Настоящее
В доках Мулсантира пахнет рыбой, протухшей водой и совсем немного — деревом; запах, в общем-то, такой же, как и в любом городе, где есть порт. Сэнда мутит, и он сглатывает — не хватало еще чтобы последние силы покинули мага, пока его будет выворачивать посреди бела дня в пропахших всякой дрянью доках. — Ух, мерзость, — морщится Нишка, щуря алые глаза и старательно делая вид, будто она никого не высматривает поблизости. Не то чтобы у нее так плохо получается — просто эльф сумел когда-то подняться в Лускане, где нужно было ловить каждый обращенный не на тебя взгляд. Вопрос выживания, не более того. — Ищешь Епископа? — хмыкает он, не в силах удержаться от язвительности. Сейчас, при ярком свете мулсантирского солнца все то, что он узнал полчаса назад об Ирви Нэльтайн кажется не настолько ужасным и страшным; монстры живут в темноте, так верят дети. Джерал в ответ топчет лапами его плечо, но Сэнд ничего не чувствует — и это на самом деле нелишнее напоминание. — Думаю, надо смотреть в сторону леса. — В этих лесах даже он не выживет, — фыркает тифлинг и, успокоившись, пожимает плечами, слегка повеселев. — Ладно, пошли, дойдем хотя бы до «Вуали». Я не представляю, где здесь обитает эта… — она щелкает пальцами, кусает губы, но в конце концов сдается, не в силах вспомнить нужное слово. — Главная ведьма. — Шева? — Ага. Эльф лишь чудом, наверное, удерживается от пары реплик, вертящихся на языке. До театра они идут молча, лишь изредка перебрасываясь парой слов: все, в общем-то, сказано, теперь очередь действий, которые пока никто из них не предпримет — непонятно, куда им идти, чтобы не бродить, как слепым котятам. Сэнд почти слышит, как красный камень начинает шептать — пробиваясь сквозь бесконечные заслоны, сквозь все барьеры — невесомый, призрачный, словно покрытый пылью голос ввинчивается в мозг раскаленным железом, пыткой, от которой невозможно ни спастись, ни спрятаться. — Вот и ты, — эльф узнал бы голос Йелины Мадатов где угодно; он узнает и сейчас, но вздрагивает от неожиданности — ухо до сих пор режет мерзкое сочетание юности и мудрости. — Я ждала. — Это что за маскарад? — Нишка кривит губы, стараясь сделать вид, что ей наплевать. Судя по потянувшимся к оружию рукам — это вовсе не так. Йелина напрочь игнорирует ее, ее карие глаза в прорези грубой маски холодны и спокойны. Сэнд сомневается, стоит ли вмешиваться: опасности для Нишки нет, а собственная жизнь ему дорога; в конце концов, он отправился в этот путь только ради спасения. «Ты оправил ее сюда», возражает Джерал. «Не я. Эта тварь» Что-то внутри вздрагивает от смутного страха — Сэнд до сих пор не привык нырять в глубину своих воспоминаний, не научился выбираться из глубокого омута; рядом с сердцем екает отголосок боли, настигшей его когда-то в ненанесенном — несуществующем? — на карте закутке, в котором его встретила тень мертвой Ирви Нэльтайн. — Шева Белое Перо сказала мне, что готова тебя принять. — Когда? — Сэнд чувствует, как у него начинает колотиться сердце; Мистра, еще немного, еще чуть-чуть — и он узнает, есть ли лекарство от его болезни, есть ли средство избавиться от той противоестественной связи, которой их связала Ирви, выпивая из него жизнь и силы. Даже здесь он отдаленным уголком своей души чувствует мягкую прохладу мертвой Крепости-на-Перекрестке, ледяную, будто покрытую следами морозной магии, стену и — страх, невообразимый, животный страх, не оставляющий возможности даже закрыть глаза, не то что сопротивляться по-настоящему. Тот страх, когда ты все ждешь, ждешь и ждешь конца — но он не приходит; когда время пожирает тебя, как древний змей, вцепившийся в собственный хвост и бьющийся в агонии, которую посылает по его телу собственный яд. Йелина смотрит на него внимательными карими глазами