***
Каких-то особых запретов, чтобы пускать непосвящённых в храмы Аквамаринового Змея, не существовало, а храм, расположенный в подземелье Алого Дома, и без того не слишком изобиловал сакральным антуражем и больше смахивал на вычурную научную лабораторию, таковой по сути и являясь. А потому текущие ограничения на его свободное посещение скорее упирались в сложности технического характера. Лично я был бы только рад продолжать заниматься исследованиями на кафедре, куда лучше приспособленной под это дело, но сейчас там можно было разве что проводить расчёты или обработку данных, а вот устраивать практические испытания вдали от активного поля храма было не очень-то и разумно. Храм же, увы, оказался физически неспособен вместить в себя всю аппаратуру и необходимое количество специалистов. К счастью, Алый Дом давно утратил статус закрытой территории, где проживали исключительно монаршие особы и их приближённые, а с недавних пор так и вовсе превратился в довольно оживлённое место. Туда постоянно захаживали технические маги той или иной службы, чтобы подключиться к сети дворца, а потому его сиятельство король Арист повелел расселить оставшихся жильцов в другие корпуса и дал позволение на время превратить Алый Дом в научную базу. На заднем дворе установили дополнительную подстанцию, чтобы разгрузить часть контуров, а поле излучения Бездны с позволения Солнечного Приказа расширили на всю площадь Алого Дома и часть примыкающих территорий. И хоть официально филиалом Спекртума считался лишь первый этаж, куда были допущены все учёные и магиусы, участвовавшие в разработках новых протоколов, но на самом деле почти сразу же всё перемешалось. Хадимы ассистировали научным работникам академии, то и дело бегая в мой храм, а лаборанты технических специальностей были на подхвате у храмовников и алтарников, занявших весь флигель. Казалось, что в Алом Доме собрался какой-то безумный международный симпозиум, и, если честно, в этих условиях я наконец-то чувствовал себя в своей тарелке. Мне больше не было нужды становиться разными Игнеусами, подстраиваясь под обстановку, ведь два моих мира, альхикмата и малефикция, совершенно естественно и без отторжения окружающими стали единым миром нового магического порядка. Да вот только мне самому всё же потребовалось немалое время, чтобы принять все эти новшества, привыкнуть к новому себе и обрести подобие душевного равновесия. После того, как меня ужалил ленд, я целый день провалялся в лихорадке, чувствуя на себе всё то, что происходило с волнами Необъятного. Но потом стало легче, стало не так больно, будто обгоревшая на солнце кожа сползла с меня, а появившаяся вместо неё новая уже была покрыта бронзовым загаром, защищающим от жгущих лучей. Моя тропка, ведущая в Аль-Мухит, оказалась неожиданно прямой и очень короткой, для того, чтобы попасть в Океан, мне теперь нужно было сделать всего один шаг. Но я не спешил туда возвращаться. Перед моими глазами до сих пор стоял образ того, как мой возлюбленный рассыпается на водяную пыль и впитывается в жадный песок, а за его спиной меркнет что-то древнее, могучее и неотвратимое, которое он не пустил в наш мир. Впрочем, мне и не требовалось слишком часто туда спускаться, ведь отныне я всегда носил Океан в себе. Это было такое странное чувство, вмещать в себя целый мир, но при этом смотреть на него со стороны! Неужели это то, как себя обычно ощущают Духи-Короли? Неужели эта ужасная пустота и при этом безграничная наполненность является их нераздельным спутником? Даже не погружаясь, я знал, что Аль-Мухит до сих пор иногда штормило, но там было уже не так жарко и ветрено, как раньше, не так опасно для приходящих на этот беспокойный берег. Понадобится не один день и даже не один месяц, чтобы муть полностью осела, но было видно, что небеса и воды понемногу очищаются сами по себе. Нижний мир затягивал свои раны. Обессиленный бурей, он казался мне намного бледнее, чем был раньше, но может, это была лишь иллюзия, ведь теперь в небе властвовало только прозрачное золотое солнце, смягчая своим ласковым сиянием тёмный пурпур свода, делая его спокойного сиреневого цвета. А может, так было потому, что Океан и правда стал иным? Уставшим, живым и человечным. Ценой своей крови Мухит дал нам невероятно ценное предупреждение, и мы благодарно им воспользовались. Теперь мы знали, что подобное может повториться ещё не раз, так что весь мир должен быть готов. Обязан быть готов! Пускай впереди маячила неизвестность, но у нас уже имелся опыт, уже было понимание, что делать дальше. Мы убедились, что сами способны противиться разрушительной судьбе, а предопределение не всегда равно неизбежности. Ибо что нам ещё остаётся делать? Сдаться и умереть? Или, как Тенебрия, отвергать реальность и всё равно умереть? Я утешал себя этими напутствиями, чтобы заглушить голос тоски. Я баюкал своё истерзанное сердце и старался никому не показывать того, как был одинок в окружении огромной толпы людей. Я даже не пытался отрицать того, что мне безумно не хватало воплощения Океана в образе Лендаля ибн Антары и его спокойной мудрости, как мне ужасно недоставало человека Лена, от которого до сих пор не было вестей. И никакие доводы разума не могли восполнить эту потерю, так что в минуты слабости я попросту сбегал, чтобы найти примирение с самим собой. Сбегал — всё же слишком громкое слово. На самом деле, если я был в своём храме или в одной из лабораторий на базе Алого Дома, то просто поднимался на второй этаж, который ещё не слишком подвергся нашествию вездесущих учёных, и уединялся в библиотеке Лендаля. Я обходил стороной цветные пятна солнечного света, лежащие на светлом паркете, стараясь не наступать на них без крайней необходимости, и как можно тише отпирал витрины или шкафы, если собирался поближе рассмотреть что-то из экспонатов. Мне казалось это правильным, мне казалось это уместным, я не хотел своей суетой или резкими движениями тревожить покой и красоту этой комнаты. Ведь я приходил сюда, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями, здесь у меня становилось легче на сердце. И именно здесь у меня случались спонтанные озарения и я находил ответы на неразрешимые вопросы. Место у окна, где так любил сидеть Лендаль, разумеется, пустовало. Но каждый раз, открывая высокую дверь, я бросал взгляд в ту сторону, будто надеясь на какое-то чудо. Чуда, разумеется, не происходило. Вернётся ли сюда когда-нибудь хозяин этой библиотеки? Мне не очень хотелось задаваться этим вопросом на полном серьёзе и, наверное, уже сам факт того, что я вообще об этом размышлял, мог накликать беду. Так что я просто снимал с полки тот или иной томик, скользил глазами по строчкам и думал о том, что это те книги, которые