Настоящее
Дверь в лавку Сэнд открывает осторожно: давняя привычка, въевшаяся в кости кислотой еще в Лускане, где она могла спасти жизнь: никогда ведь не угадаешь, где можно подслушать важную информацию и где потом невзначай бросить ее прямо в лицо заговорщику. В те времена эльф получал настоящее наслаждение от подобных игр, которые тогда казались легкими, как детские забавы. Крушение иллюзий было достаточно болезненным и еще долго отдавалось агонией в обожженных пальцах и сбитых до кровавых мозолей ногах, когда он бежал в Невервинтер. Здесь старая привычка чувствуется ненужной и глупой, однако эльф все равно ступает мягкими кошачьими шагами, едва ли не крадучись заходит в собственный дом, встречающий его пустотой и спокойствием — тем, к чему он так давно привык. Джерал поднимает голову и смотрит на него теплыми янтарными глазами, такими же любопытными, как и у всех кошек; полосы на его шкуре в полумраке превращаются в тигриные, и Сэнд чуть улыбается своим мыслям, проводя тонкими пальцами по рыжей шерсти. За окном Невервинтер погружается в мягкий сумрак; камень в руках эльфа мерцает кроваво-красным, словно заклинание, готовое сорваться с пальцев огненным шаром. Неосторожная мысль уводит его слишком далеко, и Сэнд чуть хмурится: сейчас необходима полная сосредоточенность. На алхимическом столе — только то, что нужно; эльф никогда не любил захламленности. Он бережно кладет на отполированное дерево холодный на ощупь камень и приступает к работе. Труд очень мелкий и очень кропотливый; от напряжения у него дрожат пальцы, и эльф на несколько минут оставляет работу: все может пойти насмарку, если затрясутся руки. Голова немного кружится: то ли от непротертой пыли, то ли от… заболевания. Сэнд предпочитает думать об этом так: просто болезнь, поддающаяся излечению, не больше. Холод пробирает его до костей, когда он вспоминает тот самый день… эльф едва стряхивает с себя оцепенение. Несколько часов спустя он ставит маленький пузырек в ряд с остальными; их много, но меньше, чем ему хотелось бы. Однако если раньше каждая из этих склянок давала время, достаточное для того, чтобы целыми днями искать спасения в библиотеке Невервинтера, то теперь их силы хватает едва ли на несколько часов. Сэнд залпом выпивает мутную жидкость, по вкусу напоминающую ил, и откидывается назад, чувствуя, как в него вливается чужая жизнь. Возможно, эти эксперименты и стоят на грани с некромантией, которую эльф всегда презирал — но они помогают ему оставаться в здравом рассудке и даже в относительно здоровом теле. Сэнду не впервой идти на сделки с совестью, и сейчас он говорит себе, что от этих изысканий никто не пострадал, что ни один закон не был нарушен. Ведь это главное, не так ли? Кожа на его локте шелушится, когда он осторожно проводит по нему пальцами. Времени остается слишком мало, а необходимых знаний до сих пор нет и, скорее всего, не будет; что-то подсказывает эльфу, что ответ он найдет только в тех местах, где, по всей видимости, все и началось. Рашемен. От слова веет загадкой и дикостью, холодом и равнодушием привыкшего к суровости мира народа; от слова веет призраком тэйских армий, разбивавшихся о ярость берсерков и магию таинственных ведьм. Сэнд перебирает в пальцах магический огонек и не замечает, как на город опускается ночь. Камень мерцает в едва разгоняемом свечами полумраке комнаты, его неприятная пульсация режет глаза. Джерал чуть слышно шипит, и Сэнд легко проводит раскрытой ладонью по его шерсти, которая теперь, в темноте, кажется похожей на затухающие уголья; на сердце ложится тяжесть, когда он вновь вспоминает о колдунье, которая любила огонь больше всего на свете. Невнятный шепот стелется по полу туманом. Эльф равнодушно пожимает плечами и убирает алый камень в тайник, на секунду замирая и вглядываясь в его затягивающую глубину. Слабый отзвук голоса доносит до его слуха печальную истину, которая уже не может никак его потревожить и взволновать. Времени мало.Прошлое
