Настоящее
Мулсантир… неприятен. Нишка чувствует себя кричаще чужой, причем, как ни глупо, еще и потому, что в городе нет храмов Тира и Торма, как нет святилища Тиморы или Ваукин. Успевшая привыкнуть к ним, срастись со знанием того, что в каждом городе на Побережье Мечей она встретит хоть кого-нибудь из них, словно старых и надоевших до зубной боли знакомых (кроме Тиморы разве что, Леди Удача когда-то спасла ее от смерти под камнями логова Короля Теней), сейчас тифлинг чувствует себя… странно. Из театра «Вуаль» ее почти что выкидывают: на один вопрос об Ирви Нэльтайн дворфийка (что удивительно, ставящая пьесы) бормочет нечто похожее на «давиделанезнаю» и после этого с потрясающим упорством игнорирует все ее вопросы заодно с труппой, а тифлинг боится настаивать. Вельга предпочитает не вылезать из дома своих старых друзей у самых городских ворот, видимо, опасаясь своих жутких хатран, так что Нишка бродит по городу одна. Ей бы хотелось сказать, что в этом нет ничего необычного, что она долгое время жила на улице, что ко всему привыкла, но сказать так значит солгать — она привыкла к Невервинтеру, а к Мулсантиру привыкнуть нельзя. Здесь, как и говорил Вельга, не видели тифлингов, и потому каждый ребенок таращится на нее как на зверушку из дальних земель. Что ж, крысенышем ее называли часто, да она и действительно приплыла издалека, так что эта аналогия начинает походить на правду. И Нишку это нервирует. Она не знает, только ли в Мулсантире так, может быть, это особенность всего Рашемена — но здесь ее рассудок начинает путаться, здесь она чувствует, как кто-то вколачивает чужеродные мысли в ее голову, ненавязчиво, но упорно. Ей кажется — стоит прожить здесь хотя бы полгода, и она уже никогда не станет прежней, возможно, даже потеряет себя. Вельга как-то говорил, что могущество духов пронизывает каждую пядь этой земли, и тогда Нишка не придала этому значения — но теперь чувствует, как же это на самом деле страшно, как жутко ощущать даже солнечным ясным днем пристальный взгляд бесплотных глаз тех, кто считает нужным следить за ней, но не считает нужным показываться. Будь это кто-то из ребят Лелдона или дружков Катурры, которой она в свое время насолила в Уотердипе, она бы превратила это в игру и ускользнула бы от любого, застала бы его врасплох. Но духов врасплох не застанешь. Невервинтер совсем другой, и Нишка может только догадываться о том, как чувствовала себя Ирви, когда попала сюда: одинокая, измученная, напуганная. Однако одна вещь не дает ей покоя: Нэльтайн после битвы с Королем Теней пропала и вернулась спустя год, однако пути тут — два с половиной, если свести пеший ход к минимуму. Это несовпадение выбивает Нишку из колеи, как, впрочем, и сам город. В Мулсантире только два храма: Келемвора, к которому она не собирается, и Триединой богини — симбиоза Мистры, Шантии и Миеликки, однако даже лики известных ей богинь выглядят другими, чужими, как и их другие имена, произносимые гортанными голосами рашеми. Ведьмы — хатран, как называет их Вельга — не появляются перед ней, как знамение богов, не вырастают из-под земли, не выходят из огненного шара — и поэтому тифлинг тревожится все сильнее. Рандири — отступник, предатель, а она достаточно наслышана от него же о нравах народа Рашемена и понимает, что если даже легендарные ведьмы до сих пор не обращают на них внимания, это ненадолго. И если Вельга приблизительно представляет, что с ним сделают, то сама Нишка старается не думать об этом: изгонят ее или убьют, конец будет одним и тем же — без серебряного меча. У нее из головы до сих пор не идет разговор на дороге: она почти боится, потому что обычный на вид паренек оказался не тем, за кого она его приняла, а тифлинг ошибаться не любит, как впрочем, не очень любит и начинать: одно дело — идти к цели, под серпом убывающей Селуны рассматривать карту, вычислять дни пути, и совсем другое — делать первый шаг в самом городе, тем более в городе, который отторгает ее самой своей сутью. Нишка боится сделать что-то не так, потому что иначе ей никогда не исполнить