***
Дильшат хатун проводила новоприбывшую Татьяну хатун (она же теперь Рабия хатун) в ее собственные покои, богато украшенные персидскими коврами и шелковыми, мягкими на вид, шторами, которые припрятали за собой основную часть покоев. — Волей-неволей вспоминаю свою Родину. Здесь есть и отголоски русских душ, — впечатлительно заговорила Татьяна, пока Дильшат хатун стояла позади, — эти стены, — коснулась Рабия стены, — этот интерьер. — Татьяна хатун, если желаете, принесу вам шербета кизилового. Он поднимает настроение и помогать отдохнуть. — Я не устала, спасибо, — щебетала на турецком, словно на родном — русском, Татьяна. Ловко и без запинок, — меня в гареме назвали Рабией. Меня больше не Татьяна зовут. — Рабия? , — переспросила Дильшат, и Татьяна положительно кивнула, а казначей дворца лишь улыбнулась в ответ, — а кто назвал так? — Я не помню, как его зовут… — замялась Татьяна, — да мне сейчас и не до этого, — подняла девушка голову, с замиранием сердца рассматривая комнату. Что-то изнутри ее очень расстраивало, ведь Рабия понимала, что уже ничего не будет, как прежде. Она и страх испытывала, и ощущала себя в тот же момент, словно попала в безмятежный, вечный сон, будто это все временное и скоро она вернется туда, где провела свое счастливое, красивое детство. После смены места своего проживания, у Рабии началась новая жизнь, все с чистого листа, и понимая это, она не намерена противиться судьбе. Она, как маленький любознательный ребенок, клянется самой себе схватывать каждое новое слово на лету. Единственное, чего она желает пока больше всего, это как можно скорее встретиться еще раз с султаном Мустафой. Рабия подошла к шторам и, вопросительно посмотрев на Дильшат хатун, как бы спрашивая у нее этим взглядом разрешение, собралась раскрыть в стороны шторы, и та без колебаний моргнула. Стоило девушке распахнуть занавес, как перед ней предстал образ королевской комнаты. По обеим сторонам от широкой тахты стояли два сундучка, украшенных различными драгоценными камнями. Не успела Рабия одной вещью налюбоваться, как тут же переводила взгляд на следующую, а потом она обернулась к Дильшат хатун и с надеждой на позволение, спросила с искрящимися от радости глазами: — Султан Мустафа лично для меня приготовил это? Я смогу данным вещами распоряжаться? — Конечно. Это ваша комната… А еще, вы можете ей отдавать приказания, — оповестила Рабию Дильшат, указав рукой на вошедшую девушку, — познакомься с Рабией хатун. Рабыня поклонилась, а новоприбывшая в знак уважения и приветствия, и служанке в ответ тоже сделала поклон. — Мое имя Махфируз. — Я — Рабия. А раньше меня звали Татьяной, — отозвалась она. Только Дильшат, увидев, что все идет хорошо, собралась выйти, как была вынуждена остановиться — Рабия подбежала к ней и напомнила о Мустафе: — Не сердитесь на меня. Я хочу к повелителю пойти, можно же? , — хоть она говорила и с акцентом, неправильным ударением в словах или прочими ошибками, все ее понимали. — Кто же на тебя рассердится? , — ласково спросила Дильшат, — пойдем со мной. Покажу тебе его покои. Татьяна еще шире заулыбалась, ибо ей не только доставлял радость подарок Мустафы, но еще и то, что она сама рада, вызывало счастье в душе и на лице. — Повелите-е-ль, — трясясь от слез и шока, рана и паника шехзаде Махмуда продолжали грызть ему душу. Он сидел возле тела своего отца и не смел успокаиваться и смиряться с произошедшим. Недавний поцелуй с Эмине лишь временно помог кровоточащей ране иссякнуть. Эмине снова стала чувствовать боли в самом низу живота, болезнь снова напомнила о себе, и женщина даже сейчас думала о благополучии Махмуда, потому что о себе и о своей приближающейся, как считала она, смерти, она вспоминать не желала. Махфируз хатун и Дильшат хатун не успевают за развеселившейся Рабией. Проходя каждый следующий до конца коридор, она останавливалась и с нетерпением спрашивала, куда идти дальше. Наконец, они примчались к покоям султана. — Дверь открыта, странно… — удивилась Дильшат хатун