Я собственными руками сжёг то, что поклялся защищать. Я не уследил за волнами. Одной-единственной капли влаги, сорвавшейся с гребня волны и коснувшейся самой маленькой и тусклой звезды на небосклоне, хватило, чтобы моментально испепелить всё материальное на многие плефры вокруг. И в этот миг что-то сгорело внутри меня. Но у меня не осталось сил, чтобы разрыдаться. У меня не осталось сил для осознания того, что всегда всё может стать намного хуже. А ещё я понял, что в этот миг Аль-Мухит навеки отверг меня. Я мог сколько угодно считать себя альхикматом и Духом-Королём, но всё это больше не имело для него никакого значения. В эту секунду я стал для него никем.***
Рухнула скала под напором моря. Осыпалась мелким щебнем неприступная твердь камня. Смакует море свою добычу, перекатывает зубами солёных валов павшего противника. Тысячи лет длилась эта битва, и вот победитель определён. Глумится море над поверженным врагом, превращает некогда гордый и прекрасный камень в мягкий и ко всему безучастный песок.***
Все эти годы я жил на чистом упрямстве и злости. На отказе и ненависти. Я отказывался принимать твою последнюю жертву, Антара, и ненавидел весь остальной мир. Я ненавидел его за то, что он жил, в то время как ты умер. Я успокоюсь только тогда, когда изничтожу сам концепт Океана, когда разрушу оковы обстоятельств, в которые ты оказался закован. Все эти годы я искал способы воссоединения с тобой. И если когда-то я мечтал всё «исправить» и избавить Королей от их судьбы, то сейчас я хотел уничтожить то, что мешало мне обрести тебя. Все эти годы я жил лишь надеждой и верой. Не было ни дня, когда бы я не думал о тебе. Когда бы я тебя не любил. Не проклинал себя за то, что раньше не понимал своих настоящих желаний. Я жил лишь потому, что верил. Верил, что где-то там твоя душа тоже ждёт меня, просто я не могу заглянуть в Океан и проведать тебя. Я боялся, что даже после смерти мне будет отказано во встрече с тобой. Но парадокс заключался в том, что была и другая причина для моих страхов. Даже если Мухит простит и примет меня обратно, решусь ли я погрузиться в него? Решусь ли я встретиться с тобой и посмотреть в глаза? Больше всего на свете я страшился того, что на самом деле давным-давно спалил дотла твою душу. Что в тот день я погубил не только Аль-Серпен, но и тебя тоже, Антара. И я раз за разом убеждал себя в том, что это не так. Ведь предания о том, как были спасены серпенцы, передавались из уст в уста и со временем были записаны в наши священные писания. Я знал, что Дух-Король явил своё послание сахирам и смог показать им, как удержать границы миров, обратив разрушение вспять. Он смог вернуться в своё мёртвое тело и увести наш народ с обречённого материка. Что только после того, как он спас всех, кого мог, его тело рассыпалось пылью, а дух навсегда скрылся в глубинах Океана. И что с тех самых пор он больше никогда не являлся никому из жрецов лично, заперев сам себя где-то очень глубоко, так глубоко, что сам стал сутью Океана и постепенно потерял возможность говорить со своим народом при помощи слов. Но когда спустя несколько лет воды Бездны прибыли в достаточной степени, а чуда, которое позволило бы избыть излишки силы, не произошло, он позволил заморозить Аль-Мухит, который крепко подчинил и покорно склонил перед сахирами силой своей предсмертной воли. Всё это знал я, и это знал каждый серпенец. Но одного я не знал наверняка. Кто вернулся с того света в твоё тело? Это правда был ты, Антара? Или же это был разумный Мухит, сыгравший твою роль? И эту мысль я очень старательно гнал от себя прочь все эти годы. Я живу надеждой, что мы обязательно встретимся снова.***
