I know no shame. The empire of my desire Gathers you into my fire. I hope you fall, hope you call My filthy name. It makes you crawl On you knees, with all your pleas. Lay down there, look up at me. Я не знаю стыда. Империя моей страсти Привлекает тебя в мое пламя. Я надеюсь, ты сдашься, надеюсь, ты назовешь Мое грязное имя. Оно заставляет тебя ползать На коленях с мольбами. Пади ниц, смотри на меня снизу вверх. My Dying Bride — The Scarlet Garden
***
Рука с тонкими пальчиками, усеянными тяжелыми перстнями, прошлась по огненным волосам. Восседая на широком резном кресле из красного дерева, сиденье и спинка которого были перетянуты золотистым бархатом, женщина внимательно выслушивала казначея. Тёплый весенний ветерок бесстрашно проникал в мраморную беседку, находившуюся в саду за дворцом. При разговоре с казначеем, женщина хоть и продолжала любезно улыбаться, но всё же голос её звучал строго и властно, давая понять, что не стоит надеяться на поблажки. У её ног на большой шелковой подушке восседал рыжеволосый юноша, доверительно положив голову на колени хозяйки. Прикрыв глаза, Ратнарай вслушивался в мелодичный голос женщины. Пусть он и не до конца выучил язык Месороса, но юноша был достаточно научен, чтобы понять, что хозяйка сердится. И причину её недовольства можно понять. За последний месяц из царской казны пропало не меньше пяти тысяч золотых, на которые можно было еще как минимум месяца четыре содержать гарем Рани. И сейчас казначей, которого ловят уже второй раз на краже, пытается оправдаться, уверяя, что он ничего не знает. — Лагхар, ты же знаешь, что положено за воровство, — мягко прервала казначея женщина, убрав руку с волос фаворита. Изящно поднявшись с кресла, она возвышалась на целую голову над провинившимся мужчиной. — А за ложь назначают еще более жестокое наказание. В твоих же интересах попытаться замять скандал. — Но я ничего не брал, Рани! — попытался оправдаться Лагхар, нервно сжимая в руках отсчеты. — Кроме тебя никто не имел доступа к казне. Не испытывай моё терпение. Вытянув шею, Ратнарай с любопытством теперь переводил взгляд с хозяйки на казначея. Он-то знал, чем Лагхару могут обернуться его попытки обмануть могущественную Рани. — Не велите казнить! — наконец, поняв всю плачевность своего положения, упал на колени казначей, уткнувшись лбом в мраморную ступеньку беседки. — Виноват я перед вами, о великая! Каюсь, что так подло поступил. Я готов… — Довольно, Лагхар! — брезгливо поморщилась женщина, носком бархатной туфельки коснувшись головы провинившегося. — Ты немедленно возместишь украденное. Шесть тысяч золотых монет должны вернуться в казну до рассвета. — Как шесть? — опешил мужчина, подняв вытянутое лицо. — Там же было пять… — Шесть. Компенсация за подорванное доверие и ложь. Но это еще не всё. Ты лишаешься своей должности и учти, я позабочусь о том, чтобы никто в Месоросе не посмел доверить тебе считать чужие деньги. А если будешь возникать, то и вовсе всю жизнь проработаешь в поле, потеряв свой дом и уважаемое имя. Радуйся, что я тебя еще живым оставила после подобного. Свободен! Кивнув головой стражникам, Рани с победным блеском в глазах наблюдала, как Лагхара хватают под руки и буквально волокут прочь, словно мешок с мукой. — До вечера я буду занята, — предупредила женщина, удостоив любимца нежной улыбкой. — У меня много дел, так что можешь погулять. — Я буду с нетерпением ждать нашей встречи, прекрасная Рани, — с трудом подбирая слова, заверил юноша. В ответ услышал её приятный звонкий смех. На последок еще раз коснувшись огненных волос наложника, женщина направилась во дворец. До вечера она будет занята, подбирая нужного кандидата на место казначея. В этот раз она не станет рисковать и скорее всего, выберет на эту должность кого-то из своих самых доверенных людей. Поднявшись с подушки и заняв более удобное положение на мраморной скамье, Ратнарай потянулся за холодным фруктовым соком. Пусть сейчас и ранняя весна, но погода всё же была достаточно жаркой. Откинув за спину волосы, юноша принялся за напиток, наслаждаясь его прохладой и вкусом. Во дворец Месороса он попал меньше полугода назад. Его в качестве невольника привёз сюда купец, который подобрал ничего не помнящего мальчишку в переулке одной из улиц Столицы Ривенгура. И мужчина нисколько не прогадал, когда решил представить Ратнарая царскому двору. Для Месороса внешность юноши была не только чрезвычайной редкостью, но и эталоном северной красоты. Худощавое телосложение, бледная кожа. Выразительные смарагдовые глаза на желтом белке и роскошная копна огненных волос, в которой переплетались пряди всех оттенков красного, оранжевого и желтого, создавая эффект пожара. Диковинный юноша сразу приковал к себе взгляды всех дворцовых. И пока он стоял, изучая взглядом тронную залу, купец на непонятном ему языке, что-то оживлённо вещал знатным лицам. Мужчины и женщины с интересом рассматривали экзотического парня, но никто не собирался претендовать на него. Еще за несколько дней до прибытия в Месорос купец сообщил, что хочет продать Ратнарая Рани этой прекрасной страны. Закончив созерцать стены и потолок залы, юноша устремил свой взор на правящую чету. Смуглокожие, статные и богато одетые, они внимательно слушали купца, лишь иногда вопросительно приподнимая брови и что-то переспрашивая на своём языке. Именно так Ратнарай и попал во дворец. Его купила Рани, которая сильно заинтересовалась дивным юношей. И сразу