читал Лен, что это те страницы, которые он переворачивал. Вот аккуратная пометка на полях, которую он сделал, а вот закладка, которую он оставил. Держа в руках какой-нибудь ботанический справочник, обитый потрескавшейся от времени кожей, я чувствовал тепло его ладоней и ощущал незримую поддержку. Мне правда казалось, что Лендаль находится где-то совсем рядом, и стоит его окликнуть, так он тут же спросит: «Чем я могу тебе помочь, Игни?». Неужели это признаки безумия? Или это и есть та самая неразрывная связь Духа-Короля и его альхикмата? Я не знал, какой вариант тут правильный, кажется, верными были оба. Скорее всего, это то, что с годами сделало Намура таким ненормальным, это то, что не позволяло ему отпустить прошлое. И неужели случись самое страшное и имей я на руках неопровержимые свидетельства гибели Лендаля, то для меня он всё равно останется навеки живым? Я так и продолжу с ним разговаривать и считать, будто мой король просто отлучился на одну минутку, всеми силами отрицая то, что никогда больше его не увижу? Этими вопросами я тоже старался особо не задаваться. То, что моё сердце болит — нормально, и то, что я ищу душевного успокоения — правильно, я лишился очень важного и близкого человека, было бы очень странным, если в подобной ситуации я смог бы оставаться полностью равнодушным. Но я уже давно не верил в совпадения и случайности, я понимал, что меня сюда тянуло не просто из ностальгических чувств. Ведь именно здесь я познакомился с Лендалем, здесь мне было явлено видение Аль-Мухит и здесь я получил своё первое откровение от Духа-Короля. Тут мы крепко переплелись своими судьбами, а потому в этом месте наша связь ощущалась сильнее всего. Здесь находился невероятно мощный хтомантический узел, связывающий прошлое и будущее. Здесь началось моё путешествие по тропе предначертания, следуя которой я пришёл к нынешнему себе, а значит, отсюда мне было проще двигаться дальше. Так безумие ли это? Нет, ни разу. Так что я без всякого стеснения рассуждал вслух, делился своими догадками, озвучивал планы и прикидывал, что бы мне на это ответил Лен, что бы он посоветовал в той или иной ситуации? Это был диалог, в котором участвовал лишь я один, но в такие моменты тонкие серебряные нити, натянутые на канве бытия, наполняли библиотеку тихим звоном. Последние несколько часов я ломал голову над тем, что же по итогу делать с бронзовым зерцалом и как обойти конфликт сдвоенных параметров, но оказался если не в тупике, то как минимум в трудно проходимом переулочке. Я знал, что решаю задачу преобразования правильно, но буксовал в том, как же избавиться от помех при приёме сигнала на промежуточном устройстве. Если мы хотим передавать сигнал на большое расстояние, то конструкция ретранслятора подразумевает использование плазменных ламп и никак иначе, да вот только такая лампа вносила слишком сильные помехи, когда речь заходила про обычную блик-связь. А значит, мне был нужен силовой контур, создающий минимальные нелинейные искажения в усиливаемый сигнал, причём вопрос габаритов такого устройства также стоял далеко не на последнем месте. И пока мои мозги окончательно не закипели от напряжения, я «сбежал» в библиотеку, чтобы банально перевести дух и вслух проговорить все наиболее жизнеспособные варианты. Но когда мои идеи полностью исчерпались и я уже отбросил всё то, что точно никуда не годилось и просто отдыхал, расфокусировано пялясь на противоположную стену, то танцующие в лучах света пылинки неожиданно привлекли моё внимание и я, сам того не осознавая, начал повторять рукой их замысловатые движения. Уже через минуту я набирал на перчатке самые важные параметры для будущего выпрямителя, а через пять со всех ног нёсся в свой храм, чтобы сделать более подробные расчёты и выкладки для одноанодного ионного прибора с ртутным катодом. Прибора, который, как я выяснил впоследствии, за неимением официального зарегистрированного наименования стали называть в мою честь игнитроном. Строки послушно выходили из-под автоматического пера, и я не мог нарадоваться тому, как отлично сходились формулы. Но лишь перепроверив всё трижды и переписав начисто, вслух проговаривая расчёты, я позволил себе наконец-то расслабленно вздохнуть и откинуться на спинку стула. И тут я заметил, что, оказывается, всё это время находился в храме не один. Напротив меня восседала сама госпожа Ханна Каттус и многозначительно улыбалась. И, судя по неприкрытому удовольствию на лице, зрелище, которое она сейчас лицезрела, её весьма позабавило. — Почему вы не сказали, что пришли? У вас ко мне какое-то срочное дело? — какой бы ни была неловкость от возникшей ситуации, вряд ли глава Приказа пришла меня просто проведать. — Я сказала. Но ты был так занят, что вряд ли бы тебя отвлекли даже голые девицы, пляшущие на столе. Я посмотрел на заваленный бумагами и запчастями стол, где должны были отплясывать гипотетические девицы, и выразительно хмыкнул. — Извините, что заставил ждать, госпожа. — Заставляешь меня ждать не ты, а мои парни, всё ещё проходящие тесты у зачарователей на совместимость с самоцветами. Вот я и заглянула к тебе на полчасика, пока они там возятся, а то там наверху такой бедлам, что хоть святых выноси. И смотрю я на тебя, Игнеус, и думаю, а не хочешь ты к нам в Приказ? Подобная способность концентрироваться на выполняемой задаче и не отвлекаться на любые раздражители высоко ценится среди Солнечных Братьев, тебя-то уж точно не соблазнит своими сладкими речами ни один сын ночи. — Откуда вы знаете, может, уже соблазнил? — меня почему-то уязвили её слова и я, сам того не желая, неожиданно огрызнулся. — Вот как начну предаваться пороку прямо у вас на глазах, тогда и поймёте. — Да? — взгляд Ханны моментально стал очень нехорошим. — Ну давай, удиви меня зрелищем, рыжий, а я на него погляжу. Но для начала медленно сними с себя свой медальон малефикция и отдай мне. Если хочешь, можно даже под музыку. — Я же пошутил. — А я нет. Живо снял и положил на стол! — прикрикнула она на меня. Повинуясь её приказному тону и тяжёлому взгляду, я, почти не осознавая свои действия, тотчас отстегнул медальон, висящий на шее, и протянул его главе Солнечного Приказа, после чего случилось самое жуткое, что могло произойти в данной ситуации. Вытащив из поясной сумки небольшой компостер и вставив в него мой медальон, Ханна Каттус одним нажатием сделала мою лицензию мага недействительной. Перчатки техмагов — это особые симбиотические устройства, для использования которых хоть и требуется специальное разрешение, но которыми можно не пользоваться вовсе, если в них нет нужды. И, по сути говоря, это просто инструменты, облегчающие чародеям жизнь, точно такие же, как палочки волшебников, венцы