Дурная кровь

Лёгкой поступью Аро и Рената шли по опустевшей улице. Хоть и людей практически не было, оба вампира предварительно насытились. Шествуя, они молчали, раздавалось лишь цоканье каблуков Ренаты. Она тенью следовала за Аро и предпочитала не беспокоить его. К тому же их молчание, затягивавшееся на часы, давно стало нормой. Также негласным правилом Ренаты было не задавать лишних вопросов. Однако в этом не было необходимости: как ей сказал Аро в прошлый раз, они пойдут познавать искусство воскрешения. На его губах залегла горькая усмешка. Он вспомнил своё состояние, когда это воскрешение висело на волоске. Какие только мысли не посетили его в те минуты. Случившееся вынудило открыться затаённым доныне закоулкам души. Аро даже практически признался в этом Маркусу. Да, смертная его до сих пор интересовала, и уже давно не как предмет научного исследования. Но и на пресловутую интригу это было не похоже. Прежде всего, в их отношениях ему искренне нравилось наблюдать и наслаждаться зрелищем в виде смертной, которая с каждым днём менялась как внутренне, так и внешне. Начиная с трапезы в тронном зале и заканчивая сегодняшним в нём зашкаливали эмоции. Особенно растормошили последние события, вознеся его пик отчаяния до высшей точки. Но страдал он недолго. Вскоре после того, как Деметрий поделился увиденным, Аро сопоставил всевозможные факты, доводы Маркуса и, наконец, определил причину неудавшейся инициации. И сейчас, когда он был как никогда близко к истине, подобно утихшей буре, наступило облегчение, оставившее за собой одно-единственное желание: воочию увидеть Эстелу. Ему было интересно, как та себя поведёт, встретив его. Судя по всему, она меньше всего ожидала его здесь увидеть, а если и ожидала, то только из-за страха. Ближе к галерее чутьё овеяло слабым шлейфом её запаха. Что-что, а он не изменился. С каждым шагом он раскрывался сильнее и ощущался отчётливее. Благо, Эстела была далеко от Палаццо дей Приори. Учитывая, что её кровь теперь не представляла опасность, вампирам стало бы труднее справиться со своей задачей. Несомненно, она была столь же прекрасна на вкус, как и её теперешний облик. «Belladonna» — в памяти якорем всплыло растение, которое имеет свойство одурманивать людей. Аро уже давно признался себе, что за последние недели той, с кем он её олицетворял, действительно удалось это сделать: вынудила готовиться к худшему, принять дюжину решений, выстроить ряды гипотез и даже раскрыться Маркусу. Он помнил его предостережения, но как бы брат не говорил о противоречивости их связи, она существовала и была сильна. Внутри не было ни души: как они и рассчитывали, музей закрывался, что шло им на руку. Лишнее внимание сейчас было ни к чему, а если кто-то появится на их пути, Рената прытко управится с ним, заставив обернуться и отвлечься на другое дело. Аро блуждал по огромному залу, но его тянуло подняться на второй этаж. Да, она была там. В нос помимо её запаха ударило множество других, совершенно неожиданных и диковинных: мордан, измельчённый мел, мыло и даже клей. Также Аро померещился ещё один запах. Мужской. Молодой. Сердца обоих размеренно бились. Лишь раздавались тихие разговоры и шёпот. Интересно. Вольтури посмотрел на Ренату, а затем многозначительно перевёл взгляд на дверь, которая ознаменовала вход в зал второго этажа. Та просто кивнула, смекнув, что он будет предоставлен только для него и смертной. Войдя, он обнаружил такую картину: две фигуры были поглощены чарующим занятием — покраской багетной рамы. Зал был заполнен тихими разговорами и звуками того, как кисть, пропитанная специальным раствором, касалась багета. То было целым искусством обмануть время и с помощью красок, пасты или лака замаскировать новые части рамы. Их задачей было максимально сохранить старое, которое априори лучше новой броской потали. Через мгновение парень отложил кисть и отрешённо вышел из зала через вторую дверь, не увидев Аро. Впрочем, и Эстела была столь погружена в работу, да и стояла спиной, что не заметила ни его, ни околдованного Коула. Теперь остались лишь они. Какую-то минуту Аро позволил себе понаблюдать. Размеренный звук вождения кистью, пропитанной пастой, ласкал слух. Рука медленно двигалась, сама Эстела будто качала головой в этот незамысловатый, плавный такт. С этим собранные, переставшие редеть волосы стали переливаться в лучах закатного солнца, которые проникали сквозь высокое окно. Эстела немного обошла рабочее пространство, принявшись за следующее ребро багета, и алые зрачки Аро лихорадочно зашевелились, обхватив всю область видимости: профиль её лица, очертившийся контур коралловых сжатых губ, напомнивших лепестки роз, которые росли у него в саду. Он отметил, что изгибы её женского тела стали чуть более выраженными, нежели раньше — когда она была похожа на живой скелет, обтянутый тонкой кожей. Серьёзный взгляд и складка меж бровей говорили, насколько она была сосредоточена и не замечала ничего вокруг. Видеть её вне оболочек чужих дум было во много раз более завораживающим. Страдания прекратились. Она похорошела. Это была словно другая девушка — поглощённая собственным миром, страстная и увлечённая жизнью. «Невероятно», — подумал он. Видя столь удовлетворяющую картину, на долю секунды у Аро даже промелькнула мысль положить этому делу конец и оставить в покое заслуживавшую счастье Эстелу. Но он не мог такого себе позволить. Вернее, его царящая часть сознания — разумная. Поймав себя в ловушке мышления, Аро ожившей статуей сошёл с места, тяжело зашагав, будто этим он хотел отвлечь, прежде всего, не её, а себя. Стук каблуков стал эхом отражаться об опустевший зал, отчего Эстела распознала в них незваного посетителя. — Мы закры… — только успела она бросить, как воздух в лёгких застыл, и всё внутри неё замерло. Аро приехал. — Вы? — хрипло прошептала она. Он так и видел, как её грудь тихо вздымалась и опускалась, через тёмную материю блузки, рукава которой были закатаны. Аро предпочёл пока не приближаться, позволяя ей осознать, как недавнее прошлое материализовалось перед ней. Впрочем, нуждался во времени и он — чтобы с нескрываемым интересом разглядеть её ещё получше: глаза, с которых сошла дымка тоски, блестели, лицо налилось румянцем, кожа стала выглядеть ещё бархатнее. Губы Аро слегка расплылись в безмятежной улыбке. Тут не было никакой необходимости её касаться, что-то выяснять, если исключить возникший соблазн ощутить на своей коже её. Всё на лицо. Тем временем Эстела, завидев его улыбку, позволила себе расслабиться. Опасаясь, что неловким движением испортит свежее покрытие багета, она опомнилась и положила кисть, принявшись поспешно вытирать руки. Её напряжённый лоб и изумлённые брови опустились в расслаблении. Аро увидел, как она посмотрела на него открытым и благодушным взглядом. В нём пока было мало уверенности, но радость так и читалась в глазах. Как бы ему ни казалось, что он появился здесь «разрушить» идиллию, она была многим ему обязана. Аро предвидел, насколько поменяются чувства Эстелы к концу их встречи. Всё-таки прагматизм брал над ним верх, давая пощёчину воспрявшим спонтанно чувствам. Он предпочёл быстрее начать разговор и теперь уже послушать её. — Ну же, расскажи, как ты здесь оказалась? — с ноткой искреннего интереса спросил он. Эстела заворожённо наблюдала, как тот окинул взглядом обитель искусства, усеянную шедеврами. Аро будто сам сошёл с одного из этих полотен: не видя его так долго, она только сейчас заметила, насколько он был прекрасен — в первую очередь из-за той необычности, что присуща каждому вампиру, а потом из-за полуприкрытых алых глаз. Чёрный плащ выдавал в нём и без того присутствовавший шлейф загадочности. — Я даже не знаю, с чего начать, — честно ответила она. Вряд ли Аро имел в виду конкретно это место. Как бы то ни было, Эстела готовилась к их встрече, составив ответы на предполагаемые вопросы. К тому же Аро не спешил выяснять всё касанием руки. Это успокоило её, потому что, отвечая устно, она собиралась выступить уверенно. — После того, как я получила ваше сообщение, мы сразу поехали в хижину. Ивонна с Фредериком очистили мне кровь и ввели яд. Инициация началась — это я сразу поняла, когда ужасные ощущения меня настигли, — их отголосок, вызванный упоминанием, заставил её съёжиться. — Но что-то пошло не так. Как сказала Ивонна, произошёл конфликт. Кровь отвергла яд, и я очнулась в больнице. Аро слабо кивнул, устремив взгляд куда-то вниз. Всё коротко и по делу. Ничто не противоречило сведениям Деметрия. «Кровь отвергла яд» — Эстела решила завершить речь таким категоричным высказыванием, будто бы это его вынудит назвать всё произошедшее беспрецедентным случаем, и он поставит крест на дальнейших поисках. Аро видел мятежность её духа. Она определённо собиралась отстаивать своё. И хоть исход этого диалога был определён, ему вдруг стало интересно, как Эстела будет вести оборону. — Что ты об этом думаешь? — вопрос эхом отразился о стены огромного зала. Она напряглась. Рассказать, как всё фактически обстояло, было легко, но углубиться в анализ и конкретно в то, как всё оказалось взаимосвязано с эмоциями, — сложнее. Эстела чувствовала, как ласковая беседа, обрастая лозой беспристрастия, стала перетекать в скрытый допрос. Ну, конечно. Она же не выполнила его приказа. Стихийное очарование прошло, разблокировались инстинкты, и она вспомнила о своём главном желании, которое в ней только укрепилось за последние дни. — Разные мысли посещали меня, — Эстела повествовала как можно спокойнее. — Сначала я думала, что в крови осталось немного яда. Но его всё-таки больше нет, я ведь здорова, — с этими словами она осмелилась посмотреть на него. Поджатые губы, полураскрытые глаза делали его выражение лица не поддававшимся разгадке. — Потом мне пришла в голову идея о выработанном иммунитете. Но Ивонна сказала, что таких случаев не было и быть не может. — Вампирский яд сильнее любого другого… — задумчиво констатировал Аро. Эстеле его помыслы были непонятны. Если вначале он удовлетворил своё любопытство, воочию увидев её, то теперь он преследовал что-то другое. Шаги становились медленнее. Аро остановился, а вслед и она. Он вновь окинул её изучающим взглядом, пытаясь увидеть в ней то, чего она не могла понять. — Ивонна предположила, что это дар, — продолжала Эстела, не выдавая волнения. — Но как дар может быть сильнее яда? Тогда часть клана Артура должна была постигнуть моя участь. Аро оторвал от неё взгляд. Он заметил, что её настроение было ожидаемо бойким. С одной стороны, его это обрадовало, так как раньше Эстела была такой слабой и пассивной, что однажды это встало вопросом, когда речь зашла об инициации. Теперь он увидел её волевой настрой, однако он был противоположного вектора. — Что ж, остаётся мне взглянуть на всё это и выяснить, — Аро не стал более оттягивать момент анализа её мыслей. Ему уже не терпелось убедиться в правильности своих рассуждений. Он протянул руку. Этот роковой жест. Сухая белая кисть застыла перед ней античным изваянием: пальцы согнулись в изящном анатомическом загибе, слабые очертания вен и сухожилий очертились на, казалось бы, идеальной коже. Она так ждала и в то же время боялась этого момента. Накануне в её голове много раз мелькали образы того, как она, не колеблясь, подаёт ему свою ладонь, таким образом демонстрируя честность и открытость. Но сейчас… Ей только пришло осознание, насколько опасны были её свободолюбивые намерения и хитросплетённые планы. Рука Аро дёрнулась, уголок рта игриво пополз верх: — Ну же, тебе есть что скрывать? — Мне нет, но… вы меня не поймёте, — заявила она, всё так же держась столбом. — Не пойму? Почему же? Разве есть что-то, чего я не смогу понять? — произнёс он, вкрадчиво понизив тон. Для него это было забавным, а для неё — смертельным. Но раз уж Аро застал её здесь и всё ещё вёл диалог, он не просто понимал её. Это было больше, чем понимание. Да и, с другой стороны, куда деваться? В конце концов, о чём бы Эстела не успела подумать, после того, как он обо всём узнает, её совесть будет чиста. Она повиновалась — Аро в ту же секунду вцепился пальцами в её ладонь, накрыв рукой. На мгновение её переживания даже развеялись: в этом немом допросе