Дурная кровь

Усталость ломила тело так, что Эстела хотела прилечь и забыться сном. Но вид той, кого она считала мёртвой все прошедшие года, заставлял твёрдо стоять на ногах: важно было чувствовать, что это та самая реальность. Ей до сих пор не верилось, что перед ней действительно она — таинственная Ивонна, доселе существовавшая лишь во снах и улетучившихся воспоминаниях. — Эстела, — прошептала она. Услышать собственное имя с её уст было подобно журчанию реки, проносившейся холодным и чистым потоком. Ивонна обхватила её ладони. Прикосновение оказалось леденящим, как, впрочем, и от любого бессмертного. — Ты так ослабла. Всего три слова, и даже не банальное «я люблю тебя». И всё? Это всё, что она заметила? За столько времени она смогла выдавить из себя лишь это? Произнесённые слова моментально отрезвили Эстелу — лёгкое помутнение рассудка от расплывшегося прошлого рассеялось. На его смену пришло напряжение. Разгадать, какие эмоции сейчас испытывала Ивонна, было трудно: не разочарование, не удивление, а… Лишь сухая констатация факта? — А разве виновата я? — риторический вопрос вырвался с уст Эстелы прежде, чем она успела подумать. Реакция Ивонны оказалась взаимной. Глаза остекленели. Уста застыли в немом смятении и через некоторое мгновение зашевелились. — Всё не так просто, как ты думаешь. Я здесь, чтобы помочь… — собрав своё самообладание, произнесла она, но прозвучало это неубедительно из-за перебившего её голоса диктора. Аэропорт был не лучшим местом для обсуждения прошлого. Но оно прекрасно подходило, чтобы развернуться и навсегда уйти. Заданный Эстелой тон диалога говорил о том, что её прибытие — далеко не победа. Это то, чего Ивонна боялась, то, о чём предупреждал её Аро. — Ты уже помогла мне, — сокрушенным тоном промолвила она, постепенно приходя к осознанию, что стоявшая перед ней женщина была причиной годами длившихся её физических страданий. — Я только не понимаю, зачем ты это сделала со мной. Эстела почувствовала себя так, будто её обделили и не оставили выбора. И как она решилась на встречу с той, кто вынудила отдать многие годы на реабилитацию, поставить крест на жизнь и потерять всё для того, чтобы по итогу она жила по чужому сценарию? — Мне жаль, — поникши ответила она. — Правда. По огорчившемуся выражению лица Ивонны ей стало понятно, что та осознала ошибочность своих действий. Перед ней уже стояла не маленькая девочка, коей она была в её воспоминаниях — румяной, неостановимой, любопытной. От прежней Эстелы ничего не осталось: вместо румян — бледный и нездоровый вид, совершенно застывшая и находившаяся в пучине негативных чувств, она уже походила на покойницу. И всё это являлось прямыми последствиями загадочного заболевания, запущенного Ивонной. Просочившееся негодование накрывало Эстелу чёрной волной. — Жаль? Жаль, что я перестала жить как нормальный человек? Жаль, что я превратилась в уродину? — Я бы не стала вредить тебе, не проверив все риски. Поверь мне, это всё стоит того, если ты согла… — Вот именно. Ты забыла спросить, была ли я согласна пойти на это. Ты всё решила за меня, — Эстела задыхалась от возмущения. Не такой ей представлялась их первая встреча. Грубость и агрессия для неё были неприемлемы в коммуникации. Но сейчас она уже не могла опомниться, как разговор зашёл именно в такое русло. К удивлению, Ивонна продолжала сохранять спокойствие, хоть уверенность и воодушевлённость угасли. Это было заслуженно. Да, она наслышана, как нелегко пришлось её матери, но это не давало ей права так поступать с ней — отнимать право на нормальную жизнь. На всё про всё у Ивонны был только один вопрос: — Если бы ты знала, что произойдёт в будущем, ты бы стала что-то менять? — теперь ясный взгляд Ивонны стал устремлён на неё. Ей не был понятен смысл вопроса, когда разговор был совсем не об этом, но ответ на