обещания, данного потерявшему рассудок Келгару. Может быть, получив меч, он успокоится? Может быть, хоть ненадолго придет в себя? Глупые надежды, которые когда-то увели ее из теплого храма Хельма в Невервинтер, которые заставили ее уговорить Виргли переступить дорогу гильдии Лелдона, они растут в ее душе — упрямые неистребимые ростки. Если покопаться, возможно, Нишка найдёт в своей душе упорную слепую веру в то, что все — Элани, Гробнар, Кара и остальные — на самом деле живы, просто очень далеко от нее. — Вот дурость, — бормочет она, сидя на краю маленькой деревянной пристани, вслушиваясь в звуки позади себя. — Дурость, согласен, — знакомый голос с насмешливой ленцой пригвождает ее к месту, как булавка бабочку — она видела такие картины в доме Коллекционера. — А я уж думал, местные перепили своей браги и начали нести чушь про рогатую девку. — Что… — голос ее превращается в хрип, и тифлинг прочищает горло, оборачиваясь. — Епископ. Ну и как же ты оказался здесь? Он и похож, и не похож на себя прежнего — чуть больше видимых на руках шрамов, чуть жестче взгляд, но в остальном старая паскуда Епископ, предатель, из-за которого ворота Крепости чуть не пали окончательно. Однако Нишке почему-то хочется смеяться, хохотать до икоты — потрясающе, только подумала, что остальные живы, так с ней заговаривает тот, кого она хотела бы видеть в последнюю очередь. Остается только надеяться на то, что она сейчас не говорит с пустым местом. — Вытащила наша милая предводительница, — он кривит губы в усмешке. — Ты бы ее видела — ни капельки от несокрушимого героя, обычная истеричная девка. — Катись ты! — тифлинг прикусывает губу острыми клыками. Ждет реакции: следопыт может попытаться убить ее, и тогда Нишка запихнет его куда-нибудь в Преисподние, где этому ублюдку и место. — Почти так она сказала, — хмыкает Епископ. — Ушла обратно в свою бесценную Крепость, во всяком случае, собиралась. Ты ее не встречала? Ей бы хотелось солгать, но, боги, он наверняка что-то знает, наверняка может поделиться информацией, которая сейчас для нее ценнее всех драгоценностей и монет. Самое главное — не показать этого. — Я ее не видела, — уклончиво отвечает тифлинг: в конце концов, это правда, ведь она только читала письма от Ирви и от Келгара. Не так много времени прошло между возвращением Нэльтайн и нахождением ее мертвого тела с изрезанными мифриловым кинжалом венами. — Врешь, — выплевывает он холодно. Нишка смотрит на на следопыта раздраженно: чтоб он подох, наконец, со своим звериным чутьем. — Нет, — зло щурится она. — Я правда не видела ее. Но знаю, что произошло, когда она вернулась. Следопыт чуть приподнимает бровь, жестко ухмыляется: — Чудно. Поделишься? — Рассказ за рассказ, — деланно равнодушно отзывается она, отворачиваясь обратно к воде, но загривком чувствуя испытующий взгляд, напрягаясь, готовая выхватить оружие и вмиг очутиться сзади следопыта, провести ледяным зачарованным лезвием по его горлу. — И чего ты хочешь за свою жалкую информацию? — фыркает он. — Не дури — я могу узнать все и без тебя. — Тогда отправляйся, — пожимает плечами она. — Тебе всего-то надо добраться до Побережья Мечей, вернуться в Крепость и понять, — она чувствует, как внезапный холод пробирает ее до костей. Духи, наверное, чтоб их вечно мигрень мучила. — Что там ты ничего не узнаешь. Ничего полностью достоверного, — тифлинг улыбается. — Слухи так разнообразны, ты и не представляешь. Он делает шаг вперед, и она мигом оказывается на ногах, лицом к нему, смотрит на указывающий в ее глаз наконечник стрелы. Он не сорвется, точнее, она надеется на это — Нишка никогда не была знатоком человеческих душ, рассчитывая на интуицию, на чуткость зверя, знающего главное — ударит или погладит. — Что ты хочешь знать? — глаза у Епископа мутные, бешеные. — Что ты, демонское отродье, хочешь выяснить?! — Все, — она до побелевших костяшек сжимает Коготь Зимы, пока мысли ее мечутся, как напуганные светом тараканы. Помоги, Тимора, что он знает, он что-то знает. Как выяснить, как обхитрить, как узнать правду, может, он