мистиков или чаши пифий. Но то, без чего никак нельзя обойтись сертифицированному магиусу, так это без специального удостоверения, где указывалась информация о его ранге, классе и квалификации. В моём случае это был ромбовидный медальон малефикция, который только что превратился в бесполезную железку, и при всём желании получить новый, минуя Солнечный Приказ, было попросту невозможно. — Устаревший медальон, не отвечающий ступени магиуса, положено сдавать в Приказ для аннулирования и утилизации. Взамен Приказ обязан выдать новый, соответствующий рангу чародея, в срок, не превышающий три календарных дня, — стандартные правила в устах Ханны Каттус звучали словно смертный приговор, а потому я не совсем улавливал истинный смысл произносимых слов. Наверное, у меня на лице было написано такое ошеломление, что она не выдержала и фыркнула, а потом и вовсе расхохоталась. — Сам понимаешь, — продолжила она, отсмеявшись, — это чтобы у не самых сознательных волшебников не возникало соблазна перепродавать свои старые лицензии на практику. После этого она достала из внутреннего кармана кителя небольшую коробочку и, положив на стол, подтолкнула в мою сторону. Открыв её дрожащими руками, я увидел новенький блестящий медальон, свидетельствующий о том, что его владелец является магом вне категорий. — Так что, музыку ставить не будем? Ну как хочешь. Игнеус Шестирукий, от лица Канона поздравляю вас с внеочередным повышением ранга и присвоением звания магнус малефикарус. Как уполномоченный представитель Солнечного Приказа вручаю вам действующий сертификат на магическую деятельность в пределах юрисдикции королевства Альба. Если бы я сейчас стоял, то мне бы обязательно потребовалось присесть, а так я лишь облегчённо выдохнул, не зная, что и ответить. Да уж, вот очередное напоминание о том, что с человеком, занимающим должность Старшего Брата, шутки очень плохи, и даже за небольшую дерзость можно схлопотать так, что мало не покажется. — Вы же это специально, да? — на всякий случай переспросил я. — Конечно! Хотела вручить тебе обновку лично. Или ты не рад? Сообразив, что госпожа Каттус всё ещё потешается на мой счёт, я предпочёл не провоцировать её на дельнейшие колкости. — Рад. — Ну так пользуйся. У тебя действительны все допуски и сняты ограничения на заклинания. В том числе и на заклинания школ других народов. Ты меня понял? — Понял, госпожа. Но почему? — Потому что сейчас бы нам ещё ерундой с экзаменами заниматься и бюрократию устраивать, других же забот нет! — Я не совсем это имел в виду. Лицо госпожи Каттус неожиданно смягчилось и она взглянула на меня с жалостью и некоторым умилением. Будто бы я был непутёвым шалопаем, что устроил очередную каверзу, но которого рука не поднимается отлупить хворостиной как следует. — Это здесь ты всем известен как альхикмат и твоё слово многое весит, а если придётся иметь дело не со мной, то что? Станешь каждому доказывать, что ты на самом деле серпенский жрец, а не бесноватый безумец, при том, что от тебя за плефр смердит Бездной? Или тебе будет проще показать медальон, отметающий все ненужные вопросы? Рыжий, неужели ты думаешь, что я совсем слепая и не соображаю, что в мире происходит? — Я думаю, что вы очень умная женщина, госпожа Каттус, — ответил я, осторожно подбираю слова. — Ври больше, знаю я, что ты про меня на самом деле думаешь, на лице всё написано. Но ты не хуже меня видишь, что дальше будет только сложнее. И во многом потому, что люди склонны отрицать неприятную действительность до самого конца, а значит, и проблемы будут лишь приумножаться. — Даже если всё останется так, как сейчас, — прикинул я текущий вариант, — нам придётся смириться с тем, что магическое ремесло превратится в тяжёлый труд. Оно перестанет быть развлечением для обывателей, потому как входная планка безумно поднимется. Она уже поднялась и отсеяла тех, кто не готов посвятить магии всю свою жизнь без остатка. И пусть кажется, что на данный момент сильнее всего страдают могучие чародеи, да только именно они и продолжат быть чародеями в дальнейшем. Они выбрали это ремесло не из-за случайной прихоти, а из-за того, что обладали настоящим талантом и огромным терпением, и они не бросят своё призвание в силу возникших препятствий. — А вот у простой сельской ведьмы теперь может не хватить сил даже на заговор от поноса или сведение чирьев, так что сельские лекарки вымрут как класс. К сожалению, всё то, что ты рассказываешь про перспективы будущего, полностью совпадает с информацией из моих личных источников, а видения от наших оракулов тоже трактуются весьма однозначно и довольно мрачно. И я согласна с тем, что что-то решать с магией надо уже сейчас, чтобы в критический момент вдруг не оказаться слепыми котятами, неспособными найти мамину титьку. — Так почему же вы тогда так против того, чтобы я провёл свой эксперимент с рифтами?! — Ты совсем обалдел, рыжий?! Это я против? Да я и так делаю куда большее, чем позволяют рамки моих полномочий, и закрываю глаза на всё, на что можно закрыть! Или ты реально думаешь, что Солнечный Приказ так строг в данных вопросах только потому, что это мои личные капризы? Глаза разуй! Мы вертимся как ужи на сковороде, и наши задницы уже основательно пригорают. Если ты не заметил, то все эти ждуны из высших эшелонов магической власти до сих пор рассчитывают, что не сегодня, так завтра всё вернётся на круги своя. При этом с одной стороны на нас наседают радикалы, требующие всё запретить, если где случается новое магическое ЧП, а с другой — гражданские активисты, ноющие про ущемление прав на чаровство, ведь им, несчастным, теперь приходится в обязательном порядке получать хотя бы временную лицензию или же опечатывать свои силы. А ты попробуй им не завинтить гайки потуже, они же моментально поубиваются, а потом примутся скулить, мол, куда власти смотрят. Эх, раньше было куда лучше, слово Приказа являлось законом, а нынче развели какой-то бардак со всей этой свободой самовыражения и ведут бесконечные споры на тему того, какой рукой правильнее подтираться вместо решения реальных проблем! — Откуда же мне было знать! — я уже пожалел о том, что вообще заикнулся на эту тему. — Просто вы обычно так сурово настроены против всего, что выходит за рамки альбийских канонов магии! Вот я и подумал, что… Ханна глубоко вздохнула, и мне показалось, что я на секунду увидел в её руках призрак хворостины, только и ждущей того, чтобы её пустили в дело. Но вместо этого глава Приказа сняла перчатку с левой руки, и я заметил на тыльной стороне ладони едва различимый, но так до конца и не заживший ожог, оставленный прикосновением пламени разбушевавшегося Аль-Мухит. — Игнеус, ты считаешь, что мы узколобые мракобесы, которые