Пока не победим всех

«Я боюсь того, что я видела, что делала, кем стала, но больше всего я боюсь выйти из этой комнаты и больше никогда не чувствовать то, что я чувствую, находясь рядом с тобой» Бэби (Грязные танцы)

Когда им с Чадом было по тринадцать лет, они выпили целую бутылку хереса, украденную у бабушки Чада. Они напились до такой степени, что Чад признался, что его возбуждают девушки, подносящие публике микрофоны на шоу Опры Уинфри. - Я сделал бы что угодно, если бы они также подержались за мой черенок, Джей Ти. - Ты гребаный больной извращенец, тебя нужно изолировать. - Нет, ты бы заскучал без меня. И в конце концов приперся бы в дурку с напильником в заднице, чтобы помочь мне сбежать. - Может, я просто принесу тебе постер Скарлетт Йохансон и ты, прикрываясь им, проделаешь в стенке дыру? - Чувак, если ты принесешь мне постер Скарлетт Йохансон, то я проделаю в нем дыру своим… - Чад! Потом, между пьяными приступами истерического хохота, Джаред признался, что если бы ему позволили сделать глупость, одну единственную и последнюю глупость в жизни, он обернулся бы в несколько метров пластиковой упаковки, той, что с пузырьками, и катался бы по полу до тех пор, пока не полопались бы все пузырьки. - Это здорово, чувак! Тебе всегда приходят в голову отличные идеи! - Да. Это именно то, что Джаред испытывает сейчас. Чувствует себя завернутым в километры пупырчатой пленки, обездвиженным и ошеломленным. В окружении лопающихся воздушных пузырьков. Рядом с ним Дженсен разговаривает по телефону. Это факт, Джаред его видит. Дженсен держит в руках телефон, открывает и закрывает рот, издает какие-то звуки. Он разговаривает по телефону, это не вызывает никакого сомнения. Однако, Джаред ничегошеньки не понимает, потому что его словарный запас внезапно оскудел до нескольких слов: Дженсен, Губы, Дженсен, Пальцы, Дженсен, Кожа, Дженсен, Дженсен, Дженсен… Дженсен Эклз, великий оратор, воскресный проповедник, надежда всех безнадежных предприятий, красивейшая улыбка на свете, а теперь и лучшая взаимная дрочка в его жизни. Его вздохи были такими светлыми, а глаза такими темными, и он так неистово толкался в ладонь Джареда, будто бы собирался умереть от этого, понимая, что и без этого тоже умрет, и, все-таки выбирая умереть вместе с Джаредом. Его губы припухли и покраснели от укусов, и Джаред никогда еще в своей жизни НИЧЕГО НЕ ХОТЕЛ ТАК СИЛЬНО, как поцеловать их. Но он не мог поцеловать Дженсена тогда и не может поцеловать его сейчас потому, что это совсем не то, о чем они договаривались. Дженсен позволил ему подрочить себе, без каких-либо обязательств, без слов и БЕЗ ПОЦЕЛУЕВ. Так должно было быть, и так было. А как еще? - Он хочет поговорить с тобой. - А? Дженсен. Телефон. Дженсен говорил по телефону, а сейчас прекратил, потому... - Кто это? - Крис. … потому что Крис хочет с ним поговорить по телефону. Джаред много раз успешно разговаривал со своими родителями, будучи в стельку пьяным, поэтому и сейчас сможет, несмотря на некоторую неадекватность. Наверное. Он берет трубку: - Да? - Эй, детка, расскажи-ка дяде Крису, что у вас случилось. Джаред проводит следующие пять минут, объясняя Крису, где именно они находятся: «Нет, уже после заправки Texaco. Да, мимо магазина шин проезжали. Нет, развилки на Канзас-Сити не видели…» И так до тех пор, пока Крис не начинает весело хохотать на том конце линии, словно пьяный койот. - Блядь, чувак, да вы забрались в самую жопу мира! Хотел увезти моего мальчика подальше и там с ним без помех позабавиться? Этооооо… - Нет! - Ну, я так и предполагал. Дженсен в любом случае никуда бы не поехал без своего перцового баллончика. А теперь слушай меня внимательно, и пусть тебя не очень удивляет то, о чем я тебя спрошу. Выигрывали ли республиканцы что-нибудь в последнее время? Нет ничего удивительного в том, что имея таких друзей, Дженсен слегка придурковат. Может, поговорим о твоих друзьях, Джаред? Нет? Ладно. (Блядь, этот голос совести реально достал в последнее время. Семнадцать лет молчал, как немой, и вот теперь, пожалуйста, не может заткнуться) - Эээээ, республиканцы? Насколько я знаю, нет. А почему ты спрашиваешь? - С моей деткой что-то происходит, меня не обманешь, а когда с ним что-то происходит, обычно это как-то связано с республиканцами. Я нихрена не смыслю в политике, знаешь ли. Я сказал Дженсену, чтобы он известил меня, когда будет баллотироваться Гарт Брукс, и тогда я пойду