и… вошла. — Шехзаде Махмуд! Что здесь случилось? , — глядя во все стороны, поразилась слезам шехзаде хазнедар гарема, а потом обернулась к Эмине: — Эмине хатун, а с вами что? Вы… — не успела продолжить свое изумление Дильшат, как увидела, что Эмине вот-вот упадет в обморок. Только у нее стали закатываться глаза, Эмине подхватила ее и не дала упасть на пол. Болезнь женщины прогрессирует и остановить ее не в силах, — что с ней? Махфируз, Рабия! , — прокричала Дильшат. Те вошли в покои. Дильшат хатун положила на тахту Эмине, расположенную возле главных дверей. Рабия со служанкой вошли внутрь. — Махфируз, сбегай за лекарем, — указав взглядом на упавшую от заболевания Эмине, приказала Дильшат. Через секунду рабыни и след простыл. — Дильшат хатун, — в панике, сглатывая слюни, давно растворив улыбку на лице, подошла к казначею Рабия, — что произошло? Почему плачет? , — посмотрела она вперед на Махмуда, поднимавшегося с пола. — Я сама ничего не понимаю, — вытаращила глаза Дильшат, — это шехзаде Махмуд, старший сын повелителя, — пояснила она Рабие и подошла к Махмуду: — Мой шехзаде. Что случилось? Что, какая-то беда? — Повелителя отравили, Дильшат, — вымолвил Махмуд, и Дильшат с Рабией тут же одновременно ахнули, — он умер. Дильшат ошеломилась этой новостью, открыв от ужаса рот и посмотрев на Рабию. Еще пять минут назад она видела в Рабие жизнерадостную Татьяну хатун, а теперь она даже не Рабия, теперь она выглядит совсем по-другому. — К-кто отравил? , — сглотнув слюну и слезу, поинтересовалась Дильшат у Махмуда. — Я не знаю… — опустил книзу голову шехзаде, протирая мокрытми от слез руками, лицо. Рабия посмотрела вдаль на тело Падишаха, и резко обернулась, быстрым шагом выйдя из покоев. «Он мой единственный отныне, кто ценит меня как человека, кто принял меня и задарил подарками, но я его потеряла… Когда же Мустафа позволил жить мне в его стране, я начала новую жизнь, сначала, свежо и бодро, теперь же я буду до конца своей жизни счищать со своей души, которая состарилась в долю секунды на тысячи лет, угли, оставшиеся после моей печали. И пусть хоть века еще пройдут, а углей этих я вымыть из души не смогу, и построить новую жизнь на выгоревшем основании не смогу…» Рабия шла к своим покоям, не стесняясь плакать перед стражниками и служанками, гулявшими по сторонам. Девушка даже не заметила трех султанш, шедших по коридору и громко хохотавших — Диляру Султан (дочь Нурсиды Султан), Нилюфер Султан и Эсму Султан. Пройдя мимо, она задела случайно плечо Диляры. — Хатун, аккуратней! , — сделала Рабие замечание дочка Нурсиды. — У нее что-то произошло… — отметила Эсма. — Да, кстати… — согласилась Нилюфер. Рабия хатун повернулась к ним и ответила госпожам: — Нашего повелителя больше нет. Он отравлен, — и после этого сообщения Рабия как можно скорее удалилась, чтобы теперь еще не смотреть на страдание женщин. — Как?! , — поразилась Диляра. — Не может быть, — не поверила Нилюфер в смерть, до последнего она была уверена, что это просто покушение. — Кто отравил его? А может повелитель жив? Кто знает, что у этой хатун на уме? , — предположила Эсма. — Не может такого быть, — ни в какую не желала верить в услышанное Диляра, — я пойду к дяде-повелителю. Девушка оставила Нилюфер Султан с Эсмой и поспешила к покоям султана. — Нурсида Султан! , — распахнув двери в покои госпожи, вбежала Чаглайан. — Чаглайан?! , — вопросила в ужасе Нурсида, оставив по приходу подруги вышивку, — что у тебя за вид? Что ты так дышишь? Говори немедленно. Что произошло? Неужто Фахише начала мстить? — То ли еще будет после того, что я… что я только что услышала, — восстанавливая дыхание, проговорила Чаглайан, — о таком событии я даже подумать не могла. До сих пор с трудом верится… — сделав паузу в три секунды, Чаглайан оповестила Нурсида о самом главном: — Госпожа, повелителя отравили. Его больше нет. Он покинул нас. — В смысле? , — тихо спросила Нурсида с поникшим и безутешным видом, — кто сказал? — Весь гарем об этом судачит, и я думаю про себя: «Вот