Задолго до твоего рождения, мужик.

***

Непрошеные гости разбрелись по квартире, Пауэрс с благородным видом выпустил Джима, прекратив прижимать парня к себе за плечи и довольно скалиться. Мориарти сжал кулаки, заслышав мерзкий хохот и идиотские рассуждения из спальни, где стоял террариум с его любимицей. В надежде на то, что хотя бы самый безмозглый из них решит, что восьминогий малыш не ядовит, и сунет за стеклянные стены клешню, брюнет двинулся следом за компанией. Как выставить наглых лис из кроличьей норы? Очень просто, если в этой самой норе уже давно живет волк, съевший на обед ушастого. Правда, если лис набралась целая стая, то и волк впоследствии может обнаружить свои лапы разбросанными по углам убежища в уничижительном жесте по отношению к местной грозе степей. Джим привлек внимание гостей легким покашливанием, и те лениво обернулись. — Так ты, значит, на ЭТО променял нашу вечеринку? — интересуется со смешком Адам, раздражительно постукивая жирным во всем смыслах пальцем по достаточно тонкому стеклу, за которым паучишко предупредительно выставил передние лапки вверх. Мориарти снисходительно кивнул и одарил каждого по очереди крайне красноречивым взглядом, вопящим обидные для незваных гостей вещи. — И мои дела, они все еще не окончены, — с определенными намерениями отвечает парень. «Хотя я с удовольствием променял бы времяпрепровождение с вашей вонючей шайкой и на рассматривание болотной тины», — про себя исправляется брюнет. Дешевой театральщины ребятам было не занимать, поэтому все, словно по команде, скривились, изображая вселенскую обиду и разочарование. И только Карл недобро прищурился, запустив руки в карманы потертой кожанки и оторвав задницу от письменного стола. Ноги двинули парня под два метра к невысокому, пожалуй, даже самому низкому из всех здесь присутствующих. Джим позволил обойти себя, хотя врожденная паранойя и стучала по темечку, напоминая носителю, что обычно такие «заходы сзади» кончаются плохо. Мориарти ненавязчиво повел головой, косясь в сторону, с которой еще веяло Карлом — его дешевым одеколоном и выпитым за вечер спиртным, сзади пара широких ладоней подтолкнула мальчишку в середину комнаты, и занявшие свои места зрители с интересом в выражении лиц и подлыми ухмылками на разъезжающихся губах застыли, глядя на главных действующих героев. Джиму не нравилось такое положение вещей. Никто не может приходить в его дом и, будучи добровольно впущенным, вести себя, словно это его царские покои, а все вокруг — лишь жалкие мальчики для битья. Ментально краснея от подкатывающей злости, Джим с успехом пресекал ежесекундное желание развернуться и пнуть рыжему аутсайдеру промеж ног. Это кончится плохо, потому что у Карла реакция, словно у змеи, у Карла сильные руки, и бьет Карл так, что потом можно насобирать целый вагонный состав искр из глаз. Хотя, быть может, это просто сказки, пиар и реклама, потому что вот так, по-серьезному, Джиму от него никогда не доставалось. Видимо, сегодня — тот день, когда звезды сошлись не в пользу Мориарти. Брюнет глянул в сторону окна. Зашторено, как он и любил, как было всегда. Да и, будем откровенны, что он там искал? Надежду на помощь? Беззвездное небо напоследок? Инопланетный корабль, прилетевший за ним и его большелобой головой? Смиренно выдохнув, он повернулся, оказавшись под изучающими взглядами, словно подсвечиваемый прожекторами для лучшего фокуса. Кретины ждали шоу, которое должно было начаться с минуты на минуту. Ждали, как Джим прошипит что-нибудь унизительное в адрес Карла, ждали, когда кулак Пауэрса впечатается мальчишке в нос, ждали команды, по которой все дружно будут выметаться вон. Однако Мориарти не был бы собой, если бы не любил рушить чужие планы и возводить свои собственные на их руинах. Но и так просто спустить с рук подобное обращение с собой не мог. И не то, чтобы он был любителем покататься на рожне. Просто все ошибаются. — Вам пора, — совсем тихо, но настойчиво констатирует он, задирая голову на Карла. Теперь диалог — как визуальный, так и речевой — будет происходить исключительно с ним, потому что прочие особой инициативы не проявляли. Хотелось прикончить всех, но решилось, что Джим не Рэмбо все же, в драку, в которой у него заведомо меньше сил, вступать не станет. Так что это негласные разборки Мориарти и Пауэрса, пусть и не тет-а-тет. — Скоро должны вернуться мои родители, и они не будут в восторге, увидев, что их дом оккупировала кучка недоумков. Карл улыбнулся, Джим понял. Наверное, стоило попридержать язык за зубами, губами и ладонями для пущей верности, но было поздно, и нажать кнопку отмотки невозможно, когда рыжий нахал скалится во все тридцать, если считать выбитых в драках, и сулит Джиму веселые карусели до того самого момента, пока мистер и миссис Мориарти не покажутся на пороге. Прочие