него последовал довольно быстро: — Не знаю, можем ли мы менять будущее, но я убеждена, что у каждого из нас есть, по крайней мере, выбор. Ивонна слегка улыбнулась, а затем снова взяла ладонь Эстелы. Теплота её рук прошибла приятным ознобом — она уже забыла, что у людей не такая холодная кожа. Пожалуй, за то, чтобы ощутить это вновь, она отдала бы всё на свете. — Ты правильно сказала. Решения влияют на будущее. И я выбрала тебя. — Что ты имеешь в виду? Она слегка нахмурила брови и молча присела на скамью неподалёку. Ивонне было понятно, что, не рассказав всей истории, не стоило надеяться выйти отсюда. Эстела неторопливо подошла к ней поближе, мысленно удовлетворившись хотя бы тем, что узнает всю правду, но не стала садиться рядом. Ей показалось, что из-за отёкших от долгого нахождения в сидячем положении ног нужно было постоять. — Как только я вышла из тюрьмы, у меня был огромный соблазн тебя забрать. Материнский инстинкт, который сводил меня с ума. Но ты была слишком юна, чтобы мы встретились. Мне пришлось отдалиться от Европы и уехать как можно дальше, в США. Там я встретилась с Калленами, — произнеся их фамилию, она не сдержала лёгкой улыбки. — Что было дальше? — беспристрастно спросила та, хотя любопытство к встрече с этим кланом заставляло её расспросить обо всём. Ивонна устремила взгляд наверх, вспоминая давнишние события. Эстела заметила, как зрачки коралло-жёлтого оттенка переливались на свету. Она выглядела ухоженно и привлекательно. Застывшая во времени, как пятнадцать лет назад. Три года Эстеле было отроду, когда Ивонна бесследно пропала. Она будто снизошла с одного из снимков — совершенно не изменилась внешне, разве что одежда и волосы соответствовали современным реалиям. В отличие от неё, Эстела — изнурённая, замученная процедурами, вид у неё был ужасен и уж точно не привлекателен. Новая волна негодования вцепилась в её разум, как пиявка, которую она моментально в себе подавила. — Элис предрекла мне твою смерть, — взгляд Ивонны стал тусклым, — от рук Вольтури. Её прошибло ознобом до костей. Теперь стало ясно, зачем Ивонна спросила о будущем. Вкупе с тем, что с ней успело произойти, худшее, что могло бы её ожидать — настоящая смерть. — Единственным выходом была задержка их внимания. Я была в поиске и уже работала в лаборатории Фейта. У меня был доступ к их биологическим открытиям, разрабатываемым против Вольтури. Я забрала образец инъекции, с которым уже неоднократно проводились опыты, и полетела к тебе… — И ты ввела в меня это? Значит, ты действительно в ту ночь была у меня. Это был не сон… Воспоминания моментально всплыли в голове. Раньше для неё они были такими неосязаемыми, как быстро забываемые сны перед пробуждением, а теперь приобрели новые краски и складывались в их общую историю. — Да. Она заметила, как Ивонна резко смолкла. Ей было страшно. Страшно сказать что-то лишнее, что могло бы её оттолкнуть. Ведь она понимала, что натворила достаточно, чтобы заставить дочь отнестись к происходящему не так, как хотелось бы. То, что она пошла на диалог и задавала вопросы, не могло не обнадёживать. Заставив себя взглянуть на неё, Ивонна быстро прогнала эту мысль: глаза Эстелы блестели от слёз, стали разрывать изнутри прежде всего её саму. — Почему ты не могла мне там же рассказать обо всём? Почему ты заставила меня страдать эти несколько лет? Эти бессмысленные походы в больницы, отказ от школы, от всех, кто меня окружал… это всё было бессмысленным… Та не удержалась и рухнула рядом с ней на скамью. Голова её зарылась в ткань кофты, которую та держала всё это время в руках. Как впервые увидев вампиров в Палаццо, она сгорбилась, дабы не видеть окружающих, Ивонну, пытаясь собраться мыслями, но тщетно. Это испытание было тяжелее — слёзы лились бесконечным потоком, а сама она, как ей казалось, выла. Сквозь плотную