видел меч, меч, меч. — Все? — скалится следопыт, как настоящий волк. — Хорошо, Нишка. Но только посмей мне сказать, что не хочешь знать. Только посмей не расплатиться. Нишка коротко кивает, убирая руку с рукояти кинжала, хоть все ее чувства кричат о том, что не нужно этого делать, что это бред. Весь этот поход в Рашемен — один большой бред. А теперь она близко к правде. *** Епископ оценивающе рассматривает ее, прерывая рассказ только на то, чтобы глотнуть эля. Нишка чувствует себя угрем на раскаленной сковороде, и только отчаянное, наперекор всему, желание дойти до конца останавливает ее от того, чтобы попросить прекратить рассказ — и плевать, что будет потом. Он говорит, будто сцеживает накопившийся яд, ухмыляется, смотря на нее, говорит, говорит, говорит — о разноцветном духе-медведе, которого Ирви поедала на протяжении всего пути, потом мешая слезы с соплями глубоко в лесу; о полукарге, которому — надо же — Нэльтайн приглянулась, и которого она пытала своим Проклятием изощреннее, чем лусканские палачи, аккуратно снимающие кожу заживо; о тэйской волшебнице, поглощенной своей лабудой из исследований и заклинаний, которая однажды просто исчезла; о крылатой полукровке, которая все зудела о справедливости и милосердии, которая одна смогла набраться храбрости открыто выступить против Ирви. Едва слыша имя «Ганн», Нишка возвращается мыслями к Вельге — но только на мгновение — а затем вновь жадно вслушивается в речь следопыта. — Она достала тебя из Стены Неверующих, — тифлинг покачивает деревянную кружку, пахнущий хлебом эль темными волнами омывает стенки. — Ты недоволен? — Нет никакой разницы, — холодно бросает Епископ, делает глоток и смотрит на нее. — Твоя очередь говорить, Нишка. Все до конца. — Ты же не рассказал мне все до конца, — замечает она скорее равнодушно, чем раздраженно: она и не ожидала от него честной сделки. Это же Епископ, а не Касавир. Она кладет голову на согнутую в локте руку и начинает.Прошлое
Катурра была полуэльфийкой и казалась очень хрупкой по сравнению с людьми из своей банды. Нишка знала, что это впечатление обманчиво — как-никак, Катурра выжила в Лускане, будучи десятилетней девчонкой, и одно это уже много говорило о ней. Впрочем, сама тифлинг смогла из девчонки с рогами и хвостом, сироты из храма Хельма стать лучшим вором Невервинтера, даже дважды. Ей было что противопоставить. — Где рубин? — Катурра тепло улыбалась, но Зубок из банды Лелдона тоже всегда смеялся, убивая и калеча, так что Нишка не обманулась. Вдобавок, этот камень был нужен ей. — Милая, где он? — Я и не знаю, — беспечно пожала плечами Нишка, чувствуя азарт и танцующий на границе сознания страх. Пятеро и сама Катурра. У двоих луки и наверняка отравленные стрелы. У троих мечи. У Катурры изящные кукри, и тифлинг была почти уверена в том, что это легендарные Раздор и Ненависть. Не самая лучшая ситуация, если так подумать. Впрочем, если бы Нишка отдала этот проклятый рубин, ее бы точно убили. — Послушай, — щебетала Катурра — ни дать ни взять благовоспитанная леди. — Нишка, мне он крайне необходим, пойми, прошу, — и выдавила скупую слезу. На самом деле тифлинг была готова впечатлиться, но этому мешали две вещи: во-первых, амбалы, чем-то напоминавшие орков из Родника Старого Филина, а во-вторых, «леди из Лускана» было забавным сочетанием слов. Нишка даже улыбнулась, и полуэльфийка тепло улыбнулась в ответ. — Катурра, я не знаю, — грустно сказала тифлинг, пытаясь подражать, но выходила у нее скорее пародия, причем не из лучших. — Пойми, этот рубин… он растворился в воздухе, едва я дотронулась до него. О том, что камень растворился в ее потайном кармашке, Нишка сочла благоразумным умолчать. О том, что именно такой (или похожий) рубин был причиной, по которой она вообще взялась за задание, тоже. Собственно, Нишка всегда — или почти всегда — умела молчать в нужных моментах. — Тифлинг, — Катурра явно начинала злиться. — Послушай, я не хочу крови и ссор. Моя эльфийская кровь восстает против насилия, — насколько Нишка знала, полуэльфийка крайне гордилась своим так