Настоящее
Она молчит, своим молчанием выражая все то, что не произносит вслух, и Вельга качает головой: — Слушай, я понимаю, что тебе это кажется, — он запинается. — Довольно сложным, но я уверен… — Довольно сложным, — саркастически передразнивает Нишка, не глядя на него и обращаясь больше к растущему около дороги дереву. — Довольно сложно, — она переводит на рашеми хмурый взгляд алых глаз. — Перепить дворфа и остаться в здравом рассудке. А вот перейти на план Теней, пройти там кучу лиг, спасти твоего друга, а потом вернуться — невозможно! Понимаешь? Невозможно! Постарайся запомнить — или запиши, если хочешь. Они идут молча, и тифлингу кажется, что окружающая ее природа наблюдает за ней. Нервирующее чувство — хотя рашеми рассказывал, что в его стране множество духов, и каждый обладает определенной силой, так что она должна быть к этому готова. На вопрос, нет ли в Рашемене духов отхожих мест, Вельга обиделся и больше почти не распространялся о своем родном крае. И это было даже к лучшему — давало время для раздумий. Среди орков Теска, на редкость дружелюбных в отличии от тех, что она встречала у Родника Старого Филина, Нишка чувствовала себя почти что своей. Почти что — потому что каждый торговец следил за ее руками больше, чем за ее лицом. Это раздражало. Однако в Теске были приветливы с ней, и тифлинг даже провела пару дней отдыха в таверне, слушая моряцкие байки и наслаждаясь покоем — никому и в голову не приходило закричать «Отродье демона», «Дьяволов ублюдок», даже простого «Рогатая крыса» не было, и это ее радовало так, как не могло обрадовать даже ограбление Зала Чудес во Вратах Балдура. Конечно, с Залом Чудес она перегибала палку, но все же. Во время плавания по морю Упавших Звезд им повезло не так, как в путешествие по морю Мечей — на корабль напали сахуагины, отвратительные чешуйчатые твари, похожие на рыб — омерзительных рыб. Нишке пришлось защищать и себя, и ослабевшего от морской болезни Вельгу, и она не была уверена в том, что без оказавшегося на борту волшебника сумела бы выжить. Вполне возможно, сахуагины полакомились бы ее мясом — Нишка и не знает, едят ли они человеческое мясо, да и вообще мясо в принципе, но не горит желанием проверять это наверняка. Волшебника весь оставшийся путь она избегала: тот был немного жутким, и веяло от него какой-то дрянью — не то некромантией, не то чем-либо похуже, но после смазанной благодарности за спасение и его равнодушного кивка из-под надвинутого на глаза капюшона и немного неясного бурчания из-за намотанного на лицо и оставляющего открытыми только глаза Нишка постаралась не пересекаться с ним. Никогда не знаешь, когда кто-то потребует более весомой признательности — и поэтому надо уходить как можно быстрей. Но сейчас тифлинг, размышляя, не может отогнать страшную мысль: Сэнда не было в Невервинтере, когда она заходила в «Утонувшую Флягу» повидаться с Дунканом, Сэнд ни разу после того, как его достали из-под камней обрушившихся им на головы Иллефарнских руин, не появлялся в Крепости-на-Перекрестке, ни разу не заходил к Дункану. Нишка бы подумала, что у нее паранойя, но что-то не дает ей покоя — как засевшая в пальце заноза. Что-то с тем волшебником на корабле было не так, совсем не так, и это непонимание только злит ее. «Ох, Тимора, — думает она. — Каким это образом я вляпалась во все это?» — Он могущественный маг, — Вельга врет почти гладко, но шероховатости неприятно режут уши. — Нам, по сути, необходимо только попасть на Теневой план, а там он поведет нас! — Всего-то! — язвит Нишка. — А ты хоть раз был на плане Теней, а?! Дай угадаю — никогда, и твои знания ограничиваются, в лучшем случае, парой книжек! А я была там и чуть там не умерла! Знаешь, даже пара часов на плане