***
Нурсида Султан в своих покоях. Она безжалостно продолжает держать у себя под присмотром младших детей Фахише — шехзаде Явуза и госпожу Гизем. Бывало, один из детей то начнет умолять его вернуть домой, то попросится выйти подышать воздухом, но основная просьба этих детей — увидеть свою матушку — Фахише Султан. Иногда за такую просьбу Нурсида намеревалась давать каждому из оплеуху, но это лишь ее планы, и пока госпожа к ним не приступила. В покои Нурсиде входит Чаглайан Султан. — Зачем пришла? А шехзаде Башкурта — своего сына — ты с кем оставила? — Ну так… с Экбаль хатун, — ответила Чаглайан. — Хорошо, — смягчилась сестра повелителя, — садись рядом, — госпожа с улыбкой постукала по сиденью. — Ой, моя госпожа, нам теперь точно не придется сидеть в спокойствии, — расстроила данными словами Чаглайан Нурсиду. — Что случилось? , — приподнялся на колени шехзаде Явуз, почувствовав некоторую обеспокоенность султанш. — Заткнись! , — отрезала сестра Мустафа, повернув резко голову к шехзаде, — говори, Чаглайан. Какая там у тебя беда? — Султан Мустафа скоро возвращается! , — сказала Чаглайан и потрясла внизу правой рукой, чтобы Нурсида обратила на нее внимание, ибо в руке письмо. — Возвращается? И что? , — озадачилась Нурсида, не догадываясь об опасениях Чаглайан. — Ф…Фахише, — еле слышно прошептала Чаглайан, сделав госпоже тонкий намек. — А-а-а, — сообразила Нурсида, — девушки, уведите детей на террасу. Пусть воздухом подышат. — Как прикажете, — повиновалась рабыня и взяла двумя руками за руки Явуза и Гизем. — Мы хотим остаться здесь! Я — шехзаде и приказываю вам! , — ударил шестилетний Явуз по руке служанки и встал с пола. Нурсида медленно развернулась в сторону к шехзаде с рассерженным лицом и кивком велела сейчас увести детей на террасу ее покоев. Рабыня силой взяла Гизем и Явуза, повела на террасу. Как только их увели, Нурсида с любопытством повернулась к Чаглайан, даже встала с тахты и спросила: — Что там? Что за письмо? — От повелителя. Он пишет, что идет на войну и сразу после сражения возвращается во дворец. Письмо я получила сегодня утром, наверняка, он уже на войне. И кстати, госпожа, могу вам с точностью сказать, он меня все еще любит. Знали бы вы, какие он тут стихи мне написал. Глаз не оторвать. — Я, конечно, очень рада, но надо что-то делать, — забеспокоилась Нурсида Султан, — брат вернется очень скоро, и уже наверняка еще долго не пойдет в поход. Что делать? Мы же поклялись с тобой, что расправимся с Фахише до возвращения Мустафы. Но она жива! Если мы ничего не предпримем, то и дальше будем подчиняться правилам Фахише, а нам это, как известно, обеим не надо! Да это всему гарему не надо! Чаглайан, а только представь, Фахише умрет, или куда-нибудь уедет далеко-далеко, Мустафа воспылает к тебе еще больше, ты родишь от него еще несколько шехзаде, а потом…, а потом ты станешь управлять гаремом. — Как бы мне этого хотелось, госпожа, — растрогалась в мечтах Чаглайан до такой степени, что из глаз выступили слезы, — я ради этого даже в аду готова гореть. А…, а насчет Фахише что? Вопрос заставил Нурсиду задуматься. Госпожа опустила в сторону голову и, глядя на узоры ковра своих покоев, полностью погрузившись в себя, стала упорно думать. — Госпожа? , — молчание напугало Чаглайан Султан. — Мы должны отправить ее из дворца. Пусть уедет очень далеко. И чем скорее мы ее отправим, тем лучше. Фахише Султан сидит запертая в своих покоях. Ее решили навестить Дильшат хатун и Бонжук ага, которые продолжают оставаться на ее стороне, хоть и выглядит это так, что они соблюдают нейтралитет. — Вы пришли, — засветилась от счастья Фахише, встав с тахты, — а я как раз о вас думала, размышляла про себя, оставите вы меня, или перейдете на мою сторону и поможете мне. Ну что, вы сможете что-нибудь сделать, чтобы вызволить меня отсюда? — Это приказ госпожи — Нурсиды Султан, — начала отвечать на вопрос жены Падишаха Дильшат хатун, — боюсь, в данном вопросе мы бессильны. — Дильшат, — сказала Фахише таким тоном, словно та из прихоти не желает помогать ей. Тут и Бонжук ага добавил: — Дильшат хатун правильно говорит. Если бы что-то было в наших силах… увы… — Увы значит? , — с обидой в голосе произнесла Фахише, — а как вы объяснитесь и как оправдываться будете, когда вернется Мустафа из похода и спросит обо мне? — Госпожа, я по-прежнему за вас. Я всегда поддерживаю справедливость, — подсела Дильшат на тахту к Фахише, — тем более, у меня до сих пор в ушах звенят голоса девушек, кричавших во время бунта в гареме, устроенном Чаглайан Султан и Нурсидой Султан. Именно поэтому, я поддерживаю вас, моя госпожа. Наберитесь терпения, хотя это сказать намного легче, нежели исполнить, я понимаю… не падайте духом. Если что, вы в курсе, что я за вас, — поддержала, как могла, хазнедар гарем супругу султана и, подойдя с Бонжуком агой к двери, сказала женщине еще кое-что: — Единственное, в чем вас могут обвинить или даже наказать, так это случай с Нурсидой Султан. Благо, что она не