Пока не победим всех

«Я верю в длинные, медленные и влажные поцелуи, которые длятся три дня». (Дархэмские быки)

Одна из многих обязанностей Дженсена, как члена школьного совета, состоит в том, чтобы знакомить с колледжем новых учеников. Проводить с ними своего рода экскурсию, чтобы им не пришлось в первый же день рыдать где-нибудь посреди коридора в поисках нужной аудитории. Безусловно, прежде чем взять на себя эту обязанность, Дженсен истребовал у Крипке все планы колледжа. Выучил расположение всех огнетушителей и аварийных выходов, запомнил высоту каждого этажа (на случай, если пожарным вдруг нужно будет поднимать снаружи лестницы) и, в конце концов, в колледже не осталось ни одного угла, который бы Дженсен не знал, как свои пять пальцев. Чувак из фильма «Побег из тюрьмы» - просто жалкий неудачник по сравнению с Дженсеном. Ему не нужны были никакие татуировки, чтобы сбежать из своего колледжа. Именно так, тщательно изучая и документируя все закоулки здания, однажды Дженсен обнаружил Комнату. У Комнаты нет другого названия, она так называется с тех самых пор, как Дженсен ее случайно нашел. Это было тогда, когда он искал место, куда бы сложить старые ежегодники, ожидающие своей очереди на оцифровку. И там, между этажами, по дороге от музыкального зала к аудиториям первого курса, он внезапно наткнулся на нее. Это была маленькая комнатка, загроможденная всяким хламом: швейной машинкой шестидесятых годов, допотопным козлом, который когда-то стоял в спортивном клубе, декорациями, масками и старыми костюмами для десятков безнадежно устаревших сценок и пьес. Воздух здесь был немного пыльный и затхлый, но зато имелось красивое круглое окно, что, в общем и целом, делало помещение вполне пригодным пристанищем для Дженсена, когда ему нужно было заниматься, а библиотека была переполнена детьми, которые занимали места своим друзьям, чтобы потом перекидываться записочками и рисовать друг у друга в тетрадках. Именно здесь он сейчас и находится, в единственном месте, куда не доберется ни одна парочка, ни одна пьяная компания, пытающаяся вернуть моду на Макарену, ни один олейтский придурок, заботливо поддерживающий голову другому придурку для того, чтобы тому было удобней блевать. Именно сюда Дженсен и привел Джареда, потому что чувствовал, что им очень нужно поговорить, и нет для этого никакого другого места лучше, чем это, поэтому они сейчас в Комнате и собираются… ммм, ладно, поговорить. И это гораздо проще было бы сделать, если бы Джаред не смотрел на него таким умоляющим взглядом голодной собаки, и если бы не эта рубашка, расстегнутая прямо до… и не запах его одеколона, и не эта прическа, как раз такая, как… У него же всегда были небольшие бакенбарды, почему именно сейчас Дженсена это так занимает? - Все это, - спрашивает Дженсен, потому что у него накопилось много вопросов, ответы на которые он хочет получить немедленно. - Все, что ты наворотил… Ради чего, собственно? Кажется, что Джаред размышляет, но не находит ни одного достойного ответа. - Нууу… Для тебя? Дженсен позволяет себе усмехнуться. - Падалеки. Поправь меня, если я ошибаюсь, но… Кейн и Стив, тоже участвовали во всем этом балагане? Джаред кивает. - Я убедил их. - Кто-нибудь еще, о ком мне лучше узнать сейчас? - Твоя сестра, потому что нужна была ее помощь с арией Магдалины. И Сэнди, потому что я не очень-то и надеюсь на Чада. И директор Крипке, потому… что он директор колледжа. - Ты сказал, моя сестра? - Это долго объяснять. - Кто-нибудь еще? - Нет. Ну, еще Чад. В том плане, что это немножко его идея, - Дженсен пытается сделать вид, что он не слышит того, что слышит. – На самом деле он прямо сейчас находится с Томом. Томом. Веллингом. В общем, не думай, что он свалил и тебя бросил, ничего подобного, Джен. Можешь… если хочешь… - Джаред устало указывает на дверь. «Можешь идти к нему, если хочешь», - это то, чего Джаред не может произнести вслух. Но это вовсе не то, о чем сейчас думает Дженсен. На самом деле даже как-то обидно, что он так мало думает о Томе. Значит ли это, что в глубине души он все-таки плохой человек? Он уверен, что тот факт, что Том и Чад ВМЕСТЕ, должен его беспокоить. - Еще кто-нибудь? Джаред слегка улыбается. Боже, будьте все прокляты, как он соскучился по этим ямочкам! Блядь. - Нет, все. Это все заговорщики. - И повтори-ка, для чего это все? Дженсену не нужно повторять дважды, он понял, просто не может отказать себе в том, чтобы услышать