Серпенские жрецы никогда не засыпают по-настоящему. И чем выше их ранг, тем дальше бежит от них сладостное беспамятство, даруемое глубоким сном. Тем реже они видят сны, созданные причудами нашего дремлющего разума, и тем полнее их погружение в мир осознанных сновидений. Когда усталое тело отдыхает, их разум продолжает бодрствовать. Да и какой маг откажется странствовать по изнанке этого мира, освобождённый от оков плоти, но при этом обладающий своей силой и пониманием того, где и в каком состоянии ты находишься? Так что зачастую жрецы не ложатся спать вовсе, погружаясь в медитацию и отправляясь к истоку своего могущества. К Океану, отдых на волнах которого куда быстрее восстанавливает растраченные силы, дарует новые знания и успокаивает разум. И в этом мире мы тоже не видим обычных снов. Я же перестал видеть по ночам что-либо уже очень давно. Закрывая глаза, я всегда проваливался в полную черноту, лишённую образов. Отрезанный от мира Аль-Мухит, но так и не вспомнивший, как видеть простые человеческие сны. И каждый раз пробуждающийся так же стремительно, как и заснул. Сразу возвращаясь от тьмы к свету. Ни секунды не пребывая в зыбком сумеречном состоянии между сном и явью. Но в последнее время, когда я засыпал не слишком крепко, а лишь задрёмывал, то перед моими глазами начали проноситься призрачные образы. Намёки на сновидения. Вспышки картинок. Просыпаясь и открывая глаза, я ещё пару секунд видел на обратной стороне своих век какой-то чужой потолок вместо того, под которым засыпал. Или слышал эхо голосов незнакомых мне людей. Мне казалось, что я бывал в каких-то загадочных местах или говорил чужим голосом. Секунда — всё исчезло. Но я слишком давно варюсь в этом котле безумия, чтобы убеждать себя, что мне просто всё это кажется. Нет, я догадывался, к чему всё идёт. Ты не можешь вечно держать меня вне себя, верно, Бездна? И когда однажды я оказался посреди ледяной пустыни под пурпурными небесами, я был готов. И я не был удивлён. Я ждал этого момента. Момента моего триумфального возвращения сюда. Даже будучи в изгнании, я всё ещё Дух-Король! А венец небесного свода по-прежнему принадлежит мне. Я завершу то, что осталось незаконченным, и ты меня не остановишь, Мухит. Но я не имел тут ни капли силы и ни капли власти. Попытка молвить хоть слово или стянуть хоть крупицу могущества ни к чему не привели. Я был лишь наблюдателем. Всё, что было мне здесь подвластно, это ощущать пронизывающий холод. Тяжёлую боль выше сердца и чуть ниже ключицы, которая говорила мне, что я не сошёл с ума, всё происходящее реально. Я понял, что должен копить силы и просто ждать. И пусть я думал, что являюсь последним из списка смертников, который был обречён носить венец звёзд, в одну из летних ночей мне на смену пришёл преемник. Но я же никогда не примерял на себя золотую корону правителя Аль-Серпена, у меня не было того, кто мог бы мне наследовать, а последние вариты давным-давно погибли, переваренные ненасытной Бездной! Но вот это дитя стоит передо мной. Принц пришёл сюда неверным путём, он сам был весь неправильным, но и мир этот больше не был таким, чтобы назвать его нормальным. Ничего больше не будет как прежде. И когда я рассмотрел лицо преемника, который пришёл отведать горькую чашу своего Испытания, моё сердце чуть не выскочило из груди от счастья. А потом чуть не рухнуло в пропасть отчаяния. Слишком молод и слишком испуган, чтобы быть тобой, Антара! Но я вглядывался в знакомые до боли черты его лица и понимал, что это не совпадение. Я чувствовал внутри него сияние твоей души. И крепко связанный данным тебе обещанием, я не смел отвернуться, всматривался в него всё глубже и глубже и видел, что он несёт в себе твой пламенный дух и железную волю. Он твой наследник, которого ты наконец-то привёл ко мне. Тупая боль в груди стала отступать, а на её месте разлилось что-то горячее. Будто ледяная игла, заменяющая мне сердце, расплавилась и потекла пламенем по моим жилам, вернув к жизни. Я верил. И моя вера была вознаграждена. Даже после того, как я принёс тебе столько горя ты, мой король, всё равно нашёл способ оставить мне частичку себя. Он такой же упрямый и храбрый, как ты. Он уцелел там, где погибли все наследники его поколения. Он смог обмануть саму смерть и само время. Но он не смог обмануть меня, неся с рождения на себе печать проклятия. Но, несмотря на это, он выжил и сейчас смотрел мне прямо в глаза. И я понял, что было неправильного в твоём наследии, Антара. Он тоже отрезан от Аль-Мухит. И это берегло его от безумия Бездны. Но пускай Океан не слушает меня, зато он