Новелла о копенгагенском побоище

      — Вы завтра должны будете стойко держаться, не щадя себя! Нельзя, чтобы побежал хотя бы один из вас: обратится в бегство один — за ним последуют остальные, — добавил в конце Кронберг. — Стрелять могут и по нам, враг никогда не упустит возможности опередить меня нас с вами. Под пулями, картечью и снарядами стойте ровно. Страх необходимо преодолеть, иначе победы нам не видать.       Также капитан отработал построение каре, при котором бойцы выстраивались в четырёхугольник, выставив вперёд штыки для отражения атак кавалерии. У ополченцев дела со снабжением обстояли неважно: не у всех они даже имелись в наличии. «Деритесь прикладами, возьмитесь за ствол, словно за рукоятку топора! Ярость берсерка поможет вам устоять на ногах и выдержать удар!» — дал инструкцию для таких случаев капитан. На марше обратно выяснилось, что некоторые не выдержали нагрузку да плелись позади всех, схватившись за бок.       После ужина Харольд отпустил ополченцев на отдых, а сам вместе с Йоргеном заглянул в местный трактир, где при свете свечей они поужинали похлёбкой. Попутно завязался разговор.       — Мне думается, завтрашняя битва окажется намного кровопролитнее, чем вся Брусничная война*, — поделился собственными соображениями с командиром Педерсен.       — Вы в ней участвовали? Я помню, со шведами тогда одни норвежцы воевали.       — Не только они. Тогда меня, мальчишку лет двадцати, привёл на войну благородный порыв души. Честно говоря, я могу сказать, мы там больше бруснику ели, чем воевали, враг сдался быстро. Шведские укрепления у реки Квиструмэльвен обстреляли норвежские пушки. После огня артиллерии гарнизон сложил оружие, а меня чуть не убил сослуживец в лесу. Белку захотел подстрелить, слепой ублюдок. «Не заметил!» — каялся потом он. Вот и все мои ратные воспоминания. Потом я вернулся в свою родную деревушку в милях девяти отсюда.       — Ох, шведы! В академии нам рассказывали, что в ходе войны 1675–1679 годов они убивали наших раненых и больных солдат, совсем наплевав на воинскую доблесть. Мне бы больше хотелось всыпать нашим восточным соседям, нежели англичанам.       — Ну… на них у нас тоже зуб имеется. Как никак, именно вмешательство Англии с Пруссией не дало нам победить в упомянутой мной Брусничной войне.       В трактир вошли два офицера датской армии. первый из них, низкорослый тип, чьи маленькие глазки шарили по заведению, сразу же обратил внимание на Кронберга. Вторым был рослый гусар в чёрных брюках. На взиравшем на всех свысока коннике вместо привычного всем сюртука красовался доломан (по другому — доломон), украшенный серебристыми шнурами. Завидев капитана, высокомерный гусар улыбнулся ему по дружески. «Что вы здесь забыли? Неужели воевать со мной пойдёте?» — иронизировал Харольд. Вышеописанные офицеры показались ему выскочками, коим в бою не место. Возможно, внешность оказалась обманчива, кто знает?       — О! Какие люди! — выдал гусар.       Офицеры взяли по кружке пива и подсели за столик к Кронбергу Педерсеном. Стульев всем не хватило, потому низкорослый потребовал Йоргена уступить ему место.       — Проваливай, деревенщина! Перед тобой офицер! — высокомерие так и пёрло из низенького «Наполеончика» датского разлива. — Бравый лейтенант устал и хочет сесть!       — Возьмите стул с других столиков, — вступился за Педерсена Кронберг. — Этот человек сидит со мной, если вы не обратили внимания.       Командиры ополченцев не пользовались уважением среди армейских офицеров. Да, они имели воинские звания, ничем не отличимые от других, но, как говорилось, майор майору рознь. Ополчением командовали часто военнообязанные второй категории, то есть люди, чьё здоровье не позволяло им стать полноценными командирами. Порой части милиции возглавляли люди штатские, к примеру, главы местных администраций. Двери военной академии в Копенгагене открыты были только для выходцев из дворянских родов, низшим сословиям попасть туда не представлялось возможным. Зато в милицейские формирования мог на себя взять командование какой-нибудь среднего достатка земледелец или ремесленник.       