Султан Мустафа. (Выдуманная эпоха)

Все, что остается прибывшим к месту, где напали на жену султана Мустафе и Касыму с Рахманом Пашой — определиться в итоге, что сделать, как поступить и где найти подлых бандитов, что осмелились поднять руку на любимую и абсолютно свободную фаворитку султана. — Повелитель, — вмешался Касым Паша, как только заметил, что султан с саблей в руке направился в гору к тому дряхлому домику. У султана в том числе, а также и у Рахмана с Касымом перехватывало дыхание от ожидаемой битвы, ведь Падишах был в гневе. С тех самых пор, когда Фахише рассказывала ему о том, как жестоко с ней поступили, у Мустафы ни на миг не сжалилось сердце. Он хочет, чтобы эти негодяи страдали и молили о смерти. Тем не менее, так же важно выяснить, кто отдал такой приказ. Султан рассудил так: если этим разбойникам не нужны были богатства, и они поиздевались над госпожой, значит это точно может быть чьим-то приказом. — Повелитель мой, надо быть наготове. Я уверен, что эти твари уже обнажили мечи против нас и прячутся где-то за кустами, — подумал Касым Паша, сказав это Мустафе шепотом. Не отступая, а напротив — идя вперед к дому, Мустафа поинтересовался у Рахмана Паши: — А ты что скажешь, Рахман Паша? Ты всегда молчишь. Постоянно. Может быть в таком деле ты хоть что-нибудь мне посоветуешь, как близкий Паша? — Извините, но я не знаю, что сказать, — как всегда, скромно проговорил Рахман Паша. Султан и двое Визирей направлялись к дому не одни, за ними шли 8 стражников вместе с четырьмя здоровыми и очень голодными псами, но султану и Пашам животные были преданы, их они не трогали, а вот остальных, ввиду своего голода, собаки были готовы разорвать на части. Еще и это и придавало Мустафе уверенности в победе и отмщении. — А это что за толпа? , — нахмурился один из тех десятерых бандитов, выглядывая из окна, ставя стакан с водой на стол. — Похоже к нам, — усмехнулся другой из них. — Чего ты смеешься? Когда эти негодяи порвут нас на мелкие кусочки, я посмотрю, как ты будешь смеяться. — Да замолчи ты уже! , — крикнул другой бандит. — Это все наверное из-за той дуры, что нам велели убить по дороге. Правда жалко что не убили. Вы же помните. Сначала мы оставили ее здесь, думали раз сожгли ей кожу и волосы, то она подохла, да где уж там. Когда вернулись, ее и след простыл! , — сказал бандит, что сидел у окна. — Готовьте оружие! , — распорядился главарь всей этой шайки и сам начал доставать приготовленные сабли, а двое из них даже взяли по топору, но из дома выходить пока не планировали. — Что будем делать, повелитель? , — спросил один из его стражников, — может дом сожжем факелами? — Ну так они все быстро поймут и выйдут оттуда, — заметил Касым Паша. — А может там вообще нет никого? Или есть, но это не они? , — подумал Рахман Паша. — Да есть они там! , — был уверен Касым Паша. — Что ж, давайте подожжем. По крайней мере они сами выйдут, заметив это, в бой, — приказал султан Мустафа и четверо стражников, которые держали в руках по факелу, подожгли стены дома со всех сторон. — Пустим собак сразу же, пусть они служат защитой, — так же решил Мустафа. Когда никто не ждал, что все так быстро получится, все десять бандитов, едва не вырвав с петлей дверь, выбежали из дома с криками и с саблями в руках. — Отпускай, — горя ненавистью, сказал стражникам султан и те дали волю большим голодным псам. Как только животные подбежали к бандитам с громким монотонным лаем, те тут же замерли на месте, ибо побоялись их грозного вида. — Уберите отсюда этих псов! , — заявил один из бандитов басом. И пока появилась свободная от боя минута, Мустафа решил обо всем рассказать напавшим на свою фаворитку: — Мы все здесь, чтобы заставить вас расплатиться за содеянное! — О чем ты говоришь? , — разозлился бандит, только собрался сделать шаг вперед, однако пес так громко залаял, что ему пришлось остановиться. — Помните же ту женщину, над которой вы так сильно издевались?! Которой вы сожгли волосы?! Помните?! , — закричал султан, — чей это был приказ? — Приказ? Мы не такие везучие, чтобы выполнять приказы и получать за это деньги! , — засмеялся один из разбойников, у которого был в руке топор. Вдруг, в этот момент, в горло этому же бандиту вонзился нож, потекла ручьями кровь и он упал