чувствовалось, что им руководило желание помочь. Его прикосновение оказалось прохладным, впрочем, как и любого другого вампира, но нежным. Аро удовлетворил свою потребность прикоснуться к её коже, почувствовать тепло и вибрацию от бурлившей в ней крови, которая больше не отравляла её рассудок. А затем он со скрупулезностью ювелира принялся исследовать каждую царапину, скол её алмаза повреждённого разума, виной которому была отрава, скрывавшаяся долгое время в теле. Это был не тот случай, когда ненужные сцены и невзрачные с первого взгляда мысли можно было отбросить. Каждая фраза, помысел и потёмки бессознательного — всё это имело значение. И, как он ожидал, они нахлынули на него потоком: в голове всплыл целый список мыслей, посетивших её, когда она искала утешение, представляя, как можно было бы избежать инициации — начиная с надежд на крушение самолёта до обдумываний попыток перебраться в другой конец страны, чтобы её никто не нашёл. Первая встреча с Ивонной прошла душераздирающе тяжело, — Аро сжал челюсти, — это была его вина: он предпочёл до последнего скрывать от неё факт того, что яд был введен её матерью. Ивонне всё же удалось пошатнуть её отрешённость и апатию. Эстела начала волей-неволей мириться с судьбой и принялась даже физически готовиться к инициации, идя на неё с одной надеждой, — она поможет ей хоть немного измениться внешне в лучшую сторону. На моменте инициации ей слышался зов, который потом будет сниться в кошмарах в период восстановления. Со всеми усилиями Эстеле удалось встать на ноги. Абсолютно здоровой, её жизненная сила раскрылась сильнее, отчего она пошла во все тяжкие. В результате чего они сейчас находились здесь. И до сих пор она тешила надежду выйти из игры. Подтвердив свои догадки, Аро остался довольным, что всё совпало, но вместе с тем им овладели отчаяние и разочарование. Здесь одним укусом не удастся добиться её инициации. Придётся применить все дипломатические уловки и тактики, чтобы разубедить Эстелу. Оторвав ладонь, он поймал её ожидающий напряженный взгляд. — Я смотрю, ты успела о многом подумать. Об очень многом, — изрёк он. В глазах плескался ледяной огонёк. Так же и с голосом — перемешалась толика упрёка и принятие отчаявшегося родителя. Но чего он хотел? Это были её искренние нерафинированные мысли — полные в своём объёме и естестве, которые с каждым днём укреплялись в ней. — Но ведь вы теперь убедились, что я не уклонялась от приказа, — сказала Эстела, зацепившись за эту правду, как за спасательный круг. Аро не спешил с ответом. Они по-прежнему стояли в центре зала, где свидетелями их разговора были изображённые герои картин. — Хорошо, что дальше? — с нарочитой учтивостью спросил он, будто бы предлагал ей выбрать блюдо из меню. — По твоему сценарию я должен теперь тебя отпустить, а не поступить по закону? Только потому, что иначе Ивонна с Фредериком выступят против нас? Она нервно отвела взгляд. Ей хотелось спрятать ладони, убрав их за спину, но она не сделала этого. — Материнский кодекс утвердили для женщин, оказавшихся в безвыходном положении, и их детей. Также этот кодекс служит и для нас — без него мы грозимся расплодить бессмертных младенцев, а с ними и другие проблемы, — заговорил он тихим голосом, готовясь выделить последнюю фразу строжайшим тоном, в котором слышался металл. — Но не для того, чтобы помилованное повзрослевшее дитё взяло ситуацию под свой контроль. От этого по позвоночнику прошлась дрожь, лёгкие пробил озноб — как будто стало страшно вдохнуть. — Не стоит недооценивать силу Вольтури. Что бы с тобой ни произошло, Ивонна и Фредерик всё равно бы содействовали нам. В клане есть вампиры, которые могут управлять нашими желаниями и порывами. Неужели ты не обратила внимание, что в этот зал никто не заходит? Это только потому, что за дверьми стоит та, кого я об этом попросил. Говоря это, Аро понимал, что он отчасти переоценивал силу Ренаты, Челси и Корин, но в эту минуту им овладевал собственнический гнев — очень знакомый, но он не мог понять, когда он испытывал подобное? В этот миг Эстела давно была поглощена обжигающим стыдом и беспокойством за смелость, оказавшейся мнимой. — Так же и с ними. Один импульс, и оба будут сражаться с нами. А твой уход… Ивонна может потосковать, но с ней всё будет в порядке, — отрезал он, зная, что та не ожидала такого варианта развития событий. — Она станет как Маркус? — вырвалось у неё непроизвольно. На миг Эстела пожалела о сказанном, но тут же опомнилась: он и так знал всю её подноготную и, возможно, вскоре убьёт за это. Ей не хотелось представлять, что случится в ближайшее время, и вместо того, чтоб молить Аро о чём-либо, она нашла силы только сказать: — Ходячей оболочкой? Я знаю, он говорил мне, что потерял жену. Аро поджал губы. В этом она была права. Вечность вечностью, но стоило отобрать то, что вампир любит, его с лёгкостью можно было сломать. Об этом он знал не понаслышке. Её мысли о хрупкости мира бессмертных откликались ему — для вампира не было ничего страшнее зависимости в ком-то. И поэтому он был начеку. Как бы он не пытался спасти Маркуса, которого сам же практически убил, каждый день он мантрой повторял: никакой дар не поможет залечить душевные раны от потери вечности. Если только не стать безразличным прожжённым типом. Но как таким возможно было стать? Изредка его посещали мысли о возможности ослабления чувств вампиров, но такого лекарства он ещё не нашёл. — Не все страдают, как он, — промолвил он, вспомнив Артура Фейта. Возможно, он тоже не раз задавался этим вопросом и осознавал, что слабость мешала ему в правлении, и поспешил таким неординарным способом избавиться от обузы в виде Кармиллы — этот поступок до сих пор будоражил его. — Супруга Маркуса — моя сестра. Порой я вспоминаю Дидим. И, как видишь, со мной всё в порядке, — решил он поделиться с ней. Возможно, ему хотелось сместить фокус внимания Эстелы с того, что потеря вечности сравнима с катастрофой, на потерю просто близкого человека. Услышав это, её брови сдвинулись в удивлённо-сочувствующем выражении. — Я не знала, что у вас была сестра… — выдала