Сновидец, отрывок третий
22 апреля 2017 г. в 00:01
Лес таял.
Он не рисковал подходить к нему, подсознательно ожидая того, что его пальцы ощутят пустоту вместо древесной коры. Впрочем, он уже и забывал, какова она на ощупь — последняя память вытекала тягучими каплями меда, разбиваясь о землю, покрытую травой цвета сумерек.
Луна в небе была похожа на булавочную головку — неподвижная, бледная, щербатая — и освещала поляну тем мертвенно-белым светом, который превращал мир в пожухлый пергамент; он смутно понимал, что дело именно в нем, но у него не было сил поддерживать иллюзию реальности — да и памяти для этого тоже. Все, что его окружало, вызывало только чувство неправильности и похожие на обрывки образы, но не полноценные воспоминания. Мир оставался наброском — переливчатым, изредка вспыхивающим вязью цвета — но наброском.
Память ворвалась резко, стремительно, как волна — и он задохнулся от смешения сотен эмоций, тысяч воспоминаний, от всего того, что делало шамана им самим — а потом зеленый костер заволновался, вскинулся едва ли не до самой изменившейся в один миг луны, которая стала почти что настоящей.
— Зачем? — пробормотал он, встречаясь со взглядом серебряных глаз призрака. — Бог-медведь…
— Подожди, — голос ее, сотканный из голосов многих душ, все равно был похож на мягкий шелест перьев. Сейчас он был сильно встревожен, и сновидец почуял беду — так, как звери чуют приближение гнева природы. — Я должна сказать. Я слышу мертвого бога.
— Что? — он приподнялся с земли, подался поближе к огню — и тут же отшатнулся, едва пламя дохнуло на него мертвым холодом. — Разве он не умер?
— Видимо, нет, — глаза призрака мерцали, приковывали к себе, как полыхающий зеленым костер. — Я не знаю. Но я решила, что стоит сообщить тебе.
— Хорошо, — шаман помолчал, размышляя, стоит ли спрашивать. — А если… позвать твоих родичей?.. — он осекся, когда металл ее глаз застыл непоколебимой стеной.
— Они не должны быть замешаны в этом.
Он кивнул: каков еще мог быть ее ответ?
Память должна была уже покинуть его — сновидец приготовился к непохожему ни на что чувству пустоты, слепоты, похожей на беспомощность новорожденного — но память все еще оставалась с ним. Сновидец чувствовал, как в нескольких днях пути от него — если считать по реальному, живому миру — воет бог-медведь, перебирает могучими лапами, пытаясь вырваться из пучины безумия, похожего одновременно и на молочно-белый туман и на темные щупальца Пожирателя.
— Что произойдет с демоном? — спросила она настороженно, и он еле удержался от горькой улыбки: конечно, она видела его беспокойство, но неверно истолковала его. Почти неверно.
— Она поможет моему посланцу, — пояснил шаман. — С помощью ее осколка можно будет найти меч. Я надеюсь на это.
Он не встречался с ней взглядами, хоть и хотелось. Ее свет всегда привлекал к себе — но ведь и мотыльки летят на огонь, не зная, что он спалит их беспомощные хрупкие крылья.
— Остается ждать, верно? — Огонь вспыхнул чуть ярче, скользнул невесомыми лентами по ее призрачно-белой коже, не опаляя, но причиняя боль. Он всегда восхищался ее выдержкой: и сейчас давние эмоции поднялись в его душе.
— Остается ждать, — отозвался он.
Сновидец со временем научился давать на прямые вопросы уклончивые, осторожные ответы, неосязаемые, как туман. Но она всегда умела различать силуэты в молочно-белом мареве, рассекать его одним только голосом.
— А что будет с посланцем?
Шаман помолчал, чувствуя, как где-то в нескольких днях пути от него воет сотканный из переливов цвета могучий зверь; как полынно-горькое, мучительное беспамятство застилает взгляд бога-медведя, как он тонет в море грязно-серого безумия.
— Посланец мне должен, — сказал сновидец, не поднимая глаз, зная, что увидит только строгость и отчуждение в ее глазах цвета серебра. Он знал — и не хотел видеть. — Посланец отдаст мне свой долг.