жадно слушает его. Стучится в его сны так же усердно, как старательно избегает меня. Манит своими дарами, но не смеет быть настойчивым и грубым. Я понял, что должен сделать. Я понял, почему Бездна впустила отверженного альхикмата обратно. Я всегда чувствовал, что она терпит меня лишь из необходимости, скаля зубастую пасть и рыча, стоит лишь шевельнуться. Готовая насмерть вцепиться в горло при любом неверном движении. Но к этому юноше она ластилась будто щенок, подползая на брюхе, виляя хвостом и тыкаясь головой в хозяйскую руку. Выпрашивая ласку и заботу. Изголодавшаяся по своему королю Бездна была готова впустить его в себя без сопротивления и признать своим хозяином. Мухит не хочет меня, но хочет его. Вот что голод сделал со строптивым Океаном. А может, он чуял в нём что-то такое, что навсегда поставит точку в этом бесконечном противостоянии наших миров. Я знал, что я должен сделать. И ты, Мухит, знал, что должен сделать. Наши интересы совпали, а потому я был допущен обратно в твои чертоги. Пусть я считал, что судьба серпенского короля хуже смерти, но если я желаю довести своё дело до конца, мне нужен этот наследник. Нужен тот, кто понесёт дальше твою волю, Антара. И если Аль-Мухит хочет жить, хочет снова обрести разум, ему тоже нужно это воплощение. Такое неправильное и парадоксальное. Я здесь для того, чтобы подтолкнуть его. Чтобы инициировать его испытание. Чтобы искусственно запустить его становление, потому как Аль-Мухит боится сломать этого юношу, если будет действовать по старинке. Да, я был прав, считая, что никто из «нового» поколения не справится сам. Ведь он наверняка даже не изучал основ того, что положено варитам. Мухит же сейчас и вовсе был диким зверем, готовым растерзать любого. Но этот наследник и не обязан справляться сам. Стоящий передо мной юноша дал мне новую цель в моей никчёмной жизни. Я должен начать его искушение. Быть достаточно грубым и напористым, чтобы он раскусил подвох. Сыграть роль демона достаточно убедительно, чтобы он понимал, что его испытывают. Достаточно терпеливым, чтобы довести дело до конца. У него нет времени учиться, а у меня учить. Но мы есть друг у друга. И когда я начал испытывать принца, то понял, что этот мальчик такой же умный и храбрый, как ты, Антара. Смотри, у него всё получается. Он будет способен гнуть волю Аль-Мухит под себя, он сможет нести на себе бремя всех серпенских королей. Я сорвал с небес корону звёзд и швырнул к его ногам. Венец небесного свода покатился по льду, оставляя чёрные проталины, рассыпая искры и шипя на морозе. Он сможет с достоинством его носить. Он сможет завершить своё становление как Дух-Король. Интересно, какой из Даров преподнесёт ему Океан? Раньше я думал, что мой Дар самый бесполезный и бессмысленный! Это оказался талант, который невозможно было применить! Но неужели это был задел на столь отдалённое будущее? И этот Дар предназначался именно для этого момента? Как далеко простиралось твоё прозрение будущего, Антара? Может быть, ты знал это ещё тогда? Что мне выпадет такой талант? И потому сказал, что я твоя единственная опора? Ты ещё тогда всё для себя решил? И позволил мне забрать корону именно для пробуждения этой способности? Если такова твоя просьба, то я исполню её, мой король. Если мой Дар, позволяющий «присматривать», нужен именно для этого, то не волнуйся. Будь спокоен, мой друг, я буду за ним присматривать и направлять, если он собьётся со своего пути. Я не позволю ему повторить наших ошибок. Ты же знал, что как только любой из юных принцев ступит в этот край, он сразу будет заражён безумием Бездны? Так и случилось. Все они утратили свой разум и были скованны Даном. Даже он однажды стал безумцем, но ты смог вернуть в мир живых своё величайшее сокровище, не пожалев для этого огня своей души. А ещё ты оставил меня для него. Я не позволю безумию вновь овладеть тобой, принц. Дитя, я помогу тебе принять в себя волю Бездны и наследие королей. Давай же начнём! Посмотри, Антара, он прошёл своё испытание! Он прошёл наши испытания и получил право призывать любого из нас, воплощая в себя. Гляди, что он способен делать с самой тканью времени и как крепко держит под контролем то, к чему я едва смог прикоснуться. Увидь, как он преодолевает всё на своём пути, усиливая и укрепляя свой талант. Узри, что, даже не находясь здесь физически, он избывает воды Океана, обращая их губительную мощь во благо. Взгляни, с какой лёгкостью он снял с себя клеймо приговора! Посмотри на своего наследника! Посмотри на своё дитя, Антара! Ты сделал очень верный выбор, мой король.***
