Султан Мустафа. (Выдуманная эпоха)

После того, как Мустафа ударил Фахише, в его душе остался очень неприятный осадок. Он себя почувствовал сейчас, как мальчишка, который поднял руку на девчонку. Фахише Султан было очень обидно. Она встала с кровати, плакала, а потом и вовсе вошла в другую комнату своих покоев и закрыла дверь. — Фахише, постой! Фахише! , — почувствовав свою вину, позвал свою жену повелитель, но та не хотела ни слушать своего супруга, ни сама говорить с ним. Зелиха хатун же продолжала стоять возле кровати, не смея пошевелиться. Ей казалось, что в дела повелителя и своей госпожи ей лучше пока не лезть. У Падишаха в голове все так перемешалось, все запуталось; подготовка к походу, о которой он только что вспомнил, то письмо, связанное с Юсуфом и Уламой, еще и Фахише… Все не давало ему успокоиться. Мустафа глубоко вздохнул и вышел из покоев Фахише Султан, направившись к своим покоям. «Я — Мустафа… Сегодня я собственноручно испоганил свое, казалось, чистое сердце. Пролил на него литр грязи и ушел в безмолвие. Жена моя сейчас страдает. Я, наивный, решил уловить всех тех зайцев, что только были передо мной, но в итоге — мне не удалось ни одного из них схватить. Я — Мустафа. Я молюсь, чтобы Аллах, что ниспослал мне испытаний, дал бы мне и сил на выдержку этих сложностей. Я боюсь, боюсь, что будет дальше. О, Аллах! Не отнимай у меня тех, кого я люблю, не наказывай так за пару проступков. Не наказывай…». Повелитель очень устал. Он своими руками открыл двери в покои и, даже забыв о том письме, лег на кровать, не снимая с себя даже одежды. Прошел час. Мустафа весь час проворочался на кровати, но сон так и не пришел к нему. В связи с этим, и угрызением совести, султан встал с кровати и вышел из своих покоев. Он посмотрел сначала налево, а потом направо. Во дворце было очень тихо. Создавалось впечатление, что абсолютно все спали, не было слышно ни единого голоска. Никакого другого звука, кроме треска огня в факелах и пламени в свечах, не создавало уютную гармонию во дворце. Мустафа решил, что можно спокойно прогуляться по дворцовым коридорам, ведь он почти один. Даже стражников не около каждой двери увидишь. Повелитель прошел еще один похожий на прежний коридор, а потом свернул налево, пройдя до покоев своей жены. Ему и в голову не приходило, что сейчас делать. Или войти к Фахише Султан, чтобы попросить прощения или хотя бы раскаяться в том, что сделал Мустафа, либо вернуться назад. Сердце подсказало ему, что стоит войти. Мустафа практически беззвучно приоткрыл дверь в ее покои, то есть в покои Валиде Султан, и посмотрев на кровать, что находилась у параллельной стены, Падишах увидел свою жену спящей на боку и укрытой одеялом почти до головы. Ему хотелось подойти и поцеловать ее, однако он побоялся, что издаст какой-нибудь непредвиденный звук и все пойдет прахом. Мустафа не стал так рисковать. Он обернулся, вышел, и также тихо закрыл двери. Султан возвращается к себе в покои и ему, наконец, удается заснуть.

