Тёмные руны

POV/ Аерон       Я попросил Эридина поселить Локи изначально в летней резиденции, удаленной от Альвхейма, чтобы иметь возможность понаблюдать за ним со стороны. Поэтому всем верноподданным был дан указ: ни словом, ни действием не выдать, кто я. Эльфы давно уже не удивлялись моим причудам и заскокам, просто выполняли то, что я велел.       Так как я редко объявлялся на публике под своим собственным именем: ведь все дипломатические обязанности, все дела по управлению нашим царством и прочее-прочее-прочее, чем занимал свою голову мой покойный папаша, протирая задницей штанишки-пуфики и расчесывая вспотевшие в шоссах ляжки, из-за чего выше названная голова вечно изнывала от боли, я с радостью повесил на Эридина и его семейный подряд — корпорацию «Конгломерат Белого Золота».       Древние эльфийские семьи — истинные долгожители даже на фоне остальных файёри — занимались контролем нашего мира во всех направлениях, и такой порядок вполне всех устраивал.       Думаю, что таким решением убил двух зайцев одной стрелой, ведь Эридин уже с ума сходил, занимаясь добычей и товарооборотом золота и драгоценных камней на пороге второго тысячелетия. Я думаю, что он пытался «давить» на меня только приличия ради, чтобы его великовозрастный родитель Оберон не обрек его на это нелегкое производство по погребальный костер его жизни. Мой темноволосый друг грезил Алхимией как наукой, а его новое положение при Верховном Владыке всех эльфов — все же мне льстит этот триумфальный титул — в качестве правой руки и первого лица царства позволяло делать, что душа пожелает.       Я же, тот, кто мог вспомнить столь мужественного и благородного эльфа в колыбельке и ползунках, орущего, как космическая плазменная белуга от боли прорезающихся зубов, только внутреннее злорадно радовался своей выгоде. Так как я не был женат, то вполне задумывался о том, чтобы указать юношу своим преемником в будущем. Нет, я не собирался умирать.       Я собирался покинуть Альвхейм навсегда, ибо истинная власть никогда не принадлежит куску металла в пафосно украшенном зале. Истинной властью являлась для меня только магия.       Причина моей брезгливости к тронам была проста до одурения — я терпеть не мог чулки — они туго стягивали кожу и пряжа цеплялась за все подряд, а в тропическом климате Альвхейма — это и вовсе напоминало пытку. А если честно, государственная бытовуха тяготила, поэтому Эридин, поначалу пытавшийся загнать-таки меня на трон в прямом смысле, используя не только уговоры, но угрозы, вскоре сдался и взял всю эту рутину на свои плечи.       Я включался в дела государства, когда возникали действительно важные вопросы. И вроде бы такой вопрос как убийство подростком какого-то гоблина на окраине Вселенной в Асгарде не должен был бы меня заинтересовать, но, к сожалению, подростком был Локи.       Весьма проблемным. С шилом в заднице.       Меня представили ему как временного учителя лингвистики, которому «неуловимый» Аерон лично приказал обучить мальчишку, прежде чем сможет обучаться в Доккальёфарской академии оккультных и магических наук теургиосциенции. Также Эридин весьма серьезным и невозмутимым тоном поведал Локи и о стандартной процедуре по метрии энергетического потенциала для неофитов, на что принц-паршивец скривил такую мину, что я еле сдержался, чтобы не захохотать. Он уже мнил себя если не магистром, то демиургом точно.       Сказать, что он выводил меня из себя различными и изощренными способами — это как сравнить жопу с пальцем.       Он делал мою жизнь просто невыносимой — пакости и трюки у него выходили отменно. Сколько бесценного имущества он попортил. Особенно, когда наполнил кожеедами мою гардеробную. Я думал, что придушу его тотчас же, когда массы насекомых пожирали так любимые мной кожаные и шелковые изделия. «Моё хаори…» — я кипел не хуже горячего источника в Шиэрхааде, когда сжигал комнату вместе с паразитами.       