Во внешности Ирви Нэльтайн определенно было что-то эльфийское: то, что люди обычно называют «нездешним» или «иным». Вглядываясь в ее лицо, Сэнд отмечал характерный разрез глаз, тонкие черты и чуть заостренные кончики ушей. Квартеронка, подытожил он. — Семейного сходства, однако, не видно, — язвительно произнес эльф, обращаясь к Дункану. — Слишком много сообразительности для твоей семейки. — А ты не можешь промолчать, да? — Так что с осколками? — Ирви вскинула голову. Эльф отметил отчетливую нервозность и странную, почти неестественную серьезность для ее юного возраста. Слишком скованная, слишком настороженная — как ни крути, люди не умеют хорошо скрывать свои эмоции, недостаточно опыта. А она, вдобавок, никогда и не училась этому: угловатая и неловкая деревенская девочка, потерянная в большом городе. — Странно, — коротко отозвался он, разорвав зрительный контакт. Ирви вздохнула с заметным облегчением. — Раньше они не реагировали… так бурно. — Девочка, может, ну их? — вмешался дворф. Сэнд позволил уголкам губ приподняться в намеке на улыбку, не больше. — Нет, — коротко отозвалась Нэльтайн и умолкла. Под ее глазами залегали тени, руки подрагивали, да и в целом Ирви представляла собой довольно печальное зрелище. Интересно, сколько недель она не высыпалась? — Здесь вам может помочь мудрец по имени Алданон, — заметил Сэнд, когда пауза неприлично затянулась. — К сожалению, он немного… эксцентричен. И, что еще хуже, он живет в Черном Озере. — Район перекрыт, — пояснил Дункан в ответ на непонимающий взгляд Ирви. — Там что-то произошло. Кажется, убили важную шишку. — Уровень твоего языка явственно показывает, почему твое, с позволения сказать, заведение пустует. — А ты и перед смертью будешь цветисто изъясняться, квессир? — буркнул Дункан, наливая полную кружку эля. — Зря, — хмыкнул Сэнд. — Зря что? — Зря я пытался когда-то научить тебя эльфийским словам, — вздохнул он. — Твое произношение оскорбляет всех ныне живущих эльфов и всех ныне почивших героев. — Как можно попасть в Черное Озеро? — глаза у Ирви были удивительно усталые и тусклые. — Вы знаете способ? Хоть один? — Племянница, — вмешался Дункан; в голосе его звучало искреннее сочувствие. — Тебе бы отдохнуть, а потом приниматься за дела. Ты с ног падаешь. — Какие способы? — Нэльтайн смотрела прямо на Сэнда сурово и хмуро. Но, несмотря на этот взгляд, эльф отчего-то знал: при первом же напоре эта воля сломается, переломится, как высушенный тростник. — Можно пойти в стражу, — с сомнением произнес Дункан, рассматривая дно своей кружки, словно пытаясь найти там ответы на вечные вопросы — вроде того, почему маги не могут сварить эль, не приносящий поутру похмелья. — Или к бандитам, — Сэнд улыбнулся. — Буду крайне признателен тебе, если ты отвадишь этого пса Муар от моей лавки. Моя магия, безусловно, меня защитит, но вид слоняющегося у дверей бандита оскорбляет мои чувства эстета. — Сколько слов, — проворчал дворф. Стоявшая у камина тифлинг, обернувшись, язвительно фыркнула: — Твоей-то пропитой голове вовек столько не запомнить, да? — На свою голову рогатую погляди, — не остался в долгу тот. — Бандиты или стража, — кивнула Ирви рассеянно. Сэнд машинально отметил, что бандитов квартеронка поставила на первое место. Это могло многое значить — или не означать вовсе ничего; он успел привыкнуть к тому, что поступки людей не всегда соответствуют простейшей логике. — Что ж, позвольте откланяться, — эльф чуть наклонил голову. — Моя лавка вряд ли обойдется без меня. — Скорее это ты хочешь побыстрее остаться без нас, — фыркнул Дункан. — Тоже верно. Ирви смотрела на него равнодушно и устало; он ощущал этот взгляд спиной, пока дверь «Утонувшей Фляги» не закрылась за ним с негромким стуком. Это ему не нравилось; не нравилась странная, болезненная слабость Нэльтайн, не нравилась надломленная воля, которая сулила в будущем только неприятности и ничего кроме них. Ему хотелось обернуться. Но он сдержал порыв.