это да! Ничего себе новость!» — Какой подлец это сделал? Кто мог? , — по-прежнему оставаясь в состоянии шока, изумлялась сестра покойного Падишаха. — Никто не знает… — Аллах Милостивый… — протяжным голосом выдохнула Нурсида, — даже не верится. — Госпожа, гм, а разве нам не это нужно? Разве его смерть сейчас нам не на руку? — Чаглайан? , — в наивысшем удивлении сказала Нурсида, подозревая в смерти султана Чаглайан, и та в свою очередь аж побелела: — Госпожа, вы меня подозреваете? , — и она тут же пала на колени, — да как вы можете? Я клянусь жизнью своего сына, что не имею к этому ни малейшего отношения, иначе как бы я смотрела людям в глаза? Нурсида поняла, что погорячилась, хотя и Чаглайан не была в этом убеждена, и отвернулась в сторону тахты и окна, затеребив пальцы: — Как мне теперь быть? Мне совестно перед братом. — Но вы ведь ничего не сделали, — вскочила с пола Чаглайан. — Все равно совестно! , — истерично закричала Нурсида, пустив слезу. — Вы не о том сейчас думаете! , — сама того не заметив, Чаглайан повернула к себе лицом Нурсиду, коснувшись за плечи, — пока Фахише в мраморном павильоне, насколько я слышала, ибо у нее встреча с Касымом Пашой, нужно посадить на трон моего сына — шехзаде Башкурта. Трон свободен! Нужно как можно скорее посадить его! — Чаглайан, ты вообще соображаешь, что говоришь сейчас?! , — разозлилась Нурсида из-за бреда фаворитки покойного султана, — Башкурт — один из самых младших шехзаде, почти того возраста, что и сын Фахише — Явуз. Трон по праву, — выделила она интонацией это слово, — должен перейти к шехзаде Махмуду — самому старшему. — Они скоро об этом узнают! , — продолжала спорить Чаглайан, перекрикивая госпожу, — Махмуд за пять секунд займет трон и все. Госпожа, пожалуйста! Пожалуйста, время пока есть, нужно посадить на трон моего сына. Или мы сейчас поторопимся, или умрем. Госпожа, умоляю! , — Чаглайан уже из шкуры вон лезла, лишь бы уговорить Нурсиду Султан, и сестра султана невольно кивнула головой в знак согласия, не задумываясь о конкретных последствиях.***
В покои к султану прибыл мужчина-лекарь и отнес Эмине хатун в ее покои. Возле покоев Падишаха творился целый хаос, доводящий до сумасшествия. В то время как Диляра Султан плакала над телом отца, в коридоре, возле дверей, Дильшат хатун и Бонжук ага с прибывшими Нилюфер и Эсмой, обсуждали, как теперь быть. Они решили сообщить об этом Ахмеду Паше и высшим чиновникам, включая Шейх-уль-Ислама, и остальных, которые понадобятся для захоронения, но сначала Ахмед Паша и остальные помогут подготовить тело Мустафы и гроб для него.***
Фахише Султан оканчивает свою беседу в мраморном павильоне с Касымом Пашой. Не успела она покинуть комнату павильона, как сюда прибыл стражник, открыв без спроса дверь. Касым самопроизвольно выхватил из пояса кинжал. — Паша, госпожа… — наскоро поклонился вошедший. Это был глава стражи султанского дворца. — Исматулла ага? , — удивился Касым Паша, запрятав кинжал обратно. — Кто это? , — еле слышно, не поворачивая к Визирю головы, поинтересовалась Фахише Султан. — Глава стражи нашего дворца… — чуть погромче ответил Касым. — У меня важные новости для вас. Кончилась наша Династия, зашло за горизонт Солнце… — принялся рассказывать глава стражи. — Ты о чем? , — нахмурился Касым, мельком глянув на Фахише. Госпожа постепенно догадывалась, о чем говорил страж, но верить данному противилась, пока сама не проверит. Исматулла ага еще не успел ничего толком сказать, а у Фахише уже подкосились ноги. Неважно, что там с повелителем, как он умер, или кто его убил, это вообще не важным являлось для Фахише. Главное, его нет, и это настоящая катастрофа для госпожи. — Я о том, что эпоха султана Мустафы закончилась. Падишах наш — султан Мустафа — убит. Примите мои соболезнования, не знаю, как вы, а я в глубочайшей подавленности. Это произошло так неожиданно. Никто ничего даже не понял! Мы ждем вас и государственных чинов для захоронения Падишаха…шаха…шаха… — Фахише убедилась в своих предположениях. Последнее