Утром на занятиях я даже не подал вида, что что-то не так, а Локи наилюбезнейше улыбался, правильно отвечая на самые сложные вопросы, которыми я хотел его завалить. И паразит радовался еще больше, наблюдая за тем, как я от злости начинаю скрежетать зубами.       Я сдался окончательно, когда опустился до его уровня после одного случая, запомнившегося мне особо ярко, когда он подменил свежесваренного омара на настоящего, и ракообразное вцепилось мне в руку.       Мелкий гаденыш цвёл, наблюдая за моими попытками оторвать членистоногое с чувством выполненного долга и всем видом показывая, что мои вопли музыка для его ушей.       Я в долгу не остался, подкладывая клопов в его постель в тот же день, где под половицей и нашел рисунки с кошмарно выведенными подписями в духе: «Хвала Богу Огния!», «Бог Огния, о, великий! Я отдамся тебя вся…» — я ехидно ухмыльнулся, реквизировав эти предметы народного творчества. Подожди мне, «Бог Огн-И-я».       Ночью ждал воплей. Это того стоило.       Утром мальчишка обвинял меня во всех смертных грехах и что головы теперь мне не сносить, а я упрямо продолжал играть свою роль.       Взаимный обмен гадостями продолжался.       Только так я мог понять, что из себя представляет сын дочери моей покойной сестры. Сдерживался, как мог. Намеренно проигрывал в словесных баталиях, когда он угрожал мне расправой от самого Аерона, которого он в глаза не видел. В такие моменты я внутренне веселился, просто предвкушая дальнейшее разоблачение, но крови он мне попортил — врагу не пожелаешь.       Не потому что он пытался вывести меня из себя или потому что портил древние предметы искусства как зеркала, оставляя на них похабные надписи, чем шокировал даже эльфов, повидавших на своем веку и не такое, а потому что по ночам сбегал в Мидгард, как бы я не пытался его выловить — у меня не получалось.       В такие моменты мне становилось страшно, что Локи может пострадать или влипнуть в еще худшие неприятности. Я не мог спать по ночам или работать, ожидая возвращение этого блудного тукана. Благо, что в Мидгарде было кому за ним присматривать. Локи пускался во все тяжкие. Дело-то житейское — да, юность, разбитое сердце, роскошные лесные балы Оберона и его супруги Титании. Дурная голова ногам покоя не дает.       Я понимал, что обман затянулся, и что так он точно пойдет по деструктивному пути. Откровенно, меня поражало, что он вел себя — да по любым меркам — слишком рискованно. Ввязывался в драки, где его однажды не прирезали тролли за то, что он не то, что отказался платить им за проход через мост, а еще и покрыл их всех такой отборной руганью, что скрытно наблюдающий за ним файёри мялся несколько минут и обильно краснел, прежде чем повторить дословно.       Да уж, в красноречии Локи мало кто сможет сравниться, когда он повзрослеет. Когда станет много старше, нежели сейчас.       Как говорится, я собрал нужный мне анамнез. Что мы имеем: ребенка с дефицитом внимания, погрязшего в эмоциональной боли, имеющего проблемы с дисциплиной и самооценкой и не контролирующим своими способности, последние подавлялись специальными добавками зелий в его еду.       При всем этом Локи быстро обучается, и за показными равнодушием и скукой, кои он демонстрировал на наших уроках, скрывается колоссальная жажда знаний. Он довольно смелый, даже отчаянный. Или отбитый.       Хотя я утрирую, сам же признаю, что он уже может просчитывать исходы тех или иных событий, грамотно выстраивает цепочки причинно-следственных связей, иногда коряво, но все же можно сказать, что у него гроссмейстерский склад ума. И вот тут нужно быть настороже.       Я решил прекращать это лицедейство, пока он окончательно не зашел слишком далеко. Мне стало не до смеха, и даже его удивленные глаза не погасили моего внутреннего недовольства самим собой, что позволял неокрепшему уму ходить по тонкому льду. А он не то что ходил, плясал с остервенением. Достаточно самоуправства.       