же из тронной залы мальчишку увели в купальни, чтобы отмыть и привести в порядок перед поселением в гареме. Первые месяцы было тяжело приспосабливаться ко всему новому. Приходилось изучать не только язык, этикет, правила гарема, его иерархию, но и обычаи Месороса, которые удивляли Ратнарая. Помимо всего прочего остальные наложники не сильно хотели принимать в свои ряды новичка. Лишний соперник им был не нужен, так что они сразу дали понять, что здесь выживает лишь сильнейший. Под гарем было выделено небольшое двухэтажное здание, которое прилегало к восточному крылу дворца. Оно имело два выхода: один вёл в сад, а другой непосредственно в коридоры дворца. Первый этаж гарема занимали купальни, учебные классы, комнаты для слуг и евнухов. На втором этаже располагались комнаты для самих наложников, залы для отдыха и трапезная. Там же располагались покои фаворитов. В Месоросе слуг и рабов принято называть нюкар. К евнухам же следует обращаться хиджра, а к главному евнуху — тихиджра. Нюкары редко заходят в гарем и в основном приходят из дворца, чтобы сделать уборку на первом этаже и принести еды, а так же забрать грязные вещи наложников и принести новые. Хиджры не только следят за порядком в гареме, но и выступают в роли учителей. Что до тихиджры, то он помимо того, что всем заведует здесь, еще и является ушами и глазами хозяев. Именно через него хозяйка обычно передаёт все свои поручения и пожелания. Через тихиджру она передаёт подарки и письма тем, кто сумел её заинтересовать. Самих наложников в гареме называют астрай. Правда это слово относится лишь к тем, кто так и не сумел по каким бы то ни было причинам заинтересовать хозяйку и возвыситься по лестнице гаремной иерархии. Над астраями стоят пасанди. Этим словом обозначают фаворитов, которым дозволено занять отдельные комнаты. Стать пасанди считается очень престижным в гареме. Если ты смог добиться этого титула и удержаться на своём месте, то, возможно, судьба улыбнётся тебе, и ты возвысишься на еще одну ступень. Для каждого астрая и пасанди нет большей мечты, чем удостоиться звания кеваля. Если тебе когда-нибудь повезёт стать кевалем, то ты не только автоматом получишь свободу, но и станешь младшим супругом своей хозяйки. Разумеется, что последнее случится лишь после того, как умрёт законный супруг госпожи. В гареме действуют свои правила. По ним астраям нельзя выходить на улицу без сопровождения кого-то из хиджр. Они не имеют права проникать во дворец, если им не велят. Не должны смотреть в глаза людям, которые стоят выше них. К людям вольным, не относящимся ни к хиджрам, ни к нюкарам и уж тем более обитателям гарема, принято обращаться исключительно с уважением и, перед или после имени добавлять приставку «шри». Это обращение к вольным господам. У пасанди больше прав, нежели у астраев. Они могут не только выходить в сад или во дворец без сопровождения, но и имеют право лично распоряжаться своими деньгами, а также быть рядом с хозяйкой в любое время суток. Когда Ратнарай прибыл в гарем, то он был одним из сотни астраев, которые смотрели друг на друга, как на заклятых врагов. И на тот момент было всего три пасанди, которые не отличались дружелюбными нравами. Прошло около двух месяцев, прежде чем Ратнарай смог более-менее выучить язык и обычаи Месороса, а вместе с тем и предстать перед лицом своей хозяйки. В Месоросе, в отличие от того же Ривенгура правителей было не принято называть заезженными «королями» или «повелителями». Прейнт Мизбан, который восседал на троне этой замечательной страны, носил титул Девраджа, что означало «властитель мира». И обращаться к нему следовало только по титулу, и ни в коем случае, не по имени. Только супруга могла назвать Девраджа его именем. То же самое было и с женой «властителя мира». Прекрасная Имрит Нилам носила титул Рани, что соответствовало титулу королевы. И обращаться к ней следовали только так. В день, когда Рани призвала в свои покои Ратнарая, северянина сначала тщательно отмыли, приодели в полупрозрачные шелка и драгоценности, и только после отвели в царские покои. Юноша понятия не имел, чего стоит ожидать от этой ночи. Астраи в гареме, хоть и фантазировали на эту тему, но толком не знали, что именно там происходит потому, что большинство из них пришли на смену старым и никто из них так и не побывал в постели своей Рани. Пасанди тоже не распространялись об этом, лишь загадочно переглядывались и тихо посмеивались. Даже хиджры и то молчали, ничего не объяснив юноше. Ратнарай боялся совершить ошибку и выставить себя дураком в глазах хозяйки. Коснувшись стального ошейника, всё еще красующегося на тонкой шее, юноша поморщился. Проклятую железку никто так и не соизволил снять. Но может быть, этой ночью он избавится от ненавистного ошейника. Следуя за хиджрами, Ратнарай продолжал ломать голову над тем, что его ожидает за дверью покоев Рани. Что он должен делать? Дозволено ли ему будет овладеть хозяйкой, или же он должен будет ублажать её прекрасное тело, доводя Рани до экстаза? Пока юноша искал ответ на свои вопросы, они уже пришли к царским покоям. Остановившись у дверей, Ратнарай немного занервничал. — Не смей открывать рот, если тебе не разрешат, — быстрым шепотом принялся поучать тихиджра, поправив на северянине одежду и украшения. — Будь почтительным. Выполняй всё, что тебе велит Рани. Кивнув, Ратнарай опустил голову и вошел в комнаты, как только открылись двери. В ноздри ударил сладкий аромат