Глоток свежего воздуха

После ужина Александру предложили отдохнуть с дороги, и Аркадий отвел его в свою собственную комнату, единственную личную комнату в доме, которой он обладал на правах единственного же мужчины. Крохотная, душная, увешанная покоробленными постоянной сменой влажности постерами с изображениями музыкальных групп, она была, как и сам хозяин, чуть неловкой, забавной и по-юношески очаровательной. Была там и узкая, проваливающаяся к середине односпальная кровать, но спать Александр, даже оставшись в одиночестве, решительно не мог. Какое-то время он развлекал себя тем, что осматривал скромное убранство, затем постоял около окна, глядя на не унимающуюся метель и стараясь не думать о том, что если он решится, то этой же ночью сможет пробежаться вон там, меж скрытых мечущимся снегом домов на четырех лапах… Усевшись на взвизгнувшую пружинами кровать, Александр с легкой улыбкой подумал о том, что она - лучший гарант отсутствия личной жизни. Он, с детства привыкший к городскому комфорту, даже представить не мог, как можно было бы здесь заниматься сексом. За стеной – куча ушей, тишина вокруг просто чудовищная, да еще эти пружины… И узкая какая… В голове совершенно некстати мелькнула сцена, в которой он, не прекращая поцелуев, укладывал на это допотопное чудовище раскрасневшегося от ласк Аркадия, предварительно стащив с него бардовский свитерок. Это, конечно, адово неудобно, но зато вариантов нет – ему пришлось бы сразу лечь сверху, подминая подъярка под себя… Распахнув глаза, Александр огляделся по сторонам так, словно кто-то мог находиться в комнате и, более того, увидеть его фантазии. Чувство стыда мешалось с каким-то коварным, не желающим уступать удовольствием от возможности тайно мечтать об Аркадии, в то время как тот ничего не подозревает. Вздохнув, Александр сцапал с самодельной деревянной полки над кроватью первый том «Властелина колец». Он сел поближе к тускло светящему маслянисто-желтым старинному ночнику и углубился в чтение, но чем ближе была полночь, тем чаще он ловил себя на том, что вынужден по два-три раза перечитывать один и тот же абзац, пока до него не дойдет смысл написанного, а когда миновало одиннадцать, он и вовсе отложил книгу. Чуть подрагивающая от напряжения, смешанного с предвкушением, рука то тянулась к карману, где лежали таблетки, то сжималась в кулак. И вот часы отмерили половину двенадцатого, а он все еще не принял решения. Обращение было сложным и очень болезненным, но оно было самой сутью Александра, таким же естественным процессом, как для женщин рождение ребенка. В то же время, он не оборачивался уже много лет и всячески подавлял это желание, так что теперь даже не представлял, как это будет, не помнил, каким он становился, будучи в другой своей форме. Сможет ли он выдержать? Как поведет себя, став волком? Сумеет ли, единожды отпустив себя, вновь влиться в простую человеческую жизнь? Там, в Москве, он знал кто он, был уверен в завтрашнем дне и в том, чем занимается, а здесь, всего в трехсот пятидесяти километрах севернее столицы, вдруг будто бы обнаженным оказался, и весь тот опыт, что он копил, те блоки, что разучивал, все это здесь ничего не стоило. Ему было страшно, низкие потолки давили, словно он оказался заперт в клетке, и в какой-то момент малодушно захотелось, чтобы рядом оказался рассудительный, вдумчивый Стас, который всегда готов был въехать в ситуацию и помочь действительно взвешенным, продуманным советом. На миг возникла безумная мысль позвонить ему в Кельн, вот прямо сейчас, и сказать: «Привет! У меня тут такое дело – есть возможность обернуться. Как думаешь, стоит?» Бред, конечно. Александр порывисто вздохнул и, сунув руку в карман, решительно сжал блистер, но в этот самый момент раздался негромкий стук в дверь, а через несколько мгновений она отворилась и в комнату заглянул ее законный владелец. - А я думал, ты еще спишь, - он улыбнулся Александру. – Ну что, идем? - Куда? - Я обычно в сенях раздеваюсь, - пояснил Аркадий, - а мама потом одежду в дом забирает, чтоб теплая была. - Раздеваешься? - видимо, идиотские вопросы были банальной защитной реакцией. - Ну конечно, - подъярок наконец перестал висеть на ручке двери и вошел в комнату. – Запутаешься же, если будешь в ней перекидываться, да и порваться-испачкаться может опять же. Александр снова глянул за