Я ждал его появления уже в своих настоящих чертогах, а не в гостевых, которые еще долго будут реставрировать после пожара.       Мои покои представляли собой трехэтажную систему комнат с открытым пространством, где извививающиеся лестницы из живых деревьев уходили в самую высь, прорезая путь в огромную сферическую лабораторию с исполинской астролябией, пребывающей в не прекращаемом движении. Думаю, что Локи будет торчать там постоянно, так как в Асгарде уж точно такого не было, а, судя о тому, что я узнал — ему интересно все новое и необычное.       Души Странников очень редко воплощаются в общем числе, но чтобы в Йотунхейме, и с такой тягой к Хаосу — это что-то за гранью.       Меня распирало от любопытства, ведь самое интересное ждет нас с ним впереди, когда я начну оценивать его магический потенциал в полной мере. Я чувствовал такое предвкушение от предстоящей работы, что даже сложно объяснить, чем именно оно вызвано. Я обучал нескольких величайших чародеев и колдунов, которые тоже не обладали особыми талантами поначалу и раскрывались в процессе обучения, но настолько одаренных неофитов не встречал. Локи не умел и не понимал полностью своей силы и даже не замечал, что творит колдовство, не отдавая себе в этом отчета.       Каким он станет, когда сможет контролировать весь поток своей энергии?       Меня воодушевляет сама мысль о том, что я приобрел нечто столь ценное. И сегодня я представлю его ко двору под именем, которое он выбрал себе сам, но прежде, чем мы посетим торжество, стоит установить некоторые рамки. POV/ Локи       Подонок. Он намеренно водил меня кругами, а я и не заметил.       Я даже ауру не почувствовал, которая обычно исходит от могущественных чародеев. Рядом с отцом это ощущалось и в силе голоса — когда говорил Один, то все невольно замолкали и съеживались, потому что его аура носила подавляющий характер, но тут — ничего.       Даже на бытовом уровне безупречно притворялся неотесанным чурбаном. Он не выдал себя ни манерами, которые намеренно не соблюдал, заставляя меня завтракать и обедать совместно с ним, задавая эти нудные и одновременно интересные вопросы, и параллельно ужасно чавкая, пытаясь вывести меня из себя. Эльф сыпал на пол хлебные крошки, не соблюдая этикет, и даже обливал себя то напитками, то супами специально, то пачкал манжеты в соусе собственной тарелки, доводя меня, столь щепетильно относившегося к порядку, до нервного тика.       И все же я припомнил один момент, который упустил из виду. Если кольцо эльф намеренно продемонстрировал сегодня, то вот наглазник на левом глазу, который он никогда не снимал при мне, вполне давал мне прямую подсказку, которую я проигнорировал, потому что был раздражен, да и мои мысли витали совсем в другом русле. Я постоянно погружался в воспоминания даже против своей воли. Они вращались подобно колесу: Йотунхейм, Трим, Тор, Сиф, Амора. Когда я стоял в зале и слушал, что говорила обо мне…и о нас Амора — это било хлеще, чем тупость старшего брата, продавшего меня в рабство. Вопросы Сиф, повторяющиеся друг за другом, словно она никак не могла поверить мне на слово, что Тор продал меня как вещь.       Ничего приятного.       После того, как Аерон вернул мне рисунки смертных, я сжег эти художества, напоследок еще раз их рассмотрев, потому что счел это неприемлемой глупостью. Аерон прав: бог огня, боящийся огня, как рыба, трясущаяся в отвращении при виде воды. А богом огня я не был. Стихия упорно мне не подчинялась.       Лже-лингвист не только обучал меня языкам, но и позволял мне использовать магические фолианты для бездарей, чтобы я привыкал к элементарному уровню контроля. Пару часов назад, когда он наконец-то раскрыл свое истинное лицо, Аерон сказал мне, что меня подготовят к вечернему торжеству в мою честь, а после я должен зайти к нему, чтобы обсудить наше дальнейшее сотрудничество. Я нахально поинтересовался, почему он прячет глаз, на что он ехидно усмехнулся и, развернувшись, ушел вместе с Эридином.       