Пепельная Падь считалась гиблым местом ещё до того, как этот край был толком обжит людьми. А уж когда человеческие поселения разрослись, а некогда дикие холмы прорезали дороги, то дурная слава об этом месте и вовсе стала притчей во языцех. Люди заметили, что даже дикие звери обходили эту скалистую балку стороной, птицы никогда не вили тут гнезда и даже растения, которые умудрялись выживать в этом краю, были на редкость странными и уродливыми. Те же несчастные путники, которые забредали сюда или даже оставались на ночлег, редко потом выбирались наружу. А ещё ходили слухи, что ночами Падь сияет призрачным зелёным светом и из неё лезут настоящие Дети Ночи, шастающие по окрестностям и охотящиеся на прохожих. Всё это было чистой правдой, потому как Пепельная Падь таила в себе стабильный и никогда не закрывающийся до конца разлом измерений. Грань между мирами тут была столь тонка, что даже напихай сюда с десяток храмов Аквамаринового Змея, не будет никакой гарантии, что это позволит сделать обитаемым столь скверное место. Что уж говорить об альбийских магах, которые одно время пытались если не залатать дыру, то хотя бы оградить щитом эту каменистую пологую лощину? Но после того, как рифт яростно возмутился на вторжение извне и погубил наглых людишек, на это место окончательно махнули рукой и объявили запретным. Так что славный край ты себе выбрал для пристанища, Дан. Не слишком приветливый, зато весьма уединённый, а ещё очень подходящий для твоей задачи. Которую ты сам для себя и поставил, отказавшись от своей карьеры, от своей семьи и от своих друзей. Отказавшись от самой жизни, ведь для всех остальных Дан Семисердечный погиб. С тех пор, как я навещал тебя в последний раз, здесь ничего не изменилось. Да и ты сам совсем не изменился. Спустя столько лет я всё ещё прихожу к тебе, чтобы побеседовать, но чаще помолчать и просто посидеть рядом. Пусть мы стали непримиримыми врагами, но мы слишком нуждаемся друг в друге. Мы напоминание о тяжести совершённых ошибок. Ты сидишь всё в той же позе на том же самом месте. Сидишь, не шевелясь, годами. Позволяя снегу падать тебе на плечи, а летнему солнцу слепить глаза. Пребывая в глубокой медитации, ты сидишь верным стражем на стыке двух миров. Контролируя границы, сдерживая бурный поток Аль-Мухит, управляя течениями. Ты уже давно не человек. И я не уверен, что тебя можно называть живым. Да и я тоже давно не человек, мой друг. Я абсолютно точно лишь пустая оболочка. Смахнув опавшие листья с плоского камня, я присел рядом, готовясь заговорить. Рассказать, что случилось в мире за последние годы, но не знал с чего начать. А может, лучше просто молча посидеть около тебя, наверняка ты и без слов понимаешь, какие вести я тебе принёс? — Теперь ты начал осознавать, Дан, что я имел в виду ещё тогда? Почти сорок лет назад? Да, вижу по твоим глазам, что начал. Ничего мне не отвечай, я знаю, что ты всё равно больше не способен говорить. Но ты прекрасно меня слышишь даже оттуда. Просто позволь одному старику посидеть рядом с другим стариком и порассуждать вслух. Мы с тобой такие одинаковые. Мы оба боролись за каждый вздох этого мира так, как считали правильным. Но мы одряхлели и у нас больше нет сил яро стоять на своём. Ты увидел, Дан, что даже замёрзшее море не прекратило свой труд. Его воды всё прибывали и прибывали. Лёд был только сверху, а снизу кипел жидкий ледяной пламень. Но не было того, кто бы растрачивал этот пламень, а потому ты оказался здесь. И я искренне восхищён тобой. Если нет возможности держать границы там, снаружи, ты придумал, как держать их здесь, изнутри. Цепями живого серебра. Ах, не дёргайся, Дан, я и пальцем не трону