зрители ввиду боязни последствий навряд ли вступят в бой, однако Джиму было не справиться и с самым слабым из них. Куда там тягаться с Пауэрсом. Рыжий наконец показал руки, покопавшись в карманах. Одна была до грустного пуста, вторая показушно вертела небольшой складной ножичек; Джеймс непозволительно раздраженно закатил глаза: Карл не был тем, кто устроит поножовщину из-за такого оскорбления, его больше разнесет на словесные разборки, ну, и на один подзатыльничек для Джима. Впрочем, нож подозрительно громко щелкнул в наступившей тишине, и брюнету, наверное, показалось, насколько театрально сверкнуло начищенное до идеальности лезвие, которое Пауэрс принялся вновь вертеть пьяными пальцами. Помимо прочего он успевал оборачиваться, собирать одобряющие взгляды, подбадривания и смешки. А Джим тем временем не знал, насколько еще его хватит, прежде чем он самолично напорется печенью на чертову железяку, которая оказалась в интимной близости, как только Карл заметно сократил расстояние между ними. Совсем скоро он оказался так близко, что Джиму приходилось поднимать голову, чтобы видеть его искривленное чувством триумфа лицо. Хотелось рисовать на нем узоры раскаленной кочергой, но все что он мог — ограничивалось молчаливым стоянием и слежкой за тем, как бы кончик ножа не ткнулся в кожу. — Да нам здесь не рады! — в который раз слышится нагнетаемое звуками компании от Карла, и Джим упирается его в живот ладонью, заставляя одновременно заткнуться, остановиться и перевести внимание с подбадривающих парней на себя. — От вас воняет так, что никто не был бы рад вам в своем доме. Сваливайте, пока я не вызвал копов, — Джим грозит, задним умом соображая, что у адекватного зайчонка уже давно затрясся бы хвост. Он же не чувствует ни страха, ни надвигающейся опасности, только усиливающееся чувство злости и желание самолично выпотрошить каждого из присутствующих против алфавитного порядка. — Ты, Джимми, глупый мальчик, если думаешь, что можешь безнаказанно вести себя подобным образом со мной или моими друзьями. Карл оказался как-то совсем непозволительно близко, согнув свою ровную спину и полностью загородив Джима от верхнего света. С лица пропала мерзкая ухмылка, дыхание подозрительно выровнялось, и, кажется, внутри начинало закипать — все признаки человека, заводящегося с полпинка. Нечто кольнуло Джима в левый бок, но все, в том числе и футболка, осталось целым. Видимо, Карл не планировал превращать его в шашлык, а хотел слегка пощекотать натянутые не без его помощи подобно гитарным струнам нервы. — Может, скормим его дворовым собакам? — Или запрем в школьной котельной? — У них в кухне огромная духовка!.. Мозг этих болванов уменьшался прямо пропорционально тому, как мочевой пузырь наполнялся отработанным пивом, и только Пауэрс все еще не выдвинул свою версию, кажется, даже не слушая остальных. Возможно, Мориарти просто вытащат на балкон и запрут. Возможно, вырубят и бросят на лестничную площадку, предварительно раздев. Может быть, столкнул с лестницы, подстроив несчастный случай. Таким же образом можно было спланировать и полет из окна с печальным приземлением. По крайней мере, в глазах застывшего Пауэрса не читалось ничего, что могло бы носить значок невинного развлечения. Он, кажется, застыл, забылся, потонул в своих размышлениях, выбирая самую мерзкую из козней для парня, который никогда не кусал первым. Неизвестно, сколько он мог бы стоять так еще, согнувшись к Джиму. Пока Адам не решил-таки отвлечься на смертоносного питомца. Парень потянулся к членистоногому, и ядовитой самке хватило доли секунды, чтобы ужалить приблизившуюся сосиску, воняющую пивом. Парень метнулся, снося террариум с насекомым и тряся рукой в воздухе. Поначалу не больно, но даже самый отпетый идиот знает, что бывает чаще всего, когда целует паук. Все разом оскалились на пострадавшего, в глазах которого собралась влага, готовая превратиться в крокодильи слезы. Впрочем, от звука складывающегося в причудливую фреску стекла всех тут же отвлек глухой одиночный стук, будто где-то за далекие-далекие мили от них начинают бомбить атмосферу. Карл, замечтавшийся идиот, почти кончающий от своих еще даже не состоявшихся свершений, рефлекторно дернул согнутой рукой, всаживая нож Джиму в живот по самую ручку и тут же уже трезвым выбираясь из своих мечтаний. Острая, острее соуса THE SOURCE, боль медленно растекалась по животу Джима, смягчаясь по мере удаления от раны и для наглядности окрашивая его футболку грязным багровым пятном. Пауэрс отшатнулся назад вместе с ножичком, которым он попал точно в селезенку, оставляя в хилом тельце мальчишки узкую вертикальную рану. Глядя на то, как из Джима резво вытекает жизнь, рыжий парень выронил нож на пол, сглотнул и дернулся назад. Ему в унисон вторили стоявшие за спиной — все за исключением Хэнкса, рыскающего