она, опешив. Кажется, Эстела даже представить себе не могла, что когда-то у него она была. Он тут же подумал, как на неё обрушился поток вопросов: какой была Дидим, как выглядела? Что произошло? И тут Аро понял, откуда в нём пробудился этот собственнический гнев. Дидим тоже когда-то просила освободить её. Зацепившись за это, он принялся мысленно сравнивать их: обе эмоциональные, мятежные, искавшие своё, но так трепетно любящие своих близких. Конечно же, были в них и отличия. Дидим, став бессмертной, удалось сохранить в себе ту наружную теплоту, что свойственна людям, а не им, мертвецам, благодаря её мягким чертам лица. В её духе было заряжать озорством брата, что иногда он задумывался: способен ли человек без остановки прожить с таким настроением много лет? Её, как она называла, милым развлечениям был присущ безумный риск. Иногда она игралась с жертвами, притворяясь то ли русалкой, то ли сиреной в море, маня из либурн юношей в свои холодные скользкие объятия. Аро думал, что со временем озорство сестры пройдёт, и этому давно настала пора — им предстояло проделать многое, перед тем как стать самыми могущественными среди себе подобных, что было невозможно без самоконтроля и чётко расписанных правил. К счастью, озорство угасло, от него осталось лишь лёгкое пламя, как только к их сплочённой семье присоединился Маркус. Рядом с ним Дидим становилась спокойной, счастливой. После недолгого путешествия в Карфаген, где Аро познакомился с Кайусом, который примкнул к ним, было решено основаться подальше от Вечного города, избрав свой центр правления — Велатрию, которую позже нарекут Вольтеррой. Все были взволнованы, но воодушевлены. Если раньше их компанию можно было сравнить с небольшой кучкой кочевых плебеев, то сейчас их общество приобрело статус первородного семейства, которое должно было зародить их династию. Правда, никто тогда не знал, что вампиры не могли рождать наследников, но это было не столь страшным — судя по тому, что они и сегодня были у власти. Из всех них не было в живых только Дидим. Он хорошо помнил тот день, когда принял то роковое решение. Их последний разговор на лугу. Её милую улыбку. В районе солнечного сплетения он ощутил воронку, которая собиралась поглотить его в пучине разрушительных воспоминаний. — Аро, — мягкий голос прозвучал гладкой рябью в его сознании, — мне нужно тебе кое-что сказать. — Да, сестра моя, — вкрадчиво улыбнулся он, заметив лёгкое напряжение на её лице. Последние две недели Аро наблюдал её странное поведение, но не придавал этому особого значения. Дела во дворце были гораздо важнее. — Ты знаешь, Маркус попросил мою руку и сердце. — Да, — кивнул он, отчего с виска соскользнула чёрная прядь. — И ради этого ты меня сюда позвала? Она усмехнулась. Вопрос был задан слегка разочарованным тоном — удалось хотя бы раз отвлечь брата от неотложных дел. Он наблюдал, как у неё, оживлённой, глаза излучали блеск, от усмешки исчезли невидимые зажимы в горле — даже такая мимолётная перемена вселила в него свою дозу блаженства. — Тебя так трудно поймать. Мы с тобой давно не гадали, — съязвила Дидим, как обиженная сестрёнка, которую не брали с собой играть. — Хочешь погадать на судьбу? — По старой доброй традиции. Они сплачивают. В то время гадания были неотъемлемой частью жизни римлян даже на государственном уровне. Дидим сетовала, говоря, что женщин не брали в священный круг авгуров — жрецов, проводивших обряд гаданий. Аро шутил, что та долго не протянула бы, ведь те назначались на всю жизнь. Тогда оба стали пробовать разные способы увидеть будущее: по манере полёту птиц, погоде, сновидениям (когда они были людьми) и даже случайно выроненным фразам, служившим явным знамением. Может, сегодня Аро не стал бы прибегать к таким способам, предпочтя им одарённого провидца, но в таких занятиях он видел смысл. Благодаря им было возможно разгрузить ум и на миг отключить холодную логику. Иногда это приносило радость — если благому предсказанию предстояло свершиться. В тот день их настигло два предвестья. Первое, когда на протяжении их прогулки они обнаружили откладывающую яйца костяную змею. — Смотри, это явно хороший знак, — воскликнула она, тряся его за плечо. — Наверное, мы после свадьбы уедем отсюда. — Кажется, ты неверно трактуешь, — мягко возразил он. — Может, к нам ещё кто-то примкнёт? — Аро, — она развернулась в его сторону, прижав ладонь к его фарфоровой щеке. — Я уверена, что завоюешь то влияние, о котором так мечтаешь. Но мы с Маркусом будем жить отдельной семьёй. Заявление прошлось по нему ударом грома. Он не мог выдать ни слова, а только поражённо обхватил её ладонь руками. Выйдя из водоёма её мыслей, ему, наконец, удалось найти слова: — Вы всё уже давно решили. Нет, ты решила, — с отрешённым взглядом промолвил он. Однако от Дидим не ускользнуло то, что тот был разочарован. — Почему ты злишься? В нашем браке нет греха, — на её лбу образовались дугообразные морщины, в глазах усилилось изумление. Аро выдохнул, убрав её ладонь с лица. — О, сестра, — протянул он, не отрывая взгляда. — Конечно же, нет. Грех будет лежать на моих плечах, если я сделаю неверный шаг и разрушу твою судьбу. Дидим в недоумении усмехнулась. Брат? Как же он мог ошибиться? Ведь не ему предстояло жениться и далеко уехать. В ту минуту её смех вселял крохи счастья. В голове моментально возникли варианты дальнейших действий, но все они вели только к одному. Смотря на эту невероятно прекрасную снаружи и слегка безумную, впрочем, как и он сам, внутри сестру, ему приходило осознание, как тяжко ему будет в будущем. — О чём ты? — Как же ты не понимаешь? Ты — единственное, что у меня есть. Мы вместе росли, вместе обрели бессмертие, и теперь, когда миру предстоит узнать о нас, ты решила вот так меня бросить? — Аро, если бы ты знал, как мы любим друг друга… — Покидая наш дом, ты беспрекословно станешь его и только его, — заключил он сурово. Хотя Аро не сомневался в лояльности Маркуса, заявление было небеспочвенным для того времени. У женщин практически не было никаких прав, они всецело зависели от мужчин. — Только брат может так рьяно оберегать