окно. Метель чуть поутихла, но снег валил вовсю. Страх не прошел, не оставили его и сомнения, но в какой-то момент он понял, что если сейчас не сделает этого, то будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Еще раз сжав в кармане таблетки, он отпустил упаковку, хлопнул руками по коленям и решительно поднялся. - Идем. Только… только я не обращался с самой школы, ты уж подскажи мне, если что… - Александр почувствовал, как его щеки заливает румянец. Аркадий же, надо отдать ему должное, быстро справился с изумлением, улыбнулся тепло и совсем не обидно и кивнул. - Этому нельзя разучиться, а я если что, подскажу. Оба они прошли в пропахшую пирогами столовую, где на них тут же поднялись три пары любопытных глаз. - Удачи вам, мальчики, - кивнула Марина Николаевна. - Не заблудитесь, - улыбнулась тетя Света. Аркадий и Александр синхронно кивнули в ответ и вышли в предбанник, где, по сравнению с домом, было куда как холоднее. - Кузьмич вон уже перекинулся и под окнами бегает, - кивнул куда-то в сторону двери Аркадий, берясь за растянутый ворот свитера и легко скидывая его через голову. Александр автоматически кинул взгляд на дверь и нахмурился. Одно дело выглядеть неуверенным идиотом перед Аркадием, другое - делать все то же самое в компании матерого деревенского оборотня, которого он и в глаза-то не видел. Мало ли как они отреагируют друг на друга в звериной форме… - А Кузьмич знает о том, что в вашей компании прибыло? – стараясь скрыть тревогу и недовольство, поинтересовался он, оборачиваясь обратно к Аркадию. Тот уже отбросил майку и взялся за пуговицу на джинсах. - Нет. Но это ничего страшного, я вас познакомлю! - голубые глаза буквально сияли уверенностью в том, что все хорошо и все волки братья. - Ох, Арик… - вздохнул Александр, и тоже принялся раздеваться, украдкой поглядывая на подъярка. Тот оказался на удивление жилистым, а вовсе не тощим, как показалось вначале, что, впрочем, было совершенно не удивительно при его образе жизни. Слабакам в деревне не место. Быстрыми, незаметными взглядами Александр успевал захватить то линию плеч, то выпирающие по бокам от живота косточки, то длинные крепкие ноги, то пунктир позвоночника и лопатки. Стас, правда, тоже следил за фигурой, два-три раза в неделю до изнеможения занимаясь в спортзале, так что красивыми мышцами Александра было не удивить, но трогательная юношеская угловатость, удивительная смесь грации и нескладности приковывали взгляд, будоража воображение. Голова шла кругом от ожидания скорого превращения, от влюбленности, от этого удивительного места, куда его закинула шутница-судьба, но на помощь барахтающемуся во всех этих новых чувствах и ощущениях Александру наконец пришел здоровый, бодрый и всепоглощающий азарт, успешно задвинувший остатки сомнений на задворки сознания. Поспешно, чтобы не растягивать это сомнительное удовольствие, он разделся, оставшись совершенно обнаженным в незапертом предбаннике чужого дома, с тремя женщинами в соседней комнате и обнаженным Аркадием под боком. Тот ободряюще улыбнулся, шагнул к входной двери и распахнул ее. - Айда! – в глазах Аркадия искрилась радость предвкушения. Порыв ветра вдул внутрь целое облако мелкого, жалящего кожу снега, но Александр уже не чувствовал холода, его тело начало готовиться к изменению, и первым делом от пяток до макушки полыхнуло теплом, разогревая кровь и мышцы, ускоряя работу сердца. Аркадий первым выскочил на улицу, где к нему тут же вынырнул из темноты огромный черный с проседью волк. Александр не видел Кузьмича в человеческой форме, но волчья стать позволяла убедиться, что мужчина он крупный и сильный. Если дойдет до драки, у такого не выиграть, особенно с учетом неопытности в волчьей форме, но и дальше стесняться в предбаннике сил не было. Да и Аркадий, присев перед волком на снег и пошептав что-то, с улыбкой обернулся и махнул Александру рукой. - Стасик, не поминай лихом… - пробормотал Александр, вышел на крыльцо под порывы ледяного ветра, спустился со ступеней и почти по колено утонул голыми ногами в снегу. - Ты первый! - перекрикивая завывания ветра, предложил Аркадий. И Александр впервые за долгие-долгие годы отпустил себя, позволил упасть всем защитным блокам, жалея лишь об одном – что матери нет сейчас с ним, чтобы так же ощутить эту свободу, позволить себе хоть раз в жизни быть