Бонжук ага стоял рядом с султаном и робко спросил:
— Что теперь будем делать, повелитель? Как мы сможем узнать, кто убил Коркута Пашу? Самое что интересное, повелитель, что воины, пришедшие убить Пашу были Османского происхождения. Они отсюда! Кто-то из вашей семьи, или вашего окружения так жестоко расправился с Пашой!
Повисла минутная пауза. После, Мустафа сказал, расхаживая по покоям:
— Или это непонятный приказ, или ему завидовали. Но ведь здесь опять ничего не получается. Я Паше кроме сбора налогов в Амасье и некоторых мелких полномочий вообще ничего не даровал. Выходит, завидовать ему никто не смел. Получается, это чей-то приказ. А чей, выяснять видимо еще очень долго. Самое главное, Айнур Султан. Я не хочу видеть, как она страдает. Надо бы как-то утешить ее что ли. По мне так, лучшим средством будет снова выдать замуж мою сестру, хотя конечно же, сперва дать время утихнуть ее трауру.
Бонжук ага и Мустафа разговаривали довольно громко, и не подозревали, что у покоев самого султана их подслушивал Зюмрют ага — слуга Гюльшен Султан. После услышанного Зюмрют поспешил к своей госпоже. Кровь в его жилах забурлила, сердце участилось в ударах, но почему, неизвестно.
Айнур Султан сидит в покоях и плачет. Вытерев слезы, из-за которых женщина почти ничего не видела, Айнур достала из сундука любовное письмо ее мужа Коркута к ней:
«
Госпожа, мой путь освещают ваши глаза, что сияют подобно солнцу в сумрачной ночи. Я — ваш раб навеки. Не страшно в огне сгореть, если удостоился я любви самой султанши мира. Не боюсь в водах Босфора захлебнуться, пусть, что захлебнуться или сгореть, если сама султанша мира живет в сердце».
Когда госпожа вспоминала, как первый раз читала это письмо, слезам никакой преграды уже не было. Они лились не прекращающим потоком. Айнур Султан прижала лист к самой груди и стиснула зубы.
Зюмрют ворвался в покои Гюльшен Султан, и с ужасом сообщил:
— Валиде, случилось то, чего мы с вами так сильно боялись. Ваш сын, Мустафа, узнал, что воины, которые убили в Амасье Коркута Пашу Османского происхождения. Проще говоря, это были янычары, которых вы, госпожа, послали в Амасью для убийства Коркута Паши.
Гюльшен закрыла глаза; к ее горлу подступил ком. Едва оправившись от услышанного, она проблеяла:
— Как ты об этом узнал? И как мой сын об этом узнал?
— Мне довелось подслушать разговор султана и Бонжука аги. Этому верблюду как-никак, удалось до султана дойти. Если Мустафа дознается, что приказ стоит за вами, вас не пощадят. Надо что-то придумать, госпожа. Самое главное еще, чтобы Айнур Султан не узнала ничего, иначе и она обрушит на вас весь свой гнев, — предостерег султаншу Зюмрют ага.
Но Гюльшен Султан не собиралась сдаваться:
— Кто такая эта Айнур? Думаешь, я ее боюсь? Пусть катится к чертям. Именно из-за этой Айнур я и пошла на подобный грех. И если мой сын об этом узнает, я опозорюсь на весь дворец, это уж точно тебе говорю.
И Зюмрют уточнил:
— Госпожа, простите меня, но за что именно у вас такая ненависть к Айнур?
Госпожа усмехнулась, думая, будто Зюмрют забыл обо всем:
— Айнур для меня, — гадкое напоминание об измене моего покойного мужа султана Ахмеда с другой женщиной. С… — и женщина остановилась, — А! С Мелек Султан, а то и имя уже забыла. Помню, как эта змея строила козни за моей спиной. Но мне повезло, позже, султан Ахмед отослал ее в Бурсу. И сейчас она живет в Бурсе. А чтобы от Айнур Султан избавиться, есть один выход. Пойти к Мустафе, моему сыну, и попросить его, чтобы он отдал приказ об отъезде Айнур Султан к своей матери в Бурсу. Это будет выглядеть более убедительно. Потому что Айнур — дочь Ахмета и Мелек. Аллах… что будем делать, Зюмрют?
Ага стоял неподвижно и не знал, что ответить.