не желают знать ничего нового? Ты не поверишь, увидев, какие виды чар изучают и практикуют Братья. Или ты возомнил, что серпенцы прямо совсем единственные на свете, кто умеет укрощать Бездну? На себя в зеркало давно смотрел? — Я догадываюсь, что те, кто постоянно имеют дело с Бездной и демонами, обязаны хорошо в этом разбираться. Я видел ваши молитвы, и они… — я пытался подобрать слова так, чтобы не ляпнуть то, что вертелось на языке, но так и не находил удачной аналогии. — Ты всё верно понял, это ни разу не альбийская магия, — закончила за меня Ханна Каттус. — Но ты думаешь, будто основы серпенской магии это единственное, что есть в нашем арсенале? Всё это не от хорошей жизни, рыжий, и такие традиции повелись ещё с самых первых дней основания Приказа как церковного ордена. Если хочешь одолеть врага, ты должен знать, что за волшбу он применяет, какого бы вида эта волшба ни была. Что бы мы были за блюстители магического порядка, если бы не разбирались во всякой дряни? Чего бы мы стоили, если бы нам нечего было противопоставить шаманам Ти-Чиафа или некромантам? Или тем же бездномагам. Не серпенским чарам, мальчик, а настоящей магии инферно, требующей человеческих жертв! — И это даёт право Приказу решать, какая магия разрешена, а какая нет? — А кто, по-твоему, должен это решать? Ты, что ли? Самым умным себя возомнил? И во скольких школах колдовства ты разбираешься? В двух? Что из этого умеешь делать настолько хорошо, чтобы нивелировать любые последствия? Или ты готов взять на себя ответственность за жизни всех людей в стране? А Приказ, между прочим, подобную ответственность несёт и самым первым бежит подтирать, если вы, господа великие маги, где-то облажаетесь. — Да, вы правы, простите, — какими бы строгими ни казались правила, но я понимал, что госпожа Каттус в данном вопросе совершенно права. — Инакомыслящие и еретики — это люди, которых сложно контролировать и нереально искоренить. Но какой резон объявлять священную войну любому, кто не вписывается в привычные рамки? Такие люди всегда были и будут, и они нужны нашему магическому сообществу куда сильнее, чем ты можешь себе представить, ведь они не дают ему превратиться в болото. И если человек стремится узнать как можно больше, презрев рамки условностей и законов, то мы обязаны по мере возможностей склонять подобных людей на свою сторону и задавать им вектор стремлений, а не сразу же устраивать гонения и казни. Так что поменьше мне тут выпендривайся, и побольше мотай на ус, который ты себе ещё не отрастил, что тебе старшие говорят. Мне лучше знать, чему пришло время, а чему — ещё нет. И кстати, к тебе тут посетитель, мистер самый важный альхикмат, так что я пойду, займусь-ка диктатурой и насаждением своих порядков, а то чего-то зачарователи слишком долго возятся, надо им пригрозить пытками. Несмотря на суровые слова, я понимал, что она шутит, а нагоняет жути исключительно для виду, более того, её шуточка вполне пришлась по вкусу моему загадочному посетителю, потому как за спиной раздался сдержанный смешок. Через несколько секунд в поле зрения появился и сам посетитель, который тут же перестал быть загадочным, ведь это оказался сахир Жад, несущий в руках какой-то стеклянный куб с механическими деталями. Поравнявшись с уходившей Ханной, он вежливо ей поклонился и на удивление эта обычно суровая женщина в ответ сдержанно улыбнулась. И у меня бы в жизни язык не повернулся назвать эту улыбку угрожающей. — Я вас слегка подслушал, — сахир Жад поставил на стол свою ношу и начал распаковывать содержимое. — Хотя тут было трудно не услышать, учитывая громкость, на которой вы общались. И честно говоря, я не ожидал услышать настолько здоровые и прогрессивные рассуждения вкупе с актуальной оценкой прогресса магического сообщества от служителя Охотника. Очень повезло, что на нашей стороне есть люди из Приказа, которые разделяют подобные убеждения. — Да уж, ласка и забота во всей красе. Боюсь себе даже представить, как тогда госпожа Каттус общается со своими недругами. — Так это был Старший Брат? То есть была? Я не знал, что это женщина… — эмоции на лице пожилого сахира представляли собой смесь восторга и смущения. — Да ещё и такая… осанистая, внушительная. Производит сильное впечатление! Господин Жад засуетился и начал оправлять на себе одежду так, как будто Ханна Каттус всё ещё находилась в этой комнате и решала, стоит ли продолжать знакомство, оценив те комплименты, которыми её только что осыпали. — Тогда ты, наверное, и сам в курсе указа, который вышел утром, да? — спросил меня сахир, совладав с чувствами. Но увидев немой вопрос на моём лице, он достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги и положил передо мной. Копия распоряжения, заверенная печатью Приказа и личной подписью Старшего Брата, содержала нечто невероятное. Точнее сказать, невероятное с точки зрения нашего консервативного магического сообщества. Ведь если верить написанному, то отныне любой серпенский маг, пребывающий на альбийских землях, автоматически приравнивался к выпускнику Спекртума и больше не нуждался в лицензии на магическую деятельность при условии ношения своего ленда открыто.***
Люди издревле предпочитали селиться возле водоёмов по простой и очевидной причине: это давало неограниченный доступ к пресной воде и вдобавок обеспечивало рыбным промыслом. Но вот очагами зарождения древних цивилизаций всегда были именно крупные и полноводные реки. Оно и понятно, ведь кроме пропитания люди получали ещё возможность путешествовать на большие расстояния и торговать друг с другом, ну или совершать внезапные набеги на более богатого соседа, чего уж тут греха таить. А потому неудивительно, что самые большие города нашей страны выросли вдоль берегов щедрой Ирис, которая была судоходной даже в предгорьях, где её питали многочисленные ручьи и горные реки, стекающие с возвышенностей. Ниже по течению Ирис становилась куда шире и глубже, неся свои воды более неспешно и неоднократно меняя направление, но всё равно она неустанно стремилась к морю, а значит, эта великая река связывала не только города, но по итогу целые страны. Разумеется, Аргеструм не был исключением и имел свой собственный порт, точнее порты, самый важный из которых находился в пригороде ниже по течению, где Ирис образовывала глубокую заводь. И там располагались не просто обычные причалы или пирсы, как в пассажирских портах в центре города, но ещё и огромные судоремонтные верфи, сухие доки, склады для всевозможных товаров или иных грузов, ожидающих отправления. Так что довольно очевидным было и то, что здесь также находился огромный рынок, работавший круглую неделю, где торговали товарами со всех концов света, начиная от строительного