самой собой - такой, какой и создал ее бог. От жара, что он источал, снег, прикасающийся к его ногам, начал таять и заструился по горячей коже вниз. Тело прошила первая судорога, и он изогнулся, стараясь унять мучительную, разливающуюся по всем мышцам боль. Кузьмич отбежал чуть подальше и смотрел с границы света и тьмы, демонически фосфоресцируя оранжевыми глазами. Аркадий же, наоборот, подошел ближе, положил руку на плечо. - Ты не борись! Не старайся избавиться от боли! – выкрикивал он сквозь метель. – Так скорее будет! - Господи! – проскулил Александр, ощущая, как каждая кость наливается болью, а мышцы напрягаются, натягиваются на пределе своих возможностей. Вернулся страх, но выбор уже был сделан, трансформация пошла, и теперь ему оставалось либо прислушаться к совету более опытного Аркадия, либо продолжать следовать инстинкту самосохранения и всеми силами стараться уберечь свое тело. Бьющий в спину желтый свет из окон высекал четкую черную тень, отбрасывая ее на клубящийся под ногами снег. Александр какое-то время еще мог стоять и впивался в нее глазами, ловя каждое изменение, а затем боль скрутила его жгутом, бросила в сугроб, и он забился там, крича и хрипя, пока его кости, мышцы и внутренние органы меняли свои размеры и местоположение. Он потерял счет времени и ориентацию в пространстве, но в какой-то момент человеческий крик превратился в вой, а боль начала отступать. Ткнувшись носом в снег, Александр принялся неловко хватать его ртом и заглатывать, остужая горящее огнем нутро. Кто-то толкнул его в бок, и, обернувшись, он увидел подъярка со светлой шерстью. Чувства обострились, и теперь он гораздо больше полагался на запах, нежели на зрение. А вместо имен и названий было ощущение. Он ощущал, что есть что, и знал назначение каждого окружающего его живого существа и предмета, их возможности, опасность, которую они могли представлять, и пользу, что могли приносить. Подъярок был неопасен для него, более того, он привлекал Александра. Мелькнуло в сознании смутное желание примять его к земле, сжать зубами шкирку, заставляя подчиниться, но неподалеку переминался с ноги на ногу крупный, матерый самец, который неотрывно смотрел на него тяжелым внимательным взглядом. И в этом взгляде, в едва уловимом предостерегающем ворчании, во всей его позе читалось только одно: «Мой. Не трогай». Александр кинул удивленный взгляд на подъярка – неужели не замечает? Но тот смотрел на него широко распахнутыми голубыми глазами и, похоже, совершенно не понимал, в центре какого любопытного треугольника оказался. С трудом поднявшись на непослушные, какие-то чужие лапы, Александр на пробу сделал несколько шагов, пошатнулся, но сумел выровняться. За его спиной дом дышал теплом и запахом свежей еды, а еще там были люди - люди, которые были добры к нему. А впереди, за границей слишком яркого света пел тревожимый метелью лес, и манил запахом елей, спящих под сугробами трав и дичи, которая будто только и ждала его. Взрослый самец и подъярок, убедившись, что с ним все хорошо, направились как раз в ту сторону, и Александр, счастливо щурясь, потрусил за ними, ступая след в след. *** Обратно перекинулись они только под утро, причем сделали это прямо на опушке леса, чтобы не будить замершую в безветрии улегшегося ненастья деревеньку своим рычанием и криками. Второе изменение формы прошло гораздо менее болезненно, а может, Александр просто слишком сильно устал за ту потрясающую ночь, что они втроем провели в лесу, блуждая меж колоннами стволов, изучая следы, охотясь и играя. Кузьмич после обращения оказался именно таким, как Александр и представлял себе, впервые услышав об охотнике-оборотне еще в своей московской квартире. С грубыми чертами лица, заросший бородой, с жесткой складкой меж бровей, он глянул на Александра карими глазами и сурово прищурился. Этой ночью в лесу он ни разу не приблизился к Александру, никак не намекнул на свое превосходство и не помешал играть с Аркадием, валяя его в свежем пушистом снегу, но сейчас сделал пару шагов вперед, приблизившись почти вплотную, сжал его руку, будто для прощания и, склонив голову набок, едва слышно произнес: - Надеюсь, ты уже уезжаешь. Александр ничего не ответил, да Кузьмич, похоже, и не ждал ответа. Развернувшись к ним спиной, он зашагал вдоль опушки леса прочь от застывшей в утреннем безмолвии