любимую сестру. Но мы уже давно приняли это решение, — голос Дидим приобрёл твердость. Она очень этого хотела. Они оба настолько были увлечены друг другом, что готовы были бросить едва устоявшееся положение клана — вот так. А впереди ожидались встречи с несколькими ковенами, подтверждение их намерениям мог найти лишь Маркус. — Хорошо. Я знаю, ты не ошиблась в своём выборе. Изумительная улыбка появилась снова, обескуражив его. Если бы он знал, чем будет чревато её обращение, он бы позволил ей состариться и умереть. — Ты даёшь нам добро? — она всё ещё наивно думала, что эта выходка так просто обойдётся дозволением. Аро молчал, вглядываясь в заискрившиеся от счастья глаза сестры. В них же он видел собственное отражение. Пальцы его рук потянулись к собранным волосам и развязали шёлковую ленту цвета сажи. — Ты говоришь, традиции сплачивают. Позволь мне свершить один сакральный жест, — кивнул он на её запястье. Дидим изумилась, но протянула ему руку. Она не знала, что тот собрался сделать, но её доверие к нему было беспрекословным. Оба их родителя были давно мертвы. Бремя заботы о сестре лежало на его плечах. Они вместе росли, затем после недолгого отсутствия Аро вернулся и подарил ей бессмертие. Однако их путям предстояло разойтись: его интересовали мировое господство и порядок, а её совершенно другие вещи. Саму Дидим, даровавшей счастье, накрыло: момент был трогательным и священным. Он обозначал её отделение от брата и присоединение к новой семье. — Ты знаешь, какую слабость я питаю к обычаям, — лента обвила её запястье, — невесте завязывают талию геркулесовым узлом, дабы её брак был таким же прочным, а любовь — вечной. Увы, подходящей длины тесьмы у нас нет, но я восполню это прочностью узла, — его пальцы ловко выполняли механизм замысловатой завязки. Завершив спонтанный обряд, Дидим не удержалась и обняла брата. От трогательности и противоречивости момента он сам вздрогнул, и, чтобы скрыть это, его руки обвились вокруг неё, ладонь накрыла её затылок. — Но я всё равно буду любить тебя, — промолвила она, растрогавшись. Он молчал, глотая каждое её слово. Его взгляд застыл на том змеином гнезде, что осталось позади них. Разве не это ли предательство? Они собирались покинуть их, а значит, сложить все полномочия. Так нельзя. Без Маркуса им не выстоять. Вскоре ему послышался свист, который с каждой долей секунды становился громче. Ястреб на лету выхватил яйцо, практически не коснувшись земли, и стремительно улетел прочь. Решение было принято. Проведя по её смоляным волосам, он шепнул ей в ухо: — Я тоже всегда буду тебя любить. Через несколько дней она пропала. А потом нашли её останки. И только каким-то чудом на запястье уцелела та лента. Благо, дым и гарь избавили её от запаха хозяина. Но этот запах навсегда впитался в него самого, вторгнувшись в его существование. Он окончательно обозначил его падение, как человека, и возрождение, как сурового государя. Отныне Аро был осторожен, но он так и не изменил своей излюбленной привычке забирать себе всё, что ему казалось нужным, или забирать то, что ему просто захотелось оставить себе. Он силой отмахнул воспоминания об этом эпизоде. Образ сестры развеялся, но вместо него перед ним предстала другая отдушина. И сейчас он пытался разобраться: стоило ли проявить осторожность и не идти на риск? Разумный Кайус возразил бы, сказав, что есть закон, а значит, и обязанности, а речи чуткого Маркуса были совершенно о другом. Интуиция же Аро находилась на этом перепутье. Трое сильнейших бессмертных вонзали свои клыки в её кожу: один хотел насытиться, второй — умертвиться, третий — спасти. И все они должны были давным-давно сделать её бессмертной. Да, Аро всё сопоставил и вычислил, почему ничего не вышло, но, вглядываясь в глаза Эстелы, обдумывая её мысли, он задался вопросом: а не это ли какое-то предостережение? Предсказание Элис сбылось — она оправилась, как человек, но как сложится её жизнь, стань она бессмертной? — Да, её с нами давно нет, — выронил он, отойдя от своих размышлений. Слишком уж он далеко с ними ушёл. Было глупо сравнивать этих двух девушек, пусть они и оказались в похожих ситуациях. Дидим просила Аро о разрушительной свободе — без Маркуса они не смогли бы обрести сегодняшнего влияния. Свобода, которую просила Эстела, представлялась иллюзорно притягательной и туманной из-за её сущности. Собственные порывы так затуманили её рассудок, что она позабыла об окружавших её людях. — Ты говоришь, что, лишившись тебя, Ивонна пострадает, но ты и так её к этому готовишь. Эстела выдохнула. В голове всплыл лишь один вопрос: почему Аро до сих пор вёл с ней переговоры? Если уж она так провинилась, ему давно следовало её убить — хоть здесь, ведь у него на то были помощницы. Но он же был прав. Она прекрасно знала, как это сломает Ивонну, и фактически уже начала её ломать. Можно ли было найти этому оправдание, если она была так уверена в «правильности» происходящего? — Если бы я знала, что ей смогут помочь, может быть, я нашла бы другой выход. Пыль минутного раскаяния развеялась, собственнический гнев вновь охватил его дух. — Нет, ты решила, что я тебя вот так отпущу, — с его уст эта фраза прозвучала чувственно. Аро склонил голову, словно предавшись нелёгким раздумьям, а затем неожиданно для неё выдал: — Хорошо, — отрезал он, отчего у той непроизвольно напряглись тяжи на шее. — Я оценил твой план. Стирание памяти — блестящий способ выйти из игры. Но раз уж мы подошли к этой теме… Ты готова вот так позабыть обо всём? Тем временем Эстела наблюдала нетерпение Аро, но на его вопрос не тянуло ответить банальным «да». Что-то в этом было не так. — Ивонну я навряд ли полноценно забуду, потому что и до этого у меня были обрывки воспоминаний с ней. — Нет, ты забудешь всё, — возразил он холодным тоном, поражаясь её упрямости. Повисла напряжённая пауза. Всё это казалось безумием. Ей не верилось, что он вот так собирался поступить, отпустив её, — она решила сказать правду: — Я большую часть жизни жила, думая, что её нет в живых. Но я всегда чувствовала, что её пропажа была странной. Может, я буду, как