Я, понимая, что теперь наши взаимоотношения с надменным королем альвов существенно изменятся, угрюмо поперся в свои покои.       После принятия ванны ко мне были приставлены двое слуг, которые сняли с меня мерки для пошива нового гардероба и — я в ужасе разглядывал свои будущие облачения на многие годы — «платья» — так по новой эльфьей моде называли котарди, пошив которых производился из самых дорогих тканей. Этот элемент гардероба представлял собой камзол длиной до середины бедра, сшивавшийся из четырёх частей — двух задних половинок, соединённых спинным швом, и двух передних, с отрезным воротником, спускающимся углом на спину, а спереди сверху вниз шел длинный ряд пуговиц, которые и подгоняли сие «платье» под мою фигуру. Низкий пояс, опускавшийся на бедра, был украшен чеканными пластинами с гравировкой, чернением и драгоценными камнями — если в Асгарде кожа и доспехи украшались золотом, указывая на статус и воинское звание аса, то в Альвхейме свое положение подчеркивали цветами котарди и богатыми поясами.       Как уведомил меня модист, брезгливо оглядывая мою фигуру и постукивающий длинными узкими пальцами по губам, мне подойдет изумрудная цветовая гамма, потому что если взять изначально синий, как я хотел, то с моей бледной кожей стану похожим на труп, а это безвкусица.       Пара часов с этим блюстителем красоты и моды драугра поднимет с кургана и заставит бежать в чужие земли, рассыпая прогнившие кишки.       Меня под конец бесили даже выкрашенные в попугайский цвет фазаньи перья на шелковом берете, режущие воздух каждый раз, когда альв цокал и тряс своей головой, от чего его белоснежные накрученные кудри то и дело взмывали в воздух. Если Тор хоть когда-нибудь увидит меня в аналогичном облике, то меня до скончания веков будут преследовать насмешки. Одно дело, когда я вырядился в Йотунхейме, и совсем другое ходить подобным образом ежедневно.       Однако вся опочивальня была забита стойками с платьями на весь ближайший век уж точно: камзолы и дублеты с лиственными мотивами, тонкие шелковые (благо не шоссы!) штаны, слишком сильно обтягивающие — срам-то какой — бедра и икры, а на ноги эльфы в жаркое время года носили пулены — хотя бы носы не были длинными до колена, и на этом спасибо! — либо сандалии на ремешках.       Когда маэстро в сопровождении своего пажа удалился, то я рано обрадовался, ведь ему на смену пришел не менее чванливый и наряженный в безумные цвета сородич, после чьих слов я в полной мере осознал, что меня все-таки направили в добровольную ссылку, ловко сыграв на желании обучаться магии. В здравом уме я бы не согласился так рядиться.       Было не по себе, когда мне обрезали волосы до подбородка. В Асгарде длина волос мужчины — признак мужества, а у эльфов…я только думал, что я открыт ко всему новому, но это все было в дикость.       Я стоически выдержал и такое надругательство, но после эти изверги под предлогом мытья головы, что как мне указали придется делать каждый день, ибо чародеи, что не ухаживают за собой — похожи на сброд, нанесли мне на волосы какой-то странно пахнущий состав, намотали на голову плотную ткань и сказали посидеть для профилактики полчаса. Я, наивная душонка, читал местный новостной королевский пергамент с весьма пафосным названием «Бриллиант Эпохи», который весьма увлек меня, хотя я и считал такое отношение к бумаге весьма расточительным, но не мог оторваться, пока помощник цирюльника приводил в порядок мои ногти.       Настал час истины, и с головы смыли дурно пахнущую бурду. На ощупь волосы стали шелковые и весьма послушные, но краем глаза я заметил, что что-то не так.       У кармы отменное чувство юмора.       Я даже орать не стал от шока, когда дорвался до зеркала, хотя меня преследовала толпа эльфов с целью усадить на кушетку для укладки. Я просто истерично хохотал, выпучив глаза на свое отражение. Сейчас я понимаю, почему Сиф так сильно разозлилась.       Белые. Белые!!! Светлее, чем у Тора! Влажные и вьющиеся!       