Теней — и ты уже обладаешь потрясающей возможностью подохнуть от истощения! А уж если тебе повезет нарваться на какую-нибудь Тень — одна рана, и ты не проживешь и тех пресловутых двух часов! Она чувствует глухую, сжигающую злобу — потому что не она хотела идти на этот трижды проклятый план, ее туда потащила Ирви, та самая Ирви, которая совсем тронулась рассудком из-за паскудного меча гитиянки. Да чтоб ее… — Я уверен, что у нас все получится, — говорит Рандири упрямо, с тем фанатизмом, который встречается у верующих в милость богов, пользу пяти кружек эля в день, а также восхищающихся архимагом молодых поклонников, пытающихся выучить как можно больше заклинаний, чтобы увидеть его — и, видимо, помереть от счастья. — А я уверена, что ты идиот! — огрызается она. — Слушай, долг за спасение жизни — важно и здорово, но неужели нет другого пути?! — Ни одного, — Рандири пинает попавшийся на дороге мелкий камешек. — Я хотел найти, спрашивал у Ганна, но это невозможно. Только через план Теней. — Ну-ка поясни мне одну вещь, Вельга, — говорит она. — Ты и правда рассказываешь мне все это? С учетом того, что я могу легко доказать свою сволочную природу и пойти сдать тебя твоим бешеным ведьмам? — Ты этого не сделаешь, — качает головой он. — Тебе это просто невыгодно. — Почему? — пожимает плечами тифлинг. — Награду я получу, хоть какую-то, а это уже подспорье. У меня еще есть свои дела в Рашемене, и монеты не помешают. — Потому что я тебе нужен, — говорит рашеми абсолютно серьезно, глядя вперед, на встающий на горизонте смутный призрак города. — Потому что ты не знаешь, что делать со своим серебряным осколком, а я знаю, — он оборачивается к ней и улыбается — устало и мудро. — Точнее, знает Ганнаев. — Что?. — выдыхает она, остановившись и чувствуя, как подгибаются колени. Внутрь вползает склизким червем страх, и она остро ощущает, как ее — темную пешку на огромной доске — передвигает чья-то невидимая рука. Проклятье, проклятье, проклятье! — Я не хочу тебе зла, — Вельга останавливается чуть впереди. — И Ганн не хочет. Но ты необходима нам обоим. Точнее, — он бросает быстрый взгляд на один из ее кошельков. — Осколок, который у тебя есть. — Потрясающе, — шипит она, хоть губы и горло пересохли. — Так ты изначально… — Да, — рашеми смотрит на нее хмуро, и она больше не видит того человека, с которым преодолела путь длиной в два с половиной года, длиной в целый континент. — Я знал, кого мне искать. Прости. Я хотел сначала узнать, какая ты — вдруг будет проще украсть у тебя осколок, чем уговаривать. Но ты ведь хочешь восстановить клинок? — Я хочу вернуть его туда, где он должен быть, — воспоминание о Келгаре, о разрушенной Крепости-на-Перекрестке придает отчаяния, придает сил драться. — В могилу моей подруги. И если ты хоть пальцем тронешь мой осколок, я тебе руки отрежу. Ее почти колотит — загадки, бесконечные тайны, когда же это закончится?! Нишка чувствует себя так, словно идет вслепую по доске, как в какой-нибудь глупой книжке про пиратов. — Мой друг хотел, чтобы этот меч был унесен подальше, — Вельга смотрит мимо нее, явно не воспринимая ее угрозу. — Он… был ужасен. Этот меч — нечто противоестественное, то, чего не должно быть в этом мире. — И часто ты говоришь со своим другом? — тифлинг покачивает Коготь Зимы в руке, хоть кисть уже начинает немного ломить от распространяемого кинжалом холода. — Не очень, — Рандири почти беспомощно пожимает плечами. — Он слабеет. Нишка молчит и думает, что было бы неплохо прирезать этого мальчишку — тайны, которых у него в избытке, вызывают только головную боль и чувство неизбежности чего-то страшного — но, в конце концов, она проделала весь этот путь не для того, чтобы выкинуть подальше единственный ключ ко всему