по холодильнику на предмет пива и закуски. Он еще не предполагал, какое веселье его ждет за дверным косяком. Джим беззвучно смазал щекочущую струйку крови, вытекающую из уголка рта, которая сменила траекторию и потекла в сторону, пытаясь добраться до щеки. -Ты какого черта натворил, придурок?! — взвыл коротконогий Адам, естественно, переживающий лишь за свою задницу, но совершенно позабывший об укусе. А вдруг пойдет причастным к убийству, если, не дай бог, Джим откинется? — Никто из вас — придурков — не видел, что здесь произошло, — резко развернувшись на пятках, Карл шипит в сторону парней, открывших рты и готовых дать деру от взбеленившегося главаря. — В холодильнике пусто, но, поговаривают, его папаш… — Хэнкс, откусывающий от палки колбасы, застыл в позе спринтера, перешагнув одной ногой порог и по виду намеревающийся стартануть к выходу. — Блять. Джим ненадолго захлопывает рот, которым до этого пытался втянуть воздух, словно оживший пылесос, и вращает своими безумными глазами от злобы и возмущения, от безысходности и неприятия подобной кончины. Пауэрс махнул на застывших своим ножичком, который предусмотрительно поднял с пола. Ни у кого на данный момент не повернется язык назвать предмет пока_еще_почти_убийства жалкой зубочисткой. Теперь никто не скажет ему слова против, лишь дожидаясь момента, когда можно будет бежать по улице, хватаясь то за штаны, то за голову, в направлении дома, где можно спрятаться под крылом мамули и все выложить, захлебываясь слезами. Каждый из них сейчас не заслуживал того статуса «из компании плохих парней», потому что кое-кто готов был обмочить штаны от вида бледнеющего на глазах подростка, размазывающего локтями по паркету кровь. Виновник торжества, зацепивший взглядом самого трусливого из своей компании, неожиданно дернулся, тряхнув ногой и выругавшись. Он по глупости не придаст этому значения, но любимица Джима успела отомстить за своего щедрого и заботливого хозяина еще тогда, когда его сердце слабо трепыхалось за ребрами. Джим моргал через раз, сипло дышал и уже почти не возился, бросив попытки хоть сколь-нибудь удобнее лечь, чтобы пол не врезался в лопатки, локти и затылок. Поразительно, как скоро без должной помощи может загнуться человек с покореженной селезенкой, слабым здоровьем и в принципе — столь хилый. Конечности немели, а губы, меняя оттенки синего и дрожа, из ухмылки превращались в безжизненную дыру, легонько приоткрываясь и свободно выпуская струйку крови. — Ни один из вас не умрет своей смертью, — оголяя багровые от крови зубы, напутствует он, закрывая глаза и невольно рассматривая пурпурно-желтые круги за веками. — Я лично вернусь и выпотрошу каждого из вас. И да… С совершеннолетием, трусливый кусок дерьма. Возможно, он хотел сказать что-то еще, но, видимо, непозволительно широко улыбался для своего плачевного положения, отчего закашлялся, пачкая подбородок и впалые щеки крохотными каплями крови. Руки сжали в кулаки пропитавшуюся кровью футболку, а голова запрокинулась назад, но окно по-прежнему было плотно закрыто. Вместе с этим под веки заплыли зрачки, и бездыханное тело мальчишки осталось в окружении таких же, казалось бы, умерших подростков — затихших, бездвижных, побледневших. Ощущающих дыхание Смерти. Она пахла свежим деревом, из которого колотят гробы, мокрой после дождя землей, гнилью. И вместе с тем формалином, еловыми ветками и церковным ладаном. Впрочем, в бога Джим не верил и предпочел бы, чтобы его кремировали без пустых песнопений и размахиваний кадилом. Карл вытер отпечатки с рукоятки ножичка чистым краем домашних штанов Джима. Выпрямился, сжал челюсти, тихо выругался и шугнул всех в соседнюю комнату, чтобы на трезвость рассуждения о дальнейшей их судьбе не влиял вид затухающего мальчишки. Когда все послушно ломанулись прочь, Пауэрс промедлил. Джим уже не видел, но его взгляд не был злым, не горел справедливостью или исполненной мечтой. Он был испуган, словно ребенок, и сожалел. Но лишь в той степени, в которой мог. По пути в соседнюю комнату, Карл становится жертвой резкой боли в груди, затем — в животе, в пояснице. Возникающая тревога и легкие судороги сменяются паникой, когда он, обрушиваясь своей тушей на пол, пугает «крутых парней», которые, толкаясь и матерясь, тут же несутся к выходу, не забывая прикрыть за собой дверь. «Это была самая короткая вечеринка в моей жизни», — смог бы прочесть очевидец в угасающих ярко-зеленых глазах Карла, свалившегося посреди узкого коридора. Нога его в последующие дни распухала с великим энтузиазмом, на теле появлялась сыпь, превращая его в разрисованного клоуна с местами посиневшей кожей. По каким-то странным причинам до лечащего врача так и не дошло нужной информации для его спасения, и Карл еще несколько дней — пока мог — благодарил Джима за подарок ко дню рождения.