Кудряшка-Локи!       Я опустился на пол и продолжал хохотать так, что живот начал болеть нещадно, а на глазах выступили слезы от смеха.       Один из альвов что-то бегло пролепетал на их языке и бросился прочь. Я не расслышал. Да разве это имело значение? — Оставьте нас, — я обернулся на голос, прозвучавший столь властно, что это в какой-то мере меня отрезвило.       Когда двери за альвами захлопнулись, то Аерон молча подошел ко мне, протянул руку и помог встать. — Садись, — он указал на кушетку, с которой я так рьяно сорвался, чтобы узреть свой новый облик.       Я беспрекословно подчинился, а он взял одну из щеток и принялся расчесывать гриву светлых волос, обладателем которой я стал. — Скажи мне, Локи, почему ты в Альвхейме?       Я подумал и ответил: — Чтобы научиться магии. — А еще? — он не смотрел на меня, а взял флакон с прозрачной мазью и нанес ее на руки, после чего растер ладони и начал наносить лосьон мне на голову. — Из-за Аморы. — Верно, — он кивнул головой, все также занятый моими волосами. — Из-за Аморы. Так что тебя так расстроило? Ответь сам на свой вопрос, Локи, для чего весь этот маскарад?       Я помолчал какое-то время: — Чтобы спрятать меня. Чтобы я не отличался от других. — Продолжай. — По словам отца нибльхеймцы могут устроить на меня охоту. — Ты ведь все понимаешь? — он наклонился и посмотрел мне прямо в глаза, после чего снял наглазник.       Я застыл, завороженный от ужаса и восторга, разглядывая вертикальный зрачок в левом глазу, безумно контрастировавшем с правым глазом даже цветом радужки. — Что ты видишь? — он продолжал испытывающе глядеть на меня. — Метку. Я вижу метку. — Соображаешь. Именно, и благодаря этой метке ты знаешь, кто перед тобой. Пока я ношу повязку — меня можно спутать с другими эльфами или фейе, которые таскают подобное, отдавая дань моде или неподражаемому мне — не важно, что у них в головах, но ты прав — метка как бельмо. Это как вырядится во все красное на похоронах, чтобы в море черного стать мишенью для косых взглядов. Но ты — другое дело. Ты — кость в горле нибльхеймцев, ты — зараза, перец, попавший в блюдо и испоганивший его. По глупости или незнанию, что по сути одно и то же, ты встал между Нибльхеймом и его планами в отношении Асгарда. Недооценивая их мир, ты подпишешь себе смертный приговор. В Асгарде ты — легкая мишень, и не мне тебе говорить, что такое столица. Случайный кинжал в толпе, яд, какой-нибудь проклятый предмет, удавка на шее в подворотне или в лесу — как хочешь. И тебя не спасут. Не успеют. Потому что, позволь такую откровенность, вы там живете слишком радостно и легко. Стоит выразиться точнее — беззаботно. Живете по зову славного и открытого честного боя. Нибльхейм — обитель туманов. Публика настолько разношерстная, что даже я не позволяю себе расслабляться, когда там нахожусь. Ты там бывал, знаешь о чем я. Ты не представляешь какое осиное гнездо ты разворошил тем, что выкрутился. Один — владыка девяти миров, его долг — сохранение мира в этих Девяти мирах, и допусти такую мысль на секунду — если бы тебя не смогли оправдать, то было бы два варианта дальнейшего развития событий: война меж мирами либо твоя смерть. И как бы твои родители ни любили тебя, как бы Асгард ни кичился своей мощью…хм, — Аерон зло усмехнулся. — Я не знаю, чем бы это могло закончится. — Ты сейчас пытаешься убедить меня в том, что я не важен для моей семьи? — я нахмурился. — А ты важен? Сам-то веришь? — Верю. — Ложь, Локи, я вижу по глазам твоим, что ты постоянно крутишь мысли о рабстве и об изгнании. Хочешь, чтобы отец признал тебя равным старшему брату. Ведь Тор так и не получил нагоняй за столь небольшой пустячок как азартные игры на собственного брата. — Отец не знает… — Да мне откровенно говоря, насрать, что там знает твой отец,— отрезал Аерон.       