***
Фахише Султан в покоях у Нурсиды Султан. Сестра повелителя пребывает в незавидном положении. Она сидит на тахте, заслоняя собой окно, а на ее голове замотана повязка после падения в общей спальне рабынь. Чаглайан осталась в комнате с госпожами. Фахише с неохотой поклонилась сестре султана и выпрямилась, готовясь отвечать Нурсиде. Она говорит пришедшей: — Фахише… маленькая, верткая гадюка — Фахише… — медленно мотая головой вверх-вниз, оскорбила управляющую гаремом и жену Падишаха Нурсида Султан. Фахише стало обидно, она подумывала о том, что в данной ситуации молчание с ее стороны неприемлемо и она не собирается давать себя унижать, — да как тебе только духу хватает после того, как ты намеревалась весь гарем перебаламутить и сослать всех, смотреть мне в глаза?! Откуда такое бесстыдство?! , — раскричалась Нурсида Султан, поставив ладони на сиденье. — Я вижу свою вину только в том, что причинила вам травму, в то время как это был несчастный случай, не спорю, за это надо ответить. И поверьте мне, — повысила голос Фахише, подняв высоко голову, — я уже сполна заплатила за эту ошибку! — Заплатила? , — усмехнулась Нурсида, а с ней и Чаглайан на пару, — ха-ха-ха! Заплатила, ну да, конечно… хотя… если это у тебя называется «заплатила», то как, мне любопытно, у тебя будет называться это, когда ты начнешь испытывать адские страдания? Фахише аж было противно смотреть на Нурсиду из-за, как считала супруга Мустафа, излишества в ней злости и зависти: — Сколько в вас ненависти. Но Аллах все видит. Все мы равны перед лицом справедливости, будь ты даже царем Вселенной. — Ой, Фахише-е… ты забываешь, что ты идешь по ровной тропинке. Свернуть некуда! Понимаешь? Дворец — это клетка, и мы должны проживать в ней не так, как нам заблагорассудится, а как предписано судьбой! , — сказала Нурсида. — Судьба, конечно… — усмехнулась Фахише. — Фахише! , — крикнула Нурсида, — время невинности закончилось! Пора пожинать посеянное. Ты надеешься, что Мустафа тебе поможет? А вдруг он тоже за меня и Чаглайан? Только представь, если он примет нашу сторону, а не твою. Фахише взбесила эта часто появляющаяся на лице Нурсиды улыбка: — Какие же вы мерзавки! , — бесстрашно произнесла Фахише, — обе! , — повернула она лицо к Чаглайан. — Что ты сказала? , — встала Нурсида с тахты, а Чаглайан ухватила руки Фахише, сжав их за ее спиной. Нурсида Султан подошла к жене повелителя и ударила ее по лицу. С головы Нурсиды слегка размоталась повязка, но она ее быстро поправила, а на лицо Фахише свалились пряди волос. — А ну повтори, кто мы! , — разозлилась Нурсида, — так кто мы?! — Я не отступлюсь! Вы — мерзавки! , — также, бесстрашно заявила Фахише, и Нурсида Султан снова ударила ее, но уже по другой щеке. Фахише выпрямилась, тряхнув головой. — Ты уверена?! Кто мы, я еще раз спрашиваю? «Кто мы?» я спрашиваю?! — Две ненасытные стервы! , — наплевав на последствия, прорычала Фахише, дунув на волосы. — Ах ты гадина! , — Нурсида Султан стала выходить из себя, с размаху влепив Фахише еще одну пощечину, в то время как сама Фахише ничего не могла сделать и пошевелить руками из-за Чаглайан, — ты пожалеешь насчет этих слов, — пообещала Фахише Нурсида, смотря ей прямо в глаза, а потом сильно закричала: — Так кто мы, я тебя спрашиваю?! , — схватила Нурсида Фахише за подбородок и она даже сейчас стояла твердо на своем: — Ты знаешь, я говорила. Стерва, слышишь? Стерва! Нурсида, наверное, впервые в жизни видит такую наглость к себе, что не может ей ничего ответить, она напрягла кулак и покраснела от ярости, а потом непроизвольно хлопнула по своей ноге и приказала Чаглайан: — Уведи ее отсюда! «Уведи» немедленно, а то не сдержусь! Быстро! И прикажи запереть ее в комнате! Чаглайан взяла Фахише за руку и выпроводила ее прочь из покоев разозленной сестры султана. — Вот тварь, — учащенно задышала Нурсида Султан, зашагав по покоям из стороны в сторону, даже ощутив внезапную боль в области сердца, — как… как она смеет? , — и тут вдруг из глаз Нурсиды вытекли слезы. Настолько она была сейчас эмоционально напряжена, что на нее было страшно взглянуть, — Фахише, ненавижу