***

Наступает утро. Мустафа проснулся с благоденствием и ликующим лицом. Хоть он и поспал совсем немножко, но чувствовал себя хорошо. — Стража! , — с радостным лицом крикнул Мустафа. — Что изволите, государь? , — вошел ага. — Принести мне вишневый шербет и еще… — задумался на миг султан, — а! Принеси немного фруктов. Ну там побольше яблок, чуть меньше апельсинов и… еще меньше бананов. И что-нибудь на свое усмотрение. — Как вам будет угодно. Только стоило Мустафе вздохнуть с облегчением, как он вспомнил о Фахише, о том, что ударил ее сегодня ночью. От этого все нутро его словно переворачивалось вверх дном. Тот звук, который издался от пощечины, до сих пор у Мустафы звенит в ушах. Совесть его ни на минуту не оставила в покое. Он резко приложил две свои ладони к лицу и прошептал себе: — Дурак. Дурак! Фахише, прости меня, — начал грызть он ноготь, волнуясь и переживая о том, что сделал. И не менее его смущал наметившийся поход в восточные земли, в который ему с Пашами пора отправиться уже. И промеж этих мыслей, в его голову проникла и другая. Мысль о записке, связанной с Юсуфом Эфенди и Уламой агой. Не успел он и подняться с тахты, по правую и левую сторону от которой находились две двери, как он увидел, что на его столе что-то поблескивало. Словно это капельки воды отражались от дневного света. Когда же султан Мустафа подошел к столу, где он постоянно работает или что-то читает, его эмоции возросли в несколько раз. Он пришел в ярость, когда увидел, что ваза с водой, в которой были цветы, лежала на столе опрокинутая, а свернутое письмо, которое он забрал вчера у Юсуфа и Уламы, сплющилось из-за воды и заимело произвольную непонятную форму. — Аллах! А! , — разозлился Мустафа, стукнув рукой по столу, — криворукий Бонжук! Руки бы ему поотрывать. Ну неужели нельзя было поосторожнее?! , — Мустафа поставил вазу, взял влажное письмо и попробовал его раскрыть, но из-за избытка воды, бумага разорвалась на части. Мустафа напряг со злости все тело, чтобы не закричать, сдержать свои эмоции и, заставив себя вести над собой контроль, он попробовал соединить куски бумаги и прочитать содержимое, но все слова размылись и стали нечитабельными. — Я тебя убью, Бонжук. Убью! Вот как теперь прочитать, что было в письме? Я уже почти поймал их, но нет, все-таки выскользнули из рук. А-а! , — никак не мог успокоиться Падишах. От отчаяния, он скомкал письмо и кинул его в сторону. После этого Мустафа пошел к Бонжуку аге. Нурсида Султан и Чаглайан Султан прогуливаются по широкому коридору дворца. Им удавалось находить множество тем для разговора, скучать и молчать было даже некогда. Чаглайан завела тему о Мустафе: -… А потом ко мне пришел Бонжук ага и сказал, что надо уходить. Я уже едва было не победила Фахише, но, увы… — Мой брат безумно любит ее… Как моя племянник? Ты нормально его воспитываешь? — Не пойму, о чем вы. — Но как? , — остановились на время Нурсида и Чаглайан, — разве ты не учишь своего шехзаде Башкурта хорошим манерам, правилам поведения, вежливости? И Чаглайан поняла, о чем госпожа, сопроводив это секундным смехом: — А, вы про это, — продолжили путь госпожи, — мне кажется, такому должна учить любая мать, также как и любой отец. — Верно. — А уж когда речь идет о сыне Падишаха всего мира, то здесь надо быть вдвойне бдительнее. Шехзаде должен знать, что он будущее Великой Османской династии. Он должен чувствовать эту ответственность за всех, за своих друзей, за свою семью, в конце концов. То есть он должен понять, что не из простой семьи, а что его ждет блестящее будущее. Нурсида вновь остановилась с Чаглайан, ответив на ее слова: — Ты права, но у тебя выходит все так, что ты уже наметила своего сына будущим султаном. Ты же хочешь этого? , — выделила сестра султана последнее слово. — Любая мать, оказавшаяся на моем месте, — вновь продолжили они идти, — мечтает об этом, я уверена. Она постоянно думает об этом и старается сделать все, что в ее силах, чтобы сын вырос достойным. — Понятно, — вполне с добрым нравом ответила Нурсида, хотя кто знает, может она скрывает свои подлинные