замертво. Мустафа оглянулся и понял, что это поступок Касыма Паши, который долго целился в убитого. Султан лишь улыбнулся Великому Визирю, давая понять, что рад этому. Когда все остальные девять бандитов увидели истекающего и умирающего кровью их друга, они пришли в ярость. Но и султан был разозлен не меньше, а даже больше. Все они решили прорваться сквозь лающих псов, и они попробовали это сделать, но случилось самое ужасное для них — животные вышли из себя и крепко ухватили зубами их одежду. Тем, кому удалось не попасть в зубы зверей, подбежали к султану, Пашам и стражникам и начали напрямую с ними драться. Сил Мустафе придавала сильная ненависть, которую он питал к этим бандитам. На султана, Пашей и стражников напали пять бандитов. Первыми в бой с ними вступили стражники Падишаха. Одного из них убили, но главное — цель достигнута. Через семь минут на снегу, который был испачкан алой кровью, лежало пять трупов. Двух из них султан лично лишил жизни и подойдя к телам, Мустафа сказал полушепотом: — Слишком легкая расплата… надо было, чтобы они страдали от боли. — Может кто-то из них еще и жив? , — подумал Касым Паша, отдышавшись. Мустафа подошел к одному из них и пнул его с силой, тот повернулся на спину, даже не шевельнувшись. Значит он точно умер. Пока стражники расправлялись с этими бандитами, верные султану псы, будучи зверски голодными, удовлетворили свое желание. Кто-то из животных кому-то откусил ухо, кто-то кому-то нос, а кто-то содрал и кожу, теперь они стоят с высунутым языком и радостно дышат. И на удивление султана, все те бандиты, что стали жертвой острых зубов голодных псов, живы. Они стонут, мучаются от боли, истекая кровью, ибо кто-то даже лишился носа, а кто-то — кисти руки. Мустафа подошел к ним вместе с окровавленной саблей и сказал с горькой усмешкой: — Больно, да? О-о-очень больно, — далее султан подошел к тому, кто потерял нос: — Без носа остался, да? Очень больно, правда? — Да будь ты проклят… — сказал он, смотря в глаза султану и лежа на снегу под лужицей крови. — Та женщина, на которую вы напали, она жива. И скоро у нее снова вырастут волосы, а вы будете еще мучиться долго и долго. Будете стонать от боли и молить Аллаха о смерти. И не сумев сдержать гнева, султан пронзил саблей в живот того самого, кто проклял его. Все были так заняты боем, что не обращали внимания на горящий позади них дом, от которого остались почти одни угли. — Пора возвращаться, повелитель. А эти же негодяи пусть и дальше здесь стонут, — ехидно сказал Касым Паша. — Возвращаемся, — решил Мустафа. — Стойте, пощадите нас, — попытался приподняться один из раненых бандитов. — Заткнись! , — резко повернулся к нему султан, громко крикнув, — ты имеешь дело с султаном Мустафой Ханом! Я — султан! И тебе уже никто не поможет! А та женщина — моя фаворитка! Теперь вас загрызут голодные волки, ведь вы все равно даже шаг сделать не в силах, — подошел Падишах к лошади, а потом подумал и досказал с горькой усмешкой: — Хотя вряд ли животные станут доедать такое вонючее тело. Султан забрался в седло, а за ним и Касым с Зиннатом, а после — стражники. С чувством выполненного долга, Мустафа и направился во дворец.

***

Во дворце с самого утра Чаглайан хатун испытывает дискомфорт и неприятное ощущение — ее тошнит, у беременной женщины чувство слабости. Она уже очень устала от заживающих ран, что нанесла ей ножом Фахише, так еще и назойливая тошнота нормально жить не дает в эти дни. Если б только это, но нет. Чаглайан ждало и еще одно неприятное известие. Экбаль хатун поднялась на балкон общей спальни девушек и вошла к своей хозяйке — Чаглайан хатун. — Моя госпожа, — начала говорить рабыня, посмотрев на шьющую женщину. — Вы уже не в постели? , — удивилась Экбаль. — Если я буду вечно лежать, я с ума просто сойду. К тому же, меня уже замучила тошнота с утра. Не знаю, в какой угол податься. День так долго тянется. Недавно приходила лекарша, дала выпить обезболивающее, чтобы заглушить те раны. Гореть за это Фахише в адском огне! , — разразилась Чаглайан и случайно укололась, — ай! М-м-м, — женщина поднесла палец к языку, а потом спросила у Экбаль: — Что случилось? Какие новости ты принесла мне, Экбаль? — К сожалению, печальные. — Опять?! , — разозлилась Чаглайан, — да сколько