Нередко встречалось панибратство, когда бойцы слушали уважаемого ими человека, а не назначенного «офицера». Низкая дисциплина не лучшим образом сказывалась на репутации ополченцев из береговой милиции, посему кадровые военные относились к «командирам из народа» пренебрежительно, что сейчас и продемонстрировал невысокий лейтенант.       — Я… — растерялся он, услышав слова капитана. На его лице вырисовалась гримаса искренней злобы.       — Спокойно, спокойно, — разрядивший атмосферу кавалерист поставил стул рядом со своим местом. Кивер с серебристыми украшениями снял и положил себе на ногу, когда сел. Жидкие волосики оттенка, близкого к рыжему, получили свободу от громоздкого головного убора.       Кронберг недолюбливал кавалеристов, считал их наглыми выскочками, что забирали лавры у пехоты, которая вытягивала всегда на своей шкуре исход битвы. Впрочем, сейчас командир эскадрона гусар летучих вызвал даже какую-то симпатию у капитана после мирного разрешения конфликта. Говорили они на равных, так как имели почти идентичные звания своих родов войск. С лейтенантиком Харольд изъяснялся как с младшим чином, в то же время конник спокойно обращался к нему на «ты». Командирам удалось разговориться.       — Вы стало быть и есть тот чудак, муштровавший своих людей? О вас все только говорят: «Безумец! Зачем он водит их туда-сюда?» — спросил лейтенант.       — Именно так. Я и есть тот чудак. Хотя, по-моему, дураки остальные, что не пытались чему-нибудь обучить подчинённых, — гордый ответ Кронберга вызвал свойский смех среди офицеров.       — Разрешите мне высказаться на этот счёт, — продолжил младший по званию уже тогда, когда все присутствовавшие перестали смеяться.       — Разрешаю.       — Бесполезно гонять этих ополченцев. За день ничему их не научить, всё ровно лягут завтра после нескольких залпов англичан.       — Как же нам тогда победить? — поинтересовался Йорген, на чьём лице читалось недоумение. Он уловил исходившую от лейтенанта волну пренебрежения в его адрес, но решил сдержаться, дабы не нанести датскому войску потери до начала боя.       — Нас больше. Англичане никогда не воюют крупными силами. У них мало солдат, а к нам завтра утром подойдёт генерал Оксхольм ещё с несколькими батальонами. Мы победим, используя свой численный перевес. Не вижу смысла жалеть людей, они расходный материал, который хуже наших солдат. Нам с вами доведётся видеть чёрный день британской армии, когда толпа крестьян сокрушит воинство величайшей державы.       — От одного майора я слышал месяц другой назад, что красные мундиры стреляют очень мало, зато почти ни одна пуля мимо цели не проскакивает. Да ещё и с такой безумной меткостью они бьют издалека, — поделился слухами гусар, скептически настроенный к победе датчан в завтрашнем сражении.       — Чепуха! — последовало возражение говорившего с видом знатока лейтенанта.       — У них вся пехота вооружена нарезными мушкетами? Только так можно получить описанную вами точность стрельбы, — рассуждал, исходя из собственного опыта, Кронберг.       — Ха! Не состоит ли у них вся армия из застрельщиков*? Пока они после выстрела загонят пулю, их уже расстреляют, — высказался Йорген.       — Либо их стрелки хорошо тренированы, — Кронбергу мысль о тотальном перевооружении целой армии нарезным оружием показалась бредовой из-за его высокой стоимости и низкой скорострельности. Знал бы он только, что лет через сорок начнётся!       — Завтра увидим, — гусар лишь скептически пожал плечами в неведении насчёт предстоявшей битвы.       Потом офицеры о себе, чем противнике. Как выяснилось, командир эскадрон гусар Кристиан Ульрих Оркус служил в маленьком глухом гарнизончике неподалёку.       — Числа пятнадцатого к нам наведался генерал Оксхольм и призвал нас присоединиться к нему для защиты Зеландии, — говорил, легонько попивая пиво, кавалерист. — По правде говоря, мы обрадовалось британскому коварству. Знали бы вы, насколько уныла служба в глуши! Мы следовали за генералом по разным деревушкам, где вместе с ним набирали войско из местных. Через пару дней в городке Стейдж собралась довольно большая толпа. Жители чествовали нас всех как героев, помогая продовольствием. Кто порох для нужд армии соберёт, кто оружие отдаст. Приток добровольцев оказался огромен.       — Но не везде нам были рады, — продолжил Йорген, заставший сборы в ином ключе. — На Фальстере, Нюкебинсе народ ужаснулся от вести о приходе войны. Тамошние жители заявили о готовности защищать лишь свои поселения, но не страну. Пришлось силой вынудить их примкнуть к нам. Мы с трудом смогли сформировать эскадрон из местных наездников.       Лейтенант пехоты получил, как и Харольд, приказ добраться до Копенгагена с целью усиления гарнизона. Правда, назначен он был туда намного раньше Кронберга и по другой причине.       — Я присоединился к генерал-лейтенанту в Рингстеде. По приказу Кастенкьолда людей забрали прямо из трактиров и пабов. Потом мы мотались по округе, пополняли силы. Разжились даже пушками. На мой взгляд, генералы своими манёврами стремились привлечь внимание англичан, но они просто окружили столицу, не решив играть по нашим правилам. Мы, в некотором роде, позволили им беспрепятственно взять в блокаду Копенгаген, — рассказывал лейтенант Арманд Шельберг. — Однако нужно было время для сбора войск. В конечном итоге армии двух генералов объединились здесь, противник заметил нашу рать, после чего выдвинулся к нам навстречу, остановившись севернее Кёге.       Гусар Оркус с трудом верил в победу, Шельберг грезил мечтами о великой триумфе Дании, ополченец Йорген не забивал себе голову дурными мыслями. Харольд не мог определиться с тем, во что верить ему. На основе имевшихся сведений он предположил только, что битва окончится ничьей. Обе стороны понесут ошеломительные большие потери, от которых вряд-ли кто смог бы оправиться.       Перед завтрашним событием капитан испытывал небольшое нервное напряжение, заставлявшее его тяжело дышать. Для успокоения он побродил по городу, потом вернулся в квартиру. В темноте ничего особо разглядеть не удалось. Офицер плюхнулся спать, устав от переживаний. Спал хорошо, словно уже поймал предназначенную для себя пулю. Утром тоже времени осмотреть квартирку не нашлось — началась суматоха, через которую капитан Кронберг пробился в штаб.       В девять утра датские генералы решили выступить и дать бой врагу. Вернувшись назад, Харольд приказал своей роте готовиться к выходу после завтрака. Пока в запасе оставался час, капитан направился в городскую церковь святого Николая в стиле барокко. Мощная колокольня из пяти этажей показалась Кронбергу сначала отдельным зданием, а не частью церкви. Офицер хотел попросить у Господа благословения.       Священники внутри единогласно благословили капитана на свершение великих подвигов во славу отечества. Военных хватало и без него, потому одобрительные речи слышались почти постоянно. Харольд остановился у монументальной крестильной купели из чёрного мрамора и розового порфира. Его внимание привлёк алтарь, на котором была изображена тайная вечеря и распятие. Произведение датского мастера резьбы Лорентца Йоргенсена не оставило далёкого от искусства капитана равнодушным. В столь трудный час он желал верить в чудо и помощь свыше. Совершив молитвы, Харольд покинул церковь и вернулся в расположение роты.       «В колонну по три становись!» — скомандовал Кронберг. Настала пора этим холодным утром выступать вперёд. Улицы заполонили войска, топавшие по брусчатке. За городом они перестроились в несколько длинных шеренг, что в бою давало высокую плотность огня. Французы, наступавшие в конце восемнадцатого века походными колоннами, терпели мелкие поражения из-за неважного построения.