происходящему и произошедшему. «Если необходимо встать на путь, нужно быть готовой идти до конца», — сказала когда-то Элани. Друидка все-таки была мудрой, хоть и занудой — теперь у мертвой эльфийки не отнять ни того, ни другого. — Ты расскажешь мне все, что знаешь, — холодно говорит Нишка. — Сейчас же. — А что иначе? — спокойствие Вельги — равнодушие обреченного, так же вели себя солдаты, которых отправили отвлекать созданий Короля Теней, пока Ирви взрывала мосты, чтобы не подпустить тварей к Крепости. — Иначе, — говорит тифлинг, тщательно вымеряя тон, почти веря в свой блеф, вспоминая все те разы, когда Лелдон оружием пытался выбить из нее ответы, а она обводила его вокруг пальца. — Ты не узнаешь того, что знаю об этом клинке я. А я знаю достаточно, можешь мне поверить.Прошлое
Дороги сплетались и расплетались под ее ногами, а она все пыталась понять, что ей делать. Сначала она думала пойти в Уотердип, но вскоре передумала — и застыла на развилке, вчитываясь в указатели и размышляя, хоть думать и не хотелось. Хотелось просто идти, просто вернуться в те дни, когда они вчетвером с Ирви, Келгаром и Элани месили сапогами грязь, разбивали лагерь вдали от дорог и молчали — каждый о своем. Она решительно повернула направо, через минуту забыв, о чем говорил указатель и ориентируясь только по дороге, которая то почти пропадала, то становилась совсем явной. Ноги немного ныли, но тифлинг не обращала на это внимания — просто отвыкла, целыми днями лежа в постели. Доспехов у нее не было — старые окровавленными тряпками сняли с нее лекари, а новых в Крепости не было; при ней оставались только один из кинжалов, тот самый, который она не успела воткнуть в Короля Теней — Коготь Зимы — и зачарованный амулет. Кольца, которые она выбрала для последней битвы, снял с ее пальцев Черный Гариус, а больше у нее не было ничего. Ей посчастливилось наткнуться на таверну, и Нишка решила переночевать там, надеясь, что не заработает неприятностей. В лесу шанс встретить их был гораздо выше, поэтому она зашла внутрь, даже почувствовав, как святая аура начала щипать ее тело. Не хотелось подохнуть после всего, что было пережито — возможно Сэнд нашел бы в этом иронию, но тифлингу этой вселенской иронии хватало и так. Как-никак, было до крайности забавно, что солдаты у форта Локе когда-то не придушили ее собственным же хвостом сразу, а решили поболтать. Таверна была почти пуста, и тифлинг присела у стойки, барабаня пальцами по столу, ожидая, когда хозяин вернется от одного из столов. Капюшон она опрометчиво сняла, так что почти не сомневалась в том, что услышит о себе достаточно нелестного, но это ее волновало мало: гораздо сильнее нервировала аура; хотелось выкупаться, чтобы смыть мерзкое ощущение бегающих по телу кусачих мелких насекомых. Она знала, что ее тело выглядит как обычно, но ощущала себя так, словно вся была покрыта мелкими ноющими ранками. — Я не ожидал тебя здесь встретить, — сказал Касавир, присаживаясь рядом с ней, и она пожала плечами: — Я люблю быть неожиданной. Она не могла сказать, почему была почти полностью уверена в том, что это его аура, что она смогла наткнуться на него в захудалой таверне, затерянной где-то на Побережье Мечей. Тифлинг просто чувствовала это — или надеялась на это? Однако Касавир и правда был здесь, даже почти не изменился, но Нишку охватило беспокойство: паладин выглядел удивительно уставшим, будто самолично перетаскал все камни, заложенные в фундамент замка Невер. — Где ты был?.. — она остановила себя вовремя: не хватало еще разреветься, как малолетней дурочке, которую задразнили рожками и хвостом. Какая разница, где он был, почему не пытался остановить Ирви, почему ушел, почему ничего не сделал, почему… — Не очень