в прорезях простой деревянной маски, выточенной едва ли не грубо, почти наспех; эльф размышляет, может ли она читать мысли. Вполне вероятно — о магии хатран известно не так уж и много. Сэнд помнит призрачную птицу, голосом которой кричал сам Рашемен — помнит и легко усмирившую ее Йелину Мадатов. Никого из ведьм Рашемена нельзя не принимать всерьез. А впрочем, какая разница?.. Джерал шипит, выпускает когти: наверное, фамильяр одна из самых упрямых частей его души. Та часть, которая будет убеждать не сдаваться и тащить остальные, воя и кашляя кровью из надорванных легких. Сэнд кивает — то ли своим мыслям, то ли юной ведьме, которая, запрокинув голову, как и всякий ребенок, в отличие от любого из детей не кажется ему смешной или юной. — Она готова принять тебя, — повторяет Йелина, не особо уточняя, что именно имела в виду. Нишка щелкает хвостом, не обращая внимания на растерянно оглядывающихся рашеми вокруг себя, отмахиваясь от подозрительных шепотков и пристальных взглядов: — А напрямую ко мне обратиться так сложно? — Чужак ищет, — говорит ведьма в ответ, не переводя взгляда; эльф слегка оборачивается и замечает, как белеет тифлинг — до оттенка мелового пласта. Он не знает, кто такой этот неведомый «чужак», но подозревает, что речь идет о странном человеке по имени Ганн, о котором Нишка рассказывала, нервно вздрагивая и почти переходя на шепот. — Где? — выдыхает Нишка, неосознанно оглядываясь по сторонам. Наверное, сам Асмодей не разберет, чем Ганн так напугал ее — Сэнду кажется, что после мертвой Крепости-на-Перекрестке, в которой угнездилось Нечто, ничего уже не покажется страшным. Однако тифлинг, по всей видимости, так не считает; пальцы у нее слегка дрожат — непростительная ошибка для вора. — Там, куда ты вскоре придешь, — Йелина наконец-то переводит взгляд на тифлинга; Сэнду кажется, что с его плеч сняли мешок с камнями. Джерал чуть шипит — достаточно, чтобы обозначить свое недовольство, но недостаточно, чтобы спровоцировать атаку. Эльф щелкает его по лбу — не мешай. — Сейчас ты пойдешь к Шеве Белое Перо. Она желает услышать от тебя правду. — Замечательно, — ехидно отзывается Нишка, картинно всплескивая руками, но ядовитый укол ломается об толстую броню: юная ведьма равнодушно отворачивается и легким, невесомым шагом направляется к большим воротам, отделяющим низину Мулсантира от его холма. Тифлинг яростно выдыхает, но ее запальчивость быстро гаснет, будто сунутый в воду факел. Сэнд замечает, как рашеми следят за ними темными хмурыми глазами: крепко сбитые, настороженные; всем своим видом кричащие: чужаки. Эльф предпочитает ускорить шаг и нагнать Йелину, пока она не пропала из вида. Нишка спешно запахивается в плащ и кидается следом за ним — тень, которая привлекает слишком много внимания; вор, за которым следят пристальнее, чем за любым убийцей. Сэнд ухмыляется, но вдруг захлебывается разрывающим грудь кашлем. Сквозь выступившие слезы он замечает, как расступаются люди перед ним, как угасающее солнце заливает кроваво-алым фигурку маленькой ведьмы; Нишка цепко хватает его за локоть, не позволяя согнуться в три погибели или растянуться на грубо обтесанных камнях, которыми выложены дороги Мулсантира тут и там. — Все, я в порядке, — лжет он, утирая кровь с губ тыльной стороной ладони. Тифлинг открывает рот, чтобы что-то сказать, но Сэнд раздраженно добавляет. — Хватит. Нас не станут ждать долго. Нишка хмыкает, но не возражает. Эльф с трудом поднимает голову и рассматривает выкрашенные облака; на несколько долгих секунд ему становится тоскливо при мысли, что еще один день заканчивается, откусывая кусок от его внезапно и болезненно укороченной жизни — интересно, так себя чувствуют старики-смертные, выходя на ступени дома и дрожа всем телом? Кажется ли им, что на их