называемым наследием, не упуская случая упомянуть его. — Но моя человеческая часть негодует. — Видишь ли, — произнесла Нишка медленно. — Я не очень хорошо понимаю, как острые уши связаны с миролюбием. Мы с тобой, как-никак, похожи в отношении этих самых ушей. Она знала, что должна тянуть время, заговаривать зубы до тех пор, пока не подойдет некая «помощь», обещанная Сэндом. Волшебник на бумаге все распланировал, однако то ли его друг решил не приходить, то ли отсыпался после буйной попойки в какой-нибудь придорожной таверне, но загнанная в угол Нишка оставалась одна против шестерых, и это был самый безнадежный расклад в ее жизни. — Тифлинг, — повторила Катурра с еще большим нажимом. — Мне нужен этот камень. — Забирай, — равнодушный голос позади полуэльфийки был до жути знаком, и Нишка напряглась. — И уходи. — Так это была не ты? — растерянно поинтересовалась Катурра, рассматривая содержимое мешочка в своих руках. Будь она главой настоящей гильдии, как распевала, а не предводителем наспех сколоченной шайки, как оно было на деле, полуэльфийка не осмелилась бы поставить под сомнение собственные слова. Но, видимо, улицы Лускана учили выживать, а не руководить. — Что ж, прощай, Нишка, — голос Катурры снова стал мягким и теплым. — Может, еще увидимся. — Конечно, — улыбнулась тифлинг, зная, что если полуэльфийка и правда хотела вновь ее встретить, то только где-то жарящейся в одном из Кругов Баатора. Сэнд был бледен нездоровой, мертвенной бледностью, и Нишка взглянула на него с настороженным сомнением: — А где твой друг? — Его нет, — коротко отозвался эльф. Несмотря на тепло, он был укутан в плащ. — Я хотел быть уверен, что ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу. — А тот рубин? — с сомнением уточнила тифлинг. — Иллюзия. Развеется через час или два. — Забирай, — Нишка хмуро отдала ему камень, словно напитанный огнем. Он молча взял его и бережно положил в мешочек с травами, который всегда носил с собой. — Только зачем он тебе? — Я хочу провести один эксперимент, а без таких камней это невозможно, — пояснил волшебник. — Но я здесь и по другому поводу. Вот, — он сунул ей письмо, и Нишка быстро пробежала глазами угловатые буквы. — Келгар?! — поразилась она. Сэнд перехватил ее руку, едва она собралась вскрыть письмо. — Что? — Соглашайся, — приказал эльф. — Он попросит тебя, и ты должна будешь согласиться. — Согласиться на что?! — тифлинг сузила глаза. — Опять какие-то игры, как с Ирви?! К чести Сэнда, взгляда он не отвел. — Послушай, — эльф дотронулся до ее плеча — до того, которого касался Касавир — и тифлинг вздрогнула, не почувствовав ауры. — Есть некая миссия, которая должна быть исполнена. Я пытаюсь найти обходной путь, но я не убежден в том, что это получится. А тебе нужно просто верить, потому что если я расскажу тебе все, что знаю, ты не сможешь ничего сделать. По незнанию ты не связана. — Так ты предлагаешь мне согласиться на какую-то абстрактную миссию? — Нишка скрестила руки на груди. — И при этом ты ничего мне не объяснишь, ради моего же блага, да? — Я предлагаю тебе прочитать письмо Келгара, а потом согласиться, когда он попросит тебя об услуге. Не совсем услуге, — он вздохнул. — Скорее, он поручит тебе очень трудное и важное дело. — И я должна буду согласиться, — фыркнула она. — До Крепости, случайно, не надо идти с завязанными глазами? Прыгать в мешке? Сэнд смотрел на нее устало — ни следа от язвительного и остроумного эльфа, которого когда-то знал Дункан, с которым препиралась до крика Кара, который когда-то выиграл суд у Торио Клэвен — одна лишь тень, как тени братьев, с которыми говорила в Западной Гавани Ирви. — Я ничего не обещаю, — коротко пояснила Нишка, одним движением раскрывая конверт. Письмо было написано тем же угловатым почерком — и ей пришло в голову, что она никогда не видела почерка Келгара, за все время пути ни разу. Она подняла взгляд. Сэнд молчал, однако его молчание давило, ничуть не помогая. «Возвращайся в Крепость», написанное на желтоватом клочке, словно жгло ей пальцы. — Ладно, — сказала Нишка тихо.