Дурная кровь

Аро уединился в собственном кабинете. Сквозь высокие окна пробивались последние солнечные лучи, освещавшие его лицо. Теперь он был занят подбором полотен, которые непосредственно и будут являться их с Эстелой основным способом передачи сведений и указаний. К выбору репродукции Аро отнёсся с особой осмотрительностью. С одной стороны, сквозь детали, историю создания, эпоху и исполнение автора Эстела должна была суметь дешифровать сообщение, с другой же, никто из посторонних ни в коем случае не должен был узнать подлинный смысл этих картин. Прочесть его первое указание будет донельзя просто — ей упоминали о нём множество раз, да и сейчас та готовилась к его исполнению. Ему лишь хотелось испытать этот необычный способ передачи информации, поэтому Аро решил не усложнять пробу. В центре стола лежал в раскрытом виде томник об искусстве, на странице которого красовалась репродукция картины Ван Гога «Воскрешение Лазаря». Даже не располагая контекстом происходившего, главная идея автора лежала как на ладони: воскрешение означало возвращение к жизни. В случае Эстелы эта идея воплощалась одним-единственным сценарием: обращением. Этой инициацией она прекратит своё существование как смертная, возродившись в облике бессмертной. Неспроста выбор пал на эту древнюю библейскую притчу. Однажды Лазарь из Вифании серьёзно заболел. Его сёстры Мария и Марфа отправили к Иисусу Христу вестника с просьбой исцелить старого друга. Однако тот не поспешил помочь и появился в городе в момент, когда тело Лазаря уже четвёртый день находилось в могиле. Все скорбели, никто и не надеялся, что Иисус свершит чудо и воскресит покойного. Пришёл он и сказал: — Лазарь, иди вон! После этих слов из пещеры вышел воскресший Лазарь, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами. Рембрандт, Делакруа, Гверчино, Караваджо — тьма великих живописцев принималась воссоздавать этот сюжет на холсте, но среди них Аро выделил Ван Гога. Его исполнение отличалось от других наличием ярко выраженной автобиографической подоплёки. Он исключил для себя изображение Иисуса Христа, посчитав, что только Рембрандту удавалось его изобразить. Изменение иконографии обусловлено стремлением трактовать библейский сюжет как реальную сцену. Бытовало мнение, что это было сделано, чтобы сместить фокус силы воскрешения Иисуса на самом покойном. В укутанном рыжебородом Лазаре можно было разглядеть самого Ван Гога. Когда тот принялся за работу над этим полотном, он находился в больнице и утешал себя любимым делом. Отсюда картину интерпретировали как выражение стремления к возрождению и надежды на выздоровление. Она о жизни и смерти, о драме и чуде воскресения. В ней также видят знак покинутости художника, «предоставленному самому себе». Аро застал это столь давнее событие, когда бессмертным он был относительно юн. Как бы то ни было, сюжет картины перекликался со случаем Эстелы. Едва взглянув на неё, она всё поймёт. Инициация. Изменения в теле и разуме, которых можно было достигнуть, лишь столкнувшись с предсмертной агонией, перераставшей в неуязвимость, равносильной воскрешению. Рядом с Лазарем Ван Гог изобразил сестёр Магдалину и Марфу, ставших свидетелями чуда, — в них Эстела узнала бы Ивонну и Фредерика, которые лично займутся её обращением и первыми застанут её пробуждение. Определившись с выбором, он отправил репродукцию картины Деметрию. Его способности позволяли незаметно передавать послания адресатам. Накануне тот отчитался, что поддельные документы для Эстелы готовы и вскоре будут доставлены. Аро собрался было готовиться к трапезе, как в дверь неожиданно постучала Челси. С недавних пор её личные наведывания к нему прочно стали ассоциироваться с одной нерешенной проблемой. — Повелитель… — взволнованно заговорила она, но не успела закончить. — Маркус? — с толикой опаски спросил он, опередив. — Да, — произнесла Челси, присаживаясь напротив. — Раньше я думала, кровь смертной так пагубно влияла на него. Но с появлением Фредерика стало ясно — его не оставляет в покое идея испробовать смертельную дозу яда. Как же это было некстати: на дворе война — ответственный момент для сплочённости их семьи, но даже по сей день Дидим смела истязать Маркуса недосягаемыми грезами и мечтами о воссоединении после смерти! Меньше всего ему хотелось сейчас терять могущественного лидера в разгар военных действий, но шло именно к этому: сначала он покусился на Эстелу, надеясь получить столь желаемую смерть, теперь же, узнав всю правду, задумался о Фредерике и его яде. Аро вновь устремил взгляд на полотно Ван Гога. — Как жаль, что мы не можем воскресить нашу Дидим… — задумчиво проговорил он. Интересно, как бы изменилась жизнь Маркуса, будь она жива? Она непременно увела бы его из клана, позволив пустить на самотёк шаткое на тот момент состояние Вольтури, только