деревни. - Он на отшибе живет, - сообщил ничего не заметивший Аркадий. Оставшись вдвоем, они взглянули друг другу в глаза и расплылись в усталых счастливых улыбках. За эту ночь они стали ближе, чем кто-либо, по крайней мере, так казалось Александру. Он даже не знал, как назвать эту связь, но самым близким было, пожалуй, брат по крови. Как в «Маугли». «Мы с тобой одной крови, ты и я». Волчье сознание отличалось от человеческого, являясь некой помесью и того, и другого. Мысли, чувства, инстинкты и желания причудливо переплетались, позволяя беречь себя от опасных, необдуманных поступков, но при этом снимая излишние барьеры, присущие только людям. Александр помнил, как в шутку охотился на Аркадия в затихающей метели, как выпрыгивал на него из-за плотно стоящих стволов, валял по снегу, трепал за шкирку. Эти воспоминания до сих пор грели, а запахи леса даже сейчас, в человеческой форме кружили голову. - Как ты? – спросил Аркадий, коснувшись рукой его локтя. - Никогда не чувствовал себя лучше, – признался Александр. - Тогда – наперегонки! – глаза подъярка хитро блеснули, и он первым сорвался с холма, утопая в снежных сугробах и забавными скачками продвигаясь к стоящему неподалеку дому. Александр бросился следом. Еще пару дней назад скажи ему кто-нибудь, что он голышом будет бегать по спящей в зимних сумерках деревне, он бы решил, что говорящий сошел с ума. И вот, пожалуйста, скачет как заяц, испытывая ни с чем не сравнимое чувство свободы! До крыльца они добежали почти одновременно, кинулись вверх по сверкающим заснеженным ступеням, толкаясь и сдавленно хохоча, и вместе заскочили в сени, где их ждала заботливо оставленная все еще теплая одежда. Аркадий схватил свои джинсы, но Александр перехватил их и ловко вывернул из руки. Они принялись бороться, сопя и толкаясь, под аккомпанемент кудахтанья всполошенных кур. Сначала в шутку, затем серьезно, в полную силу, а потом вдруг Аркадий сдался, отпустил руки, отчего Александр пошатнулся и едва не упал. А в следующий миг его губы обжег поцелуй. Холодные губы прижались порывисто и отчаянно, в рот неумело скользнул горячий язык. Аркадий прильнул к Александру всем своим худым обнаженным телом, заставляя его поднять голову, чтобы компенсировать разницу в росте и продолжить поцелуй. Все случилось так неожиданно и так гармонично продолжило прогулку в лесу, что Александр не смог отстраниться. Наоборот, он сразу же перехватил инициативу, сжав короткие светлые волосы на затылке подъярка и заставляя его сгорбиться. И тут он услышал тот самый полустон-полувсхлип, о котором так мечтал. В реальности все было даже прекрасней, чем в его фантазиях. Настоящий Аркадий оказался вовсе не такой нецелованной принцессой, как можно было предположить. Да, он определенно не обладал опытом, но компенсировал это юношеским пылом и страстью, которым позавидовали бы многие искушенные любовники столицы. Свободной рукой Александр обнял Аркадия за талию, прижал к себе еще крепче, чувствуя кожей явное и взаимное возбуждение. Они то ли целовались, то ли боролись, перехватывая руки друг друга, кусаясь, двигаясь по крохотным сеням и постоянно на что-то натыкаясь. Краем сознания Александр отмечал, что такой шум уж точно должен был разбудить домашних, но не мог остановиться. - Идем ко мне в комнату… - выдохнул Аркадий, на миг оторвавшись от его губ и просительно, возбужденно заглядывая в глаза. Его зрачки были так расширены, что в утренней полутьме вся радужка казалась черной. И этот взгляд почему-то отрезвил Александра. Он смотрел, как Аркадий торопливо одевается, как дрожат его руки и колотится на длинной шее венка, и медленно, болезненно остывал. Да, сейчас он может просто промолчать и позволить событиям идти своим чередом. Они окажутся в маленькой душной комнате Аркадия, и там будет все, как он представлял. Узкая скрипучая кровать, страх быть услышанными и ни с чем не сравнимое наслаждение от искренней страсти. Только вот что потом? Поцелуй напоследок и снисходительное: «Пока, малыш»? Их миры слишком разные, и это чудо, что они пересеклись хоть ненадолго! Аркадий нужен здесь, в Шмелевке, это его жизнь, нелегкая, но по-особому прекрасная и свободная. А его жизнь в вечном беге мегаполиса, среди ярких витрин, быстрых машин и потока людей. Его жизнь рядом со Стасом, который, каким бы ни был занудой, тянет эту