и раньше, подсознательно верить, что на этой земле живёт женщина, которая дважды меня спасла. Но вы… — её голос оборвался, так как она не знала, как продолжить то, что она собиралась сказать. Аро был готов слушать. Эстела вновь вспомнила, что мгновением ранее тот всю её прочёл, как книгу, и от этого ей стало чуть легче подавить в себе предрассудки: — Вы же тоже меня спасли. О вас я не готова вот так забыть. И говорю это только потому, что сами это прекрасно знаете, — произнеся это, она почувствовала странное облегчение, потому что Эстела никогда не могла себе представить, чтобы она вот так напрямую заявила о своих чувствах, вместе с тем осознавая, что Аро и так всё о ней знал, что было не менее странным. Вряд ли она смогла бы признаться в таком другому мужчине, потому что он не знал, что у неё в голове. Губ Аро коснулась полуулыбка — это превратило облегчение в упоение, которое она старалась скрыть. — Брось. Ты живёшь так, будто уже обо всём забыла, — прошептал он. — Я знала, что за мной придут, и предпочла пусть даже на такой короткий срок, но пожить, как нормальный человек, вернуть то, что упустила. Но да, — она выдохнула, — я, правда, почти забыла про Палаццо, убитых туристов. Но про вас я никогда не забывала. Поиски, исследования, встреча с Ивонной — это всё благодаря вам. Все решения принимались вами. И сейчас я оправилась от прошлого. Никогда не думала, что этим мрачным дням придёт конец. Иногда одолевали мысли, что скоро жизнь оборвётся. Но теперь всё так сильно поменялось. Я не обрела бессмертия, но стала абсолютно здорова. О чём мне думать, кроме того, чтобы оставить всё как есть? Слушая это, Аро вспомнил цитату Маркуса. Неужели Галатея заговорила, как тот и предсказывал? Монолог не мог не тронуть его, однако его решение было непреклонно. — Прекрасно слышать такие слова, — особенно после того, как его накрыли воспоминания о Дидим — они были бальзамом ему на тленную душу. Но такие слова не рождались от простой прихоти. Аро ведал, что её душа была изранена после болезненного разрыва с отцом. Он отдавал отчёт, что воспользуется этим. Проявит заботу вместо Томаша, поможет ей во всём до конца разобраться. Хоть отчасти он действительно хотел этого, сейчас им двигало чувство собственности, жуткое любопытство и корыстный интерес. Аро сглотнул, прежде чем продолжить: — Но раз уж ты решилась на откровенность, я тоже не отмолчусь. Твоя неудача не оставила меня равнодушным. Пока ты не оклемалась, я радовался только одному — тому, что ты жива, — он поймал её поражённый взгляд, в котором читалось изумление с удовлетворением. — Но я не стал на этом останавливаться. И теперь, собрав все факты воедино, я смело могу тебе заявить, что, несмотря на произошедшее, ты всё же способна обрести бессмертие. А теперь изумление перетекло в ошеломление, заставившее округлить глаза. Аро оставался невозмутим, хоть и заметил, как в них промелькнула горестная искра, словно у того щеглёнка из картины голландского художника. Конечно же, он уловил и эту отсылку в её мыслях. Ему придётся для неё стать тем, кто наденет эту золотую цепь. — У меня не получилось в первый раз, почему должно выйти иначе теперь? — едва смогла вымолвить Эстела. Он обхватил её за плечи, отчего она ощутила сначала соприкосновение ткани с кожей, а затем холод. Но это был не тот холод в обычном его представлении: пронизывающий, невольно напоминающую смерть, а другой. Приятный, от которого в груди что-то трепетало и по затылку бегали мурашки. — Если я тебе скажу, что на этот раз получится, ты мне поверишь? — он слегка наклонился, их лица оказались на одном уровне. В последний раз столь тесный контакт у них был в темнице Палаццо, когда он стирал с её щёк слёзы. А обстановка всё больше возвращала туда. Эстела замерла в тупом молчании, не отрывая от него взгляда. Казалось, пламя в его глазах скоро захватит и ее саму. Конечно же, она верила и готова была внять каждому его слову. Но вместе с тем интуиция подсказывала, что кошмар снова надвигался на неё. Вспомнились влажные стены старого палаццо, головокружение от затхлости подвала, ультиматумы Аро в пользу инициации. Опять… — Сядем, — кажется, он и сам догадался, как у неё в том подвале тряслись колени, что поспешил предложить сесть. Аро заслонкой остановил поток терзающих рассуждений и интуитивных порывов одуматься и сконцентрировался на своей речи. Она должна была окончательно разубедить её в своей правоте. — Я долго размышлял, почему с тобой такое произошло. Этому содействовала совокупность факторов, — начал он. — Да, на физическом уровне ты не избежала инициации, но если заговорить о ментальном? Ты ведь абсолютно не желала этого. Твои мысли были только о том, как выйти из этой западни. И хоть ты идёшь в ту хижину, ты до последнего думаешь, что хотела бы стать свободной. Когда Ивонна очистила кровь, к тебе по-настоящему пришло осознание, какой на самом деле ты должна была быть. Придя в себя, ты быстро восстанавливаешься, начинаешь экстренно наслаждаться жизнью, чувствуя, что вскоре этому придёт конец. И поэтому ты подготовила варианты решения проблемы, взяв на заметку дар Ивонны. Я уже молчу, что ты переходишь границы и, пользуясь её чувством вины, уговариваешь применить дар, чтобы обмануть директора галереи. Ты не всегда была такой хитрой и проворной. Неделями ранее ты была апатичной и практически желала смерти. Становишься всё больше похожа на мать. И чем-то ваши таланты схожи. Она резко повернулась в его сторону. — Тебе однозначно что-то передалось от неё. Правда, я пока не могу объяснить, что именно, но ваши дары проявились ярко в желаниях, импульсах. Ивонна не хотела вредить своему рассудку после принудительного обращения, когда шла тебя забирать, — она временно позабыла о тех неприятных моментах. Спустя десяток лет ей нужно было незаметно ввести в тебя яд, не заставив ни о чём не подозревать, — ты запомнила то мгновение сном. Работа её дара напрямую связана с памятью, сознанием и воздействием на него. Всё, что тяжело переживается или не следует знать, легко замораживается в памяти и прячется где-то в закоулках