благовоний и специй, который распространялся по всем апартаментам. Не решаясь поднять голову и оглядеться, Ратнарай прошел в центр комнаты, чувствуя на себе пристальный взгляд. — Посмотри на меня, — ласково приказал женский голос. Повинуясь, юноша поднял голову. В ярком свете свечей, что были расставлены по всему периметру, находилась высокая и статная женщина. Ратнарай неподвижно стоял, скользя взглядом по Рани. Её кожа была довольно смуглой, даже темнее, чем у большинства обитателей дворца. Длинные серебристые волосы были заплетены в толстую косу, доходящую до поясницы, украшенную жемчужными нитями. Аметистовые радужки красиво сочетались с черным белком, придавая внешности Рани еще больше экзотики. Облаченная в длинную бежевую юбку и топ, которые выгодно подчеркивали роскошную фигуру женщины, законная жена Девраджа Месороса сейчас мало походила на особу царских кровей. В Месоросе чаще всего о статусе человека говорила его одежда. Богатые и имеющие хорошую родословную предпочитали яркие вещи, расшитые золотыми нитями, желательно в несколько слоёв и в сочетании с разнообразными цветами. Однако, даже в этом простом облачении, Рани не утрачивала своей привлекательности. Аметистовые глаза горделиво смотрели на северянина, даже с неким превосходством. В этот момент резко заболела голова, и ненавистный ошейник сдавил горло. Но Ратнарай не подал даже вида, что ему внезапно стало плохо. А всё из-за взгляда хозяйки. Он показался юноше знакомым. В памяти на мгновение промелькнули ярко-зелёные глаза на желтом белке, которые точно так же горделиво и величественно смотрели. Пытаясь отогнать наваждение, Ратнарай снова опустил голову и сжал кулаки, напрягшись. Головная боль вскоре прошла, а ошейник уже не казался таким тесным. — Почему ты опускаешь голову? — спросила женщина, подойдя к нему ближе и подцепив пальцами острый подбородок северянина. — Разве я смею оскорблять своим взором Рани? — осторожно подбирая слова, вопросил Ратнарай. Пусть он и выучил месороский язык, его произношение всё еще было грубым. — Тебя хорошо обучили, — звонко рассмеялась Имрит, отступив в сторону, чтобы удобно расположиться на широкой кушетке, которая могла спокойно сойти за кровать. — Честно признаться, я ожидала совсем другого поведения от северянина. Ходят слухи, что ривенгурцы самый непокорный и гордый народ. По крайней мере, на Гитонтеоне уж точно. — Увы, но не все могут соответствовать этому определению, — покорно отвечал юноша, надеясь, что он ничем не выведет из себя хозяйку. — Радует, что ты честен, астрай, — кивнула женщина, сложив руки на коленях, она подалась немного вперёд. — Расскажи мне о себе. Кто ты и откуда? Кем был до того, как тебя привезли сюда? — Простите меня за дерзость, Рани, но я не могу дать ответа на ваши вопросы. И дело не в том, что я могу что-то скрывать от вас. Я просто ничего не помню. У меня нет прошлого, я не знаю, кто я, откуда и как оказался в Ривенгуре. Не помню своего настоящего имени и как так вышло, что я очнулся избитым в переулке. — Вот оно как. Печально. Но как-то же тебя называли? — Купец, который подобрал меня с улицы и привёз вам, Рани, называл меня Ратнараем. — Должна признать, что он подобрал тебе весьма удачное имя. Король драгоценных камней. Ты действительно соответствуешь этому имени своей внешностью. Люди из северных земель редко попадают в Месорос. Намного проще привезти нюкара из Дира, Арты или же Гулура. Скажи мне, Ратнарай, ты знаешь, зачем я тебя призвала? — Д-да, — дрогнувшим голосом ответил северянин. Для другого Рани никогда не призывает в свои покои астраев. Юношу не беспокоило то, что он оказался в качестве секс-раба. Больше тревожила лишь мысль о том, что ему предстоит делать в постели. Чего от него потребует хозяйка? — Будет удобней, если ты избавишься от своей одежды, — небрежно махнула рукой женщина в сторону широкого кресла. Сама же она, не дожидаясь выполнения приказа, принялась тоже раздеваться. Повернувшись к ней спиной скорее из уважения, нежели от смущения, Ратнарай поспешил избавиться от душной шелковой одежды, что не позволяла телу дышать. Длинная туника и шаровары были аккуратно сложены на кресле. Обернувшись к Рани и изначально планируя не рассматривать женщину во все глаза из уважения к ней, Ратнарай так и не смог воплотить свою идею в жизнь. Распущенные серебристые волосы в лёгком беспорядке лежали на покатых плечах и спине женщины. Красивой формы полная грудь с затвердевшими тёмными сосками приковывала взор. Талия плавно переходила в широкие бёдра. Взгляд Ратнарайя скользнул вниз, вызвав у северянина лёгкое недоумение. Полувозбуждённый член Рани никак не сочетался со всем остальным. Но, похоже, что женщину это нисколько не смущало. А женщина ли стоит перед ним? Переводя изумлённый взгляд с мужской плоти на женскую грудь, юноша смущенно покраснел. Напрягало его не только наличие члена, но и полное отсутствие яиц. Теперь он понял, почему в гареме не принято обсуждать проведённую с Рани ночь. Он ожидал чего угодно, но только не этого. — Не стой, как неумелый девственник и подойди ко мне, — с улыбкой велела Имрит, мягко опустившись на кровать. Ратнарай повиновался. Неуверенно приблизился к ней, всё еще краем глаза поглядывая на твердеющую плоть Рани. Засмеявшись, женщина схватила его за руку и притянула к себе, тут же заключив в объятия. — В первую ночь вы все ведёте себя одинаково, — сквозь заливистый смех ласково говорила Имрит, не разжимая