чувства к сказанному Чаглайан Султан. — Я как-нибудь навещу Башкурта, — улыбнулась Нурсида, — Иншаллах, вскоре, пусть через два-три года, у меня появится внучек или внучка. — Правда? , — с любопытным глазами спросила Чаглайан, — я не знала, что у вас есть дети. — Но не всем же им в этом дворце, который полон одних только интриг, жить. У меня дочка. Зовут Диляра. Мы с Рахманом Пашой решили не медлить и уже выдали ее замуж. — Ясно. — Я ее с мужем хочу как-нибудь во дворец пригласить. — Буду рада знакомству с ней, — поддакнула Чаглайан. — Пойду к своим племянницам сейчас. К Нилюфер зайду, а потом — к Эсме. — Нилюфер? , — не припомнила такой Чаглайан, и Нурсида тут же ответила ей: — Дочь покойной Айнур. Да пребудет моя сестра в раю. — Аминь. — Что тут говорить, сама виновата. Если бы не пошла на эту чудовищную ошибку и не напала бы с кулаками на мою матушку — Гюльшен Султан, да примет и ее Аллах в раю, она бы прожила до старости счастливую и спокойную жизнь. Она просто подавилась вкусом власти. Он задушил ее. — Госпожа могла просто не кончать жизнь самоубийством и прожила бы дольше, — сказала Чаглайан. — А есть ли разница, Чаглайан? Из Девичьей башни она все равно бы уже не выбралась. Кто бы ее выпустил? Она бы сошла с ума там. Помню, она раньше была такой милой и нежной. Я ее очень ценила, и очень любила. Мне ее почти также жаль, как и матушку. Они с Зиннатом Пашой были так счастливы. Потом их дворец отдали моей матери с Хызыром Пашой, а потом и их не стало, и дворец пустует. Какой-то проклятый этот дворец… Все, не буду больше думать об этом. Все они уже на небесах, — высказалась Нурсида Султан. — Скажите, а вы ранее упомянули Эсму. Эсма…, а кто она? — Она была дочерью первой фаворитки моего брата. Но фаворитку убили, как мне рассказывала Айнур, и говорят, что Фахише упорно добивалась этого. — Смотрите вот, госпожа, какая эта Фахише жестокая, — попыталась настроить Нурсиду против Фахише Чаглайан. Вдруг, Чаглайан послышался какой-то стук за стеной. Будто кто-то чем-то один раз ударил: — Госпожа, вы слышали это? — Что? — Какой-то стук сейчас был или… ладно. Мне наверное показалось. — Да. Я в душе тоже ее недолюбливаю, но ей в лицо я стараюсь улыбаться, — ответила Нурсида, а Чаглайан порадовалась, что она тоже не на стороне Фахише Султан и ее желание создать себе из Нурсиды помощника в данном плане все нарастало и нарастало: — Она все добивается через чью-то смерть. Не хочу даже вспоминать, что я когда-то была ее служанкой. — Но это уже позади. Ты добилась многого. — Это так. Приятный разговор двух султанш прервал глухой звук позади них, который заставил женщин обернуться. Обернувшись, они увидели Юсуфа Эфенди, который упал на пол, держа в руках тяжелые холсты под роспись или картины. Они перевесили и и Юсуф упал. Чаглайан Султан осталась на месте, а Нурсида подошла к нему: — Может помочь? Чаглайан, можешь идти к себе. Спасибо за эту встречу. Мы еще обсудим все насчет Фахише. — Вам спасибо, госпожа, — сказала Чаглайан Султан и отошла, спрятавшись за колонной. — Не ушибся хоть? — Да нет, госпожа. Просто устал я уже таскать это все, ой… — Нурсида помогла Юсуфу встать с пола и заглянула ему в это время в его глаза, добавив: — Мы уже второй раз встречаемся… — Чаглайан в этот момент с хитрой улыбкой на лице слегка высунула голову, посмотрев на Нурсиду и Юсуфа, услышав сказанное. — Словно это судьба. Да, Юсуф? , — сказала Нурсида Султан, а потом стала сожалеть об этом, — а Чаглайан это только еще более заинтересовало. Если посмотреть со стороны, можно было подумать, что они пара: — Влюбилась что ли? , — проговорила сама себе Чаглайан и резко убрала своего голову, увидев, как Нурсида повернулась в ее сторону. Женщина ушла, а Нурсида пошла к своим покоям. На последний вопрос, который она задала Юсуфу, Нурсида Султан не получила никакого ответа. Явно, Юсуф боялся иметь какие-либо отношения с госпожой. Нурсида аж застеснялась саму себя. Она зашла за стену и глубоко выдохнула: — О, Аллах, что я делаю? Что я делаю такое?! , — после этих слов, Нурсида пошла к покоям своего мужа.