набиравших своё влияние в мире. Не дала бы реализовать потенциал Маркуса к власти, а его полезный дар потерял бы свою значимость, ведь где, если не в государственных делах, этот дар — настоящее сокровище, чтобы найти среди поданных предателя, среди ненавистников — любовника. Дидим не позволила бы здесь обосноваться, политика и власть были ей чужды, она всего лишь желала покоя и семейного благополучия, которых не построить на месте, где изо дня в день правители строили планы по уничтожению врагов и совершали казни. Где каждый день проливалась человеческая кровь и где останки бессмертных служили фундаментом к древнему Палаццо. Аро только опомнился, что Челси ждала указаний. — Я знал, что это рано или поздно произойдёт, — тихо заговорил он. — Способности Фредерика уникальны и редки. Вместе с тем опасны. — Я удерживаю его всей силой, но соблазн одолевает с каждым днём, — ее ресницы дрогнули, и она отвела взгляд, словно приготовившись произнести безумную идею. — Я думаю, мы должны предупредить Фредерика об этом заблаговременно. — Нет, — жестом остановил он её. — Есть один вариант решения этой проблемы. Но мне должен помочь Деметрий. Благодарю за то, как ты неравнодушна к нашему делу. — Это моя обязанность, господин, — фраза прозвучала скорее эмоционально-искренне, чем формально. Она поклонилась и вышла. Едва захлопнулась дверь, как Аро достал телефон и набрал Деметрия. — Как идёт выполнение задания? Репродукция получена? — Документы я оставил у них час назад, она их скоро обнаружит. Копия так же будет доставлена, — фраза вызвала у него слабую улыбку. Исполнительность Деметрия могла лишь радовать в эти мрачные дни. — Повелитель, нужно что-то ещё? — Отыщи мне Корин, — беспристрастно сказал он и завершил звонок. В далёком прошлом Аро познакомился с ней в Греции, откуда та была родом. Её дар — вселение чувства удовлетворения. Формально она относилась к Вольтури, но на протяжении всего времени жила вне резиденции клана. После смерти Дидим Маркус наотрез отказался залечивать боль и тоску даром Корин. К тому же как таковой пользы она не приносила, ведь её способность была направлена не на разрушение, а на создание блаженства, сравнимое с дурманом, вызывавшим зависимость. А зависимость, затуманивая рассудок, мешала ведению государственных дел. Поэтому, дабы не подвергаться искушению каждый раз, было решено отпустить Корин. Аро, чувствовав, что её помощь однажды станет необходимой, предварительно взял обещание в случае чего к ним явиться. И этот случай настал. Да, он отдавал себе отчёт, что собирался поступить с братом не так, как он того заслуживал. Но ситуация была такова: либо они теряли Маркуса, а с ним победу, либо его разум затуманивался даром Корин для обеспечения всеобщей безопасности. Обращаться к Фредерику с просьбой оградить Маркуса от яда было заведомо проигрышным делом — ни Артур, ни его приспешники не должны знать о разладе. Иначе те могли бы воспользоваться ситуацией, что непременно привело бы к поражению. Более того, Аро был уверен, что Фейт имел при себе нечто такое, что моментально могло бы изменить ход событий. Да, Ивонна раскрыла все карты, они уже могли начать рассматривать различные тактики ведения сражения, но сущность Артура Аро распознал отлично. Действовать, тщательно скрываясь, — вот его тактика. Неспроста они не ведали о его существовании в течение нескольких столетий. Над чем он сейчас работал? Всевозможные эксперименты он провёл, мощных бессмертных вокруг себя собрал. Аро знал, что в его клане есть Шинейд, видевшая чужое прошлое, Ючи Исикава, поражавший слух невыносимыми волнами, ещё несколько одарённых экспонатов и Фредерик. Пока шла война, последний представлял для них исключительную пользу. Но как обстоят дела после неё? Как бы с ним следовало поступить вне войны? Он слишком могущественен, опасен и неравен. Резко отодвинув стул, Аро встал и направился к окну. Солнце постепенно закатывалось за горизонт. Это подвешенное состояние начинало выбивать из колеи. Если хоть что-то пойдёт не так: Маркус как-то добьётся своего, с Эстелой что-то случится или же Артуру удастся как-то опередить всех, он поклялся богом, что отдаст всё ради победы и сохранения первенства власти. Раздался писк. Пришло уведомление от Деметрия: — Выполнено. Аро прикрыл глаза. Ивонна сделает всё необходимое, чтобы Эстела обрела бессмертие. В конце концов, она заинтересована в этом даже больше, чем он сам. Солнце закатилось за горизонт, а за ним комната погрузилась в полумрак.