материю Эстела выгоняла из себя всё, что происходило с ней последние годы: напрасное отчаяние, страдания, бессмысленные надежды. Всё, что она сейчас имела, — это необходимость поменять все ориентиры ради того, чтобы жить дальше. Но для чего и для кого? Она почувствовала на себе тяжесть туловища, которое накрыло её. Гладившие руки Ивонны успокаивали и вместе с тем гасили жар её затылка. Впервые холод бессмертного не вызвал такого отторжения у Эстелы как прежде. Мягкий голос прозвучал над её ухом: — Милая, это была бы точка невозврата. Ошибка, которую мне не простили бы ни Вольтури, ни тем более Фейты. Я балансировала между тем, чтобы повлиять на наше будущее, и не разозлить обе стороны. Тебе было бы тяжело жить с такой правдой, когда не знаешь, что может случиться завтра. Я добивалась, чтобы мой ребёнок остался жив любой ценой. Несмотря на кроткий говор, Эстела услышала, как последнюю фразу она произнесла с нажимом в голосе. Абреакция прошла, но на смену ей появилась пульсация в висках, что сбивало с толку. Больше всего ей хотелось поесть и потом заснуть. И не проснуться. Слишком много произошло за эти сутки. Одно было ясно. Ивонна действительно спасла её, пусть и таким способом. Яд в любом случае не убил бы её, а ставшая отравленной кровь привлекла внимание Вольтури — ей оставили жизнь. А то, что её жизнь пошла под откос после объявления диагноза, — частично и её вина. Никто ведь не заставлял отказываться от всего, что у неё было, Эстела сама предпочла сдаться с самого начала. Да, пришлось напрасно ходить к врачу, проходить через эти ужасающие процедуры, лишиться внешней привлекательности, но именно яд был тем самым защищающим фактором от настоящей смерти. — Даже после всего того, что ты для меня сделала, мне не хочется проходить через предстоящее, — призналась Эстела, приходя в себя. Она всё ещё находилась в полулежащем положении. И почему-то в этой обстановке ей было легче сказать правду Ивонне. Не нужно было глядеть с болью в глазах, признаваться в том, в чём Эстела никогда никому не признавалась, даже себе. Рука, гладившая спину, остановилась. Ивонна молчала. Теперь эта прохлада не приносила такого спокойствия, а вызывала мурашки по телу. Она понимала, что позволила себе сказать лишнего, но ей было важно дать знать обо всём, что думала. И ей не оставалось ничего, кроме как рассчитывать на понимание. — Совсем не видишь в этом смысла? — спросили у неё спустя минуту. Голос прозвучал очень тихо, будто кто-то мог их услышать. — Я уже не знаю… Я совершенно не готова к этому, точнее я не хочу, — ответила так же тихо Эстела. Она подумала, что стоило действительно говорить негромко, ибо их разговор мог услышать Деметрий. Но сказать правду всё же осмелилась. Да и факт того, как её, возможно, глупые переживания впервые кто-то выслушивал, слегка приносил некоторое удовлетворение. Прежде ей приходилось всё держать в себе, либо выражать эмоции на бумаге грифелем. Снова наступила пауза. Затем Ивонна промолвила: — Я понимаю, первое знакомство с родом бессмертных для тебя прошло тяжело. Но на их уровне убийство людей — дело обыденное. За любым бессмертным кроется живая личность, и можно найти тех, с кем тебе будет в дальнейшем по душе. В любом случае, у тебя будет время восстановиться до определённого момента. Хоть она и была права, но сказанное не так уж её и обнадёжило. Конечно же, Вольтури установят сроки исполнения уговора, и это будет скорая дата. «Интересно, почему Аро сразу не мог сказать всю правду о моей болезни и предсказании? Если бы он это сделал, я бы точно отказалась сюда ехать. А на случай отказа была бы проведена эвтаназия. Кажется, Вольтури очень хочет, чтобы я обратилась, хоть он и лучше всех понимает, что этот путь не для меня. Девчонка, которая не может до сих пор понять вампиров и успевшая возненавидеть жизнь».