Я, раскрыв рот, смотрел на него во все глаза. — Слушай и впитывай как губка. Вот тебе мое первое наставление: ты обязан думать о себе всегда и везде в первую очередь. Теперь ты не асгардец. Ты — будущий маг, колдун, чародей — называй как хочешь — а у чародеев в приоритет входят только они сами и их желания. Мы обучаемся магии не во имя великого блага, а ради себя любименьких. Ради власти. Всегомогущества. Чувства контроля. И умения этот контроль удерживать. И если ты тут ради одобрения своей семьи, особенно твоего папаши, то собирай свои монатки в узелок и вали обратно. В таком случае я уже научил тебя контролю, так необходимому для ребенка-трикстера. А если ты действительно хочешь распоряжаться своей жизнью самостоятельно, стать трикстером с большой буквы, то ты обязан подчиняться моим правилам до тех пор, пока не научишься владеть всей своей силой. Я дам тебе время до утра. — Я уже принял решение. — Нет, свое решение ты озвучишь утром. Обоснованное. Мне не интересно твое гольное «да». Мне нужно осознанное мотивированное решение. Сейчас продолжай готовиться к банкету, слушай наставление учителей. Этикет отличается от вашего во многих аспектах. Готово, — он кивнул и отложил спицу, которой разделял мои пряди. — Слегка вьющиеся волосы тебя красят. — Я что девица, дабы наряжаться? — буркнул я.       Аерон прищурился: — Имидж, дорогой мой, это всё. Всегда встречают по одежке. Так было, так есть и так будет, Лофт. Да, не забывай, повторюсь, что Локи из Асгарда в Альвхейме сейчас нет, так как нибльхеймцы тоже учатся у нас. Лофт Лаувейсон вполне подходит. Насколько я знаю — никому твой псевдоним особо ничего не скажет. — Триму известно, кто я. Многим известно, кто скрывается под этим именем. — О, не переживай, мне тут шепнула одна пташка, что Горгуат сгорел до тла вместе с Тримом. — Что? — я в ужасе уставился на Аерона.       Эльф усмехнулся: — Я же тебе говорил, Лофт, что у всего есть цена. И свидетелей быть не должно. Всех свидетелей. — Нет, это неправильно… У меня была подруга из Горгуата… — «Была» — ключевое слово, Лофт, помни об этом. Одной семьей лисиц в Мидгарде меньше, одной — больше. Какая разница?       Я с ужасом смотрел на короля файёри: — Там же были дети… Там были те, кто вообще ничего не знал. Кто…? — Какой мягкосердечный, — Аерон хмыкнул, — потому и говорю тебе, подумай, Лофт. Ты ведь жаждешь власти, я же вижу, но почему-то не задумываешься, что власть несет за собой. Ты думаешь, что Один стал бы Владыкой, если бы сохранял жизнь всем, кто выступал против него? Какая-то наивная позиция. Или ты думаешь, что золото Асгарда появилось само собой? Это история кровавых и жестоких битв, предательств, интриг и козней, солнышко. И ты — часть всего этого. Глупо как-то сейчас пытаться надеть на себя белый камзол. Скажи мне, Лофт, ты уже лишал кого-либо жизни? А? Ради самозащиты?       Меня трясло от хладнокровия, скрывавшегося под маской благожелательности и юношеской непосредственности, которые до этого демонстрировал эльф, притворяясь моим учителем, но я солгу сам себе, если не скажу, что не хотел бы стать таким же, как он. Холодным, расчетливым и бесчувственным чудовищем. — Еще нет? Старался пощадить, старался не отнять жизнь, что, конечно, похвально, но глупо, — Аерон улыбался, выхватывая в моей памяти, как я не старался скрыть, отголоски воспоминаний. — Ничего, всему свое время. И место.       Слова Аерона, подобные отраве, проникали под кожу, находя в моей душе отклик, так резко контрастирующий с тем, что я считал правильным и неправильным. Было чувство, что я стою на краю пропасти, но темнота, что обитала там, была готова принять меня с распростертыми объятиями и дать мне новый смысл. Что-то большее, чем просто желание бегства из Асгарда ради жизни свободным странником в Йотунхейме. Тьма не обещала, а предоставляла гарантии.       Я понял, какую ассоциацию он у меня вызывает. Внешне действительно обладающий нереальной красотой, как и другие эльфы, но опасный, ядовитый и токсичный, как… — Да, Локи, как смертоносный скорпион в букете белоснежных цветов.