***

Как только голод был утолён, веки Эстелы стали тяжелеть — организм требовал отдыха. Всё-таки поверхностная дрёма в самолёте ничтожно сравнима с полноценным сном в спокойной обстановке. Она заметила лёгкую улыбку на лице Ивонны — видимо, её состояние не могло не выглядеть умилительно со стороны. Квартал, расположенный недалеко от центра, содержал множество мотелей и съёмных комнат, в одной из которых они вскоре и остановились. Эстела в нетерпении умылась и переоделась в более уютную одежду. Такое обыденное действие вызвало приятные ощущения, она вдруг почувствовала себя в безопасности как дома. Забравшись на кровать, она заметила, как Ивонна достала ампулу с иглой и спиртовую салфетку. Жестом та попросила её руку, чтобы взять образец крови. — Мне нужно срочно бежать на заседание, я давно у них не появлялась. Потом проверю твою кровь, — объяснила она. Ивонна ловко вонзила иглу в вену, отчего ампула моментально заполнилась алой жидкостью. Даже в движениях проглядывалось, что она — профессионал в своём деле. — Они не допускают свободу передвижения? — изумлённо подняла бровь Эстела. — Да. И это лишь одно из правил устава, — недовольно ответила она. Вытаскивание иглы оказалось болезненнее, чем основная часть процедуры. От неприятной боли Эстела согнула локоть. — Какого устава? — прошипела она. Запечатанную ампулу Ивонна убрала в сумку и села на край кровати. — Чтобы вступить в клан Фейта, нужно соблюсти устав. В нём не так много правил. Когда я вернусь, расскажу о нём подробнее. Организованность до такой степени её очень удивила. Руководству, видимо, приходилось прикладывать много усилий, чтобы проследить за всеми. — Ты собираешься проверить кровь прямо там у них? Разве её не должны учуять? — Я проведу анализы в клинике, где официально работаю, — тихо сказала она. Голос приобрёл другую тональность, от которой её стало сильнее клонить в сон. — Всё будет нормально, засыпай. Непонятно каким образом, но вместо того, чтобы поддаться бессмысленным переживаниям и рассуждениям, Эстела поверила ей. — Когда ты приедешь? — наверное, этим вопросом она вызвала шквал эмоций у Ивонны, потому что впервые та могла ответить на него с уверенностью. — Завтра. Работы после той битвы накопилось много. А ты пока отдыхай, — она заботливо укрыла дочь одеялом и направилась к выходу. Как только Эстела услышала стук от захлопываемой двери, она моментально погрузилась в сон. У неё больше не было сил сопротивляться этому тягучему чувству — теплая постель, чистая одежда, усталость после полёта, сытость словно объединились против неё. К тому времени, когда та проснулась, наступил вечер. Её поглотило приятное чувство удовлетворения, что впервые за это время она выспалась. Пребывая под пристальным наблюдением, Эстелу всегда мучили тревога и страх, что в комнату мог кто-то войти, особенно после нападения Маркуса. Отбросив эти воспоминания, она решила немного пройтись по улице. Приняв душ и одевшись, Эстела вышла наружу. Снова её окутала волна эйфории: наконец она могла позволить себе элементарную прогулку, и её никто не держал взаперти. Гуляя, она наслаждалась одиночеством и угасавшей жизнью города. Вкус ночных прогулок в незнакомом месте был ей по душе. Как бы парадоксально это ни звучало, но в одиночестве Эстела нашла своё очарование и наслаждение. Это то, в чём она давно нуждалась — побыть минуту наедине без стискивавших физически условий, уложить по полочкам происходившее и разобраться в себе. Казалось, судьба дала ей второй шанс и обнулила счёт. Вот она — очнувшаяся в другой стране, расположившейся за океаном вдали от всех, вместе со своей родной матерью, ручавшейся за неё. Воздух был наэлектризован, как перед грозой, и от чего-то ей показалось, что так пахнет свобода. Но до полной свободы было ещё далеко. Начинало темнеть, слабый холодок неприятно стал пощипывать кожу. С этим ощущением появилось внутреннее беспокойство, что рано или поздно появятся Вольтури с требованием выполнения условий. Она чувствовала, что это случится так скоро, как сейчас стремительно сгущалась тьма. Впервые Эстела задавалась вопросом: а сможет ли она когда-нибудь в полной мере насладиться жизнью так, как хочет? Без щепетильных правил и требований, без напряжения и чьего-то контроля? В конце концов, её путь был определён ещё задолго до поездки: после того как она получила свою дозу яда в кровь. Она усмехнулась, ведь одним из стремительно принятых ею решений была покупка билетов до Италии. Стоило ли жалеть об этом? Ответить однозначным «да» или «нет» было не так просто. Эстела не поверила бы, что это путешествие обернётся кровавой бойней, оставившей травму в душе, раскроет тайну физически совершенного рода, приведёт к обретению матери, которую она считала мёртвой. То, что это произошло не напрасно, как никогда очевидно. А размышлять, как сложилась бы её жизнь дальше, оставшись она у себя, оказалось тяжелее. Будучи и так замкнувшейся, Эстела продолжила бы загонять себя в угол дальше, не позволяя появиться какой бы то ни было возможности. Терзала бы себя за слабость и смирение. Она и сейчас не считала себя сильной, ибо новость о предстоящем обращении