слово звучало эхом в голове султанши в замедленном действии. Медленно и долго тянулись последние звуки слова; уши будто заложило, и она не слышит ни встревоженного голоса Касыма Паши, ни прибывшего стражника. Ей каким-то чудом удалось остаться на ногах, и протяжно, с помощью руки Касыма Паши и стражника выйти из комнаты павильона на террасу, чтобы оттуда спуститься вниз по лестнице на улицу. — Госпожа…жа…жа… Позвать лекаря…каря…каря… — именно так звучали в голове разбитой от головы до ног Фахише Султан посторонние звуки. Фахише повернула к Касыму голову и пристально вгляделась в его глаза, попробовав через силу что-то сказать, в то время как ее язык казался каменным и мертвым, она будто не чувствовала его во рту. Фахише проглотила слюну и выдавила из себя: — В карету… — и она указала на нее рукой. — Госпожа… госпожа моя! , — запаниковал Касым Паша, когда Фахише Султан начала терять силы. Глаза закрылись, голова откинулась набок, руки ослабли, и она упала на руки Паши, все же не выдержав.***
Нурсида Султан приготовилась для торжественной церемонии восхождения шехзаде Башкурта на трон. Такой уверенной и властной она себя еще в жизни никогда не ощущала. Ей выпала возможность надеть привезенную из Каира величественную высокую корону в виде полукруга. В короне было вырезано большое количество дырочек, почти с каждой и которых свисала какая-нибудь драгоценная побрякушка. И вот она вышла с гордо поднятой головой и непоколебимой улыбкой из своих покоев. — Госпожа, — вдруг подбежал к ней ниоткуда Юсуф Эфенди, дабы не сидеть в сторонке, чтобы не привлечь на себя этим внимание в такой тревожный день. — Что такое, Юсуф? , — удивилась Нурсида. Не успела госпожа с мастером начать разговор, как за стеной в очередной раз появился Рахман Паша, совершенно случайно выследивший Юсуфа. Сначала обиженный Паша подумал, что это дело случая, ну встретились, да и ладно, может, так получилось, но отныне, он почти уверен, что его жена — Нурсида — питает к ювелиру любовь. — Что хотел, говори. Мне надо идти, — торопилась госпожа, сделав вперед шаг. — Вы уже слышали, что произошло? , — в притворной панике спросил Юсуф. — Да, нашего Падишаха больше нет. Я очень любила своего брата, и поэтому никто мне помочь не сможет в этой беде. Я буду скорбеть… — Госпожа, а вы куда? , — нагнувшись слегка набок, остановился Юсуф, задержав и султаншу вновь, в то время как Рахман Паша с болью в сердце продолжает подслушивать этот разговор. — Тебе-то какая разница? Если интересно, пойдем со мной, — несколько обидела своим сарказмом Юсуфа Нурсида Султан, — новый Падишах на трон вступает. Рахман Паша совсем не сориентировался и опять же попался на глаза своей жены. — Ай-яй! , — воскликнул Рахман Паша, раскрасневшись и испугавшись госпожи. — Рахман?! , — не менее сильно удивилась неожиданной встрече Нурсида Султан, — что ты опять здесь делаешь? Сколько можно? Почему ты вечно крутишься возле моих покоев? — А почему возле вас все время вертится этот… — протянул он руку в сторону Юсуфа, — как его там… — А ты кто такой, чтобы устраивать мне опрос? , — с вызовом спросила Нурсида, — уйди прочь. Не хочу марать о тебя руки, — госпожа пошла дальше, но ее опять же остановил, на этот раз Рахман Паша: — Я никакого опроса не устраиваю, я просто спрашиваю! , — Нурсида надула губы, и напрягла всевозможные мышцы лица, стоя к мужу спиной, — скажите, иначе я не обрету покой. Скажите, что у вас с этим ювелиром! — Ты договорился, Рахман! , — резко обернулась госпожа к своему мужу, — ты мог остановить свою дерзость, но ты не пожелал этого! Что ж, на мне греха не будет. — Госпожа? , — вылупил глаза Рахман. — Начинай собирать вещи, Паша. Я с тобой развожусь! — Но как это?!.. — «Развожусь» сказала! , — еще громче прокричала Нурсида Султан, с еще большей уверенностью, которую ей придавал изящный наряд, — развожусь! Раз-во-жусь! , — на этом слове Нурсида Султан покинула Рахмана Пашу, заторопившись на церемонию восхождения на трон маленького шехзаде Башкурта.