объятий и любуясь вытянутым в изумлении лицом любовника. — Вас переполняет удивление, шок и непонимание, как такое возможно. По крайней мере, такое происходит только с выходцами из чужих государств. Коренное население Месороса знает о такой особенности некоторых женщин и ничему не удивляется. — Простите, если я вас обидел своим поведением, Рани, — запинаясь, тихо сказал Ратнарай, всё еще испытывая волнение и изумление от того, что его плечо соприкасается с женской грудью, а в бедро упирается возбуждённый член. — Прощу, если сможешь меня порадовать своими умениями, — лукаво сверкнула глазами Имрит, разжав объятия и полностью опустившись на мягкую перину. Нервно облизнув губы, Ратнарай был вынужден подчиниться её желанию. Решив не обращать внимания на напряженную плоть, юноша припал к губам хозяйки, руками принявшись мять налитую грудь. Одобрительно простонав, Рани обняла любовника за плечи, жарко отвечая на его ласки. Покрывая поцелуями губы, щеки, плечи, шею и грудь, Ратнарай и сам не заметил, как успел возбудиться. Женщина пробуждала в нём желание, а её стоны едва не сводили его с ума. Юноша с замиранием сердца вглядывался в затуманенные страстью аметистовые глаза, ища в них подсказку для дальнейших действий. Разметавшись на простынях, Имрит слегка надавила на плечи любовника, заставляя его опуститься ниже. — Смелее, — выдохнула она, раздвинув ноги. Поняв, чего от него требуют, Ратнарай покорно опустился ниже, прочертив губами дорожку от груди до паха. Удобно устроившись, юноша провёл языком по напряженному члену, сорвав с губ Рани сладкий стон. Взяв в рот головку и принявшись её посасывать, Ратнарай наблюдал за реакцией хозяйки. Имрит металась по постели, громко стонала, сминая в руках простыни и невольно двигая бёдрами. На смуглых щеках зарделся румянец. Хмыкнув каким-то своим мыслям, северянин глубже вобрал в рот член, плотно обхватив ствол губами и лаская головку языком. Постоянно меняя темп, он слышал, как в сладком безумстве громко кричит и стонет Имрит, когда Ратнарай быстро работал ртом, и тихо сопела от неудовлетворения, когда он нарочито медленно и лениво сосал член. Временами женщина запускала руку ему в волосы, чтобы сжать их или же надавить на голову любовника, чтобы мягко направить. Ратнарай продолжал пропускать член до самого горла, поглаживая внутреннюю сторону бёдер хозяйки. Именно в этот момент Рани громко вскрикнула, изогнувшись. Рот юноши заполнило вязкое и солоноватое семя. С трудом проглотив изрядную порцию спермы, Ратнарай отстранился. И только теперь заметил, что физиология Рани намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Член, пусть и напоминал по внешности и функции мужской детородный орган, но всё же занимал место клитора, ибо вместо яиц под ним обнаружились самые обычные женские половые губы с входом во влагалище, из которого сочились любовные соки. — Ты действительно очень умелый, — отдышавшись, довольно промурлыкала Имрит, приподнявшись на локтях. — Но мне этого мало. Я хочу еще. Подготовь себя. — Подготовить? — переспросил Ратнарай, не уверенный, что правильно расслышал. — Именно, — плотоядно улыбнулась хозяйка. — Твой рот я уже опробовала. Хочу убедиться, что твой задок не менее прекрасен. Или мне стоит взять тебя силой? Но тогда ни ты, ни я не получим удовольствия и я останусь неудовлетворённой. А последнее чревато не самыми радужными последствиями. Юноша пристально смотрел в глаза хозяйки. Понимал, что она не шутит. Внезапно ему стало стыдно за то, что он всего не сумел предусмотреть. Не успел привести себя в порядок во всех местах. Повернувшись к Рани спиной и приняв коленно-локтевую позу, Ратнарай оттопырил зад. Растягивать самого себя при посторонних было стыдно, да и не такой-то уж и большой член у женщины, чтобы причинить боль. Не больше пятнадцати сантиметров в длину и четырёх в ширину. — Я предоставляю вам полную свободу действий, Рани, — прошептал северянин, надеясь, что она его слышит. — Вот как? — довольно облизнулась женщина. — Захотел сразу перейти к действию? Достав из ящика прикроватного столика пузырёк с сандаловым маслом, Имрит выдавила часть жидкость себе на руку, растерла её по всей длине члена, а после еще несколькими каплями смазала анальное отверстие Ратнарая. От прикосновения пальцев хозяйки к сжатому сфинктеру, юноша вздрогнул. Кровь прилила к лицу, заставляя невольно краснеть, а в висках запульсировало. — Расслабься, мой пасанди, — ласково прошептала Имрит, приставив головку к входу. «Пасанди? — про себя удивился Ратнарай. — Это значит, что она меня повысила?» Насладиться этой мыслью в полной мере ему не дало проникновение в тело. Рани хоть и пыталась быть осторожной со своим любовником, но всё же причинила ему немного боли. Войдя лишь наполовину в узкий зад, женщина предоставила несколько минут Ратнараю на то, чтобы он попытался свыкнуться с ощущениями, пока она покрывала поцелуями его спину и плечи, руками поглаживая его шею. — Рани? — тихо позвал Ратнарай, нетерпеливо покрутив бёдрами. Пусть и ощущался дискомфорт в заднем проходе, но желание удовлетворить свои сексуальные потребности было намного сильнее. — Уже не терпится, мой пасанди? — усмехнулась Имрит, рывком проникнув в желанное тело до конца. Не сбавляя темпа, она принялась быстро и рвано трахать наложника, наслаждаясь его полукриками-полустонами, что сладострастной музыкой распространялись по спальне. Зная обо всех чувствительных местах своих любовников, Рани