не так уж её обрадовала. Эстела понимала, что абсолютно не готова становиться бессмертной. Такая мнимая свобода в виде вечно молодого тела, неуязвимости и нетленности ей и даром не была нужна. Но каков смысл теперь об этом сокрушаться? В любом случае стать «нормальной» ей уже не предначертано. Придерживаясь гуманной философии и рассчитывая на близкого человека, ей казалось, пересечь ту самую грань не так уж страшно, но… не сейчас. Сейчас Эстела медленно ступала по асфальту и представляла, что в этом мире она принадлежала самой себе. Она решала, что делать и как жить. Если бы её ни к чему не обязывали и она была вольна выбирать свой путь, то её потянуло бы погрузиться в просветительство и искусство. Энергия била в душе ключом. Картины, наброски, грифеля — последнее время только это делало её живой и будоражило сокрытые чувства извне. Сегодня, по крайней мере, Эстела могла довольствоваться тем, что никто ей не запрещал читать и рисовать. В конце концов, даже бессмертные не имели ничего против науки; богатая библиотека Палаццо оказалась её спасением от одиночества и скукоты. Аро Вольтури точно оценил эти стремления. Она вспомнила своё импульсивное объятие с ним. Сейчас ей было неловко за такую пылкую вольность, но в глубине души она почему-то была рада, что сделала это. Да и для него тоже не было секретом, как она нуждалась в тот миг в его успокоении от воспрявших эмоций. Её давно никто не заключал в объятия. Руки Аро были нежными, а момент, когда он провёл ладонью по голове, запомнился ей надолго. Чем-то этот мужчина цеплял мозг, Эстела чувствовала, что он хотел чего-то большего. Нет, речь шла не о банальной любви или о чём-то подобном, слишком просто для древнего вампира, исследовавшего этот мир вдоль и поперёк и, очевидно, успевшего испытать гамму всевозможных чувств, но каким-то образом он был к ней неравнодушен. Насытившись пешей прогулкой, Эстела развернулась назад. Находиться в такое позднее время на улице было небезопасно, новых проблем стало больше, нарываться на другие не имело смысла. В комнате было прохладно из-за полураспахнутого окна, которое она, как помнила, не трогала. Она подбежала закрыть его и увидела на подоконнике папку. Съежившись от холода, та захлопнула окно и потянулась к обнаруженной находке. В ней лежали аккуратно запакованные и абсолютно новые документы, оформленные на её имя, но уже как на жительницу Ричмонда. Туда входили паспорт, карта постоянного жителя, разрешение на работу и другие основные документы. Правдивых сведений в них кроме имени и самой фотографии не было. Вот ещё одно подтверждение тому, что маленькими, но настойчивыми шагами Вольтури делали всё для осуществления планов. Видимо, Деметрий нашел её местоположение по запаху и оставил документы. Аро говорил, что теперь ей придётся незаметно стать частью новой жизни, чтобы вступить в ряды Фейта. Оставалось лишь поверить в то, что новая жизнь началась. Она представила, как теперь придётся лгать всем окружающим, рассказывая свою легенду, — легенду таинственной бессмертной из Ричмонда. Смешаться с остальными массами. Раствориться в толпе. Во лжи Эстела не видела ничего плохого, только нужно было с ней блестяще справиться. Она уже не удивлялась самой себе с момента последнего разговора по телефону с отцом. Интересно, как он там? Телефон, который ей, наконец, вернули, нащупался в кармане. Она давно хотела проверить уведомления, ведь, скорее всего, за эти три недели Томаш безответно звонил ей сотни раз. Их последний разговор внезапно оборвался, Эстела была уверена, что он что-то заподозрил — её держали в заложниках, она вынуждена была скрыться и звонить с иностранного номера. А что если он каким-нибудь образом сумел определить её местоположение? Наверняка, он сошёл с ума… Ведь она даже не предупредила его о своём отъезде, он бы её не отпустил, а ей хотелось в последний раз совершить юношескую глупость. Загорелся экран, но, к удивлению, сотню пропущенных звонков она не обнаружила. Только двадцать. Десять из которых были сделаны за первые три дня её пропажи. Остальные десять Томаш совершал на протяжении недели раз в день. А за последнюю неделю никаких звонков вообще не поступало. Она оторвала взгляд от экрана в растерянности. Смирился, что его дочь пропала? Судорожно выдохнув, она открыла интернет и сделала то, что никогда не стала бы делать: набрала своё имя, приписав «пропала». Никаких совпадений. Как он посмел… Чем он был занят… Может, умер от горя? Нет уж, разве что от алкогольного отравления. Ей хотелось вышвырнуть телефон из окна, но вместо этого Эстела с дрожью набрала его номер. — Алло, — прозвучал грубый голос. — Э… — растерялась она сначала. — Это я… Послышалось, как Томаш, громко дышавший в трубку, вдруг затих. — Ты? Ты посмела вот так пропасть и ни с того ни с сего звонить мне? Вопрос