тебя. Будь ты проклята. Ты сама виновата, никто тебя за язык не тянул, так что на мне не будет греха. Чаглайан, взявшая за предплечье Фахише, ведет ее в ее покои, при этом пройдя через ташлык (около входа в общую комнату девушек) в то время как девушки, словно наготове, столпились возле дверей, посмотрев на Фахише. Чаглайан завела Фахише в ее покои и толкнула напоследок. — Мама? , — тут же выбежали из детской шехзаде Явуз и Гизем Султан. — Зря ты так, Фахише. Лучше бы ты просто извинилась, но теперь… теперь не жди пощады, сейчас тебя даже Аллах не спасет, — высказалась Чаглайан Султан и покинула комнату. Только Фахише села на тахту, глубоко выдохнув, как Чаглайан вновь зашла в комнату вместе с двумя агами. — Зачем пришла опять? — Приказано тебя запереть здесь. С детьми тебе видеться запрещено, — напомнила Чаглайан и кивком головы велела слугам увести детей. — Стойте! Стойте, не делайте этого! Явуз мой! Гизем! , — попыталась ухватить их за руку Фахише, но ничего не получилось — аги крепко взяли за кисти шехзаде и госпожу и как можно скорее вывели их из покоев. Фахише Султан сорвалась с места и подбежала к двери, но Чаглайан Султан преградила ей путь, ехидно улыбнувшись, лишь бы как сильнее обидеть и разозлить Фахише, потом вышла из покоев и дала указ запереть комнату. Сестра султана заметалась по покоям, заходила в панике и стала думать над тем, как ей теперь поступить. Судьба детей госпожу волновала больше, чем ее собственная сейчас.***
Эмине хатун, та самая, что удостоилась любви шехзаде Махмуда, постепенно угасает, сидя в своем доме день за днем. Болезнь прогрессирует, хоть напрямую на здоровье женщины и не влияет, зато точит ее изнутри, выжирая постепенно весь организм. Эмине на кровати возле стены, подпершая под себя ноги, думает про себя, вознося молитвы: «Махмуд, вернись скорее из своей войны. Поддержи меня, ведь ты единственный, кто сможет это сделать. Спаси меня, Господь Всемогущий, спаси…». Она, хоть и надеялась, с нетерпением ждала Махмуда, пусть и не зная, что он шехзаде, а не простой дворянин или купец, как она подумала, но отчаяние задвигало Эмине хатун и горечь победила. Женщина встала с кровати и посмотрела на потолок, потом взглянула на одну из стен, после же — на другую стену, в окно. Убитая горем достала толстую веревку и взяла стул. Забравшись на стул, Эмине хатун сделала из веревки петлю и хорошенько замотала ее. Вдруг, из ее глаз резко выскочили слезы одна за другой, падая ей на ноги. — Господи, прости меня… прости, я грешница, да, я грешница, но я не могу больше… Господи, прости меня еще раз, прости, пойми и прости… Мой путь окончен. В этот момент, за дверью дома нежданно-негаданно послышался женский голос: — Эмине, ты дома? Я у тебя хотела попросить… — на этих словах подруга Эмине хатун без спроса вошла в дом, но как увидела свою подругу на грани самоубийства, она немедля схватила руками ножки стула: — Эмине, ты с ума сошла?! Не смей! Я тебе не позволю, слышишь?! Пожалуйста, одумайся! Ну убери ты эту петлю от себя, умоляю! Не сейчас. — Уходи… — в истерике пробурчала заплаканная Эмине, — уйди отсюда, прошу… Но ее подруга себя бы не простила, позволив ей сделать это. Она ухватила петлю с горла женщины и лишила ее возможности покончить с собой, уберегла от согрешения.***
ТопКапы. Шехзаде Явуз и Гизем Султан — дети Фахише — сейчас в покоях у Нурсиды Султан. Именно она приказала отнять детей у матери, разбить ее сердце от разлуки со своим чадом и это искренне доставляло ей удовольствие. Все, что доставляло горести и беды Фахише — благо для Нурсиды, но и для Чаглайан тоже. — Отпустите нас к маме, — встала Гизем Султан с тахты, расположенной неподалеку от тахты Нурсиды, и решила подойти к дверям. — Сядь на место! , — отрезала Нурсида, — иди сюда, иди. И Гизем, нехотя, подошла с угрюмым лицом к госпоже, готовая выслушать ее и Нурсида объясняет ей: — Вот когда я позволю, тогда и пойдешь, поняла? Гизем кивнула головой в знак согласия и с вздохом вернулась на свое место, в то время как Явуз исподлобья наблюдал за Нурсидой. Он уже был настроен против нее.