леса, мраморных плит или обожжённого песчаника, и заканчивая редкими животными или экзотическими растениями. Но мне было не до диковинок, я вообще не смотрел в сторону шумного рынка, а следил за окончанием погрузки галеона, который сегодня отчалит от этого берега и направится в Тенебрию. К счастью, я успел уложиться в срок, так что отправлял на юг не только амарантовые цепи и особым образом подготовленную жрецами топазовую воду, но и действующую модель выпрямителя для подключения к любому из бронзовых зерцал. Так что если всё пройдёт успешно, то в ближайшее время у нас появится более стабильная и удобная связь с Тенебрией. Почему в ближайшее время? Да потому что месяц Зарниц хоть и славился грозами и резкой сменой погоды, но одновременно с этим он считался самым благословенным временем для моряков и торговцев. Именно в этом месяце начинался основной сезон путешествий, грузоперевозок и активной торговли с Патией и Джарактой, а в последнюю сотню лет ещё и с Тенебрий и Халифатом. Именно в этом месяце дул крепкий северо-восточный пассат, постоянный и довольно ощутимый ветер, позволявший пересечь моря Небулы буквально за пару недель на одних лишь парусах без дополнительного использования механомагического привода и вёсельной силы. И даже достигнув самых юго-западных берегов Небулы, было вполне реальным вернуться обратно в родную гавань ещё до начала лета, двигаясь на косых парусах, хотя зимой точно такой же путь занимал не меньше двух месяцев. Да и то не факт, что не пришлось бы становиться на якорь в прибрежных бухтах, чтобы переждать очередной шторм. Но были и те люди, которые оказались совсем не рады попутному ветру и тому, что быстрокрылый галеон «Та-Хо» уже сегодня покинет гавань. Ведь в связи с постигшим страну бедствием Великий Князь срочно сзывал на родину всех своих детей и старших племянников, а потому вместе с важными грузами и ценными дарами «Та-Хо» увозил с собой и тенебрийскую принцессу Ясмин. И пусть, на мой взгляд, было бы куда безопаснее оставить дочь здесь, в Альбе, желание князя собрать всю свою семью вместе в эти непростые времена я прекрасно понимал. Понимал я и горечь неизбежного расставания, с которым столкнулась Кария. Принцессы двух стран уже целый час стояли на пристани, держась за руки, но так и не решаясь попрощаться друг с другом. Ясмин вела себя нарочито мужественно, утешая плачущую подругу, но Кария наверняка догадывалась, что та держится лишь ради неё. Что Ясмин тоже безумно переживает и не хочет никуда уплывать, ведь совсем скоро их разделит огромное море и как знать, когда она снова сможет наведаться в Аргеструм? И сможет ли вообще? Вдруг они никогда в жизни больше не увидятся? Вдруг это их последнее прощание? Я знал, что именно про это сейчас думали обнимающиеся девушки и что именно это никто из них не решался произнести вслух. Я понимал, как тяжело на плечи способна давить неизвестность и как может быть тревожно из-за невозможности получить хотя бы короткую весточку, и всё, что тебе в итоге остаётся — лишь наедяться и верить, что с близким человеком всё будет в порядке. От этой сцены мне стало очень не по себе, ведь я сам постоянно гнал от себя подобные рассуждения, а потому постарался переключить мысли на что-то другое. Например, достаточно ли точны все инструкции, которые я составил, и будут ли они понятны тенебрийским инженерам? Не разобьётся ли чего по дороге и насколько толковыми окажутся техмаги сопровождения, если они столкнутся с непредвиденными ситуациями? Я отвлекал себя как мог и совершенно не подозревал, что совсем скоро все мои думы будут вовсе не о Тенебрии.***
Необходимость посещения Солнечного Приказа — то ещё сомнительное удовольствие для любого магиуса, а если вы вынуждены явиться в сие прекрасное место не по собственной воле, так тем более. Причём непонятно, когда мне было страшнее, зимой или сейчас. В предыдущий раз меня схватили прямо на улице, но тогда я не успел толком испугаться, настолько стремительно всё происходило, но когда гонец принёс мне повестку с печатью, в которой было сказано явиться в управление как можно быстрее, у меня было время всё как следует осознать и прокрутить в голове самые дикие варианты. И пускай у меня вообще не было никаких разумных причин бояться этого вызова, я, признаться, порядком струхнул от вида бланка с гербом Приказа. Впрочем, деваться некуда, приглашение подобного рода это вообще не то, чем можно пренебрегать. Буквально на пороге меня встретили плечистые охранники и сразу же проводили в кабинет госпожи Каттус, да так вежливо и учтиво, будто бы они всю жизнь работали дворецкими, а не вышибали дух из преступников. И, по-моему, это были те же самые мордовороты, которые неласково привечали меня в прошлый раз, познакомив и с наручниками, и с камерой, и с допросным кабинетом. Но когда я увидел, кто кроме меня дожидался аудиенции у Старшего Брата, то сразу же успокоился, догадавшись, о чём может пойти беседа, ведь на днях ректор Морголо намекнул, что относительно некой щекотливой темы было принято положительное решение. Все три человека в кабинете были мне прекрасно знакомы. Это оказались Демид Громокрыльный, сахир Жад и, к моему удивлению, Татиана Обеанская, лунная сестра, которую я узнал даже со спины по довольно приметным фиолетовым волосам, аккуратно уложенным под прозрачную косынку. Да и как я мог её не узнать, если она была руководителем клиники при храме Лунной Девы, где все юные и не очень магиусы из академии Спекртума каждый год проходили медицинское освидетельствование касательно физического и ментального здравия? Да её молитвами и стараниями на ноги были поставлены сотни бестолковых студентов, заигравшихся с чаровством! Причём для каждого пациента у неё всегда находилось что утешительное слово, что строгий выговор в неизменно равных пропорциях, и в своё время мне немало перепало и того, и другого. Пока мы ждали хозяйку кабинета, обменявшись приветствиями и последними новостями, я без стеснения разглядывал помещение, потому когда ещё выпадет возможность оказаться тут гостем, а не трясущимся от ужаса обвиняемым, не видящим ничего вокруг? Я думал, что всё здесь будет безликим, чуть ли не солдафонским, суровым и навевающим ужас, но всё оказалось далеко не так. Комната была довольно просторной и очень светлой, а монументальная и крепкая мебель изготовлена из весьма недешёвого обсидианового дуба, неся на себе благородные следы времени. И вся эта патина, потёртости и трещинки на древесине говорили о том, что этими шкафами для документов, столиками для корреспонденции и креслами для посетителей постоянно пользовались и следили за их состоянием, заботясь о комфорте находящихся тут людей. Здесь совсем не возникало ощущения