***

Как только шаги Эстелы стали едва слышны, Аро уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Локти его рук уперлись в подлокотники, а пальцы сплелись в замок. Поразительно, но за свои прожитые несколько тысяч лет жизнь не переставала его удивлять. Ему посчастливилось стать свидетелем разных эпох минувшей истории: от грязных оргий Древнего Рима до беспощадности Крестовых походов, лоск придворных балов Людовика XIV и морскую гладь и тишину Балканского полуострова, сакральность священных ритуалов даосских монахов и нескончаемый запах крови, порожденный войнами первой половины двадцатого столетия. Он мог с уверенностью заявить, что этот мир был соткан из противоречий. Не важно, касалось это людей или бессмертных, каждому свойственно ошибаться или же поступать вопреки своим убеждениям. Ошибочно ли он принял решение вмешаться в судьбу Эстелы и оставить ей жизнь в тот день? Лишь несколько дней назад он осознал две крайности этого решения. Поначалу его захлестнул азарт разгадать загадку её болезни. А затем он осознал, что, когда Ивонна проворачивала всё это дело, она рассчитывала именно на непростое любопытство четы Вольтури. С каждым разом он всё больше и больше понимал, что имел дело не с подопытным зверьком и даже не с расходным материалом. Впервые Аро был поражен человеческим естеством, на формирование которого повлияла годами мучившая хворь. Болезнь и потрясение от недавнего откровения выбили у неё почву из-под ног. А открывшийся поток мыслей, когда Эстела так внезапно бросилась к нему в объятия, вовсе раскрыл всё то потаённое, которое она ещё не признала в самой себе. Последствия и образ жизни, к которому та привыкла, настолько вобрались в её сущность, что сейчас она откровенно боялась предстоявшей встречи и последующей инициации. А её страх был равноценен капитуляции, сдаче сил. Иными словами, люди, которые оказывались в схожей ситуации с Эстелой, делились на два типа: первые — кто боролся до победного конца, не отдавая себе отчёт, стоили ли все старания; жили так, словно им предстояло прожить самую яркую жизнь, тщательно строя планы, ставя цели и исполняя мечты. Другие либо изначально доводили себя до столь измождённого состояния, либо, узнав неприятное известие, сдавались при первой возможности, позволив болезни поглотить их целиком. Эстелу нельзя было отнести к первым… Новость об инициации вовсе усугубила ситуацию. Предпринять что-либо самому дальше Аро уже не считал нужным, ведь происходящее являлось последствием действий Ивонны — теперь это её забота, ей же устранять запущенное. Только без лишних эмоций он ненароком упомянул, что её обращение с высокой вероятностью пройдёт негладко. То было правдой: ввести чужеродное вещество в организм нетрудно, а вот вывести нелегко. Операция будет требовать особой осторожности и профессиональности. Медицинский опыт Ивонны сыграет на руку и позволит выполнить часть уговора. Нарочно говорить о том, что всё это время Эстела болела только из-за Ивонны он не стал: это могло бы подорвать не столько планы её матери, сколько его собственные. Для Аро же девизом по жизни были трезвость, холодность и ум. Возможно, это и являлось причиной, по которой он до сих пор жил и вершил правосудие. И, скорее всего, он не стал бы лишний раз рисковать собой или репутацией ради какой-то сомнительной аферы. Но данный случай имел для него особое значение. Вольтури был готов признаться в том, что хотел увидеть конечный результат затеянного: физически здоровую, новообращённую Эстелу. Вопрос состоял уже не в эксперименте, а в потребности сделать её бессмертной. В дверь постучали. С позволения вошел Кайус Вольтури. С легкой надменностью он сморщил нос: в кабинете витал слабый шлейф смертной. — Деметрий доложил, что они встретились, — коротко отрезал он. Его лицо искажала отрешенность. Глаза, как пылающие рубины, выделялись в миндалевидном разрезе. Даже как-то не верилось, что Эстела уже не обитала в их пристанище. Обитатели привыкли не появляться в той части замка, где она проживала. Впечатления ядовитого плюща, которое она невольно произвела над ними в первый раз, хватило, чтобы начать сдерживаться от искушения выпить отравленной крови. Аро