всех тех наследников, что спят смертным сном в саване из заклинаний. Крепко спят, погребённые в основаниях храмов Аквамаринового Змея под неусыпным присмотром жрецов. И это ты меня называл жестоким! Но ты уже тогда всё понял, да? Что Бездна пристрастилась к человеческому роду, что это зависимость, от которой не избавиться. Просто серпенцы лучше всех подходят для этого. Они вкуснее всего для Бездны. Но вполне очевидно, что и другие народы способны её насыщать. Но лишь потомки древних серпенцев и Дух-Король могут делать это, не погибая. Они разменивают свою жизнь долго, очень долго, так что люди попросту забыли, что на деле мы просто пиршество для Океана. Но когда однажды не стало тех, кто возносил себя на алтарь этому воплощению хаоса, когда даже скованный льдом оголодавший Аль-Мухит всё равно потянулся к людским душам, ты понял, что его не остановить. Он будет брать всех подряд, не только тех, кто был серпенцем по крови, не только тех, кто готовился стать наследным сосудом. Да, ты прекрасно понял, что следующими будут полукровки! И когда ты увидел, что с ними в результате стало, ты осознал, что безумный Мухит не остановится. В кого он войдёт в следующий раз? Он будет стучаться внутрь каждого, он будет поглощать любое существо, до которого дотянется. Но один тенебриец или халифатец не утолит его голод, он будет убивать сотнями, пока насытится до такой степени, чтобы к нему вернулись хоть крупицы разума и он смог бы отступить. Но голод возвращается снова и снова, а потому ты сидишь тут и крепко держишь его за поводок. Ты скармливаешь ему остатки душ тех детей, что похоронены в храмах Змея. Но у меня нет никакого резона их трогать, будь спокоен. Не трону и того, кто был мёртв, но теперь жив. Этот односторонний диалог разбудил во мне то, что я держал в себе всё это долгое время, излил горе солёными слезами, которые тут же срывал осенний ветер. Я заплакал впервые с тех пор, как потерял тебя, мой Антара. И я был безумно рад этим слезам. Потому что, кажется, я только сейчас осознал, что для нашего мира не всё потеряно. Как бы ни были сильны моя ненависть и жажда разрушения, сейчас они поблекли, припорошились пеплом. — Не было того, кто бы повелевал Океаном. Не было, но теперь есть, Дан. К Океану стали приходить его дети, Всеобъемлющий растаял, а в его небесах сияет солнце. Два солнца. Ты и сам это видишь, сам чувствуешь. В наш мир пришёл Дух-Король. Почему ты так старательно его от меня прятал? Ну кто бы мог подумать, ребёнок от того самого альбийского царевича, да? Нет, не пытайся мне что-то возразить. Но не переживай, ты постарался на славу, скрыв его присутствие в этом мире. Это не я его нашёл, это он сам меня отыскал. И когда он принимал свой Дар, он был не таким наивным глупцом, как прочие серпенские принцы. Он думал, что принимает не только огромную ответственность, но и величайшее проклятие. Совершенно верно думал. Он очень умный мальчик. Но всё равно принял в себя все наши проклятые души. И смог удержать их в себе. Очень способный мальчик. Как думаешь, если бы тогда, почти сорок лет назад такой, как он, был Духом-Королём, то справился бы? Было бы всё иначе? Не отвечай, дай помечтать старому альхикмату. Это просто мечты, потому что у него такое же безумие, как и у всех его предшественников. Я пытаюсь его удерживать, но ты же понимаешь, что это невозможно, Дан? Самое большее — десять лет. И всё, что случилось на Аль-Серпене, повторится. Он наше спасение и наша погибель. Почему погибель? Ох, он слишком умный мальчик, он начинает догадываться, как всё устроено. Поэтому я не могу стоять в стороне, мой старый друг. Я просто хотел, чтобы ты это знал. И, пожалуй, мне уже пора в обратный путь, спасибо за гостеприимство. Сиди, не нужно меня провожать. Попрощавшись, я вышел порталом из Пади, а потом ненадолго перенёс своё сознание в другое тело. И погладил по лобастым головам двух белых сторожевых котов с разноцветными глазами, которые, урча, обтирали ободы колёс моего кресла на магическом приводе. Их басовитое мурлыканье было точь в точь как рокот моря, которое бьётся своими горькими водами о скалистый берег.