~ Ким Чонин ~
Вот уже трое суток минуло со дня, когда «умер» мой отец. Боль у меня в груди понемногу рассасывалась, а реальность просочилась-таки мне в кости, не позволяя двигаться и думать так же легко и свободно, как раньше. Теперь вся стая ждёт от меня каких-то действий, и только Крис вместе со своими дружками твёрдо считает меня недостойным звания альфы. Однако проблема в том, что я их мнение полностью разделяю. В кабинете отца нашлась целая кипа каких-то старых бумаг и фотографий, которых я никогда раньше не видел, а слева от рабочего стола висит, занимая едва ли не половину стены, портрет моей матери. Внешне мы с ней совершенно не похожи, а вот характер мне, говорят, передался как раз-таки от неё. Я листал старинную записную книгу, где хранились имена оборотней со всего света, когда в дверь вдруг постучали. Мне пришлось оторваться от своего занятия, и я, вздохнув, выдавил глухое: — Да? Мне даже голову поднимать не нужно, чтобы узнать, что это Чанёль. Я почуял его сразу, как только он поднялся на второй этаж. Мы с Чанёлем очень близки. Мы вместе росли и вместе строили планы на будущее, обещая друг другу обязательно воплотить их в жизнь. Чуть позже в нашу компанию вклинились также Бэкхён и Сехун, и с тех пор нас связывают узы дружбы столь крепкой, будто мы вчетвером — родные братья. И в глубине души я точно знаю, что они всегда будут рядом, несмотря ни на что. В этом мы друг другу поклялись. — Все ждут, — тихо напомнил Чанёль, ища, за что бы зацепиться взглядом. Знаю, и мне не нравится слышать об этом из чужих уст. — Я, наверное, объявлю собрание, — шёпотом отозвался я, бездумно разглядывая какую-то древнюю бумажку, лежащую у меня под ладонью. Этот листок казался таким ссохшимся и грубым на ощупь, что я вдруг забоялся раскрошить его ненароком. Чанёль резко повернул голову в мою сторону. — Ты, что, хочешь что-то поменять? — Я хочу подправить кое-какие… устои. — С этими словами я заглянул ему в глаза. Пак смотрел на меня так пристально, будто пытался прожечь во мне дыру, и я, не выдержав, отвёл взгляд и прочистил горло. Как же трудно сохранять самообладание, когда волнение буквально выедает твои внутренности. — Что-то мне подсказывает, что я уже знаю, о чём сейчас пойдёт речь. — Чанёль говорил сдержанно, но твёрдо. Я не стал смотреть ему в глаза, даже если и хотел, а потому откинулся на спинку своего стула и, скрестив руки на груди, уставился на рабочий стол. — И о чём же? — О нашей пище, — прошипел Пак. Я не сдержал ухмылки. — Да ты истинная бета. Наши взгляды пересеклись, и в чанёлевском не читалось ни грамма одобрения. Зато читались одновременно недоверие и растерянность. — Чонин, ты не можешь изменить наш рацион, — наклонившись, чтобы заглянуть мне прямо в глаза, процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ты не можешь вот так взять и заставить целую стаю жрать то, что для нас по сути не предназначено! — Но и не питаться же всю жизнь человечиной, Чанёль! — Я невольно повысил голос, хотя и старался не делать этого. Чанёль — мой союзник, он мне почти как брат, и цена за конфликт между нами слишком высока. — Мы не можем есть людей просто потому, что нам так хочется! Это неправильно! Сквозь его сомкнутые губы прозвучал разочарованный стон, больше похожий на рык, и Пак принялся ходить взад-вперёд по кабинету, ероша собственные пепельно-серые волосы. — Чонин, мы и не едим их просто потому, что нам так хочется! — зашипел он, остановившись, чтобы посмотреть на меня. — Их кровь обеспечивает нам бессмертие! Нам нужно их мясо, их внутренности, да всё в их ёбаных телах нам нужно! Мы живы только благодаря им! Я поднялся на ноги и смело встретился с Чанёлем взглядами. Его глаза пылали от ярости. — Я же не говорю, чтобы мы совсем перестали питаться ими! — отпарировал я. — Я всего лишь хочу, чтобы мы свели употребление их вида к минимуму. Ну признай, Чанёль, некоторые ведь убивают чисто веселья ради. Просто чтобы посмотреть, как они страдают, молят о пощаде и захлёбываются собственной кровью. На губах Чанёля дрогнула горькая усмешка. — Как ты, что ли? Как ты, когда потрошил того мальчишку? Как ты, когда расправлялся с теми хулиганами? Я замер, вспоминая, как жестоко я обошёлся с Хансом и его друзьями, когда те домогались Кёнсу. Я сделал это ради него. Не ради веселья. — Я… ты не путай, — шёпотом ответил я. — Ты же знаешь, я бы не стал этого делать, не будь в этом необходимости. — Так вот оно что! — не сводя с меня взгляда, выпалил Чанёль. — Ты делаешь это ради Кёнсу! А смысл? Он, что, наконец решил поставить точку в ваших отношениях и отдалиться от тебя? И ты теперь делаешь всё, лишь бы удержать его, лишь бы он не сбежал от тебя и наших отвратительных устоев, да?! Будь на то твоя воля, ты, наверное, и в человека превратился бы, не раздумывая! А всё из-за него! — ДОПУСТИМ, ТЫ ПРАВ! — в гневе взревел я, шагая навстречу Паку и останавливаясь прямо перед ним, чтобы установить тесный зрительный контакт. — Допустим, и превратился бы! Мне, может, хочется, чтобы он подпустил меня к себе настолько близко, насколько это вообще возможно! ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ! Не понимаешь, потому что у тебя есть Бэкхён, который никогда тебя не оставит! Не понимаешь, потому что тебе не суждено погибнуть в итоге от рук собственной пары! Не понимаешь, потому что не любил никого, кто был бы совершенно иного происхождения! Я ждал от него очередных упрёков и язвительных комментариев в ответ, однако Чанёль не проронил ни слова. Взгляд его постепенно смягчился и подобрел, и вот я вновь вижу перед собой знакомые, не помутнённые злобой чернильно-чёрные глаза. Пак сделал выдох, и я повторил за ним. — Но ты ошибаешься, — шёпотом продолжил я, отступив назад на шаг и потупив взгляд в пол. — Кёнсу, может, и замешан во всём этом, да, только я не хочу, чтобы мы становились чудовищами, коими не являемся, Чанёль. Тот охотник, который напал на меня на прошлой неделе… он сказал, что оборотни погубили всю его семью. — В ту ночь, преследуя их с Кёнсу, я услышал и запомнил каждое его слово, и стоило мне вспомнить ту историю, как моё сердце болезненно сжалось от тоски. — Я… я не хочу, чтобы наша стая занималась подобным. Я не хочу, чтобы мы убивали просто так. Если и убивать, то только из надобности, чтобы выжить. Не ради показухи, не ради власти. Человеческие жизни ведь, знаешь ли, тоже не безделушки. И мы не дьяволы, Чанёль. Мы оборотни. Ни больше, ни меньше. Пока я говорил, комнату наполняло тяжёлое дыхание Чанёля. В моих глазах он выискивал некую истину, однако я был с ним предельно искренен. Я рассказал ему о том, чего я на самом деле хочу, и всё это — чистая правда. Безусловно, поначалу всем будет нелегко приспособиться к новым правилам, но мы обязательно прорвёмся. Потихоньку, шаг за шагом. Пак закусил губу и запрокинул голову назад, глядя куда-то в потолок. Он явно тщательно всё обдумывает, и часть меня совсем не хочет слышать его вердикт. А вдруг он не согласится? Кто тогда станет для меня опорой? — Это рискованно, — заговорил наконец Чанёль с хрипотцой в голосе. — Нам непременно нужно будет обсудить это с остальными. Я протяжно выдохнул. — Ещё бы. Чанёль вцепился пальцами мне в плечо и крепко сжал его. — Ты прав, Чонин, — тихо добавил он с кроткой улыбкой на губах. — Мы не чудовища.***
Я завернул в столовую и нашёл его сидящим за одним из столов. Вообще-то я не хожу в столовую, ибо человеческую пищу я не ел отродясь, но в данный момент мне необходимо поговорить с ним. Я не хочу, чтобы он скрывался от меня. Мне без него никак. Другие ученики уже облапали меня взглядами со всех сторон, но я не обращал на это внимания. Как и на их перешёптывания, которые я прекрасно слышал и изо всех сил старался заглушить у себя в голове. Больно нужны мне их пустые сплетни. Мне нужен он и только он. Когда я уселся около него, ставя свой поднос с едой на стол, Кёнсу чуть не подскочил прямо на месте от неожиданности. Его ручка выскользнула у него из пальцев и, ударившись о столешницу, покатилась к краю стола. Я поймал её и положил обратно на книгу Кёнсу. — Привет, — тихо поздоровался я, улыбаясь ему. Лицо Кёнсу поистине бесценно. На какое-то время он просто завис, уставившись на меня широко распахнутыми глазами. Рот его то открывался, то закрывался, будто он пытался сказать что-то, но не мог. Шрамов на его лице уже почти не видно, и я рад, что ничто не портит его прекрасное личико. — Как тебе пицца? — Я кивнул в сторону своей тарелки. Кёнсу медленно помотал головой в неверии. — Ч-что… ты здесь делаешь? — вместо ответа спросил он, и голос его звучал точно так же, как тогда, в лесу, когда я впервые заговорил с ним. На нём ещё была та восхитительная красная шапочка. — Тебя ищу, — честно ответил я. — Как там твой приятель? — В порядке, — прошептал До, по-прежнему хмурясь. — Не думал, что он поправится так скоро, учитывая, как ты обошёлся с ним. — Упрёк в его взгляде был мягче некуда. Я скривил губы в виноватой улыбке. — Прости, — шёпотом извинился я, прильнув ближе к нему. — Такого больше не повторится. Кёнсу приложил руку к своему виску и вновь начал мотать головой. Видимо, он сейчас в растерянности и смятении. Что ж, я и не виню его за это. — Чонин, что ты задумал? — Ничего я не задумал, Кён. — Я сделал серьёзное выражение лица. — Знаешь, что? Я тут понял одну вещь за эти несколько дней. Он в очередной раз насупился. — И какую же? Я не спеша потянулся рукой к лицу Кёнсу, чтобы разгладить его нахмуренные брови пальцами. — Со временем я наверняка растеряю всё, что у меня есть, — едва слышно проговорил я. — Но не тебя. Только не тебя, До Кёнсу.