покрывала поцелуями плечи, спину и шею Ратнарая, левой рукой надрачивая его член и не сбавляя темпа. Получая удовольствие от происходящего, женщина не сдерживала голоса. В особо жаркие моменты, она зубами впивалась в плечи любовника, заставляя его кричать и оставляя багряные следы от укусов. Но, казалось, будто от этого Ратнарай только еще больше заводился. Двигаясь навстречу, прогибаясь в спине, Ратнарай невольно переключался на свой родной язык, требуя еще и как можно глубже. И Рани исполняла его просьбу. Она врывалась в его тело резко и с особой страстью, тихо рыча от нахлынувшего возбуждения. В один из таких моментов, Ратнарай посмел кончить раньше своей хозяйки прямо ей в кулак. Его тело содрогалось в сладкой неге, а голова была свободна от каких-либо мыслей. Практически сразу в его тело излилась и сама Рани, отстранившись от любовника и без сил рухнув на кровать. По её бёдрам струился сок из влагалища, источая сладкий аромат, распространяющийся по всей спальне. Это позже Ратнарай узнает, что раньше в Месоросе женщины с женскими и мужскими половыми органами были нормой, и их было значительно больше, нежели сейчас. Из-за того, что женщины и мужчины Месороса вступают в связь с чужестранцами, количество девушек с членами резко сократилось. Однако это вовсе не означает, что их совсем не стало. Чистокровные жители Месороса, которые были верны своей крови, продолжают производить на свет детей, подобных Рани. Примечательно то, что мужчины рождаются обычными, а у девочек просматривается такая особенность. — Для нашего народа это не есть уродство или патология, — спокойно рассказывала после секса Имрит, положив голову на грудь любовника. — В Месоросе это наоборот считается добрым знаком. Такие женщины, как я, в глазах остальных считаются, чуть ли не равными Первой Земли и Жизни, ведь мы можем или впустить жизнь в своё тело, или же вдохнуть её в чужом. После той ночи Ратнарая поселили в одной из комнат для пасанди. Хоть остальные обитатели гарема и были уверены, что он недолго продержится на этом месте, юноша всё же сумел заинтересовать Рани. Вскоре, несмотря на остальных пасанди, он стал получать гораздо больше подарков от хозяйки. Его чаще стали звать во дворец и очень скоро он занял не только место рядом с Имрит, вытеснив из комнат фаворитов остальных соперников, но и заняв прочное место в её сердце. Удобно расположившись на скамейке в мраморной беседке, Ратнарай улыбнулся про себя. Став секс-рабом в гареме Рани Месороса, он приобрёл не только крышу над головой и бесплатную еду, но и любовь хозяйки, которая только неделю назад разогнала весь свой гарем и здание под него велела перестроить под дом своего пасанди. Сам Ратнарай не мог определиться, что именно испытывает к Имрит. Он был ей благодарен за доброту и любовь, но пока что не был готов ответить на её чувства. Она ему нравилась, как женщина, как правительница, как хозяйка и любовница, но не более. Ратнарай убеждал себя, что это временно. Он сам бы хотел воспылать любовью к этой прекрасной и мудрой женщине, которая по сути правит Месоросом, пусть и прикрываясь своим мужем.***
Поморщившись от боли в стёртых до кровавых мозолей руках, девочка продолжала нести тяжелую корзину с грязным бельём в прачечную. Рубиновые глаза были полны боли и печали, но Циари старалась не показывать этого, позволяя черно-фиолетовым прядям упасть на лицо. Навстречу шли рабы, но никто из них не решился помочь девочке. Лишь смерив её сочувственным взглядом, они продолжили свой путь дальше. Владыка Прайзиса запретил проявлять какую-либо жалость и помощь в отношении некоторых конкретных лиц. Одной из таких «счастливиц» стала Циари. Мало того, что девочку никто не жаловал, так еще и заставляли тяжело работать. Войдя в душную прачечную, она поставила корзину с бельём на пол, и устало вздохнула. Спина постоянно болела из-за тяжестей, руки и ноги часто были стёрты в кровь из-за работы, а голова кружилась порой от истощения и усталости. Но с наступлением сумрака жизнь Циари менялась. Она переставала быть ничтожной рабыней и удостаивалась, пусть и временного, но всё же внимания со стороны некоторых обитателей дворца. — Почему так долго? — недовольно пробурчала щекастая прачка, засучив повыше рукава и строго посмотрев на худенькую девочку. Её плотное светло-коричневое платье, пропиталось резким запахом пота. — Далат никак не мог решить, что из вещей нужно постирать, — честно ответила Циари, нарочно не поднимая головы, чтобы прачка не видела, как на рубиновые глаза ребёнка наворачиваются злые слёзы. — Всё равно нужно быть расторопней, — недовольно пробурчала женщина, легко подняв тяжелую корзину с грязными вещами. — Таро тебя искал. Просил, чтобы после ты зашла к нему. Нужно отнести кое-что в покои Владыки. При последнем слове Циари вздрогнула. — Ну же, чего встала?! — повысила голос прачка. — Или снова хочешь получить розгами? Ничего не ответив, девочка сорвалась с места и бегом направилась на этаж гарема. Шедшие навстречу ей рабы, лишь вопросительно смотрели вслед, не понимая, отчего лицо вечно угрюмой девчонки озарилось счастливой улыбкой. Она бежала, не обращая внимания ни на стражников, ни на рабов, ни на прочих обитателей дворца. Сердце трепетало в груди, а саму девочку переполняло волнение. Наконец-то, она сможет отвлечься от тяжелой работы и хоть немного отдохнуть. Взбежав по лестнице и повернув налево, она остановилась у дверей гарема. Не стала сразу