лямку наравне с ним, бьется, ищет пути, старается остаться на плаву и поддержать его. Эти миры несовместимы. И разве можно назвать благодарностью то, что он согласится сейчас заняться сексом с Аркадием, а потом бросит его? - Арик, погоди… - Александр кое-как впрыгнул в джинсы и торопливо надел футболку, уже чувствуя, как проникает под кожу холод. Аркадий обернулся. Его доверчивые, как у щенка, глаза смотрели жадно и выжидающе. Александр кашлянул, провел рукой по волосам, собираясь с мыслями. Сейчас нужно отплатить добром за добро и быть предельно честным, как бы адово тяжело это ни было. - Послушай. Послушай меня, - он перехватил подъярка за локоть, притянул к себе так, что между ними осталось совсем мало места. – Я очень благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Я благодарен тебе за то, что ты появился в моей жизни, за Шмелевку, за твою семью и этот безумный ночной лес. Ты… ты подарил мне то, о чем я даже не мечтал… И я не могу… просто не могу… Ты сейчас под впечатлением, как и я, но потом, когда оно пройдет, от этого останется только горечь, понимаешь? - Нет, - честно покачал головой Аркадий и поморщился, словно от боли. – Я… я не понимаю… Там в лесу… Я думал… мне казалось, что ты… И ты ответил, ответил на поцелуй!.. - Тише, тише! – округлил глаза Александр. Он был уверен, что даже если они не перебудили весь дом до того, то сейчас уж точно все проснутся. Глаза Аркадия изумленно округлились от догадки, а затем он залился румянцем и принялся вырываться. - Я думал… Прости! Я-то думал… Он едва не задыхался, так что Александру пришлось сжать его руку сильнее и хорошенько встряхнуть. - Да все ты правильно думал! – он еще раз тряхнул подъярка и, видя, что тот слушает, медленно разжал руку. – Арик, ты все верно думал. Прости меня… Ты правда мне очень нравишься, и я хочу тебя, но… ничего из этого не выйдет, ты же понимаешь… Я вернусь, ты останешься здесь. Зачем тебе это? Аркадий низко-низко опустил голову и кусал кривящиеся губы. «Уж не плачет ли?» - испугался Александр. - Арик, - прошептал он ласково и погладил подъярка по плечу. На душе было гадко, хоть он и понимал, что сделал правильный выбор. - А мне все равно, - Аркадий вскинул голову, взглянул сердито и с вызовом. – Все равно, что ты уедешь! Если ты правда хочешь – идем. - Малыш, ну не могу я, - у Александра сердце рвалось при взгляде на эту решительность. – Правда не могу. Со временем ты поймешь, что так будет лучше. - Да ничего я не пойму! – надрывным шепотом выпалил Аркадий, вырываясь из его рук. – Я буду жалеть. Всю жизнь буду жалеть, что это могло быть, но не случилось! И никогда не узнаю как это… ну это… Он опять покраснел и умолк, уронив голову на грудь. В утренней тишине покудахтывали встревоженные куры да тикали над дверью старые часы без стекла. - Пойдем-ка к тебе в комнату, - промолвил наконец Александр. – Поговорим. Тихонько открыв дверь, они крадучись пересекли гостиную, где на одной кровати спала тетя Света, а на другой – Марина Николаевна с Лидой, и скрылись в комнате подъярка. Там было тепло и темно. В маленькое окошко втекала густая предутренняя мгла. Усевшись рядом на прогнувшуюся под весом их тел кровать, они еще некоторое время молчали, и Александру пришлось собрать все силы, чтобы вновь начать разговор. Между ними будто натянулась тонкая, отдающаяся болью нить, и сейчас нужно было ее порвать. Александр чувствовал себя очень виноватым, но, заигрывая с Аркадием, он был уверен, что тот даже не замечает его намеков, и вот надо же… - Послушай, Арик, - начал Александр кашлянув, - я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Тебе одиноко, ты хочешь… любви, хочешь узнать, что это такое. А тут еще я себя вел так, что ты… Ну… Но ты должен знать, что первый раз навсегда останется в твоей памяти. И только от тебя зависит, будет ли он чем-то техническим… просто потому что надо было, или же он будет началом чего-то большего, будет одним из самых прекрасных воспоминаний в твоей жизни. - С тобой не будет… техническим, - тихо, но уверенно прошептал Аркадий, руша все его высокопарные старания. - Откуда ты знаешь? – нахмурился Александр, чувствуя, что теряется, и от этого начиная нервничать. - Просто чувствую, - Аркадий бросил на него быстрый взгляд и вновь уронил голову, принимаясь теребить манжет свитера. – С тобой так не будет. Они