горле захлестывается удавка? — Шева Белое Перо ждет, — говорит Йелина. Сэнд послушно делает шаг вперед — шаг, который приближает его к ответам ближе, чем все книги Невервинтера и Уотердипа вместе взятые. Шаг, который приближает его к возможной смерти ближе, чем почти безумный прыжок в портал, сотворенный леди Лейрел Сильверхэнд. Оставшийся путь они преодолевают молча, даже Джерал не лезет в мысли. Сэнд всю дорогу гадает, как выглядит храм Триединой богини: высеченные на камнях руны, обагренные кровью идолы? Рашеми поклоняются богам как древним силам, не особенно вдумываясь в сотни смыслов, которые может нести в себе любая догма. Правда оказывается достаточно ироничной. — Им тут дождь не льет? — хмыкает Нишка вполголоса, рассматривая огороженную площадку с тремя статуями. — О, это же Миеликки, нет? — Да, — отвечает он тихо, не отводя глаза от старшей ведьмы, гордо держащей подбородок и не опускающей плеч. Эльф отмечает украшающие маску белые перья чаек — и опускает глаза прежде, чем темный взгляд ведьмы останавливается на нем. Лесть приятна всем, тем более лесть жестами. — Действительно ли такова была воля Рашемена? — спрашивает Шева Белое Перо. Голос у нее грудной, глубокий — такой, каким Сэнд и представлял его; властность тоже ожидаема — но эта сила все равно будто прибивает его к земле. Или его просто не держат ноги?.. — Так говорили, — отзывается Йелина, и в ее голосе не слышно ни капли страха или волнения. Она похожа на призрака подобным безразличием; или, скорее, на тень — на тень с горящими угольями глаз, с плоским полупрозрачным подобием лица, чье холодное касание будто пробирается до самой души. Сэнд поднимает глаза на Йелину, смешного ребенка в подогнанном по тощей фигурке одеянии из шкур, и ищет в застывшем выражении лица сходство с порождением древнего Стража Иллефарна. Мысли обрывает знакомый властный голос, напоминающий холодный прибой. Сэнда пробирает озноб — хотя это еще достаточно приятный симптом, если вспомнить, что он около двух часов не пил зелий. — Итак, чужеземец, что ты можешь рассказать о себе? Прежде, чем Сэнд успевает открыть рот, вмешивается раздраженная Нишка: — Я тоже стою здесь, если незаметно! — И ты тоже ответишь на наши вопросы, темная кровь, — презрительно фыркает другая ведьма. Голос у нее странно молодой, а маска не может скрыть гладкую кожу и украшенной перьями прически без единого седого волоска. — Потом, когда мы закончим с этим. — Ну уж нет, — шипит тифлинг. — Я ждала того момента, когда со мной соизволят связаться, и ждать не намерена! Понятия не имею, что тут за дурацкие тайны, но, в конце концов, я пришла в вашу страну с человеком — вашим человеком! А теперь он мертв! — Он должен был быть мертв, — презрительно фыркает молодая ведьма; Сэнд отмечает режущие ухо визгливые нотки. — Он согласился стать волшебником вдали от рашеми — и нарушил клятву! Духи покарали его заслуженно, и не нам ставить их решения под сомнение. — Этот дух захватил его тело, — не сдается Нишка. — Он убил его и воспользовался трупом. — Ты лжешь! — Духи не говорили нам ни о чем подобном, — замечает Шева Белое Перо. — Не упоминали о том, что в лесах Эшенвуда бродит существо с чужой душой… Йелина? Сэнд отмечает, что ведьма заметно смягчается, обращаясь к девочке, но не может понять, мягкость ли это взрослого к ребенку или попытка подольститься к странной ведьме, слышащей голос Рашемена. От неопределенности становится неуютно. Йелина молчит; тишина окутывает странное первобытное подобие храма куполом, скрадывает звуки шагов и отметает голоса жителей Мулсантира, роящихся неподалеку. Сэнд уверен: если встать около статуи Шантии, можно увидеть доки, услышать нетерпеливые окрики и скрип дерева — но сейчас он стоит на противоположной стороне святилища и слушает