входить, решив немного помедлить и прислушаться ко всему, что происходит внутри. Изнутри лилась лёгкая музыка, доносились спокойные голоса. Циари всегда не спешила заходить в гарем. И дело не в том, что она боялась побеспокоить любовников Владыки. Напротив, она была бы только рада нарушить их покой. Дело было в том, что наложники слишком жестоко обращались с рабами. Им, порой, даже повод не нужен был, чтобы повысить голос или поднять руку на тех, кто по их мнению рождён ползать в ногах господ. И Циари была не исключением. Ей тоже доставалось. Особенно агрессивным был Далат, который на всех смотрел с отвращением. И девочка каждый раз старалась оттянуть столь неизбежный момент в своей жизни. Поначалу это было возможно, когда она только стала рабыней и выполняла любую работу во дворце, какую ей не подсунут. А месяц назад её приставили работать на этаже гарема. Набрав в лёгкие побольше воздуха, девочка толкнула двери и прошла в зал. Быстро найдя взглядом Таро, она спешно подошла к нему. В прошлом разведчик Сатоса Шакса, ныне отвечал за гарем Радиса Тераса. Впрочем, это сложно было назвать гаремом, если говорить о количестве наложников. Всего двое тех, кто каждую ночь грел постель правителя, а шуму от них, порой, больше, чем от всего дворца. Не обращая внимания на тяжелый взгляд Далата, Циари подошла к бывшему разведчику, снова опустив голову и скрыв лицо за черно-фиолетовыми волосами. — Уже пришла? — повернулся к ней Таро, закончив отдавать указания какому-то рабу. — Мне сказали, что нужно кое-что отнести в покои Владыки, — пробормотала девочка, нервно переступая с ноги на ногу. — Да, отнесёшь ему докладную о расходах за этот месяц, а то мне пока некогда, — ответил бывший разведчик, протянув рабыне запечатанный свиток. Приняв желтоватый пергамент, она кивнула и поспешила в царские покои. Её нисколько не удивило, что ей поручено отнести столь важную бумагу. С тех пор, как Циари стала рабыней, некоторые личности просто перекидывали на неё свои обязанности, ведь она была такой удобной. Никто её не хватится, никто не заступится и не спросит, устала ли она. В роли рабыни Циари находится уже третий месяц. До рокового дня она жила себе спокойно. Практически принцесса, которую окружали слуги, о которой заботились. А потом всё рухнуло. Её всего лишили, записав в рабыни. И этому она обязана лишь одному человеку. Выбежав из-за угла, Циари резко остановилась. Двери царских покоев были распахнуты настежь, а стражники, что охраняют их, с трудом изображали безразличие, стараясь не смотреть на Владыку, занятого излюбленным делом. Стоя посреди коридора, Радис с наслаждением наблюдал, как в его руках мальчишка-раб прощается с жизнью. Жадно глотая раскрытым ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, он противно хлюпал. Из разорванного горла текла кровь. Содрогаясь в агонии, раб с ужасом смотрел на довольную улыбку Радиса. Правитель Прайзиса склонил голову на бок, одной рукой за талию придерживая мальчишку, другой же стал ковырять рану в шее. Ему нравилось, когда жертва вздрагивала и хрипло сипела, слабо пытаясь вырваться из рук Кровавого Чароита. Радис резко отпустил свою жертву, но так и не дав ей коснуться пола, быстрым движением рук свернул шею рабу. От противного хруста Циари вздрогнула. Сглотнув и прижимая к груди свиток, она испуганно смотрела на Владыку. Правитель Прайзиса часто впадал в состояние кровожадного убийцы. Правда, обычно до этого его доводили сами подданные. Каким-то своим действием, взглядом, словами. Застыв на месте от страха, девочка не могла пошевелиться. А между тем рубиновые глаза тирана пристально изучали её. Красные, такие же как и у самой Циари. Как и у покойного Сатоса Шакса, чья голова висит над входом во дворец Прайзиса. — Пошли, — холодно приказал правитель, повернувшись к ней спиной и направившись в свои покои. Робко кивнув, девочка поспешила за ним, с ужасом поглядывая на изувеченный труп мальчишки-раба. Они обещали, что уничтожат Зверя. Подавят его. «Мы обещали лишь избавить тебя от возможности утратить человеческий облик, — всплывал в памяти голос Первого Крови и Огня, говорящего с издёвкой. — Если Зверь и дальше управляет тобой, то может, стоит задуматься о том, что это твоя истинная сущность?» Если бы много лет назад ему сказали, каким монстром он является на самом деле, то лишь рассмеялся. Сейчас же было совсем не до смеха. Ритуал под Кровавой луной прошел успешно. Радис потерял силы Вечного, снова став обычным смертным. Нет больше возможности превращаться в черный туман и молниеносно убивать людей. Нет больше черного клинка, который ранив жертву, выпускал в её тело смертельный яд. Но даже это никак не повлияло на сущность самого правителя Прайзиса. Всё такой же жестокий, такой же кровожадный и холодный, он продолжал играть роль Вечного, манипулируя людьми, как пешками в шахматах. Радису даже удалось научиться немного обуздывать своего кровожадного Зверя. Вот только из себя его было теперь легко вывести. Что, собственно, сейчас и произошло с мальчишкой-рабом. Глупец, не глядя перед собой, на всех парах мчался по коридору, врезавшись в спину Владыки. И тем самым он сам решил свою судьбу. Радуясь возможности кого-то убить, Радис с удовольствием перерезал мальчишке горло. С упоением он наблюдал, как медленно угасает жизнь в янтарных глазах раба. Его тёплая кровь струйками стекала вниз по груди, создавая причудливые узоры. Мальчишка пытался цепляться за