Фахише Султан сидит в общей комнате девушек и, думая только об одном султане, вышивает цветок на нежно-лиловом платке. Вдруг, ее немного пугает неожиданный возглас Долунай-хатун:
— Что сидишь, о султане думаешь? , — и с ехидной улыбкой Долунай попыталась рассердить Фахише, — Повелитель не зовет тебя, печально, правда? Ну что ж, молись, может сжалится и позовет.
Только Долунай собралась удалиться, как Фахише решительно отложила в сторону всю свою вышивку, и, постаравшись изобразить на лице такую же ехидную улыбку, ответила:
— И на что ты надеешься, Долунай? Мустафа и тебя тоже к себе не зовет.
— Мы в равной битве, Фахише. И один из нас обязательно проиграет. Разве возможно удержать в одной руке два арбуза?
Фахише встала с диванчика и подошла к Долунай с ядовитой улыбкой, скрестив руки двумя пальцами:
— Ты меня с собой не сравнивай, Долунай. В моем чреве шехзаде сейчас, тебе же нечем похвастаться, разве что приплюснутыми губками, — и Фахише не удержалась от того, что сказала сама, сопроводив это моментальной усмешкой.
А у Долунай с лица улыбка давно пропала, эти слова ее даже ранили:
— На себя посмотри, Фахише. Я войны не хотела с тобой. Ты сама на нее нарываешься. Да и к тому же, откуда тебе знать, что родится шехзаде.
Сказав это, Долунай вышла из комнаты. А Фахише надоело сидеть среди девушек и она направилась в свои личные покои.
***
Султан Мустафа вместе с Хызыром-агой направился в корпус янычар. Бонжук-ага тоже вместе с ними пошел. И вот, они доходят трое до корпуса янычар. Там у всех кипит работа: новобранцы тренируются битве на матраках, другие же упражняются на саблях, третие — готовят пищу. Султан Мустафа подходит к главнокомандующему янычар и начинает разговор «с далека»:
— Как дела в корпусе, Сулейман-ага? Вижу, у вас тут не прекращается работа.
Сулейман-ага льстил султану:
— Как еще можно, повелитель, когда сам султан Мустафа Хан Хазрет Лери посетил корпус своих рабов? У нас все хорошо. Повелитель, мы угостим вас кизиловым сиропом. Если хотите, нажарим сегодня побольше телятины или баранины. Повелитель же приехал, как иначе еще вас встречать?
— Ни к чему такая церемония. Я впрочем-то и не с таким добром пожаловал в ваш корпус, это не совсем то, о чем ты подумал, Сулейман-ага. Пойдем-ка.
Султан положил свою кисть на плечо аги и увел в сторону, а Бонжук-ага и Хызыр-ага за ними. Мустафа, вглядываясь в глаза немного испугавшемуся Сулейману-аге, спросил:
— Скажи мне, Сулейман-ага. Это правда, что несколько дней назад отсюда были отправлены янычары в Амасью, дабы убить Коркута Пашу там? Ты же все видишь и знаешь, а иначе какой ты главнокомандующий, — улыбнулся под конец султан.
У Сулеймана-ага замешкались зрачки. То он на Хызыра поглядит, то на Бонжука, то на самого султана, но все же, переборов свой страх, ага ответил:
— Пов… повелитель, конечно, да… я бы знал, если бы такое случилось. Поэтому я даже не знаю, что сказать вам. Клянусь.
Мустафа не верил ему, на этот раз справедливый правитель не хотел ошибаться и кого-либо щадить. Мустафа подошел чуть ли не в упор к аге и прошептал:
— А на Коране подтвердишь, что ты не знаешь?
Сулейман-ага остолбенел. Не знал, что и ответить. По всему его телу пробежала дрожь. Ведь если он сейчас солжет и на Коране, известно, какова будет его участь, и что устроит для него Всевышний.
Мустафа иронически улыбался, сказав слугам:
— Принести Коран и четки. Пусть же подтвердит свои слова.
***
Сулейман-ага, трясясь как воробушек, сидит возле Корана. А стоящий рядом султан Мустафа произносит медленным темпом:
— Правда ли это, Сулейман-ага, что ты не знаешь, кто убил Коркута Пашу и какие именно янычары из твоего корпуса? Если правда, не клади руку на Священный Коран. Но если все было иначе, положи же свою ладонь к Корану.
Главнокомандующий страшно боялся лгать, и он… положил руку на Коран! Выходит, он знает, кто убил Коркута Пашу, какие янычары.