безликой серой канцелярщины, к тому же по кабинету разливался тонкий аромат цветущего лимона, который рос в кадке прямо у окна, и, судя по пышной листве, небольшое деревце тоже чувствовало себя тут весьма комфортно. И пока я рассуждал о том, насколько вероятным было то, что этот лимон поливается лично властной и строгой главой Солнечного Приказа, как за спиной раздался скрип дверей, и Ханна Каттус собственной персоной ворвалась в кабинет в сопровождении секретаря. — Добрый день, господа и дамы, маны вам в руку и всего остального тоже. Сразу к делу, — на стол перед нами упало четыре одинаковые папки. — Вот, читайте, и если нет никаких вопросов, то подписывайте, мол, с требованиями ознакомлен, риски осознаю, претензий и возражений не имею, дата и подпись. Глава Приказа села в своё кресло, взяла у секретаря руническую коробочку и, размагнитив особым ключом замок, вытащила оттуда свою личную печать в ожидании наших подписей. — Хотя я бы посмотрела, как бы вы мне сейчас начали ставить новые условия, — продолжила она, — потому что это максимум, что я могу вам дать и гарантировать своевременное исполнение. И даже этого не было бы, кабы наша знать не впечатлилась тем, что они увидели в Тенебрии после восстановления зеркальной связи. Столько слов и аргументов было потрачено впустую, но стоило им просто разок взглянуть на то, что там творится, так их мнение резко переменилось. Как говорится, наглядный пример того, что бывает, если слишком долго тянуть кота за… — Ханна Каттус многозначительно замолчала. — За хвост, — закончил я за неё. Я бегло проглядывал документы, и моё сердце чуть ли не выскакивало из груди от восторга. Ну и ну, совсем недавно о подобном не могло быть и речи, а сегодня у меня на руках лежало разрешение на проведение эксперимента по направленному открытию рифтов на специальном полигоне. Разумеется, все практические исследования должны были проводиться под патронажем Солнечного Приказа, а в качестве технического исполнителя от лица Спекртума выступал Демид Громокрыльный, да вот только куратором был указан не кто-то из Канона, а Жад ибн Ильяс, эксперт в области укрощения Бездны с огромным трудовым стажем, что было святой истиной. Сахир Жад не только умел мастерски обращаться с эфирными полями, но среди серпенских магов был известен как «глубинный копатель», спасатель, способный моментально погружаться в самые нижние слои Аль-Мухит и доставать оттуда даже самых безнадёжных «утопцев», что было в предстоящей затее отнюдь не лишним. А так как подобный проект нельзя было проводить без дежурной бригады целителей, то Татиана и её подчинённые данную обязанность взяли на себя, вызвавшись добровольцами. Что же, все документы были оформлены безукоризненно, и я правда не имел никаких возражений, так что поставил свою подпись на всех страницах, посмеиваясь от того, как именно я фигурировал в данном проекте. Как скромный тестировщик протоколов и специалист по современным кодировкам манасетей. Чувство юмора у госпожи Каттус было на высоте, по всему выходило, что хоть я и выступал в качестве инициатора и изобретателя методики, но в случае неудачи, с меня не было никакого спроса. Следом за моей папкой было подписано ещё две, и лишь Демид, ректор моей кафедры, почему-то мешкал и наконец решился робко уточнить: — Правильно ли я понимаю, что… — Правильно, — перебила его госпожа Каттус. — Готовь список своих работников, Демид, вы будете обеспечивать и сам эксперимент, и дальнейшую настройку. А кто, как не техмаги? Именно ваша кафедра тут в приоритете, нужны лабораторные установки и образцы, нужна аппаратура. В конце концов, нужны компетентные научные сотрудники. От её слов мастер Демид воспрянул духом, словно ему дали глоток свежего воздуха. И, пожалуй, так оно и было, ему не только указали путь из кромешной тьмы, но и практически за руку потащили к свету. — Считайте, что это командировка за счёт государства без прерывания трудового стажа, — добавила Ханна, как будто был хоть единый шанс, что он мог отказаться. Причём её так перекосило на этих словах, что я понял, даже в подобной критической ситуации бюрократическая машина всё равно была беспощадна, и ей, несомненно, стоило немалых усилий организовать и согласовать все аспекты той просьбы, которую я якобы никогда не произносил и которую она вроде бы никогда не слышала. И наверняка это научное исследование, призванное найти ключ к «починке» магии, подавалось ею так, чтобы к нему не придрался ни один из тех твердолобых баранов, который всё ещё жил в мире, где всё было «по-старому». И я внезапно осознал, как много было вложено усилий со стороны Приказа в общее дело и как мало благодарности они за это получали. Мне стало очень стыдно от того, как плохо я думал про этот орден и как плохо относился к самой госпоже Каттус. Не знаю, что тут можно сказать и как выразить свою признательность, так что я просто посмотрел ей в глаза и чуть слышно произнёс: — Спасибо. От этого простого слова она неожиданно смутилась, слегка покраснела и, отвернувшись от меня, с напускной суровостью накинулась на Демида: — Да что ты там возишься, Мидя? Ты единственный, кто ещё не дочитал. Орфографию проверяешь или что? Эти бумаги составлены королевским секретариатом и согласованы с архиканоником, так что ты последний из присутствующих, кому стоит о чём-то переживать. И если будут нужны какие-то дополнительные материалы и оборудование, то сразу иди к Терцию, он в курсе всех подробностей, а все остальные мелочи мы будем решать по ходу работ. Или вы думаете, что сейчас самым актуальным является организация трёхразового питания с возможностью выбора меню? Нет, для начала наш дражайший мастер Игнеус скатается с инспекцией и утвердит место проведения эксперимента, и уже от этого мы будем отплясывать по всем остальным пунктам. После этих слов Демид Громокрыльный моментально подписал свою папку, и печать Старшего Брата алым клеймом проштамповала страницы, даровав документу юридическую силу. — Если ни у кого больше нет вопросов и замечаний, то все свободны, — завершила встречу Ханна Каттус. — Ступайте с благословением Охотника. Когда мы выходили из кабинета, то Жад вполголоса спросил: — Интересно, а эта эффектная дама тоже поедет с нами? Довольно закономерный вопрос, потому как простые смертные и не очень маги старались лишний раз с Солнечным Приказом не пересекаться и внимания Братьев не привлекать, но увидев некую юношескую мечтательность во взоре пожилого сахира, я всё понял и вовремя прикусил язык. Вопрос этот задавался вовсе не окружающим, а больше самому себе, и если бы здесь был ректор Морголо, то он лично бы убедился в том, что есть на свете мужчины, которым женщины с характером очень даже по нраву.***