жизнь, тщетно пытаясь вырваться из рук Радиса, когда тот решил немного поковырять рану в шее. Тёплая кровь обожгла пальцы. Сладким ароматом ударила в нос, заставляя Зверя внутри радостно взвыть. Но вскоре наблюдать за мучениями раба Кровавому Чароиту надоело, и он просто свернул ему шею. Хруст, казалось, вышел настолько громким, что эхом отразился от стен и гулом пронёсся по коридору. Именно в этот момент Радис взглядом уцепился за побледневшую и дрожащую от страха девчонку. Велев ей следовать за ним, кровожадный правитель вернулся в свои покои, уголком глаз обратив внимание на встревоженных стражников. Бедолаги, так и не смогли привыкнуть к причудам своего Владыки, а ведь прошло уже больше полугода с момента его коронации. Войдя в свои покои, Радис с радостью снял с головы корону, которая каждый раз при надевании сильно царапала кожу до крови и потом сдавливала виски. Взяв со стола хрустальный графин с вином, и удобно разместившись в любимом кресле, он сделал пару глотков, обратив своё внимание на рабыню. Циари, стоя на коленях и склонив голову, на вытянутых руках держала запечатанный свиток. — И долго ты собираешься им позволять тобой помыкать, дурёха? — презрительно фыркнул Радис, взяв свиток и вскрыв его. Очередное донесение о расходах гарема за месяц. Ничего нового или удивительного, кроме того факта, что Далат и Лукарам стали немного наглеть, запрашивая куда более высокие суммы на свои личные расходы, чем того требовалось. Недовольно цокнув, Радис сделал вид, что изучает докладную, а сам тем временем исподлобья рассматривал рабыню. В ночь Кровавой луны Циари резко подросла. И с тех пор она стала выглядеть еще старше. Пусть ей и было от роду почти семь месяцев, но выглядела девочка на все девятнадцать по меркам Гитонтеона, что ровнялось десяти годам жизни маложивущих людей с островов Дейдра. Радиса даже радовало, что она так быстро росла. Меньше возни с несмышленым ребёнком, который ничего не понимает. Перед ним на коленях стояла будущая Первая. Кровь от крови Сатоса Шакса и Радиса Тераса. Та, кто в будущем займёт трон Прайзиса, став его Владычицей. Возможно, что Радис бы её не трогал до тех славных времён, когда Циари коронуют на престол. Она была ему безразлична и особо не попадалась на глаза, так что со дня Кровавой луны мужчина успел о ней благополучно забыть. Но три месяца назад всё изменилось. Радиса крайне выбесил тот факт, что все носятся вокруг девчонки. Скорее всего, у Владыки просто проснулась зависть, ведь в её возрасте ему пришлось пережить изнасилование и унижение, которое до сих пор преследует Кровавого Чароита в кошмарах. Циари росла в заботе и ласке. Слуги бегали вокруг неё, исполняя все прихоти. Ирэния, приставленная присматривать за девчонкой, заботилась о будущей Первой, как о родной дочери. И в этот же день в воспалённом жестокостью и гневом мозгу беспощадного убийцы и тирана вспыхнула мысль. По договору с Первыми, Радис мог делать с Циари всё, что угодно, но она должна была остаться в живых. И именно этим и занялся мужчина. Ему показалось интересной затеей лишить девочку всего, сделать её рабыней, а после каким-нибудь образом воспитать в ней сильную личность. И воспитывал Радис её через один-единственный известный ему способ: через боль и унижение. Понимая, что он практически повторяет зверство Агмаса, Радис решил довольствоваться лишь жестокостью и унижением. Но насиловать Циари он не собирался. Почему-то Чароит боялся, что если совершит над ней сексуальное насилие, то девчонка станет только еще слабее. На собственном опыте он видел, как после изнасилования даже прежде сильные воины ломались, становясь безвольными куклами, у которых нет желания бороться дальше. Может быть, это лишь отговорка и Радис на самом деле жалел Циари, ведь знал, что подобное способно сильно искалечить детскую психику. А может, он не желал ей подобного, потому что всё же испытывал хоть какие-то родительские чувства? Задумавшись над последним вопросом, мужчина пристально посмотрел на рабыню, покорно ожидающую, когда её отпустят. Худощавая, смуглокожая, не способная сопротивляться никому и ничему. Черные с редкими фиолетовыми прядями волосы были ниже плеч и длинной челкой падали на глаза. Рубиновые с черными белками очи обычно всегда смотрели на Радиса со страхом. — Я задал тебе вопрос и хотел бы получить на него ответ, — спокойно напомнил мужчина, отложив в сторону докладную. — Я всего лишь рабыня и не смею перечить старшим, Владыка, — дрожащим голосом промолвила Циари, всё также не поднимая головы. По дрожи в теле было видно, что ей тяжело стоять в одном положении на коленях. — И ты намерена всю жизнь прожить рабыней? — с издёвкой в голосе продолжал Радис. — Впрочем, чего еще можно ожидать от такой слабой твари. Видимо, тебе нравится, когда тебя используют. Когда об тебя вытирают ноги, унижая, втаптывая в грязь. Тебе это нравится, Циари? Девочка молчала, не желая отвечать. Её плечи начало сотрясать не то от злости, не то от назревающих рыданий. — М-да, ты действительно слабая, — с упрёком фыркнул Владыка, отвернувшись. — Можешь радоваться, ведь ты по праву заняла место рабыни. Ты довольна тем, что тебе приходится с утра до ночи выполнять самую тяжелую работу по дворцу? Нравится, когда остальные взваливают работу на тебя? Уверен, что так и есть, ведь ты даже возразить им не можешь. Её молчание только еще больше подбивало Радиса сделать ей как можно больнее. — Молчишь? Значит, я