голосовать. Он еще так возмущался, когда я ему это сказал. Знаешь, какое у него лицо, когда он возмущается? Джаред вздыхает: - Знаю. И какое у него лицо, когда он заинтересован, и когда сконцентрирован, и когда возбужден, и когда кончает. - Ну вот. Позаботься о детке, пока я приеду. Буду минут через пятнадцать. - Эй, разве ты не сказал, что мы находимся в жопе мира? Крис ржет еще громче: - А разве я сказал, что вожу машину, как девяностолетняя тетя Августа, которая раз в неделю выезжает в соседний супермаркет? Эх, молодость, надо учиться доверять людям! Он отключается. - Он едет сюда. - А, хорошо. Теперь Джареду нужно посмотреть на Дженсена, нужно поговорить с ним, но если он заговорит, он не знает точно, что именно ему скажет, что может из него прорваться наружу – ты был невероятен/давай сделаем это снова/я думаю, что между нами есть какая-то связь/я поспорил на то, чтобы сделать тебя королевой бала/можно, пожалуйста, я тебя поцелую? – поэтому он не может ни говорить, ни даже смотреть на него, а просто протягивает телефон. Прохладные пальцы Дженсена касаются тыльной стороны ладони и это мучительно. Джаред отворачивается к окну и делает вид, что дремлет. Он понимает, что поворачивается к Дженсену спиной, и что это выглядит по-мудацки. Слышит его дыхание позади себя, медленное и глубокое, и уже готов повернуться, накинуться на него, сорвать одежду, высосать весь воздух из легких, сделать так, чтобы он скулил и стонал… Как вдруг до ушей доносится разочарованный вздох Дженсена и Джаред чувствует, что тот тоже отворачивается и упирается плечом в противоположную дверь. Прекрасно. Теперь они сидят спиной к спине и смотрят каждый в свое окно, как чужие после случайного секса. Так должно было быть, и так будет. Невероятно долгие, проклятые пятнадцать минут. Полные молчания, сдержанных вздохов, негромкого покашливания. Пятнадцать минут, как пятнадцать тысяч лет пыток, пока не появляются огни впереди на дороге, и Дженсен не вздрагивает в своем кресле. Джаред зажигает фары, и силуэт Криса появляется среди ночи – белая рубашка и блестящая канистра бензина в руке. Он легонько стучит в стекло со стороны Джареда – тук-тук, и, когда тот опускает стекло, просовывает локоть и плечо в машину и, великолепно пародируя Шерифа Меннерса, говорит: «Ваши родители знают, где вы находитесь, детки?» Предполагается, что теперь Дженсен должен выпрыгнуть наружу с криком: «Мой герой!», но он спокойно выходит на улицу, позволяя Крису сначала стукнуть себя по плечу, потом обнять, а потом с понимающей улыбкой оставить в покое. Они так по-братски и запросто себя друг с другом ведут, что Джаред чувствует глубокий укол зависти. - Крис живет по ту сторону стен, с которыми ему, Джареду, приходится сталкиваться все время. - Ты какой-то странный, - говорит Дженсену Крис. И если тот краснеет, то Джаред не хочет этого видеть. – Ты подстригся или что-то вроде того? Дженсен улыбается в ответ, весь такой разморенный и красивый: - Да, что-то в этом роде. Десять минут спустя в баке машины Джареда плещется бензин, а сам он снова находится в мучительном непонимании, что нужно сказать. Все разруливается, когда Крис говорит: - Ну, детка, ты едешь со мной домой или как? Джареду немного обидно и даже больно видеть то, как быстро Дженсен отвечает: - Да, иду. Он так деликатен (о, большое спасибо!), что оглядывается на Джареда перед тем, как сесть в машину с Крисом. - Ты доберешься? Это звучит болезненно вежливо. С истинным беспокойством о том, сможет ли он добраться. Джаред кивает. Через силу. Сглатывая слюну. - Я за тобой. По дороге домой, сидя один в машине, он не перестает думать о соседнем сидении, которое осталось пустым, и в котором ему хотелось бы видеть Дженсена еще много-много раз. Когда они въезжают в Лоуренс, Кейн несколько раз сигналит, прощаясь, потому что дальше им ехать в разные стороны. И когда Джаред ложится в свою постель, вставляет в уши наушники и закрывает глаза, он думает о том, что в ближайшие дни обязательно должен сказать Чаду о том, что их пари – полное дерьмо и все кончено. Да блядь, он скажет это завтра же! Все скажет Чаду, а потом может идти в дом к Эклзам и целовать Дженсена, пока у них не отвалятся губы. Засыпая, Джаред думает о том, что сказал ему при расставании: - Я за тобой. «Всегда. Ты даже не представляешь!» Ему снятся космические корабли, пронзающие гиперпространство. Чад, конечно же, Чубакка, а Джаред – Хан Соло. А как еще?