это от Джареда снова. - Для тебя. – Да-да, если он хочет еще раз это услышать, пожалуйста. – Я имею в виду, что все, что я говорил… Все правда, Дженсен. Так же, как и все это. Не думай, что я на что-то претендую, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным… - Джаред протяжно вздыхает, застряв на самом длинном многоточии в мире. – Я просто хотел попросить у тебя прощения за то, что вел себя, как последний мудак. И не то, чтобы я чего ждал от тебя взамен или что-то в этом же роде. Единственное чего я хотел – это извиниться перед тобой. И Дженсен сдается. И плевать ему на все и на всех, потому что единственное, что он сейчас помнит, какими близкими были губы Джареда тогда, в машине, и как нестерпимо далеки эти губы сейчас. Эту страшную ошибку, это несоответствие, нужно исправить как можно скорее, иначе остановится, к черту, планета, и все мы просто и быстро умрем. - Ну что ж, я разочарован, - Дженсен, будто в расстроенных чувствах, опускает голову, но на самом деле он едва уже может сдерживать смех. – Я думал, у тебя были какие-то иные, высшие цели. Например, доказать мне свою любовь. Джаред моментально настораживает уши, словно собака, и приближается к Дженсену. - И это! И это тоже! Ты ведь знаешь, что я… И наконец-то в Джареде зарождается первый намек на улыбку. Одну из этих его сокрушающих улыбок. Она еще где-то там, в отдалении, но уже ясно, что ее наступления не избежать. - То, что ты сделал, или хотел сделать – было унизительно. Искренне ли твое раскаяние? - Искренне! Ведь я уже доказал тебе это… - Джаред тут же исправляется, наткнувшись на взметнувшуюся вверх бровь Дженсена. – Но, безусловно, я готов доказывать свою искренность еще и еще, снова и снова. Дженсен стоит всего в десяти сантиметрах от Джареда, и единственное, о чем сейчас может думать, это как протянуть руку, схватить за эту черную рубашку и притянуть его к себе. И еще, возможно, о том, как поприличней попросить парня себя впервые в жизни поцеловать, и не выглядеть при этом так безнадежно. - Джен, - глаза у Джареда, как у щеночка, и эти ямочки, и родинка над губой. Он повторяет: – Дженсен, - будто это нечто важное и серьезное. – Джен, я клянусь, что я… И Дженсен перестает думать о том, как поприличней попросить парня поцеловать себя. Вместо этого он поднимает подбородок, приоткрывает губы и концентрируется на том, чтобы самому поцеловать парня. Впервые. И сначала не чувствует вообще ничего. Сначала это просто прикосновение сжатых губ к сжатым губам, поцелуй, ничем не отличающийся от того, когда он целовал себя, тренируясь, в предплечье. Но в следующую же секунду Джаред будто загорается изнутри, делает так: «умпф» и его даже немного шатает, он хватает Дженсена за затылок своей гигантской рукой и открывает рот, как следует приступая собственно к поцелую. И где этот звон колоколов, где эти ангелы с трубами, которые, как говорят, должны звучать, когда тебя впервые целуют? Вот это? УЖАСНЫЙ ПИЗДЕЖ. Нифига это на ангельский хор не похоже. И если бы у Дженсена была возможность описать это (но ее нихрена нет), он сказал бы, что это похоже на сдачу крови, потому что его кровь… исчезла? Первый раз, когда Джаред осторожно прикасается к его губам, нежно и медленно облизывая, приоткрывая, у Дженсена уходит кровь из коленей и из желудка. И первый раз, когда Джаред трогает его язык своим языком, нежно-нежно, между тем весь дрожа от напряжения, ГОСПОДИБОЖЕМОЙБЛЯДЬ, Дженсен перестает чувствовать кровь и во всем остальном теле. Его руки дрожат, все внутренности переворачиваются, а рот? Рот горит, губы пылают, а горячий язык цепляется за язык. Хочется вжаться, срастись, притереться, открыть рот и втянуть в себя Джареда всего целиком, но Джаред (ДжаредДжаредДжаредПадалекиДжаред) держит его крепко, не дернешься, контролируя поцелуй, его длительность и интенсивность, и при этом издает такие фантастические звуки, что только держись. В конце концов, именно Джаред отстраняется первый (эй-эй, куда, почему, зачем?) и смотрит на Дженсена с пылающими щеками, влажными глазами и лучшей улыбкой в истории всех мировых улыбок. - БЛЯ-ЯДЬ, - выдыхает Джаред. Дженсену кажется, что – - Ты слишком много разговариваешь, Падалеки, - и он снова принимается его целовать. И после этого Дженсен уже мало что помнит, все будто отрывками, вспышками, разрозненными мазками. Помнит свою неуемную жажду, невозможность насытиться, пальцы Джареда в своих волосах, и свои – под его