вновь умолкли. Александр украдкой поглядывал на окутанного тьмой Аркадия, не переставая мысленно чертыхаться. Подъярок весь сгорбился, зажал ладони между коленей и, похоже, о чем-то мучительно размышлял. Делать было нечего, оставалось рассказать про Стаса, а в связи с тем, как все сложилось, выглядеть это стопроцентно будет так, словно он умышленно лгал с самого начала… - Саш! – Аркадий вдруг вскинул на него совершенно отчаянные глаза и трогательно ухватил пальцами за рукав. – Можно с тобой посоветоваться? Александр даже кивнуть не успел, как подъярок заговорил, торопливо и сбивчиво, стремясь выплеснуть все то, что не давало покоя, пока не угасла решимость: - Я должен извиниться перед тобой. Ты ведь прав. Прав! Мы не должны этого делать… Ты очень мне понравился, и я хотел бы… Но это нечестно, ведь я люблю одного… человека. И получается, что я обману его, хоть он и не знает о том, что я его люблю! Я еще лет с тринадцати в него влюблен, а он ничего! Ничего, понимаешь? Ну ладно раньше я мелкий был, но сейчас-то вырос. И я ведь вижу, что он смотрит на меня! Но только смотрит. Никогда… ни разу не подошел, не прикоснулся… А я уже не знаю, что и делать! И по ночам уже просто сил нет. Все думаю, думаю, думаю о нем… А когда я тебя увидел, то словно пелена набежала, и все горело, и так хотелось… Я подумал, да сколько можно?! - он замер, умолк ненадолго и совсем стушевался, сгорбившись еще сильнее и вжав голову в плечи. - Я дрянь, да?.. Это ведь как мерзко, хотеть кого-то, когда другого любишь!.. Вот те здоровенный камушек в огород, Саша! Александр аж губу закусил. Уж кто-кто, а он отлично сейчас Аркадия понимал, и в то время как подъярок метался и мучился угрызениями совести, он совсем недавно всерьез готов был изменить Стасу… - Ничего не дрянь, - поспешил разуверить он, стараясь и с себя часть вины скинуть. – Просто разные же обстоятельства бывают, Арик… А тебе вообще стыдиться нечего, вы же еще даже не встречаетесь. - Так и что? - не сдавался подъярок. – Если он не знает, так я же перед своим сердцем отвечаю. Волчье острое зрение еще не совсем сменилось на гораздо более скромное человеческое, и Александр видел в темноте, как сжались в плотную линию губы и страдальчески наморщился высокий лоб. Вновь наступила тишина, но теперь совсем другая. Не страшная и натянутая, а легкая, словно воздух после грозы. Александр незаметно улыбнулся. - Так скажи ему об этом, - предложил он. – Кузьмич твой просто не решается сделать первый шаг, а ты гораздо смелее. Я тоже заметил, как он на тебя смотрит. Тут нельзя ошибиться. А когда он мне руку на прощание пожимал, то шепнул, чтобы я убирался от тебя как можно скорее и дальше. - Так и сказал? – вскинулся Аркадий. - Так и сказал. Он тоже любит тебя, малыш. Поговори с ним. Вот увидишь, все сложится отлично, и не из-за чего будет больше переживать. - А вдруг как и у него тоже эти… обстоятельства какие-то? – Аркадий поежился. – Пошлет он меня и все. - А вот тут уже надо просто сделать шаг, чтобы не жалеть всю оставшуюся жизнь о том, что мог, да не попробовал, - Александр широко улыбнулся и обнял подъярка, прижимая к себе и утыкаясь носом в пушистую макушку. Они так и заснули в обнимку на узкой, скрипучей кровати, тесно-тесно прижавшись друг к другу и витая каждый в своих мыслях. Аркадий, наверное, мечтал о крепких объятиях Кузьмича, а Александр думал о Стасе. Вспоминал разные моменты из их жизни, то, как разошлись после окончания универа, как сошлись обратно спустя аж девять лет, вновь встретившись на праздновании чьего-то дня рождения, и пытался понять, когда же страсть затмила рутина, а желание заботиться уступило место постоянному раздражению. *** Поднялись они уже после полудня, когда вовсю светило яркое морозное солнце, превратившее высокие, наметенные за два дня метели сугробы в горы чистого сверкающего золота. Остальные домочадцы уже отзавтракали, так что им накрыли отдельно, хоть за компанию за столом и посидели все, кроме отправившейся к подруге Лиды. Вспоминая на свежую голову все, что произошло в сенях под утро, Александр сам себя не узнавал. Здоровый мужик, тридцатник разменял, а такое творил!.. Украдкой он поглядывал то на маму Аркадия, то на его тетку, но те если и слышали что-то, ничем своей осведомленности не выдавали. Сам же Аркадий был тихим и очень задумчивым. Да и не