Руки

(POV Шедоу) За пару недель до похищения… Я, начитавшись всей этой литературы, приступил к приручению синей птицы, что до сих пор меня избегала всеми правдами и неправдами. Встречались мы только в обеденном зале и вечером в кровати, где он по-прежнему отталкивал меня подальше. Единственное изменение в его поведении, которое я замечал с нескрываемым удовольствием, - он, стараясь казаться спящим, наблюдал за тем, как я одеваюсь утром. Подсматривал, да и только, однако меня эта игра забавляла. Соник слишком неправдоподобно притворялся спящим, да и румянец, гуляющий по его щекам, сдавал его с потрохами. Я всегда сплю голым, если не участвую в очередной военной кампании, где нельзя себе позволит расслабиться. Именно поэтому, скорее всего, малыш меня сторонился. Неужели он думает, что я вот так вот просто возьму и изнасилую его? Вечером у меня едва хватает моральных и физических сил, чтобы добраться до своей постели, что уж говорить о том, чтобы кого-то принуждать к соитию. Но теперь каждый день я старался найти его в огромном замке и уделить ему внимание. Погладить, приобнять, один раз даже поцеловать получилось. После чего он, еще больше краснея и смущаясь, беспрепятственно от меня удирал. Его такое внимание явно пугало, но он опять же боялся сопротивляться. Да и хотел ли? Все менялось ночью, когда его разум полностью вырубало. Его регулярные припадки не давали мне покоя. Но мне ли жаловаться, если Соник ничего на утро после них не помнит ничего? Все эти странные необоснованные «бои во сне» были очень похожи на то, что я видел тогда в башне. Каждый раз он начинал ни с того ни с сего дрожать и драться с кем-то во сне, невольно длинными крыльями попадая по мне. Сначала я подумал, что он видит кошмар. Я прижимал его к постели и старался разбудить. Без толку! Глаза закрыты, а дерется! Я прибегал к тому же способу, что и в башне. Перехватывая его руки, я впивался в его губы. Поначалу это его удивляло, но потом мальчишка успокаивался, расслаблялся. Я этим пользовался, вспоминая все заметки, что прочитал в книге. Я ценил такие моменты, ведь только тогда он позволял себя обнять и приласкать. Голову даю на отсечение, я видел, как Соник улыбался во сне. Так и спал в обнимку с этим чудом. Но утро ставило все на места. Когда он уже практически просыпался и осознавал всю пикантность картины, он в ужасе отталкивал меня, нередко стараясь попутно спихнуть с кровати. Если ему это удавалось, он победно ложился обратно и дремал дальше. О чем я? Он только делал вид! Я, конечно, вставал, потягивался, тихо ругался иногда на хрупкую птицу. И тут он приоткрывал глаза и наблюдал за мной. Откуда я это знаю? Так я же специально подходил к зеркалу в полный рост, чтобы увидеть его лицо в отражении, дабы убедиться в отсутствии у себя паранойи. Хотя его можно понять. Из-за стереотипов нового времени о том, что кожа должна быть аристократически бледной, что мускулы – удел челяди, а истинный монарх должен быть утонченным, мне приходится носить кучу тряпок для сокрытия своего рельефа. Бред собачий! Я не королева и не жена лорда, чтобы быть утонченным! Вот он и пользуется моментами, любуется моим накачанным торсом и не только. - Ну, нравится тебе моя фигура, так зачем тебе так конспирироваться? – однажды утром я в шутку спросил у него, при этом наблюдая в зеркало реакцию и посмеиваясь. Соник, как нашкодивший котенок, прижал ушки, распахнул свои изумрудные глаза и боязливо посмотрел на меня, заливаясь краской. - Как ты… Вы узнали? – нервно пытаясь пристроить куда-нибудь руки, чтоб не выдавать свой страх, спросило синее чудо, тщетно стараясь не смотреть на меня. - Зеркало творит чудеса. Да успокойся ты, я ничего такого не собираюсь с тобой делать за это! – посмеиваясь, я повернулся к нему лицом. Соник превратился в спелый помидор и отвернулся. Я решил не испытывать на прочность его нервы и, разыскав в шкафу легкий бежевый халат, оделся и тихо пресек комнату в его направлении. Когда я положил руку на его плечо, он вздрогнул, боясь повернуться. - Да не бойся ты, я не кусаюсь, - успокаивал я, пытаясь заглянуть ему в глаза. Соник все время отводил взгляд. Боится. - Неужели я такой ужасный, по твоему мнению? Меньше верь тому, что про меня говорит всякая челядь. Они всегда во всех своих бедах винят кого угодно, кроме себя самих, - я приподнял его голову за подбородок. - Я не чудовище. Не бойся. И все равно его взгляд полон страха и паники, ушки прижаты к голове. Нет, так не пойдет! Осторожно подаваясь вперед, я нежно прильнул к его губам, заводя руку ему за спину. Он испугался, дыхание стало рваным, дрожь усилилась. И тут я применил прием из этой восхитительной книжки – начал аккуратно почесывать между крыльев взволнованной птички. Он возмутился, но потом, расслабившись, начал отвечать на поцелуй. Все боги земли и неба, благословите автора той макулатуры! Птахи в восторге, когда их так ласкают. Он практически замурлыкал. Но так некстати закончился воздух, и нам пришлось оторваться друг от друга. Соник сидел в смущении, довольная расслабленная улыбка не желала уходить с его милого лица. Он такой прелестный, когда улыбается. Поймав себя на таких мыслях, я усмехнулся. Все-таки я смогу его приручить.