рубашкой. Помнит, как покраснел, когда Джаред выдохнул в ухо: «Хьюго Босс? Блядь, он должен еще приплатить тебе, Дженсен, ты себя видел? Я в шоке, ты самый… Я В ШОКЕ». Он не помнит никакой четкой последовательности, помнит, как их шатало от стены к стене, как они падали друг на друга, словно мешки с песком, помнит кучу лишней одежды и недостаточность голого тела, как воткнулся боком в швейную машинку и похуй, потому что вокруг него и внутри него ДжаредДжаредДжаред, а в ушах - канонада лопающихся пластиковых пузырьков, и одна мысль в голове: «ЭТО ЛУЧШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ». Нет, серьезно. Это лучше, чем хорошие оценки, низкоуглеводные диеты и социальные программы помощи обездоленным. - ДженсенДжен, - говорит Джаред. И отстраняется, и перестает ласкать его пальцами и откашливается так, словно хочет сказать что-то важное. Что, блядь, может быть важнее, чем эти поцелуи? - Дженсен не имеет ни малейшего представления. (Холодный термоядерный синтез, может быть, альтернативное топливо?) Джаред легонько прикусывает ему нижнюю губу, прежде, чем отодвинуться окончательно. (Нет, никакого термоядерного синтеза – да здравствует нефть!) - Дженсен, - Джаред серьезно и пристально смотрит. Ровно две секунды. А потом начинает ржать. Дженсена бы это наверняка взбесило, если бы он не был немного влюблен. Слегка так. Не сильно. Джаред снова откашливается и говорит: - Хочешь пойти со мной на выпускной? ЧТО? ЧТО-ЧТО?? - Ты издеваешься? Джаред отрицательно мотает головой. - Э-э. Я ведь тебе так этого и не предложил. Официально. - Ты что, серьезно? - Да. - Нет. - Я действительно серьезно, Джен! - Я не о том, что ты несерьезно. А о том, что не собираюсь идти с тобой на выпускной. Это как ударить ногой щенка. Джаред потерянно вздыхает: «Эх», и опускает голову, и морщит переносицу, и опускает уголки губ, и на лице у него самое жалостливое выражение из когда-либо виденных человеком. Дженсен уверен, что в любой момент может появиться кто-то из Общества по защите животных и вчинить ему штраф за жестокое обращение. - Я не могу пойти с тобой на выпускной бал, Джаред. - Ну да, я знаю. После всего, это было бы… Я понимаю. Правда, он очень милый, но все-таки тормознутый. - Я не могу пойти на бал. Ни с тобой, ни с кем-то другим. Я тут неплохо провожу время с одним парнем, если ты не заметил. Поэтому пусть этот бал идет нахуй. Совсем. Он тормознутый, но, МАТЕРЬ БОЖЬЯ, что у него за улыбка. - Ну и пусть идет нахуй! – радостно повторяет Падал-в-самое-сердце. И они снова принимаются целоваться, прямо у стены, немного в плесени и немного в ржавых потеках, но им это не мешает, как и тот факт, что от поднятой в комнате пыли уже практически нечем дышать. Это чистые, ни к чему не ведущие поцелуи, поцелуи ради процесса, ради сплетения жадных губ и языков, непорочные, длинные, нежные – возмещающие поцелуи. Поцелуи вместо всех тех, что Дженсен когда-то не получил. Но Джаред снова отстраняется. ЧТО ЗА МАНИЯ У ЭТОГО ПАРНЯ? - А хочешь узнать? Хочешь узнать, как ты меня изменил, чертов ботаник? Дженсен боромочет: «Аха», а сам прижимается к груди Джареда, ластится, словно котенок. Четыре гектара роскошной груди, семимильные ноги, непослушная челка, беспрестанно падающая на глаза – Дженсену хочется взять это все себе и не отпускать никогда, нафиг ему чего-то там слушать. Но пусть говорит, если хочет, конечно. - Ты научил меня ждать. - Что? О чем ты? - Ты научил меня терпению, Джен, я серьезно. Я так давно уже хочу поцеловать тебя, что сам в это не верю. И именно поэтому сейчас все вот так... охуительно, да. Я знал, что однажды начав целовать тебя, уже не смогу остановиться. Целовать тебя, Дженсен Эклз, в самом деле – прекрасно. И я хочу, я надеюсь, то есть, хотел бы надеяться, что для тебя... ну, в общем, что ты… - Я надеюсь, то есть, хотел бы надеяться… - передразнивает Джареда Дженсен. - В общем, я тоже хочу, Джаред. Чтоб ты заткнулся, пошел в гардероб и забрал наши вещи, а потом чтобы мы пошли вместе ко мне домой! - К тебе домой? А… зачем? ОН ВСЕ-ТАКИ ТОРМОЗ. - Чтобы продолжить. Глаза Джареда становятся огромными и черными дулами целятся Дженсену в сердце: - Я правильно понимаю, что именно ты хочешь… продолжить? Дженсен молчит и выразительно смотрит. А Джаред, который только что едва не рехнулся от счастья, все-таки дает ему возможность все переиграть: - Ты уверен? - Да, Падалеки, я совершенно уверен. И хочу, чтобы именно ты меня всему научил.