Одно из мест, которое выбрал Солнечный Приказ для проведения испытаний, находилось в баронстве Совиное Гнездо и по меркам нашей страны располагалось относительно недалеко от столицы. Туда можно было добраться всего за полдня скоростным дилижансом, а если вы никуда не торопились, но везли немало грузов, то за пару-тройку дней паровой баржей, поднявшись вверх по течению Ирис, а потом по одному из её притоков, Яснотке. Вопреки птичьему названию, это баронство было знаменито своими мясными и молочными стадами, которые выпасались на обширных тучных пастбищах, и многочисленными заливными лугами, что за год давали до четырёх урожаев трав. И скошенного сена было так много, что его не только с лихвой хватало барону и всем местным фермерам, но и, как мне было известно, оно напрямую поставлялось в столичные конюшни в качестве уплаты большей части податей. К счастью или к беде, но рифт, возле которого было решено разбить полигон, находился на полуострове, созданном изгибом русла Яснотки. К счастью потому, что он располагался на безопасном расстоянии от крупных поселений, а к горю, в основном, местных селян, из-за того, что он делал непригодным к использованию все окрестные займища, на которые сейчас было запрещено выходить на покос, так что плодородные земли попросту простаивали без дела. Открывшийся рифт был вполне естественного происхождения и совсем некрупным, я бы даже сказал, откровенно тощим, но он оказался на редкость упрямым в своём настойчивом желании пробиться в наш мир. И пусть закрыть его было не самой трудной задачей, но как легко он закрывался, так же запросто он разверзался вновь спустя десяток лет. Местный барон пыхтел, жаловался, терпел убытки, но куда ему было деваться в данной ситуации? Ему полагалось направить прошение в местный Магистрат, чтобы рифт усмирили, а крестьянам строго-настрого запретить даже приближаться к опасному месту, не то что выходить на покос в страду. Прошение в Магистрате удовлетворяли в порядке очереди, рифт укрощали, но местный люд знал, что урожай безнадёжно загублен и выйти на косьбу можно будет не раньше следующего года, и дай Лунная Дева, чтобы к новому покосу рифт вновь не явил свой дурной нрав. Как бы ни были хороши расчёты академии и Братьев, некоторые более точные выводы можно было сделать только на месте, а потому я и правда отправился в баронство одним из самых первых. И пока обустраивался небольшой временный лагерь, я ползал по высоким влажным травам и делал замеры. Судя по всему, лагерь у нас будет постоянным и куда более основательным, чем сейчас, а другие запасные варианты, предложенные Приказом, нам в ближайшее время точно не пригодятся, ведь вокруг был разлит просто шикарный манафон. Ну, как сказать, шикарный? Фон сам по себе был умеренно грязным и вполне типичным для рифта подобного типа, но при этом он оказался замечательным образом равномерным и стабильным во всех точках, где я сделал спектральные замеры. А причина этому была до смешного проста, представляя собой ещё одно «к счастью» для местных жителей. Настоящий рифт находился глубоко под землёй, настолько глубоко, что для тех, кто жил на поверхности, он был совершенно не опасен. Да только и нам с поверхности до него было никак не достать, чтобы закрыть навсегда, а та мелочь, что регулярно открывалась в этих краях, была неистребима, словно горный ручей, пробивающийся сквозь столетние породы. Как ты его ни засыпай, но рано или поздно давление подземных вод найдёт для себя новую щель между камней, и ледяная хрустальная вода всё равно станет просачиваться на поверхность, питая влагой суровые вершины. И это меня в данной ситуации более чем устраивало. А ещё, кроме замеров, я выяснил кое-что весьма интересное, чего бы никогда не узнал ни в одном из протоколов, поболтав с местными, которые были только рады посетовать на свои беды. Несмотря на запрет выходить на поймище, дикие животные плевать хотели на подобные указы, так что сразу после схода весеннего паводка трёхрогие коньки и луговые косули спокойно паслись на заражённых территориях, забираясь чуть ли ни в пасть к рифту. И если верить селянам, с которыми я вёл беседы, то ни у одной твари от этого копыта ещё не отвалились. Да я и сам заметил, что гривастые совы, гербовые птицы этого края, являющиеся довольно привередливыми созданиями, с наступлением сумерек без проблем охотятся на запретных лугах, и лишними клювами и хвостами совсем не изобиловали. Из всего этого можно было сделать вывод, что местное зверьё, годами живущее на грязной земле, уже давным-давно приспособилось к текущему манафону без какого-либо ущерба для себя, а значит, люди тоже смогут успешно адаптироваться, если дать им возможность потихоньку привыкать к новым условиям. И я сейчас говорил не только про селян этого баронства. Если бы у полевой лаборатории была дверь, которую можно распахнуть ударом с ноги, то именно так бы я и описал увиденное действо. Но так как она располагалась внутри палатки из просмолённой парусины, зрелище вышло весьма своеобразным: полог, заменяющий дверь, от пинка ногой, увы, открываться не пожелал и сразу же вернулся на исходную позицию. За стеной раздалась брань, сменившаяся шумной вознёй, которая в итоге закончилась тем, что мой неожиданный гость вломился напролом, в качестве тарана используя огромный ящик в металлической оплётке. — Принимай подарки, рыжий, — раздался знакомый голос откуда-то из-за ящика. Саму обладательницу голоса я так и не разглядел, потому как после первой коробки в палатку начали заходить Солнечные Братья и заносить какие-то ящики, перетянутые шпагатом свёртки и даже бутыли с электролитическими растворами. И только после того, как последний Брат оставил свою ношу, в лабораторию неспешно вошла Ханна Каттус. — Добрый день, госпожа, — поприветствовал я главу Приказа. — Не ожидал, что вы приедете так рано, да ещё и лично. — Ну как же я могла не приехать, если ты запросил у нас частотный расширитель проницающего действия? Это довольно опасный прибор, который может натворить немало бед в умелых руках, так что вот, — она протянула мне накладную, — распишись о получении, можно даже кровью. Кстати, подарки на этом не заканчиваются. За всей суматохой, учинённой Братьями, я не заметил, что кроме госпожи Каттус в помещение зашёл ещё один человек. — Помнится, ты хотел максимального сотрудничества от Приказа? — больше для приличия уточнила Ханна Каттус. — Тогда прошу любить и жаловать! Наш незаменимый работник и агент особого назначения — Дамьен Ренье. Можно сказать, отрываю от своего сердца, но чего не сделаешь ради общего блага! — Тот самый профессор Ренье? — в груди перехватило дыхание от того, что мне посчастливилось встретиться с живой легендой в области