лишь легкое дыхание странно притихшей Нишки. Хорошо, что он изучал безмолвные заклинания. — Духов просили не говорить о нем, — роняет Йелина. Молодая ведьма, имени которой Сэнд не знает (она могла бы быть рыжей, просится странная мысль) вскидывается и делает шаг вперед: — Ты говоришь об этом лишь сейчас?! Мертвец ходит по нашей земле! — Но ведь не вам ставить решения духов под сомнение, — язвит Нишка. — Или правила меняются пять раз на дню? — Хватит! — негромко бросает Шева Белое Перо; другая ведьма в ту же секунду опускает глаза и напускает на себя вид до того кроткий и мирный, что становится смешно. — Майенн, немедленно прекрати — ты ставишь под удар имя ведьмы; темная кровь, мы признаем, что не выслушали тебя вовремя — но сейчас важен не только твой рассказ. Этот чужеземец нуждается в помощи, раз уж сама земля просила о защите для него. — Ну, — Нишка слегка тушуется. — Наверное, да. Но тот… то существо… — Ты расскажешь нам о нем полно и подробно, — Сэнд хмыкает, чувствуя в снисходительном тоне подачку. Ведьма переводит на него внимательный темный взгляд. — Теперь ты, чужак. Назови свое имя — и опиши дело, которое привело тебя к хатран, защитницам этой земли.Прошлое
Мир будто сжимал вокруг него ледяные щупальца, впивался в горло тонкими пальцами и душил — доводил до самой грани, ждал, пока последние крохи жизни не начнут ускользать из тела — и бросал о землю, разбивая плоть в кровавую кашу кожи и мышц. Сэнд поднимался, опирался на дрожащие от усилия пальцы, умывался холодной водой и подолгу рассматривал лопнувшие в глазах капилляры. Он знал, что все это — лишь иллюзия. На теле не оставалось ни единого синяка, ни единой царапины, но Сэнд со страхом и ужасом каждый раз оттягивал время привычной для всех эльфов медитации. Спать он никогда не умел — а теперь боялся и экспериментировать: если за жалких четыре часа болезнь успевала разбивать его тело на осколки и собирать вновь, насильно впихивая крошащиеся кости на свое место и натягивая лоскуты кожи, словно ветхую ткань на станок — то что она могла бы сделать с ним, будь у нее больше времени? Сэнд не хотел умирать — и тем более не хотел умирать вот так, но выхода найти не мог. Он перерыл все книги, какие сумел найти, и теперь добивался разрешения настоятеля Хлэма прочесть талмуды, написанные жрецами Тира, изучавшими болезни в период Первой Войны Теней. Надежды было мало — но Сэнд хотел убедиться самостоятельно, пролистать все страницы и закрыть книги с разочарованием и тоской приговоренного к смерти, которого уже ведут на плаху, хоть пообещали спасти. Избавление пришло оттуда, откуда он его не ждал и ждать не мог. — Вам не нужны реагенты? — спросил странного вида мужчина. Сэнд окинул его быстрым взглядом: в людях он разбирался не так уж хорошо, но вполне мог отличить иллусканца от амнийца. Этот, судя по всему, приехал из Рашемена — слишком характерны разрез глаз и форма носа. — Может быть, — отозвался эльф. За то время, что он держал лавку в Доках, он выучил, что нельзя пренебрегать подобными предложениями: пусть обычно вместо толковых ингредиентов ему пытались подсунуть испорченные, изредка к нему за бесценок попадали настоящие редкости. — У меня на родине за подобное сурово карают, — бросил мужчина невзначай. Сэнд криво улыбнулся: уловка была довольно проста и вызывала не столько раздражение, сколько веселье. — Мы все-таки в Невервинтере, здесь торговля свободна… до некоторых пределов. — Так мне говорили, — рашеми достал из сумки странный камень, переливающийся зеленью. Эльф чуть нахмурился — подобное он видел и раньше, эссенции были достаточно распространены на Береге Мечей, правда, не настолько мощные, но вопрос был только в исходных данных существа. — Это принадлежало одному телтору. Мощная штука. Можно заключить