души. Стало быть, будучи человеком, у неё были к этому наклонности, которые могли передаться по наследству, например тебе, пусть и не полностью и в иной форме. Ей пришлось тренироваться. Она научилась забывать, то есть покрывать пеленой нежелательные воспоминания, таким образом однажды спасши тебя и себя. Что касается твоего случая… Будет слишком банально, если я скажу, что ты не захотела становиться вампиром и поэтому ты осталась человеком, — ухмыльнулся он. — Начнём с того, что долгие годы твой организм пребывал под воздействием яда Фредерика, или, как его называют, КФР. Из-за долгого контакта с ним твой дар подавлялся. По идее он и так был подавлен, как и у любого смертного. Атака ядом практически ввела его в спящий режим, а также выявила теневую сторону дара — твой разум сильно пострадал, ты стала апатична и слаба. Помнишь, как ты обдумывала возможность попробовать эвтаназию? Я думал, это шок от внезапно свалившейся на голову правды, но я ошибался. Единственное, что осталось от твоего дара, это слабый импульс, зернышко мысли, что любое воздействие на твой организм, в твое тело — зло. Неважно, под какой обёрткой тебе его преподнесут, ты должна сказать этому «нет». Поэтому в один момент, осознав, что лечение не приносит пользу, ты решила от него отказаться. Потом же стоило мне упомянуть про инициацию в первый раз, как это было воспринято в штыки. И твой дар заработал по-настоящему именно в момент, когда тебе очистили кровь. Естественно, спектр его воздействия усилился, и он отразил вампирский яд, а потом позволил тебе быстро восстановиться. Она внимательно его слушала, схватывая всё на лету. Информации действительно было слишком много, чтобы её полноценно осознать, но на удивление воспринимать её было намного легче, чем в предыдущий раз. — Выходит, это мой дар пытался меня уберечь? — Твой дар и разум работают в тандеме. Вы поддерживаете друг друга. Да, он тебя оберегает, но вектор задаешь ты. И, как видишь, в тот раз ты выбрала не совсем то… — произнёс он вкрадчивым тоном. Эстела поджала губы, призадумавшись, и после некоторых размышлений выдала: — А может быть, я была права? — она глянула на него украдкой. У Аро не было желания упрекать её в упрямстве и бессмысленной настойчивости. Потому что она была оправдана. Эстела была права, и Маркус говорил об этом. Но сейчас речь шла не о моральных порывах, а о долгосрочных перспективах. — Как же? — выдохнул он. — Ты практически дышала на ладан, как ты смеешь утверждать, что была права? — спросил он поражённо, зная, что та однозначно приведёт сильный аргумент. — Если бы я вняла зову и обрела бессмертие, я была бы в своей самой худшей форме. Вы забыли, какой ужасной я была? — невозмутимо заявила она, немедля с ответом. Аро покачал головой в знак того, что ему больше нечем парировать. — Эстела… — впервые произнёс он её имя, запрокинув голову и взглянув на неё из-под полуприкрытых век. В этот момент она могла различить каждую ресницу на его глазах — они были похожи на тонкие мазки, сотворённые лёгкой рукой художника. — Поверь мне, вся красота лежит далеко не на поверхности. Твоя борьба, твой путь и становление — вот, что поистине завораживает, — промолвил он. Она неотрывно смотрела в его алые глаза — такие же завораживающие, как плещущее в бокале вино. Аро умел одурять. Но как бы ей не хотелось подвергаться сомнениям, особенно вспоминая взгляд, когда он впервые увидел её после недавних метаморфоз, кажется, Аро говорил без напускной искренности. Повидавшего многое вряд ли можно было его удивить банальной красотой. Эстела же не знала, что на это сказать. Для неё проблема с обликом стояла остро, она была даже важнее, чем инициация. И если Аро предпочитал в ней видеть глубину, а не только внешнюю оболочку, то для неё слово было больше, чем похвалой. — Я едва верю, что скелетом я бы нравилась кому-либо ещё. Но спасибо, — тихо произнесла она. Еле заметная улыбка тронула его губы. — Я уже уяснил, что в вашем роду женщины всегда получают то, что хотят. Он вспомнил Ивонну, которая пошла на многое, чтобы добиться своего. И результат её изменений — от обезумевшей из-за собственного дара отчаявшейся новорождённой до высокопоставленной сотрудницы клана с сильным даром, сумевшей вернуть свою дочь. Видимо, та собиралась пойти по её стопам. Что ж, учитывая сегодняшнее положение дел, это было возможно. Потенциал в ней был. — В этот раз ты не будешь отвергать зов, — твёрдо изрёк он, перейдя, наконец, к желанной части их беседы. — Зов? В моих мыслях вы тоже его распознаёте именно как зов? Я его слышала в кошмарах. Из-за него порой казалось, что я схожу с ума, — раз уж вся их беседа была посвящена разбору полётов и падений, она решилась озвучить свои догадки. — Способности у всех проявляются по-разному, ощущаются, соответственно, тоже. Кто-то их видит, кто-то чувствует. Ты, стало быть, слышишь и ощущаешь в подсознании. К тому же… — протянул он, достав из кармана репродукцию Ван Гога «Воскрешение Лазаря». — Он ведь тоже слышал зов. Как ты трактуешь её смысл? Эстела вновь окинула взглядом бумажную версию полотна, что лежала на его колене. — Я видела разные исполнения этого сюжета. Но вы выбрали то, которое изображено без Иисуса Христа, а ведь воскресил его он. На бумаге действительно были изображены лишь три фигуры: две женщины, склонившиеся над телом, коими являлись Мария Магдалина и Марфа, и сам воскресший Лазарь. Высоко возвышавшееся яркое солнце тоже было свидетелем этого чудесного события. А Лазарь чертами лица и рыжей бородой напоминал самого Ван Гога. — И? — Я понимаю, что реализовала не совсем то воскрешение. Может быть, это было неизбежно? — Будем считать, что ты поняла смысл картины по-своему, — он убрал репродукцию в карман и медленно встал, — и добавлю: форсируй свой накопленный опыт. В твоём случае обращение будет являться последней ступенью для полноценного завершения инициации. После неё ты станешь ещё сильнее, будешь способна зажить по-другому. Работать над собой так же придётся, но я думаю, ты не будешь долго размышлять, учитывая обретённые ценности и радости жизни. — Я