обрушился на неё громом. Он был зол за то, что она не позвонила ему? Немыслимо. Ведь Эстела это сделала, как только появилась возможность. — А ты даже не пробовал меня искать после того, как я ушла из дома! Последовала пауза. Спешно прикинув в голове, как он шёл по дому, скрипя полами, в направлении кухни, чтобы достать скотч, Эстела сглотнула. — Ты оставила мне записку. Позвонила две недели назад, предупредив, что в порядке. Что я должен был предпринять, по-твоему? Бегать за тобой, тогда как ты безрассудно решилась уехать? Я искал тебя повсюду, пока не понял одного: ты просто начинаешь сходить с ума от безделья и этой чёртовой болезни. Если бы Томаш только знал, что домой она вернётся еще не скоро, если вернётся, конечно же. Как же он был жесток с ней, почему так трудно додуматься, что это не она сошла с ума, а её свели. Виски начали пульсировать, в комнате стало жарко от такого наплыва гнева, обиды и злости. — Ты вообще не искал меня! Держать телефон в руках — это не дело. Она услышала удар стакана о стол. — То есть ты хотела, чтобы я бросил всё и поехал невесть куда за тобой? Ты прошлый раз звонила мне из Штатов. Штатов, чёрт подери, а сейчас ты где? От вопроса пошли мурашки. Томаш не был образцовым отцом, Эстела давно приняла тот факт, что он о ней толком не заботился, часто пропадал по ночам, хоть и старался держаться вместе на протяжении всего этого страшного пути. В вечер, когда она узнала о своём диагнозе, Эстела пролежала у себя в кровати до пяти утра, осознавая, что нормальной жизни пришёл конец. В комнату ворвался Томаш в уличной одежде и грязных ботинках. Какое-то время он шатался из стороны в сторону, пока громоздко не приземлился рядом с ней на кровать. — Я знаю, что ты не спишь. Она молчала. Заложенный нос и утяжелённое дыхание говорили о большем, чем просто «не спала». — Иногда глядя на человека, можно сразу увидеть его судьбу. Ты всегда внушала мне страх и ужас. Я чувствовал, что с тобой что-то не то. Теперь я понял, в чём дело, — пробурчал он, вытянув обутые ноги во всю длину. Запах перегара заставил сморщиться и увернуться от него. Она старалась не появляться на его глазах, когда тот возвращался домой пьяным. А тут он сам зашёл к ней, это был первый и последний раз. — Один подонок в пабе сказал, что я слишком шумел и буянил. Знаешь, что я сделал? — Томаш повернулся к ней, запах перегара стал сильнее ударять в нос, отчего она отвернулась назад, но тот придержал её за предплечье, не дав двинуться. — Я показал ему, кто тут главный. Эстела молча лежала, глядя в его лицо, казавшееся таким страшным и демоническим. — Смотри, — он поднёс ей свою ладонь, от которой несло чем-то солоноватым и влажным. Как только до неё дошло, что это, она выскочила с постели, сдерживая рвотный позыв. Кровь. У неё обнаружили болезнь крови. Кровь. Слишком много крови за последние дни. Томаш не дал ей встать и прижал её плашмя обратно лишь одной рукой. — Они получили то, что заслуживали. Видишь? Я им показал, как не нужно со мной обращаться. Ты тоже знай. Ты не заставишь меня поменяться, не отберёшь мою свободу только потому, что у тебя там что-то нашли. Но знай, я всеми клешнями вытащу из тебя это, поняла?! — Алло, ты слышишь меня? — голос из трубки вернул её в реальность. — Где ты? Эстела уже не знала, о чём лгать. Ей хотелось быстрее прекратить этот разговор. — Если бы тебе предложили стать бессмертным, ты бы пошёл на это? — она не могла поверить своему безрассудству. Вопрос привёл в замешательство. — Что? — искренне недоумевая, переспросил он, но не стал пренебрегать ответом. — Да, наверное, ты о чём говоришь сейчас? Ответ её удивил. Хотя нет. Томаш никогда не обременял себя какой-либо ответственностью, всегда погружался во все тяжкие, посему даже о существовании дочери он вспомнил не сразу. Конечно, он не был бы против вечности, в которой можно было бы ни в чём себе не отказывать. Она поджала губы. — Я уехала, потому что решила не бросать начатое и долечиться, — её голос приобрёл твёрдость. — Меня обещали вылечить так, что потом ничто не сломит, я буду практически бессмертной, слышишь? Ответ его ошарашил. До этого тихая и скромная дочь, которая вела затворнический образ жизни, разочаровавшись во всём и даже отказавшись от лечения, так же пустилась во все тяжкие. — Но мы же с тобой убедились, что оно не помогает. Ты должна была в любом случае ехать со мной, — промолвил он. А его способность притворяться заботливым, когда нужно, так и осталась с ним. Она-то знала, что Томаш её бы ни за что не отпустил. И он был первым, кто пришёл к выводу, что лечение не принесло пользу. — Я давно совершеннолетняя, и я не одна. Уж поверь, здесь меня окружают такие люди. Ты знаешь, что… — осеклась она, едва не выдав, что Ивонна никуда не пропадала. Хотя… Навряд ли его могла интересовать её судьба. Эстела