далеко, — он вздохнул, посмотрел на нее и чуть улыбнулся. — Ты не изменилась. — Да? — спросила она безразлично, гоняя медную монету по выскобленному столу. — Да. Она посмотрела на него внимательнее и настороженно нахмурилась: — Почему ты здесь? — А куда мне идти? — Касавир покачал головой. — Мне нигде нет места, ты знаешь. — Даже в Крепости? — вопрос вырвался прежде, чем Нишка успела остановиться. В глазах паладина промелькнула боль, и она почувствовала одновременно радость и стыд: ткнуть его в то, что он натворил, было приятно, но она понимала, что в том, что произошло с Ирви, есть и немалая доля ее вины — кто, как не она, сделал вид, будто все хорошо, когда Нэльтайн изменилась? — Даже там, — тихо отозвался он. Они помолчали. Трактирщик выслушивал заказ посетителей в дальнем углу зала, по окнам барабанил мелкий дождь, а Нишка думала, что они двое просто дураки и что нет смысла ни в их разговоре, ни в их встрече. Она бы разозлилась на паладина за то, что он вообще к ней подошел, за то, что снова разрезал нитки, которыми она кое-как сшила кровоточащие раны, оставленные ей в память о Мерделейн, но у нее не хватало сил и на то, чтобы злиться. Хотелось только заснуть. — Нишка, — позвал он мягко, и тифлинг обернулась к нему. — Я рад, что встретил тебя. — Ты даже не хочешь спросить, что в итоге произошло? — она скривилась от наполнившей рот горечи. — Что случилось после того, как ты ушел и бросил нас? Слова были злыми и жужжали как осы, как рассекающий воздух клинок, но паладин даже не вздрогнул: — Скажи, кто остался в живых. — Я, Келгар и Сэнд, — Нишке показалось, что ее ударили под дых: как мало, Тимора, как же мало! С ними должна была быть Элани, Кара должна была поджигать праздничные фейерверки в честь их победы, Гробнар должен был сочинить об этом песню почти без рифмы, все они должны были гулять на празднике, который лорд Нашер заставил Келгара устроить и который напоминал пляски на могилах или хороводы мертвецов — пепел от тех, кто был удостоен извращенной чести быть сожженным во внутреннем дворе Крепости-на-Перекрестке, качался в воздухе, а запах их горелых тел забивал ноздри. — Это… — Касавир осторожно дотронулся до ее плеча, и тифлинг сжала зубы, чтобы не зашипеть, хоть ей и не было так уж больно, не больнее, чем у выродка Гариуса. — Это большая цена за победу. — Возможно, ты бы смог уменьшить ее, — оскалилась она, пытаясь выплеснуть жгущий душу яд. — Если бы не сбежал, как последний трус! — Возможно, — тихо сказал он, и она сжалась, осознав: он не был ни в чем виновен, а она ударила его самым подлым образом. — Прости меня. Доброй ночи. Она как во сне смотрела, как он уходит наверх по скрипучей лестнице, как пропадает из поля ее зрения, как наконец-то вернувшийся к стойке трактирщик смотрит на нее с подозрением, но ничего не спрашивает; и как во сне услышала собственную просьбу о комнате. — Вторая дверь справа. — сообщил угрюмый мужчина, приняв плату и бросив на стойку чуть тронутый ржавчиной ключ. Она кивнула и поднялась наверх, чувствуя себя придавленной к земле, зверем с перебитым хребтом, попавшим под колеса тяжелой повозки. Жжение, которое ослабло, когда Касавир поднялся наверх, снова усилилось и заставило ее вздрогнуть. Плечо, до которого он дотронулся, словно горело. «Как раньше», подумала тифлинг отупело. Ей хотелось чувствовать ауру, ей хотелось вспоминать, как она шла по тайным горным тропам, как было холодно ночами, и как этот зуд от ауры преследовал ее. Ей хотелось вспомнить, как смеялась Ирви, как Кара бормотала проклятия, желая оркам передохнуть всем до единого от заворота кишок. Ключ от второй двери справа остался лежать забытым в кармане накинутой поверх рубашки куртки, когда она толкнула дверь в его комнату.