заинтересована в этом, — она встала вслед за ним, — но не могу отделаться от чувства, что я вновь обрекаю себя на муки. Притом не физические, а те самые — будто я… — её лоб напрягся, ей было трудно описать всё словами. — После того, как начала прислушиваться к себе, опять предаю себя. Аро понимал, о чём она говорила. Тысячелетний опыт подсказывал, что Эстела принадлежала к тому типу вампиров, которым обращение даётся особенно тяжело. К таким принадлежит, например, Джейн: испытав на себе много боли, будучи человеком, она сохранила её в качестве дара, оставшись холодной и суровой. Любимец Алек, испытав на себе то же, что и сестра, предпочёл выключить все чувства, чтобы окончательно не сломиться. Фредерик, обладатель убивающего яда, тоже, скорее всего, входил в этот список. Несмотря на то, что их дары стояли на вершине пьедестала, на их обладателях был наложен отпечаток боли, страдания, принуждения. Принуждения. Где-то в глубине закралась мысль, что он играл с судьбой. Аро вновь мысленно одёрнул себя. — Послушай меня, — начал он хрипло, — человеческий организм не настолько сильный, чтобы часто терпеть поражение ядом. Предашь ты себя, сделав эту инициацию последней, — на секунду его глаза полыхнули искрой. — В конце концов есть те, кто верит в тебя и ждёт. Когда мы были у Калленов, Элис предсказала, что твоему отчаянию однажды придёт конец. Поэтому на самом деле ты близка к внутренней свободе как никогда. Она тихо выдохнула. У неё больше не было доводов. — Ивонна знает? — Да. Мы уже обсудили с ней. Ты не будешь примыкать к Фейту, — невозмутимо произнёс он. Конечно же, он не собирался идти настолько далеко, чтобы отправлять её в логово врагов. С его стороны было опрометчиво считать, что, пригрозив вступлением к Фейту, он быстро приведёт её в себя. Эстела в изумлении подняла брови. Спросить «когда вы успели?» она не решилась. В конце концов сегодняшняя беседа показала, что всё это время она жила в ловушке мнительной уверенности, а Аро, выходит, вновь даровал ей шанс. — Машина тебя ждёт, — сказал он перед тем, как выйти. Она осталась одна. В этой кромешной тишине ей хотелось только сглотнуть и тяжело хлопнуть веками. Хорошо. Она пойдёт на это снова. Аро подтвердил, что так или иначе дар её оберегал. Но на этот раз придётся мыслить по-иному и думать только о благоприятном исходе событий. Эстела заранее старалась отогнать мысли о том, чем она заполнит вечность, потому что, скорее всего, ей придётся отгородиться от людей. Покинуть эту галерею. Досада начала разъедать её изнутри. Лучше бы он оставил пункт о вступлении к Артуру… Она вспомнила об Ивонне. Значит, Аро успел к ней наведаться в хижину, или Деметрий помог выследить её, пока та ехала в штаб? Ей тут же захотелось с ней увидеться, поговорить. Просто переварить эту новость вместе. На миг сердце заликовало оттого, что у неё был кто-то, с кем она могла осмыслить происходившее. Раньше ей приходилось все переживать одной, что было морально тяжело. Наверное, та тоже её очень ждала. Забыв обо всём, Эстела бросилась вон отсюда и, спустившись по лестнице, натолкнулась на поднимавшегося Коула. Заметив её сбившееся дыхание и бешеный взгляд, он спросил: — Всё в порядке? Она остановилась, переведя дыхание. Фактически это их последний разговор. Несмотря на то, что её небольшая деятельность в галерее скоропостижно подошла к концу, толком не начавшись, она была рада, что совершила такой рывок. Размышления о том, как изменилась бы её жизнь, не случись сегодняшнего разговора, пытались накрыть ее чёрной волной, но она их контролировала. Меньше всего хотелось попасть в уязвимое расположение духа. Сейчас нужно было идти дальше. Одно точно радовало: с ней действительно было всё в порядке. А ведь временами казалось, что она медленно теряла рассудок. Аро досконально во всём разобрался. В груди до сих пор расплывалась едва ощутимая нега от осознания, что тот был так чуток и внимателен к ней. Теперь следующий шаг ожидался от неё. Придётся навсегда покинуть пределы этой галереи, как бы ей не хотелось оставаться. Коул только приходил в себя после нахождения в прострации. С его и без того туманных серых глазах сошла дымка то ли очарованности, то ли отрешённости. Кто же так поработал над ним? — Да. Просто договорилась сегодня уйти чуть раньше, — отрезала Эстела, не выдав в голосе волнения. Это уже был хорошо отработанный навык. Но подыгрывать необходимости не было. Коул не обратил внимание на брошенные слова, а только растерянно оглянулся. — Странно. Я почему-то забыл, зачем спускался. Её рот наигранно скривился — он и не вспомнит. — Может, потому что ты обнаружил, кхм, — она едва не сказала «помощницу Аро», — одну девушку? У того мгновенно разожглись глаза. — Ты тоже её видела? Ты обратила внимание на её… — он не мог подобрать подходящих слов, но, видимо, вампирша на него оказала огромное впечатление. — Что? — Ну, она… устрашающе красива. Я никогда не видел настолько… — О боже… — прошептала Эстела с укором, но затем вспомнила, что испытала, увидев сегодня Аро: она на миг потеряла бдительность; а то, как неотразимость Ивонны часто приводила её в восторг… Коул же впервые в жизни увидел бессмертную. Его огромное поражение, которое он даже не смог утаить, можно было понять. Если бы он только знал, что было бы с ним, окажись перед этой же красавицей где-то в лесу. — Береги себя. За все время, что Эстела проработала здесь, она мало что знала о нём. Ей только удалось обратить внимание на то, что директор музея и он носили одинаковую фамилию, и чем-то оба внешне были схожи. Она никогда не спрашивала его об этом, и тот не спешил делиться. Однако в этом не было необходимости — судя по тому, как порой ей бросалась в глаза его непринуждённость на грани заносчивости. Но сейчас это не играло никакой роли. — Ты тоже. До завтра, — его губ коснулась озорная ухмылка — ирония заценена. Теперь она узнала того Коула — живого, бодрого. Он, слегка припадая на ногу, удалился. Ей же было абсолютно не до смеха. А пытается ли она себя уберечь? К тому же Эстела не имела понятия, вернётся ли сюда завтра. Да и вообще вернётся ли.