поняла, что разговор зашёл слишком далеко, и решила закончить его. — Что знаю?! — Мне пора. — Ты не можешь так закончить разговор, Эстела! — А о чём здесь говорить? Ты оставил меня одну и вернулся только тогда, когда посчитал для себя выгодным! Какой родитель будет говорить, что лечиться бесполезно? Чтобы быстрее избавиться от бремени? А теперь, когда я уехала, ты начал волноваться, серьёзно? Томаш выдохнул. — Твой отъезд оказался для меня слишком внезапным. Обычно ты всегда находилась дома, отказалась от всего, что окружало. Поговорим, когда ты вернёшься ко мне. Одумайся, чёрт подери, ты сейчас попросту сходишь с ума от безделья, это я по себе знаю. — Нет, пап. Ты ведь тоже так поступил со мной однажды. Я только скажу, что шансы пятьдесят на пятьдесят. — Ты не знаешь, что творишь… — голос его становился всё отдалённее от телефона. — Я жду тебя дома. Разговор прекратился. Последняя фраза заставила засомневаться в правильности того, что она делала со своей жизнью. Какой же был бардак вокруг! Домой возвращаться нельзя, но и видеть Томаша ей не хотелось. Все эти фразы он говорил, чтобы заманить её назад, но ради чего? Он же так стремился к свободе. Проходить через предстоявшую инициацию было страшно, да и желание напрочь отсутствовало, хоть её никто и не спрашивал. Одно стало явным — свободой Эстела стала дорожить чуть больше. «Хорошо, Томаш прав, я напрасно замкнулась в себе, отказавшись от всего. Меня никто не ждёт дома. Я потеряла всяческий интерес к жизни, чего мне терять? Всё равно потом идти на эту непонятную войну». Ей не хотелось думать о будущем. Они либо победят, либо проиграют, во что ей не хотелось верить, ибо в этом случае её убьют. Но с другой стороны, Эстела вообще не представляла, как она впишется в ту реальность, где жили тысячелетиями и питались одной кровью. Она услышала щелчок замка. — Как ты? Отдохнула чуть-чуть? — с неподдельным интересом спросила Ивонна, едва зайдя внутрь, и суетливо сняла с себя плащ, словно ей хотелось быстрее освободиться от оков одеяния. До этого Эстела видела её только в плаще. Теперь перед ней предстала стройная женщина, красоту которой подчёркивала раскованность и вампирский магнетизм. Медный блеск волос, идеально гладкая с виду кожа, алые зрачки, плавно переходившие в золотые, грациозность и плавность движений и манер — всё делало её привлекательной. Чем-то она была отдалённо похожа на неё, но истощение организма повлекло свои последствия. Эстела старалась меньше об этом думать, но иногда так и появлялись мысли, что яд погубил не только физическое и психическое здоровье, но и внешность, что для неё было важнее всего. Может, став бессмертной, она станет чуточку краше? — Да, мне намного лучше, — отчасти правдиво ответила она. — Хорошо, — доброжелательно кивнула Ивонна, — твою кровь я успела посмотреть — всё идёт так, как планировалось. КФР в умеренном количестве. Это значит, нам с Фредом будет легко провести инициацию. Она, пройдя в комнату, бросила на стол результаты. — КФР? Что это? До этого Эстела ни разу не сталкивалась с озвученным показателем — ни в предыдущих анализах, ни в лечении. — КФР — клетки Фредерика Раска, те самые, — присаживаясь в кресло, объяснила Ивонна. — С них по указке Фейта начались бесконечные эксперименты, а название произошло от инициалов Фреда. Новая реалия мира бессмертных — помимо неписаных законов, у них свои условные обозначения для конкретных явлений, которые несли в себе имена личностей, неизвестных миру смертных. — Как вы очистите кровь от яда? — Фред займётся этим. Донорская кровь будет поступать в твой организм потоком, понижая концентрацию яда. Под анестезией он будет вбирать в себя его обратно. Как только кровь очистится, я приступлю к обращению. Болезненный миг, и ты останешься с нами. К таким болезненным ощущениям ей не привыкать. — Внешность хоть как-то изменится же? — Эстела постаралась прозвучать как можно более безразлично, но от Ивонны не ускользнул заданный тон. — Фигура, черты лица — всё останется таким же, но в целом приукрасится. Для людей мы неземные. С этим Эстела не могла поспорить. Однако не совсем ей хотелось бы оставаться такой хрупкой и исхудавшей бессмертной, облик которой будет напоминать о прошлом. Что ж, всё было не настолько ужасным, если Ивонна говорила правду, и она располагала временем, чтобы заставить себя больше есть. — Какие у них условия для вступления в клан? — не то чтобы её это интересовало, но она испытывала огромную потребность узнавать что-то новое. Только поток информации мог временно отвлечь её разум от бесконечных дум о предстоявшей инициации, портивших расположение духа. — Их не так много. Быть одарённым, либо новорождённым, которых записывают в военный сектор. Вот и ещё одно сходство с действующей властью — Артур Фейт изначально искал сильных соратников, как