***

Дильшат хатун (главный казначей гарема) и Бонжук ага стояли возле дверей покоев Бонжука и разговаривали о гареме, о девушках, о служанках, но разговор прервал разозленный султан Мустафа с выкриком имени Бонжука. — Мой повелитель. Я так рада видеть вас, — с наивной добротой сказала Дильшат хатун, не подозревая, что это сейчас было не совсем уместно. — Иди в гарем, Дильшат хатун. Мне надо срочно с Бонжуком агой поговорить. Дильшат склонилась и молча ушла. — Как ты можешь быть таким неаккуратным, Бонжук? Криворукое создание! Ненавижу тебя за одно только это! — Да за что вы ненавидите? Я не пойму, — с недоумении сказал Бонжук. — Ты у меня это еще нагло спрашиваешь?! , — еще более повысил голос повелитель и схватил главного евнуха руками за кафтан, — ты разлил воду прямо на то письмо от Юсуфа и Уламы! Как мы теперь прочитаем, что там было написано?! Там все расплылось! Как прочитаем теперь?! , — после этого Мустафа толкнул агу к стене. — Повелитель, — с несколько хмурым лицом начал говорить Бонжук, — я клянусь вам, это не я. Как вы могли подумать именно на меня? — А на кого мне еще думать?! Ты же положил письмо в мои покои. Или хочешь сказать, что Чаглайан, которая была у меня в покоях взяла и разлила там воду? Но у Бонжука были совсем другие соображения: — Мне кажется, это или Юсуф или Улама. Они все сделали для того, чтобы вы не прочли письмо. Надо было его вам сразу же прочитать. Когда Нурсида Султан шла к покоям Рахмана Паши, она встретила по пути Фахише Султан, что шла с Зелихой хатун к ней навстречу. У Фахише было черное платье с пышными плечами и распущенные волосы за спиной. — Госпожа, — поклонилась Фахише, — вы знаете, что Чаглайан не осталась до утра у султана? — Да, слышала. Но мне зачем говоришь об этом? — Откуда вы узнали? Сама Чаглайан уже успела рассказать? Я вам советую, вы не очень-то водите дружбу с ней. — О чем ты говоришь? , — с подозрением спросила Нурсида. И Фахише тут же вспомнила: — Госпожа, — забежала Зелиха хатун, — я такое сейчас увидела и услышала. — Что? , — спросила Фахише Султан, сидя на тахте в простеньком образе: длинная коса, белое платье и зеленый кафтан. Зелиха отвечает: — Я увидела Нурсиду Султан и Чаглайан хатун. Мне удалось подслушать этот разговор, правда случилась неприятность. — Какая же? — Когда я шла за ними, случайно ногой подсвечник сдвинула, думаю, они не слышали, — уточнила Зелиха хатун. — Ну хорошо, если так. Говори же скорей. Что ты услышала? И Зелиха хатун рассказала Фахише о разговоре, который был между Чаглайан и Нурсидой. Фахише Султан не стала докладывать Нурсиде о том, что Зелиха их с Чаглайан видела, иначе бы вообще все карты открылись. Она сказала сестре своего мужа: — Не волнуйтесь. Я просто вам совет дала. — Тоже мне советчица нашлась! , — возмутилась Нурсида, — не рассчитывай на меня, Фахише. Я никогда тебя не любила. — Даже так? Вы что, войну мне объявляете? — Да, ты угадала. Я больше не стану с тобой церемониться, Фахише. Никто не смеет так со мной разговаривать! , — постаралась Нурсида как можно сильнее передать свое недовольство и злобу, а потом пошла дальше. Фахише Сутан поняла, что ей придется готовиться к длинной и большой войне. И не только с одной Нурсидой Султан.