можно? , — откинула она в сторону платочек, на котором вышивала узоры, — опять это с Фахише связано?! Ты наверное пришла сказать, что она запаслась амулетами и все ее ожоги, или что-то там у нее, моментально зажили. — Да нет, дело в другом. — И в чем же? — Я бы раньше сообщила. Я это увидела, когда служанок и меня в их числе, калфы вывели на прогулку, ну чтобы цветов собрать и все такое. — Ну и? , — нервничала Чаглайан. — Я видела, как султан, а с ним Касым и Рахман Паша со стражниками направились, мол, отомстить тем самым людям, что напали на Фахише. — Это Фахише ему рассказала, — догадалась Чаглайан. — Так вот, — продолжила Экбаль, — я боюсь, вдруг они расскажут, что приказ вы отдали? — Не должны. Они как бы очень преданы мне, — подумала Чаглайан, не волнуясь об этом, будучи уверенной в тех бандитах, — эта Фахише у меня допрыгается. Я хочу ее убить. — Да вы что? , — поражалась женщине Экбаль, боясь и за себя, и за нее. — Если не ее, то одного из ее шехзаде. А может и вообще ее плод в животе. Один раз ребенка потеряла, пусть и второй потеряет. Да если б я знала, что все обернется именно так, я бы тогда ее не защищала, а даже посмеялась бы над ней. — Нельзя, госпожа. Подозрения могут пасть на нас. О, Аллах. Это гнев, это все пройдет, — сказала Экбаль, но Чаглайан желала совсем другого: — Я не хочу мира, Экбаль. Я хочу войны! И она будет. Я этого добьюсь. От этих слов у Экбаль мороз прошел по коже, ведь чтобы она ни сказала, переубедить беременную женщину невозможно. Дворец Гюльшен и покойного Хызыр Паши. Нурсида Султан очень волнуется за свою мать и приезжает во дворец. Карета останавливается, и старшая сестра султана выходит из кареты. На господе был скромный наряд: темно-синее из бархата платье, черный мех на плечах, а на голове белый платок и ни одной короны, ни диадемы, ни серьги, ни кольца. Госпоже сейчас не до них. Ей очень грустно за свою, убитую горем, мать. Нурсида вошла во дворец и прошлась по коридору, дойдя до покоев матери. — Простите, госпожа, но мы не можем вас впустить, — сказал один из страж, когда женщина подошла к покоям. — Я к матери своей пришла. Как это вы не можете впустить? Совсем уже обнаглели? , — поразилась дерзости стражей Нурсида. — Просто дело в том, что Валиде Султан сейчас в подземелье. — В смысле? , — выпучила глаза Нурсида Султан. — Госпожа устроила истерику, кричала «за что мне все это? Почему Аллах забрал у меня Хызыра Пашу? Почему я…» — Ну все, довольно, — перебила их Нурсида, — я сама спрошу у матери обо всем. Вы сможете меня отвести в это подземелье? Знаете, где оно находится? — Да. Султан, Рахман Паша и Великий Визирь — Касым Паша возвращаются во дворец. — Чаглайан! Госпожа! , — забежала Экбаль в покои к Чаглайан. — Что такое? , — удивилась та. — Повелитель и Паши вернулись. — О, Аллах, защити меня, — стала молиться Чаглайан, задрав кверху голову. — Дорогу-у-у! Султан Мустафа Хан Хазретлери! , — с улыбкой на лице оповестил всех Бонжук-ага, примостившись к стене около покоев повелителя. — Я так рад, что вы вернулись, повелитель, — льстиво сказал евнух гарема. — Что насчет Дильшат хатун? Когда моя кормилица пребудет во дворец? , — спросил Мустафа, скрепив за спиной руки. — Я недавно получил письмо от возницы, сопровождавшего ее. Он сказал, что Дильшат хатун через день-другой уже будет во дворец, Иншаллах, — продолжал улыбаться Бонжук ага, сделав типичный ему жест рукой. — А насчет Ахмед Паши что? Он молчит? Не знаешь? — Я слышал, что Ахмед Паша готов стерпеть адские муки, если он лжет, что не отравлял кафтан. Он сказал, что считает, что во дворец пробрался, вероятно, шпион и он хочет убить всех здесь живущих. Я слышал, Паша считает, что это могут быть люди венецианского короля Джованни. — Джованни? , — насупился Мустафа, — но он, Слава Аллаху, давно уже притих. Ни звука не издает. Не знаю даже, может ли быть это он. — Все возможно, повелитель, но однако-о-о, — нахмурился Бонжук, как бы шутя произнося все слова, — я Ахмед Паше, хоть и кто я такой, верю. Такие громкие слова у него. И после этого Мустафа грозно посмотрел на Бонжука. — Но решение все равно за вами, мой повелитель, — вновь заулыбался главный евнух, низко поклонившись. В покои к Фахише Султан приходят лекари, чтобы осмотреть ее ожоги и выписать лечение.