это делали Вольтури. — Жить и работать поблизости с комплексом. Лидер хочет привязать всех своих территориально, поэтому тебе придётся куда-то устроиться. Другая причина — после свержения Вольтури он рассматривает возможность использовать разные сферы деятельности людей, чтобы подобраться ближе к влиятельным персонам, — услышанное казалось чем-то на грани фантастики, невозможным, абсурдным, но в ближайшем времени вполне реализуемым, если не принять меры. — Один вопрос. Зачем?! Ивонна откинулась в кресло, склонив голову набок. Видимо, она не раз задавалась этим вопросом. — Фейт начал терять рассудок ещё задолго до того, как стал бессмертным. Но никого это не волнует, ведь все подчинённые ходят под дурманом его дара, исполняя приказы и приводя больше людей. Клан с каждым днём растёт, как и аппетиты Артура. Ты думаешь, он остановится после свержения Вольтури? Они — лишь преграда для его новой власти. — Он хочет использовать магнетизм и совершенство, чтобы люди тянулись к вам? — Мой прогноз: пока всё только начинается. Вампиры работают с людьми, те проникаются непостижимой для них внешностью, памятью, чтобы узнать о нас больше. Что будет после? Предполагаю, Фейт захочет править не только вампирами, но и всем миром. Его амбициям нет предела — дело стоит за сближением с политической элитой. А дальше он… он может пойти осваивать космос, скрещивать нас с инопланетянами, — её голос становился тише, а взгляд направился в одну точку. — Как вы с Фредом до сих пор не поддались его дару? — Всё очень просто. Мы оба не хотели становиться частью этого общества, он дорожил своей свободой, а я — нашей с тобой. Фред в первое время ненавидел свою сущность, это послужило предпосылкой взрастить в себе такой уникальный дар — уничтожать себе подобных. В моем случае материнский инстинкт доводил до безумия, но он держал мою голову трезвой, ведь я видела своей целью тебя. Остальные поддались. — И их с каждым днём больше. — Да. Периодически мы проверяемся у Шинейд — она способна погрузиться в прошлое и увидеть твоими глазами всё, что ты делала, поэтому звонки по работе и почта не в счёт. В остальном средствами связи пользоваться запрещено, возможна утечка информации. Предателей и ослушников казнят тут же, — впрочем, этим они были схожи с Вольтури, ведь те так же бдительно следили за исполнением законов и безжалостно карали в случае нарушений. — Мне это больше не понадобится, — отрезала Эстела. — Только как я вступлю туда, если Шинейд увидит моё прошлое? Ивонна вздохнула. Она поднялась и взглянула в окно, дабы убедиться, что никого не было. — Я сделаю так, чтобы она этого не узнала. С помощью моего дара, о котором Фейты не знают, — не оборачиваясь, ответила она. Ответ привёл в ступор. — Что? Тогда почему они тебя взяли? — Придётся рассказать всю историю с самого начала. — Говори. Она обернулась, не отходя от окна. — Ты знаешь, что меня принудительно обратили приспешники Артура. Я очнулась в неизвестном заброшенном месте с несколькими новорождёнными. Нам внушили, что мы сможем выжить, если научимся контролировать себя, а в первые дни жизни это практически невозможно. Управлять расшатанной психикой обманутых бессмертных и внедрять туда невесть что было проще простого. Поэтому ничего не оставалось, кроме как вступить в клан Фейта. Нас учили первоначальным навыкам передвижения и охоты, чтобы в скором времени определить наши способности. Мои они не сумели обнаружить. Этому не придали особого значения, сочли сбоем в системе, поэтому было решено убить меня. На тот момент клан нуждался только в одарённых. Конечно же, я сбежала от них, Фредерик мне помог. Обоняние и идеальная память меня не подвели. Мне пришлось тебя просто забрать из дома. Я не знала, как мы будем жить дальше, но чувствовала, что именно так я должна была поступить. Скорее всего, меня уже искали, но в любом случае я запутала ищеек. Так вот, когда я убегала от всех, то старалась думать не о том, что нас поймают и уничтожат, а пыталась представить, что творившееся было кошмаром. Вольтури случайно поймали меня на границе с другим государством. Кажется, у них были тогда проблемы с румынами. Но, конечно же, их внимание привлекла бессмертная с маленьким ребёнком — детей обращать строго запрещено. Аро ничего толком не смог вычитать из моих мыслей, так сработал мой дар, заблокировав фрагменты воспоминаний последних дней. Они не имели права навредить мне, так как я ничего не совершала, — сохраняя твёрдость в голосе, она закончила повествование. Прошлое для Эстелы стало открываться с иной стороны: раньше на все вопросы о том, где Ивонна, отвечали молчанием, или же намекали, что она пропала. На деле же с ней произошло столько всего, что человек в здравом уме не поверил бы, пока не убедился своими глазами. И это казалось чем-то недосягаемым для неё самой: столько пережив, они, наконец, оказались вместе. — Ты можешь деформировать себе память? Но если бы они только могли увидеть ту часть прошлого, они бы остановили Фейтов уже тогда, — пробормотала она, переваривая услышанное. — На тот момент мне было несколько дней отроду, я не ведала ни о чём. Представь себе, тебя обратили, потом же решили убить. Едва мне удалось спастись, как появились Вольтури, их я тем более не знала, и они просто разлучили нас. О каком содействии могла идти речь, если со стороны для нас всё обернулось плачевно? Да, я потом осознала, что годы в темнице пошли мне на пользу, но я всё равно сходила с ума. Воспоминания то всплывали, то исчезали, путая разум, а я долго не могла понять, что это был мой дар и его надо развивать. Ушли годы, чтобы расставить в голове всё по местам. Урон я нанесла больше себе, чем им. Тем более Аро в последствии узнал через меня всё, что только возможно. На деле такая череда событий давным-давно могла бы сломать кого угодно. Но не Ивонну. Какие бы противоречивые мысли не возникли у Эстелы с их первой встречи, она чётко для себя осознала, что с ней не страшно пойти дальше. Как же ей было далеко до неё — столько испытаний выпало на Ивонну, но она не позволила себе сломиться, спасла ей жизнь и до сих пор боролась за свободу. Всю ночь они обсуждали всевозможные темы и детали, касавшиеся вступления в клан и обращения. Время пролетело совсем незаметно для обеих. Эстела уже не испытывала той скованности рядом с ней, а Ивонна, воодушевившись её открытостью, не умолкала, рассказывая обо всём и наслаждаясь компанией самого дорогого ей человека. К утру было решено пойти на поиски работы. Этот пункт являлся самым лёгким из списка дел. Впереди были долгие часы скитания по улицам нового города. Забрав документы, Эстела направилась к выходу. Открыв замок, она обнаружила в проёме между дверью и косяком сложенный кусок бумаги. Непонятное её разуму чувство настигло, когда пальцы коснулись шероховатого пергамента. Возможно, последнее время она себя много накручивала, поэтому поспешила подавить негативные мысли. Эстела развернула его — взору открылось то, чего она вовсе и не ожидала увидеть. — Что такое? — Ивонна успела разглядеть напряжение на лице дочери, вызванное лишь клочком бумаги, который она держала в руках. Это было изображение. Виднелись три фигуры: две женщины — одна, одетая в зеленое платье, сидела на согнутых коленях с распростертыми руками, обратив взгляд на лежавшего подле неё юношу. Вторая так же глядела на него, но выражение её лица рассмотреть было невозможно, так как она, практически согнувшись, сидела спиной к зрителю, отчего подол её тяжёлого лилового одеяния сложился в складках. На пустыре не было видно никаких объектов, кроме далёких гор и скал. Лишь огромное солнце освещало героям всё вокруг, оно стояло так высоко и величественно, будто было их светлой надеждой на будущее. Солнечный свет дал женщинам узреть и стать свидетелями, как лежавший в пещере, завёрнутый в саван для покойных юноша воскрес. Сюжет казался Эстеле знакомым. — Откуда это? — вопрос Ивонны отвлёк её от мимолётного любования и созерцания полотна. Ответ она смогла дать не сразу. Эстела перевернула листок в поисках письменных заметок о картине, но в верхнем ряду она обнаружила лишь два слова: «Два дня», — гласила изящная надпись, выполненная перьевой ручкой. — Здесь был Деметрий, — пройдя по периметру коридора, заключила Ивонна. — Что? Это не может быть совпадением, — пробормотала Эстела и снова проверила кусок бумаги с обеих сторон, сфокусировав взгляд на полотне. Сюжет казался едва знакомым, но по манере написания и использованию кисти напрашивался очевидный вывод, что автором творения, скорее всего, был Ван Гог. Она напрягла память и попыталась вспомнить хоть какие-то детали, связанные с ним и его творчеством. Вместе с тем её обрадовал тот факт, что она зря времени в Вольтерре не теряла и совершенствовала свои знания по Мировому искусству. Вспомнился тот толстый томник, в котором была собрана обширная коллекция историй создания известных во всем мире полотен, среди них оказался фрагмент картины, его-то она и держала в руках. — О боже, я поняла, что они хотят нам сообщить, — осенило Эстелу, но мимолётная эйфория от разгаданной головоломки испарилась на смену новой волне тревоги и страха. Деметрий, картина, томник, Вольтерра… Аро сказал, что они найдут секретный способ общения с ней. И они остановились на этом. Ивонна сокращала расстояние до дочери. С каждым проделываемым шагом она понимала, что полученное сообщение — далеко не приятная весть. Эстела в растерянности прислонилась назад к стене и поймала напряженный взгляд Ивонны. Она протянула ей листок и поникши объяснила: — Это «Воскрешение Лазаря», Ван Гог. Они хотят, чтобы я обратилась, и на это нам даётся два дня.