исследования алхимии души. — Я читал ваши статьи в «Научном Вестнике» и должен сказать, что являюсь вашим большим поклонником, позвольте пожать руку… — я оборвал себя на полуслове и внимательнее присмотрелся к гостю. Казалось бы, ничего необычного, худощавый мужчина средних лет с аккуратной стрижкой и в тщательно выглаженной мантии Солнечного Брата с нашивками духовника, но приглядевшись внимательнее, я разглядел, что человек передо мной был тщательно обмотан щитами. Часть из них я даже узнавал, ведь за точно такими же щитами и вуалями до недавнего времени был надёжно «спрятан» Лен, а значит, образ, который я сейчас видел, являлся хоть и очень органично вплетённой, но всё же ложной личиной. И потянувшись глубже к истине, всмотревшись в суть существа передо мной, я осознал, кто стоял передо мной. Вот уж кто точно не боялся ни манашока, ни эманаций Бездны, потому как это был настоящий Сын Ночи! Не просто эфирная эманация, а укоренившийся в человеческом теле демон, который, судя по всему, был действующим сотрудником Солнечного Приказа и служил под личным началом Ханны Каттус. Той самой женщины, которую я имел наглость обвинять в предвзятости к серпенцам и магам иных народов. Да я вообще, по всей видимости, ничегошеньки не знаю о том, какие дела творятся в Приказе и какие ценности они исповедуют! От моего резкого порыва Дамьен отшатнулся и отступил на шаг назад. Он явно не ожидал, что его так быстро раскроют, но через секунду он совладал с собой, и паника на лице сменилась на вежливую благожелательность. — Рад с вами познакомиться, магистр Игнеус, — голос Дамьена оказался неожиданно глубоким и очень приятным, весьма контрастирующим с нарочито незапоминающейся внешностью. — Извините, что не подаю руки для приветствия, как вы сами понимаете, мне стоит ограничивать физические контакты с людьми. Рассчитываю на плодотворное сотрудничество между нашими организациями, и если вы не возражаете, я схожу изучить рифт изнутри, прежде чем мы начнём монтировать экраны. Не дожидаясь ни моего согласия, ни запрета, он бесшумно покинул лабораторию, многозначительно улыбнувшись на прощание. — Пояснять тебе ничего не надо? Насчёт того, что лишних вопросов никому не задавать и при посторонних про увиденное не трепаться? — спросила глава Приказа таким тоном, который подразумевал только один ответ. — Не надо, госпожа, я всё понял. — Беса лысого ты понял, — несмотря на грубые слова, тон её голоса был вполне доброжелательным и даже ласковым. — Ладно, развлекайся давай, а мы пойдём распаковываться. Но не успела она выйти, как полог распахнулся, и в палатку зашёл сахир Жад, который сейчас, в теории, должен был находиться на поймище вместе со своими учениками. Но судя по покрасневшему лицу и небольшой одышке, он прибежал в лагерь прямо оттуда, причём в весьма спешном порядке. Неужели он так торопился лишь для того, чтобы встретить Солнечных Братьев, прибывших из города? Но не успел я задуматься о его намерениях, как сахир сразу же поставил точку в моих рассуждениях. — Ах, госпожа Каттус, простите великодушно, мы ждали Братьев не раньше следующей недели и не успели подготовиться как следует! Но разве можно заставлять даму испытывать неудобства? Прошу, дайте мне искупить эту вину и позвольте проводить вас в свой шатёр, чтобы вы отдохнули с дороги. Я думал, что за подобную навязчивость Ханна Каттус его если не четвертует, то как минимум возьмёт за грудки и хорошенько встряхнёт, чтобы привести в чувство, но вместо этого она лишь скептично уточнила: — Господин Ильяс, что вы задумали? Желательно поконкретнее. Вместо того чтобы стушеваться под пламенным взором главы Приказа, сахир Жад, наоборот, подобрался и с вежливым полупоклоном произнёс: — Я задумал всерьёз за вами приударить, и в дальнейшем рассчитываю на нечто большее, чем просто деловые отношения. Так что не откажите в чести отобедать со мной, пока вам готовят личную палатку. — Люблю людей, которые знают, чего хотят, — удовлетворённо кивнула Ханна. — Но сейчас мне надо провести инспекцию, так что обед немного подождёт. А вот ближе к вечеру я буду уже посвободнее, так что готова рассмотреть предложение касательно совместного ужина. И сразу предупреждаю, я женщина занятая, мне некогда все эти сопли с романтикой слишком долго разводить и сто лет присматриваться к кавалерам. Так что если намерения серьёзные, то жду стихов при луне или чем там меня планировали охмурять уже сегодня ночью, потому как завтра мне нужно возвращаться обратно в город. После этих слов она вышла из палатки, позволив Жаду галантно придержать для неё полог и проводить к центру лагеря, оставив меня в полном одиночестве и в полном недоумении. Я рассеянно таращился на зеленоватую дорожку тумана, тянущуюся за Дамьеном, разглядывал промаркированные коробки с частотным расширителем, способным отправить на тот свет всё живое в радиусе пяти миль, и думал обо всех сумбурных событиях прошедших дней. И в результате я пришёл к заключению, что до сих пор ничегошеньки не знаю о том, как устроены люди. Вам может казаться, что вы достаточно хорошо знаете человека, чтобы не ожидать от него никаких сюрпризов, но когда он вдруг открывается для вас с новой, неожиданной стороны, то вы с ужасом осознаёте, что представление, составленное об этом человеке, всегда было в корне неверным. И тот, кого вы считали своим соперником, на самом деле готов прийти к вам на помощь в трудную минуту. А ведь насколько чаще случается обратное? И тот, о ком вы думали как о надёжном союзнике и верном друге, способен ударить в спину, потому как его любовь была лишь хорошо замаскированной ненавистью. Возможно ли тогда, что и наш взгляд на устройство мира тоже может быть абсолютно ошибочен из-за нашего неумения смотреть в глаза правде? Оно является таким из-за того, что однажды мы на скорую руку склепали себе объяснение, как всё устроено, домыслив то, чего нет, и упустив то, что на самом деле важно. Но когда случилось нечто, что пошло вразрез с нашими представлениями о вселенной, это сразу же выбило почву из-под ног, ведь мы, люди, сомневаемся в чём угодно, но только не в том, что всё это время жили во лжи, которую сами же и придумали. Но, пожалуй, самая опасная ошибка, которую люди склонны допускать как насчёт первого, так и касательно второго, так это свято верить в то, будто на свете существуют абсолютно нейтральные по отношению к нам силы. Будто есть нечто, настолько нас не касающееся, что его можно не принимать во внимание и смело исключать из любых расчётов. И как знать, может, именно такая позабытая сила всегда была нашим истинным врагом, только и ждущим удобного момента, чтобы сокрушить все наши чаяния и вдоволь накормить горькими плодами разрушенных ожиданий?