удивительно. Небось, весь в размышлениях о том, как открыться суровому Кузьмичу. Александр подъярку не завидовал и, честно говоря, представления не имел, что бы сам на его месте делал, но на то и любовь, чтобы не знать стандартов, границ и жалости. Отпускать домой его никак не хотели. Все уговаривали, чтобы остался хотя бы до вечера, но Александр был хоть и вежлив, но непреклонен. Объяснил, что у него последний день на покупку подарков, да и на работу завтра рано, а там вообще аврал, дэдлайн и много других непечатных слов. На самом деле, он мог бы, конечно, немного задержаться, да и обстановка позволяла – после того, как они выяснили отношения с Аркадием, напряжения больше не чувствовалось, а в оставленной ненастьем Шмелевке было просто до безумия красиво. Так и хотелось прогуляться меж утопающих в снегу домов, наведаться в лес, что приютил его этой ночью в шерсти и на четырех лапах… И все же Александр чувствовал, что ему пора, что надо уехать на этой умиротворяющей ноте, запомнив маленькую деревеньку и ее обитателей вот такими - добрыми, отзывчивыми, открытыми. Да к тому же не стоило злить своей задержкой Кузьмича, с которым у Аркадия предстоял очень интересный разговор. Получив в дорогу пирогов и денег за бензин от злопамятного на добрые дела Аркадия, Александр в компании подъярка еще полчаса потратил на расчистку дороги, чтобы суметь выехать на шоссе, а потом настало время прощания. Было и странно, и трогательно, когда тебя, в общем-то, совершенно чужого человека, провожают с такой искренней печалью. Марина Николаевна обняла его на прощание, крепко-крепко сжав плечи, и велела обязательно приезжать в гости, как только будет возможность, тетя Света попросила быть осторожнее на дорогах и не забывать их, а когда дошла очередь до Аркадия, что-то больно дрогнуло в сердце, словно он собирался навсегда уехать от лучшего друга. Подъярок, похоже, почувствовал то же самое. Помолчал, топчась в снегу, а потом порывисто обнял Александра и тут же отступил, кусая губы. - Саш, приедешь еще? – негромко спросил он, когда тот уже сел в машину и женщины отошли к дому. - Я бы тебя к себе пригласил, - усмехнулся тот в ответ, - да только когда лицензию получить надумаешь. - Это уж точно, - улыбнулся в ответ Аркадий. – Раньше – ни-ни! Так это… чего? Приедешь? - А как же, - пообещал Александр. – Только ты сначала с Кузьмичем разберись, а то мне не хотелось бы нечаянно ему под ружье в следующий визит попасться. Аркадий привычно залился румянцем и устремил голубые очи за линию горизонта. - Давай-давай! - подбодрил Александр. – Оно того стоит. Во всех отношениях. Подъярок покраснел пуще прежнего и бросил на него умоляющий взгляд. - Я тебе письмо напишу, ладно? - Пиши, - кивнул Александр, мысленно уже решивший, что как только окажется в Москве, купит мобильник, симку, закинет побольше денег на счет и отправит по почте в качестве новогоднего подарка. Кстати, надо будет и родным Ариковым подарков переслать… И при этой мысли стало так тепло на душе, словно у него опять появилась семья, которая будет поддерживать самим своим существованием даже будучи за тридевять земель, и это у него уже никому не отнять. Выехав на трассу, Александр включил радио, удобнее утроился на сиденье и привычно погнал машину в сторону города. Без Арика было как-то пусто, но он не унывал, чувствуя себя полным сил и самых радужных надежд. Поглядывая по сторонам, любуясь самой настоящей сказочной зимой, Александр знал отчего-то, что теперь все будет по-другому. Он словно глотнул свежего воздуха, который очистил мысли и чувства от всего ненужного, тяготившего, угнетавшего, и теперь жизнь виделась без пелены недовольства, яркой, как только что выпавший снег, искрящейся и прекрасной. *** Александр ждал момента, когда откроется входная дверь. Ждал с трепетом и нетерпением. Стас заранее предупредил его о времени своего приезда, и он заказал его любимые блюда из ресторана, а в магазине купил отличное вино. С запасом сервировал стол, зажег пару длинных свечей в подаренных подругой подсвечниках, а потом долго стоял на кухне у окна, глядя на огни соседнего дома и в мелочах представляя Стаса и его возвращение. Он войдет, таща за собой большой бежевый чемодан на колесиках и путаясь в ремнях двух сумок, избавится от вещей и примется разматывать свой длинный шарф, оголяя шею и