Evergreen

Прошло еще какое-то время, пока Саске рассматривал перила. Самому ему не хотелось вырезать свое имя, но он думал, что сделавшие это поступали вроде как круто. Несмотря на то, что сейчас мост был пуст, множество людей приходило сюда, останавливалось, как он, и оставляло свои метки. После реки дорога резко пошла в гору. Когда взбираться по тропе стало довольно тяжело, Саске наткнулся на грубо выдолбленные в скале ступеньки. В некоторых местах они стерлись, но подниматься было нетрудно. Он настолько сосредоточился на том, чтобы правильно ставить ноги, что был потрясен, когда поднялся на холм и посмотрел вперед: подсознательно он ожидал все того же зеленого, а вместо этого увидел глубокий синий цвет. Плато переходило в утес, с которого открывался вид не на лес, по какому шел Саске, а на океан. Было легко забыть, насколько близко они находились к побережью, но здесь он ощущал в воздухе привкус соли, доносимый морским бризом. Тут стояла небольшая деревянная скамья, как он предположил, для того чтобы наслаждаться видом. Уставший от прогулки или, возможно, от всего путешествия, Саске хотел было присесть, но солнце оказалось гораздо ближе к горизонту, чем он предполагал, и мама стала бы волноваться, если б он задержался еще больше. Дорога обратно заняла гораздо меньше времени, и когда он подошел к домику, то уловил запах готовящейся еды. Итачи устроился на диване, читая путеводитель, и коротко взглянул на него, когда Саске вошел. – Он вернулся, мам. Микото, улыбаясь, вышла из кухни: – Ты пришел как раз вовремя, Саске. Я нашла немного картошки, поэтому приготовила испанский омлет, но вот только сковородка тут маленькая, поэтому он кое-где разломился. Саске кивнул, стягивая кроссовки, ставшие довольно грязными за время прогулки, и оставил их у двери. Он пошел в ванную вымыть руки, а когда вернулся, Итачи с мамой уже сидели за столом, накладывая еду. От аппетитного запаха у него заурчало в желудке, и Саске понял, что прошло уже очень много времени с тех пор, как он в последний раз что-то ел. С трудом проглоченный завтрак, казалось, был сто лет назад. Когда он садился, то почувствовал себя странно: этот стол был намного больше их теперешнего, такой же по размеру, как и прежний в их старом доме. Хотя он и был рассчитан на четырех человек, или пятерых, если потесниться, они втроем уселись рядом, не используя всю доступную поверхность. – Вот твоя порция, Саске, – мама передала ему тарелку омлета с начинкой из лука и картофеля. Вкус отличался от привычного, но он не мог понять, почему. Итачи ел тихо, а Микото восхищалась свежестью овощей. Уже сейчас она казалась отдохнувшей и полной энергии. Саске привык видеть ее с мешками под глазами, и поразился, насколько юной она выглядит без них. Вероятно, она была счастлива, что впервые за долгое время они наконец-то обедают всей семьей. – Как прогулялся? – спросил Итачи. Саске пожал плечами: – Нормально. – Видел что-нибудь интересное? Можно было взять карту, вот только я не уверена, куда я ее дела, – сказала Микото. – Я нашел дорогу к магазину. – Правда? Ну, и какой он? Большой? – Не знаю, я пошел в другую сторону. Удовлетворившись его скупым ответом, они доедали в комфортной тишине. Потом Саске стал мыть посуду, дабы восполнить то, что не помогал готовить обед, а Итачи с мамой просматривали буклеты, которые дала Цунаде, обводя те места, где хотели бы побывать. – Мы должны поехать в Дубровник. Видишь, тут есть экскурсия, вот только отправление очень рано… – Это в тот же день, что и деревенская ярмарка… но мы могли бы завернуть туда по пути назад, – сказал Итачи. – Мне кажется, нам не хватит сил. Может быть, на следующей неделе? У нас полно времени… После заката они просидели еще где-то с час. Саске с Итачи читали, а их мать пыталась разобраться в хорватском телевидении, но потом усталость после путешествия все же настигла их и они отправились спать. Делить комнату с братом не хотелось, но это было не ново. До недавнего времени Итачи учился в Америке, но на летние каникулы он вернулся, и Саске более-менее привык к его нежелательному присутствию. Матрас был слишком мягким и свернулся в кокон вокруг его тела, как только Саске лег. Прохлады это явно не прибавило, но зато так Итачи хотя бы не увидит, как он пускает слюни. Как и за столом, у Саске возникло чувство, что живя в чужом доме и пользуясь чужими вещами, он проскальзывает в жизнь других людей. До этого лета в его кровати спали десятки людей: считали ли они этот матрас забавным или раздражались? Размышляли ли они, как Саске, о тех, кто был до них? Вряд ли, подумалось, потому что в этом не было особого смысла. – Саске? – голос брата вывел его из дремы, но вряд ли Итачи это заметил, потому что матрас между ними служил, как щит. Он не ответил, притворяясь, что уже заснул, но Итачи не отставал: – Все в порядке? Ты стал таким молчаливым, – он поколебался перед тем, как спросить: – Ты сердишься на что-то? Он не ответил и через несколько секунд услышал, как Итачи устраивается поудобнее, сбираясь спать.