***
Вечер. В покоях Валиде Султан устроен настоящий праздник. Вот и настал тот час, что так ждали Хызыр Паша и Гюльшен Султан. В покоях Валиде Султан устроен настоящий праздник в честь никяха Гюльшен Султан и Хызыра Паши. В покоях, как обычно, на любую свадьбу, собираются жены знатных Пашей, которых с большим удовольствием принимает здесь Гюльшен. Она протягивает в буквальном смысле руку дружбы каждой, готовая пообщаться из них с кем угодно. Поскольку султан выделил Хызыру и своей матери после их свадьбы дворец, где ранее проживали покойные Зиннат и Айнур, то Гюльшен Султан приказала вовсю работать во дворце, дабы «стереть» все те запахи, всю ту атмосферу, что оставили после себя Айнур Султан и Зиннат Паша. Это было единственное, что немного огорчало Гюльшен Султан. Сначала она ни в какую не хотела переезжать в этот дворец, но потом смирилась и отдала приказ о переделке всех комнат и балконов. В комнате играла музыка, восемь девушек танцевали восточный танец, а жены Пашей и Визирей не переставали радовать своим присутствием Валиде Султан, что сидела на главной тахте в том самом великолепном платье, что заказала у портного. Свет свечей заставлял камешки на платье блестеть. Это широкое и длинное, а в то же время необычное платье придавало Гюльшен Султан в данной обстановке уверенности. Дочь госпожи — Нурсида Султан — сидела рядом с Валиде, но ниже. Открылись двери и вошла жена одного из Визирей — Хадыма Ахмета Паши. — Я так рада, Айше-хатун, проходи же, — широко улыбнулась Гюльшен Султан вошедшей женщине. — Госпожа, — поклонилась хатун и села на подушку рядом с Гюльшен. — Как поживаешь? — О вашем здоровье молюсь неустанно, — любезно ответила женщина. — Как Ахмет Паша? Я надеюсь, к вам щедр Аллах. — Все у нас хорошо, госпожа, — улыбнулась Айше-хатун, — только вот у нашего Великого Визиря Касыма Паши не все ладно. — А что такое случилось? , — наскоро сделав глоток воды, спросила Валиде Султан. А Айше-хатун ей отвечает, поднеся свою голову ближе к голове госпожи: — Горе произошло. У Касыма Паши три дня назад жена умерла — Гюльгер-хатун. — Как жалко… О, Аллах, не дай никому такое испытать, — выдохнула Гюльшен. — Я недавно заходила в их дом, Паше лично вручила подарки, чтобы хоть как-то утешить его. Но государству семья не столь важна, ему важна власть. Касым Паша погоревал день-другой, а потом вернулся к своим обязанностям, — объяснила Айше-хатун.Глава 55 (Третий)
4 мая 2016 г. в 13:12
ТопКапы усердно готовится к свадьбе Гюльшен Султан и Хызыра Паши. Сами Гюльшен и Хызыр в невероятно сильном предвкушении перед свадьбой. Будь их воля, они бы и без свадьбы без стеснений наслаждались любовью, потому что любят они друг друга уже долго и давно. Как по мнению Гюльшен Султан, служанки ее покоев превзошли сами себя: роскошные ковры, самые богатые шторы Стамбула, самая вкусная еда. Все самое-самое сегодня на свадьбе Гюльшен Султан и Хызыра Паши. Они этого достойны, потому что и так уже очень долго ждали этого. Единственное, что печалит еще Гюльшен — это то, что раны и ссадины на ее лице не до конца зажили. Остались синяки.
Фахише Султан сидит в своих покоях и нервничает, не зная, чем себя занять, чтобы отойти от мыслей в плане Чаглайан-хатун, которая до сих пор не вернулась в покои своей госпожи. В этот момент открылись двери:
— Султан Мустафа Хан! Дорогу!
Фахише скоропостижно вытерла пару капель слез на обеих щеках, встала с тахты, поправила платье и волосы, а когда зашел султан — поклонилась. Мустафа подошел к своей любимой и спросил, заметив ее неважное состояние:
— Что с тобой, Фахише? Ты будто всю ночь не спала. Что такое?
— Папа! Папа! Папа пришел! , — закричали хором восьмилетний шехзаде Махмуд и четырехлетний шехзаде Ибрагим, выбежавшие из другой комнатки.
— Зелиха, уведи детей в комнату! , — прокричала Фахише личной няне детей.
— Что с тобой творится, Фахише? Я сам их видеть хотел, — вмешался Мустафа.
Фахише Султан показала Зелихе жест и та оставила детей, удалившись.
Мустафа взял на руки Ибрагима и заулыбался:
— Ибрагим. Ягненочек мой, — он поцеловал сына в лоб, — как дела?
— Хорошо, а у тебя мой султан?
Мустафа посмеялся, а потом отпустил на пол мальчика. Затем к Падишаху подошел Махмуд — его первенец. Поцеловав отцу руку, они оба обменялись любящими улыбками.