усмехнулся про себя. — Замечательно, — с ноткой фальшивой радости отозвался он, поймав недоверчивый взгляд Кайуса. — Замечательно? Эта семья принесёт нам много проблем в будущем, — процедил тот, присаживаясь на одно из кресел. Настроен он был категорично, что соответствовало его нраву. Теперь не один Аро ловил себя на мысли, стоили ли все те жертвы и манипуляции, чтобы дать шанс нескольким людям. В этом вопросе они приняли решение не столько из совестных соображений, сколько из-за неприкосновенности их законам. — Они имеют право встретиться, даже если эксперимент Ивонны приведёт их к провалу. Кодекс, — напомнил ему Аро, заговорив беспристрастным тоном. Эксперимент. Он назвал это таким сухим, научным словом, хоть и отдавал себе отчёт, что для него это стало чем-то большим. — Во избежание подобных трудностей пора отменить Кодекс Матерей. Ивонну обвинили бы в намерении создания бессмертного младенца, и этой семьи в помине больше не было бы, — выпалил Кайус, щелкнув пальцем. Алые губы злобно сомкнулись. Как военачальника, ситуация, обострившаяся за океаном, не приводила его в восторг. На последнем сражении они познали силу врагов, и сейчас было необходимо приложить все усилия для победы, а не отвлекаться на остальное. — Возможно, стоит заняться этим вопросом попозже. Но я тебе скажу, что Ивонна связана священными узами любви с Фредериком. От неё зависит, за кого он будет сражаться в итоге. Нам придётся дожидаться подходящего момента, когда можно будет напасть на Артура, — лаконично пояснил он. Аро уж не стал добавлять, что после обращения Эстела тоже внесёт пользу, вступив туда. И факт того, что самый опасный человек на поле боя, Фредерик, связан с ней, уже играло на руку Вольтури. Опасный, потому что его дар впервые ставил вопрос о сохранении существования вампиров как вида. Он подобен смертоносному оружию, ядерному взрыву, который в один момент может убить бессмертного. Лишь слабая концентрация его яда ухудшала самочувствие вампиров — они увидели это ещё во время сражения. Таких способных вампиров Аро не встречал за последние столетия — всё же никому не удавалось лишить жизни бессмертного никаким иным способом, кроме как механического воздействия на шею. Он отдавал себе отчёт, что сейчас грянет время серьёзных перемен, и только взвешенные и приемлемые решения смогут повернуть ход истории в положительное русло. Существование Фредерика очевидно станет новой обсуждаемой темой, потому что новшества в природе и технологии не совсем то, что приемлют Вольтури. Однако сейчас важно было решить другую проблему: победить и уничтожить клан Артура Фейта. — Мы обошлись бы без неё. У нас есть Челси и Корин, — не унимался Кайус, хоть и допускал правоту Аро. — Ивонна — первая из четы Фейта, с кем я в открытую вступил в контакт. У них тоже есть тот, кто может оказывать влияние на рассудок. Да и сама она обладает схожим даром, правда успешно скрывает его от Артура. Кайус недовольно хмыкнул. Всё равно, как бы она не противилась политике Фейта, партнером по борьбе против него назвать её было нельзя. — У нас нет гарантий, что она не применяла этот дар на нас. — Не в её интересах вытворять такое. Сейчас всем выгоднее объединиться против Артура Фейта, — последнее имя он произнёс с нажимом. Всё в противоположность тому, как про себя размышлял Кайус. — И всем нужно форсировать накопленный веками опыт для победы. Создать тайный шифр для общения с посредниками. — Как Фейт может проверить наше общение? — В клане есть женщина, которая обладает подобным мне даром. Она видит все картинки прошлого, поэтому общение придётся ограничить чем-то конкретным и безопасным. — Я предупрежу Маркуса о сегодняшнем совете. Нам пора думать, что предпринимать дальше. Кайус с отрешённым выражением лица покинул кабинет. За всё время пребывания в статусе владыки он отличался излишней жестокостью и чрезмерным садизмом. От него никогда невозможно было получить помилование или отпущение, и чего уж говорить о прощении. Изредка для Аро это было камнем преткновения, как в случае с Эстелой. Но однозначно он глубоко ценил и уважал своего брата за то, с какой хваткой и силой тот умел держать совместную власть на коротком поводу.