в меч — и он будет разить врага с силой голема. — Неужели, — произнес Сэнд задумчиво. Он коснулся эссенции и вздрогнул: на мгновение ему показалось, что сквозь него прошел сгусток энергии, не причинив никакого вреда, но коснувшись самого сердца тонким мягким касанием. Эльф растер пальцы, размышляя о том, что могло бы вызвать подобный эффект. — Так и есть, — рашеми не двигался с места и не убирал эссенцию обратно в сумку. — Волшебники знают в таком толк, верно ведь? Так если вы волшебник — я говорю, что цена этому духу восемь золотых. — Не слишком ли просить столько за дважды мертвого зверя? — Дело ваше, конечно, — рашеми ухмыльнулся. — Только и волшебников в этом городе прорва, мне уже говорили. Не вы — так кто-то другой. — Если не я, — отозвался Сэнд мягко. — Эльф, знающий законы Невервинтера и умеющий использовать некоторые из них себе во благо, то это будет тот благоразумный маг, который предъявит обвинение в незаконном провозе магических составляющих. — Да конечно! — недоверчиво фыркает рашеми. — Будет разбирательство, и после тщательного изучения реагента будет вынесен оправдательный приговор, — Сэнд улыбнулся. — Но ведь его будут исследовать в том числе и с помощью магии, так что некоторая часть его силы будет утрачена. Как, собственно, и время, которым можно было распорядиться более разумно. Рашеми молчал. Эльф не торопил его — давление было бы лишним. — Пять золотых, — нервно произнес человек. — Если вы можете оплатить сейчас. — Четыре с половиной, и сделка будет законной. — Это грабеж! — Вовсе нет, — Сэнд помолчал. — За четыре золотых вполне можно добраться до Уотердипа и начать там новую жизнь. Или пропить их в Невервинтере и закончить эту жизнь в канаве с перерезанным за карточные долги горлом. Оставшееся пойдет на частичную оплату похорон. — Пять, — возразил рашеми. — Пять, и я скажу еще об одной — куда лучше, если сможете перекупить у тех, кто у меня ее взял, — он странно ухмыльнулся. — Хотя, конечно, прогадаете. Эти идиоты думали, что это рубин. Сэнд не жалел о потраченных золотых. Вечером эльф решился осуществить идею, пришедшую ему в голову в порыве странного вдохновения, навеянного не то кошмарами, не то усталостью; он поддерживал огонь под ретортами, жадно вглядываясь в тусклую пробную эссенцию, ловившую блики пламени и медленно таявшую, превращавшуюся в мерзкое на вид и на запах пойло. Холодные огоньки изредка пробегали в глубине бокала — последнее, что осталось от сущности давно убитого блейдлинга — пока Сэнд аккуратно помешивал вязкую жижу. Эльф выпил все залпом, закашлялся и сцепил зубы: на вкус эссенция была как ил или стоячая вода; от резкого запаха на его глазах выступили слезы. Но Сэнд терпеливо ждал, слушая, как часы медленно откусывают минуты, замирая в ожидании близкого ледяного дыхания страха и смерти. Но мир вокруг был привычным, тихим и спокойным — таким, каким Сэнд выстраивал его вокруг себя долгие года жизни в Невервинтере — а боль не приходила, не впивалась в кожу жадным ртом с острыми клыками. Сэнд сидел, оглушенный открытием и возможностью спасения — словно перед ним внезапно распахнулись врата, полные света, в самом глухом из подземелий; словно он вновь увидел солнце после того, как спасательная миссия Невервинтера достала его из-под рухнувших сводов Иллефарна. Сэнд улыбался, рассматривая эссенцию. Вторая уже ушла из Невервинтера, но нагнать ее будет несложно — кажется, Нишка была где-то неподалеку от тех мест. Эльф не знал, зачем она прислала ему то письмо, как не знал и того, как сумел выжить Касавир — но сейчас было важно только то, что тифлинг обронила в наспех нацарапанной сумбурной записке название города. Он сел писать ответ, на несколько секунд задумавшись: что он расскажет ей? Эльф хмыкнул. Он найдет, что придумать.