— Теперь идите в свои комнаты, — повелел Мустафа.
— Зелиха, — лениво позвала Фахише Султан няню детей и та их увела в другую комнату.
У султана Мустафы настроения сейчас не было. Точнее оно было, пока Фахише его не испортила. И улыбку, и смех ему пришлось лишь выдавливать из себя ради детей. Он подошел в упор к Фахише:
— Посмотри на меня.
Фахише взглянула на султана.
— Что с тобой такое? Объясни же мне. Я пришел сказать, что хочу отдать тебе бывшие покои Айнур Султан, там ведь все равно никто не живет.
Фахише не побоялась ответить следующее:
— Мне отдать? Не надо мне от тебя ничего, Мустафа. Чаглайан вон отдай. Ей там будет лучше, чем мне.
— О чем это ты? , — опустил вниз брови Мустафа, отойдя на шаг от Фахише Султан, — я не поним…
— Я объясню! Чаглайан-хатун — моя служанка. Она уже много раз у тебя в покоях была. Я знаю. Отныне я не желаю ни ее, ни тебя видеть. Сама буду как-нибудь выживать в этом дворце.
Мустафа ухватил двумя руками за плечи свою фаворитку и пробурчал в грозном тоне:
— Ты понимаешь, с кем ты сейчас разговариваешь, Фахише? Я… — дальше султан запутался, не знал, что ответить Фахише насчет Чаглайан, а потом решил — будь что будет:
— Я — султан семи Материков! Властелин мира! Я имею право быть с кем захочу. Ты это понимаешь?
— Теперь я понимаю только одно. Что во дворце нет места для любви. Не знаю, кто здесь может говорить о каких-то чувствах между мужчиной и женщин, когда этих чувств нет. Не знаю, может я ошибаюсь, и у твоей матери с Хызыром Пашой они есть, но у нас с тобой их точно нет. Да наверное и не было…
— Я тебя не люблю? , — поразился словам Фахише Мустафа, — а свобода, Фахише? А дети? А? Это не любовь?
— Ну тогда почему ты с Чаглайан-хатун некоторые ночи проводишь, за что меня наказываешь? , — не унималась Фахише, едва не доходя до слез.
Мустафа решил отдалиться от этой темы:
— Не забивай свою голову этими мыслями, — снова улыбнулся Мустафа, — Чаглайан сегодня есть у меня в покоях, завтра — нет. Тем не менее, я дарю тебе покои Айнур. Чтобы не вспоминать об этой предательнице, которая сейчас отбывает наказание в башне, переделай все в этих покоях. Обставь все так, как тебе будет угодно, — Мустафа поцеловал Фахише Султан в лоб, что смягчило сердце женщины и она немного успокоилась.
Мустафа вышел из покоев своей любимой фаворитки и матери шехзаде. Но он промолчал о самом важном, и не потому, что забыл, а нарочно, дабы не разжечь скандал — он перевел Чаглайан-хатун в отдельные покои, ибо она беременна, как сказала ему сама Чаглайан, но толком никто ничего не знает.
Бонжук-ага и Юсуф Эфенди идут вместе в мастерскую дворца, чтобы записать там Юсуфа. Войдя туда, Бонжук-ага заулыбался и поклонился главному мастеру, промурлыкав:
— Джафер Эфенди. Вот, принимай новичка. Его зовут…, а как тебя зовут?
— Юсуф, — прошептал тот.
— Ах! Вот! Юсуф, — радостно ответил ага.
Джафер Эфенди, будучи строго нрава внешне не очень привлекательным из-за своей большой рыжеватой бороды, подошел к Юсуфу и поинтересовался у него:
— Милости просим. Что ты умеешь делать, Юсуф? Зачем пожаловал к нам в мастерскую?
— Я… я — ювелир. Раньше жил в Амасье.
— А от чего ж уехал оттуда? , — почти каждая мелочь была любопытна Эфенди.
— Работа была менее оплачиваемой, — продолжал выдумывать Юсуф, — а еще, пару лет назад у меня умерла жена, и мне захотелось забыть все и приехать сюда.
— Все понятно. Что ж, Юсуф, не знаю, насколько здесь тебе будет комфортно и престижно, но знай. У нас здесь разгильдяев не любят. Одна ошибка еще ничего, вторая ошибка — тоже. Но если продолжишь совершать ошибки и не образумишься, то уедешь восвояси. Так и знай, — рассказал об обычаях Джафер Эфенди, — а теперь иди сюда, — мастер подозвал Юсуфа к столу с бумагами, — занесем тебя в список мастеров.
Юсуф был рад, что у него получилось расположиться в мастерской, но вместе с хорошим пришло и плохое; увидев новичка, другие мастера стали враждебно поглядывать на Юсуфа, коситься на него, смотреть, словно чему-то завидуют при этом шепчась между собой. Ранимую, но в то же время грозную душу Юсуфа это весьма задело. Даже обидело. Но он поставил себе цель несмотря ни на что выполнять свою работу.