прав. Запомни, Циари, что неважно, кем мы были рождены и кем мы стали по чужой прихоти. Ты всегда можешь изменить свою судьбу. Ты всегда можешь сама решить, кем ты являешься. — Но разве наша судьба уже не предрешена? — шепотом спросила девочка, тихо всхлипнув. — Если бы так оно и было, то я, либо продолжал работать кое-где, либо был бы мёртв, — поморщился от не самых приятных воспоминаний Владыка. Пусть и прошло с упомянутых событий очень много лет, Радису казалось, что это случилось только вчера. — Посмотри на меня. Повинуясь приказу, Циари подняла голову. И вздрогнула, когда правитель оказался рядом с ней, пальцами сжимая её подбородок до боли и придирчиво заглядывая в глаза. Радис смотрел в точную копию своих очей, но не увидел там того, чего хотел. Ни воли, ни гордости, ни желания бороться. Лишь страх и боль. — И как от моей крови могло родиться нечто подобное? — с отвращением и пренебрежением фыркнул Радис, отстранившись от неё. — Слабое и безвольное ничтожество, занявшее место рабыни по праву. Можешь идти. Но спать сегодня ты не будешь. Скажешь Арифу, чтобы отвёл тебя в темницу. Нужно привести в порядок камеры, где содержались смертники. — Как вам будет угодно, Владыка, — повиновалась Циари, едва ли не пулей покинув царские покои. Проводив её разочарованным взглядом, мужчина вернулся в кресло и еще раз перечитал докладную. «Далат и Лукарам стали слишком многое себе позволять. Поняли, что получили билет в сладкую и безмятежную жизнь и решили брать от неё всё. Вот только забыли, глупцы, что за всё надлежит платить». Вычищая камеры, она позволила эмоциям выйти на свободу. По щекам потекли слёзы, а из груди вырвались отчаянные рыдания. — Дура! — кричала в пустоту Циари, обхватив себя руками. — Почему снова молчала? Могла же ответить! Почему каждый раз происходит одно и то же? Почему? Сотрясаемая рыданиями, она осела на пол, закусывая нижнюю губу, чтобы не начать плакать в голос. Каждый день девочка с надеждой ожидает, когда выпадет случай увидеть Владыку. И каждый раз он сначала не обращает на неё внимания, потом начинает рассуждать о том, как она ничтожна и жалка. Циари в такие минуты переполняют эмоции. Она хочет подняться с пола, хочет поднять голову и заявить, что она, Циари Терас-Шакс, достойная дочь своего отца Радиса Тераса. Что она не позволит так с собой обращаться. Но каждый раз у девочки просто не хватает смелости. Почему-то в такие моменты тело наливается свинцом и не позволяет пошевелиться без приказа родителя. А голос, словно пропадает, лишая возможности сказать обо всем наболевшем. И за это Циари ненавидела себя. «Он прав, что считает меня слабой. Разве у такого сильного человека может быть такая ничтожная дочь?» Шмыгая носом, она угрюмо затихла. Любой на её месте не убивался бы по такому поводу. Во дворце полно мальчишек и девчонок, которых родители ненавидели с рождения, всячески над ними измываясь. Вот только Циари была уверена, что Радис не такой. И на то у неё были причины. Когда она была значительно меньше, он не то что, руку не поднимал на неё, даже голоса не повышал. И сейчас при разговоре всегда сдержан, хоть рядом и находятся источники раздражения, которые пробуждают в нём желание убивать. А неделю назад Владыка сам позвал к себе Циари. Весь вечер они провели вместе. Циари ясно помнит, как её голова лежала на коленях отца. Как он практически с любовью и заботой перебирал её волосы, рассказывая о странах Гитонтеона. Девочка с упоением слушала о слабом и ничтожном народе Арты, которым правит Радис. О сильных и смелых сынах севера из Ривенгура, которыми правит мудрый и великий Бйортир Брест. О драконах из Роквуда и о древних сущностях. В тот момент Циари чувствовала себя самой счастливой на свете. Правда, она так и не поняла, почему Радис был с ней так добр. «Может, он всё же любит меня? — с надеждой спрашивала себя девочка. И тут же сама себе отвечала. — Конечно, как же. Зачем ему такая бесполезная и слабая дурёха, как я?» В Прайзисе нет места слабым. Дети, не способные оправдать надежды родителей, долго не живут. Об этом девочка слышала от других рабов и от стражников. Покойный Сатос Шакс ненавидел слабость. Поэтому тщательно выбирал себе наследника. Практически все его дети, не оправдали ожиданий отца. О том, что с большинством из них стало, Циари тоже знала. Как знала и то, что Радис Терас является сыном Сатоса Шакса, а сама она кровь от крови этих двоих. — Циари! — встревоженный голос женщины эхом отразился от стен камер. Вздрогнув, девочка поднялась с пола и выбежала в коридор. — Циари! — обрадовалась Ирэния, заключив девочку в крепкие объятия. — Я так переживала за тебя. Чем ты разгневала Владыку, что он отправил тебя сюда? — Я слаба, — голос маленькой рабыни дрогнул. По щекам снова потекли слёзы. Уткнувшись в плечо женщины, она громко заплакала. — Я не оправдала его ожиданий. Он прав. Я рождена для того, чтобы стать рабыней. — Дурочка, — вздохнула Ирэния, ласково поглаживая девочку по волосам. — Ничего подобного. Ты очень сильная. — Нет. Нет! Отрицательно мотая головой, Циари продолжала рыдать. Ей было приятно, что Ирэния пыталась её успокоить или утешить. Но Циари была бы куда счастливей, если бы это сделал Радис. В своих мечтах она представляла, как жестокий правитель тепло ей улыбается и крепко прижимает к себе, глядя на дочь с гордостью. Но хрупкие мечты ребёнка разбивались о черную стену жестокой реальности, разлетаясь на тысячи осколков и впиваясь в душу.