пострадала. — Спасибо, что зашли, — тихим голосом поблагодарила Фахише обоих и села на тахту обратно, но скучать госпоже не пришлось, ибо к ней сразу после Бондука и Дильшат решила заглянуть дочь Нурсиды Султан — Диляра Султан. По ее приходу, Фахише встала, сделала поклон, и даже не знала, как себя вести с ней. С первой их встречи, у султанш не было разногласий, но кто знает, что за это время могла Нурсида успеть внушить своей дочери против Фахише. — Госпожа, я рада вам, — искренне, от души, улыбнулась Фахише пришедшей. — Как ты, Фахише? , — спросила Диляра, и от этого вопроса супруга Мустафы растаяла, ей стало так приятно, что за последние месяцы хоть кто-то поинтересовался ее здоровьем, самочувствием, с сердцем задал этот вопрос. Фахише вроде и жаловаться не хотела, но сказала все, как оно есть: — Думаю, посмотрев на меня, вы ответите сами на этот вопрос. Диляра помотала головой и замолчала, словно ждала еще какой-либо фразы от своей собеседницы — Фахише. И Фахише, поняв это, спросила у дочери Нурсиды насчет их отношений: — Диляра, ты же помнишь, когда ты первый раз меня увидела в султанских покоях? — И к чему ты это говоришь? — Ты тогда, несмотря на то, что как только кто не пытался тебя против меня настроить, ты выбрала собственный путь и с самого первого дня решила ко мне хорошо относиться. — Никак не пойму, о чем ты, — хмыкнула с улыбкой на лице Диляра. — Мне очень тревожно, госпожа. Вдруг последние события заставили тебя поменять ко мне свое отношение? — Вижу, тебя этот вопрос сильно волнует, — поняла Диляра, к чему ведет Фахише, — эм… знаешь, я не верю сплетням, будь они даже исходящими от моей матери. Я верю тому, что вижу. Такая уж я. Нравлюсь кому-то я или нет, толку…, но что касается тебя, Фахише, то я не могу тебе простить лишь то, что ты причинила головную травму моей матушке, столкнув ее тогда там, на этаже фавориток. — Я не специально ведь… — Это уже неважно, — опустила вниз голову Диляра, — что, Фахише? Надеюсь, ты получила ответ на свой вопрос и, полагаю, остались позади сомнения в плане наших отношений? Фахише подтвердила: — Я все поняла. Я так примерно и считала. Единственное, чего я так хочу и так жду, это когда повелитель души моей, моя жизнь, моя Вселенная, все мое бытие, когда Мустафа вернется из похода, чтобы ему излить накипевшую печаль, ибо, как видно, только он один поймет меня, выслушает и поможет мне. — Жди, Фахише, я тоже хочу, чтобы тебя вызволили отсюда скорее, потому что… негоже держать запертой в покоях правящую гаремом и жену Падишаха мира в тот же момент.***
В шатре шехзаде Махмуда. Прошло уже очень много времени, крайне достаточно времени, чтобы успеть настигнуть предателя. И вот, наконец, Хадым Ахмед Паша застал врасплох в одной деревушке того самого предателя — Чубан Хасан бея, предавшего османов накануне похода. Султан Мустафа приказал своему сыну взять это дело на себя и разобраться с ним, сделать правильный вывод и, что тоже было сказано в приказе, лишить Хасан Бея его головы. А целью Ахмеда Паши, что являлось приказом Нурсиды Султан, было помешать шехзаде любыми способами исполнить это повеление. Итак, на данный момент, Чубан Хасан бей в шатре шехзаде Махмуда, ждет вопросов и уже тщательно готовит ответы на них.***
Окрестности шатра султана Мустафы. Завывает ветер, капает мелко дождь, разносятся ветром по всей округе листья разных деревьев, словно сама природа чувствует, что война близко и спасется от нее, либо же победит в ней лишь тот, кто более сильный, выносливый и терпеливый, кто сильнее и морально, и физически. Таким образом, к началу неизбежной битвы сформировалось два союза стран. Это, Турция, то есть Османская империя вместе с мамлюкскими беями и арабскими эмирами. Что касается второго союза, то в него вошли две страны — Австрия и Иран. Австрийскому королю все же удалось привлечь на свою сторону иранского Шаха — Ардашира. Численность армий была почти одинакова, но союз Австрии и Ирана лишь на немного превосходил Турцию, лишь потому, что в этом союзе было две страны, а не одна. Стороны договорились встретиться на поле, что не далеко от Мраморного моря. Это значит, что военные действия произойдут ближе к Турции, нежели к Австрии или Ирану. Мустафа весь трясся сейчас, перед началом войны, но патриотизм был воспитан в нем отлично еще с детства. Военные действия произойдут не только на суше, но еще и на море под командованием Озан бея, а у Австрии адмирал флота — Давид Самойло. Война начинается необычно: войска иранского Шаха из засады запускают пороховую стрелу прямо к ногам османских воинов. Стрела разгорается, засвечивается ярким пламенем и… взрывает поверхность земли, подняв с нее в воздух до единой каждую песчинку, каждый листок, затуманив воздух черным густым дымом. Для турок это событие, как снег на голову. Они бы никогда не подумали, что их враги могут такое сделать. Находившие в первых отрядах воины получили серьезные ранения, а некоторые и вовсе скончались от взрыва, хоть он был и не такой уж сильный.