воротник серого зимнего пальто. Он взглянет мельком, словно они расстались совсем недавно, и, уже наклонившись, чтобы развязать ботинки, спросит, как дела. Эта картина так четко вставала перед мысленным взором, словно он кино смотрел - Александр хорошо знал Стасовы привычки. Но на сей раз каждое воображаемое движение, взгляд, поворот вызывали волнами разливающееся по всему телу тепло. Когда Стас спросит, как дела, он не ограничится обычным «все-нормально-как-ты», он шагнет к нему, обнимет, заставив распрямиться, и прошепчет на ухо: «Я так скучал!» А вот и такси. Александр весь подобрался, словно на охоте перед прыжком, и впился взглядом в далекую с высоты их этажа фигуру, наблюдая, как она выбирается с заднего сиденья, кутаясь в шарф, ждет, пока водитель достанет вещи, и, нагрузившись ими, двигается к подъезду. Едва только Стас пропал из виду, как Александр перешел в коридор и там замер, прислушиваясь к звукам с лестничной клетки и с трудом подавляя желание выскочить за дверь. И вот наконец раздался звук поворачивающихся в замке ключей, дверь открылась и в квартиру, путаясь в ремнях, вошел Стас. Увидев Александра встречающим его в коридоре, он на миг замер и с легкой улыбкой вопросительно приподнял брови, а затем внезапно сбросил сумки и, торопливо разматывая шарф, шагнул прямо к нему. - Саш, нам нужно поговорить. - Да, я хотел сказать то же самое, - чуть сбитый с толку каким-то непривычным Стасом, кивнул Александр и взял его за плечи. - Тогда ты первый, - Стас прищурился, глядя на него снизу вверх пытливо и как-то неуверенно. - Нет-нет, ты ведь первый предложил. Говори. - Нет, сначала хочу тебя послушать. - Ой, елки! – Александр нервно улыбнулся и нырнул в омут с головой, чувствуя себя так, словно он опять в универе после пар впервые признается Стасу в любви, и совершенно не уверен в том, что тот его не пошлет. – Хотел сказать, что я тебя безумно люблю, чувак. Хотел сказать, что скучал. Хотел сказать, что до одури хочу сорвать с тебя шмотки и уволочь в кровать. А можно и прямо тут, на полу, потому что я просто адски по тебе соскучился. Такие вот дела… А ты?.. Ты что хотел сказать? На миг у Александра возникло стойкое чувство, что Стас намеревался сказать ему совершенно обратное, но он успел сделать выстрел первым и так никогда и не узнал, что на самом деле его ожидало, потому что Стас от его откровений изумленно распахнул глаза, покруче, чем получалось у Аркадия, какое-то время смотрел на Александра, а потом шагнул вплотную к нему и прижался губами к губам. Александр ухватил его одной рукой за талию, второй за шарф, притягивая к себе еще ближе, и едва не потерял голову в вихре потрясающих чувств, что нахлынули на него вместе с этим затяжным, страстным поцелуем. Отрываясь друг от друга лишь на несколько мгновений и постепенно лишаясь одной детали одежды за другой, они продвигались в спальню, то замирая посреди коридора, то прижимаясь к стене, беззастенчиво лаская друг друга где только хотелось, и все же не дошли. Александр толкнул Стаса на пол, на прикроватный ковер в ромбик, навалился сверху, подминая под себя, заставляя шире раздвигать крепкие, мускулистые ноги, и, на ощупь выудив из ящика смазку, полностью отдался тому, о чем мечтал с самого возвращения из Шмелевки. А уже гораздо позже, сходив в душ и повторив все на кровати, оба они лежали в полутьме, едва прикрывшись одеялом и продолжая изредка целоваться. - Так о чем ты хотел поговорить? – сонно спросил Александр, легко прикасаясь губами к теплому плечу. - Да бросить тебя хотел ради одного развратного кельнского наци, - ухмыльнулся Стас. - Ну а теперь? – Александр, прищурившись, заглянул в серые, искрящиеся хитрыми искорками глаза. - А теперь понял, что он тебе и в подметки не годится, - улыбнулся Стас и доверчиво положил голову ему на плечо. – Как ты тут? Все хорошо? - Отлично! – кивнул Александр. – Блин! Я же романтический ужин приготовил… Боюсь, свечи уже догорели. - Ты что, серьезно? – изумился Стас, отрывая голову от его плеча и подпирая ее кулаками. – Ты мне тут изменял, что ли? - С чего такой вывод? – приподнял брови Александр. - Ну как? Встреча в коридоре, необъяснимая вспышка чувств, романтический ужин. По всему выходит, что так. - Нет, - Александр вздохнул и откинулся на подушку, блаженно прикрыв глаза, - все гораздо круче. Я тебе сейчас расскажу…