***
Только Фахише Султан поправили на голове последнюю прядку, в покои постучали. Госпоже не стыдно было показаться. После стольких скорбных дней, она надела темно-зеленое платье из бархата и изумрудную корону. — Открой дверь. Рабия подошла к дверям, и растворила их. Вошла, как и приказала Чаглайан, Экбаль хатун, ее служанка. Подойдя к Фахише, она ничего ей не сказала, ни «госпожа», ни «Фахише Султан», ибо было бы неловко, если она, испытывая к ней такую ненависть, назовет ее госпожой. Экбаль лишь сделала скромный поклон, косясь исподлобья на изящный образ Фахише Султан. — Ну и зачем пришла? , — вздохнув, спросила Фахише пришедшую, — что надо? — Вам пора отправляться в старый дворец, госпожа. Прикажите, чтобы начали собирать вещи. Рабия закатила глаза вверх в недовольстве, а Фахише Султан горько усмехнулась, приблизившись на несколько шагов к Экбаль: — Чаглайан тебя прислала? — Она самая, — подняв резким движением голову, в образе объявления отвечала служанка, — лучше самолично соберитесь, или госпожа прикажет лишить жизни ваших сыновей. Тогда вообще одна останетесь. Фахише повторно сделала ту же горькую насмешку, придумывая, что да как сказать ей в ответ на это. — Вы зря плюете на это. Советую вам принять Чаглайан Султан всерьез, потому что вы знаете, что в ее руках сосредотачивается сейчас вся власть. — Сегодня в ее руках власть, конечно, однако завтра она этой власти легким движением руки может лишиться. Передай ей иди, что если человеку что-то легко и досталось, то это столь же легко и потерять. Пошла сейчас и передала ей это. Никакого старого дворца, так как… — Фахише глотнула, дабы не сказать ничего лишнего, и не возвысить себя ненароком, — не стоит забывать, кто перед ней. — Да опомнитесь уже! , — повысила голос Экбаль, поднявшись одну ступеньку к Фахише Султан, — все эти события произошли так быстро, что вы не успели привыкнуть к новому укладу жизни. — В смысле? , — насупилась Фахише. — Султана Мустафы уже в живых нет, на его место взошел на трон его сын, как и полагается — шехзаде Башкурт. В гареме у вас больше не осталось власти, она ускользнула из ваших рук. Это горько принять, но так и есть. Все богатства мира, вся роскошь, величие и изобилие в руках Чаглайан Султан сейчас. Поймите уже. Вы не смогли сохранить свое положение при дворе. Вы обязаны смириться с этим и сделать так, как положено. Фахише Султан рассвирепела не на шутку. Госпожой двигали самые разные чувства, лицо ее зарумянилось, а глаза заполонил бушующий огонь. — Вон отсюда… — едва слышно произнесла Фахише, всего навсего тронутая до глубины души правдой, что сейчас сказала Экбаль, — убирайся отсюда вон. В ответ на это Экбаль только поулыбалась. — «Вон отсюда» я сказала!!! , — страшно крикнула Фахише, указав рукой на дверь, — сейчас же прочь отсюда! Чаглайан передай, что я никуда не поеду и ей не удастся казнить моих детей. Никогда! , — даже глядя на разъяренную госпожу, Экбаль не спешила растворять улыбку, — пошла вон из покоев… — снова тихим голосом произнесла Фахише. Экбаль самодовольно развернулась и пошагала со спокойной душой к дверям, ничем не задетая. Она с притворным психом раскрыла двери, что те стукнулись о стены. — Госпожа, надо было эту дрянь поставить на место, — подошла к Фахише Рабия. — Каким образом я ее поставлю на место, скажи?! Меня просто выворачивает всю изнутри! Я их всех проклинаю! , — Фахише схватила тумбочку, на которой стоял трехъярусный подсвечник и откинула ее в сторону. Подсвечник разлетелся по частям, а тумбочка в углу треснула. — Госпожа, они нарочно бьют вас по слабому месту! Понимаете? А вы также делайте! Бейте их оружием, но чтобы было еще больнее! , — дала совет своей госпоже Рабия хатун, — кстати, госпожа, может сейчас не время, но шехзаде Махмуд уже похоронил Эмине хатун. Сейчас он молится на могиле, где ее недавно захоронили. Пока Экбаль нет, Нурсида кое в чем признается Чаглайан, стоя на том же главном балконе: — Я тебе хотела сказать о встрече с Рахманом Пашой. Ведь я уезжала недавно, он меня звал. — Точно. И я совсем об этом забыла. Что было, госпожа? Я только позже поняла, что вы не из-за султана Мустафы больше расстроились, а из-за произошедшего. — Понимаешь… я убила Пашу. Чаглайан построила озадаченное лицо, вымолвив пару слов: — Как это? — Он напал на меня, разгневался, что я развожусь с ним, он приставил руку к горлу. Я тогда ему такое сказала, что унизилась до уровня жалкой рабыни. Дурно вспоминать даже теперь. — Безумно! А что вы сказали? — Он бы меня задушил, если бы я не сказала, он был пьян, не соображал ничего. Знаешь, мне кажется, он купил у одного торговца на базаре, Хиджу Айяза Эфенди, одурманивающие капли. Как наркотик, от них еще так приятно чувствуешь… Ну, если серьезно, конечно, он бы навряд ли до такого дошел, но он выглядел просто ужасно. Я ему сказала, что буду его уважать, что больше не посмею и слова против него произнести, и он меня отпустил. Представляешь, как пришлось унизиться. Он отвернулся, я взяла застекленную икону, нет, не икону, просто картину, и врезала ему по затылку, из меня просто вырывались этот гнев и боль, я бы так и так не сдержалась. А дальше… — Ну и правильно, госпожа. Я сама его недолюбливала никогда. Наступили новые времена, и люди в них должны быть уже другие, — утешила и поддержала Нурсида Чаглайан Султан. Тут на балкон является Экбаль хатун. Чаглайан сконцентрировано выдохнула, обратившись к прислуге: — Говори, Экбаль. Рассказывай, что тебе сказала Фахише? — Как и предполагала, она в глубине души осознает, что лишилась своего величия от самого высокого камешка на короне до края ногтя ног, и мне удалось ее взбесить, рану на соль посыпать, — с радостью оповестила госпож Экбаль. — Она раскричалась и прогнала тебя, даже не выслушав? , — догадалась не менее удовлетворенная Чаглайан. — Угу. Однако я успела с ней переговорить насчет старого дворца. Ни в какую не желает отправляться туда, будто мы из прихоти велим ей уезжать. — Ну значит, сыновей лишится, — сделала горький вывод Нурсида, но в душе ее царил праздник, что пока все преимущество на их стороне. — А я про что говорю? , — ответила на это Чаглайан, — я Фахише предупреждала, я четко сказала ей, что не уедешь — потеряешь сыновей. Жалко мне Фахише… Ссылке в старый дворец она предпочла смерть любимых сыновей. Неужели ей желается больше здесь остаться? Понять не могу… Или она мои слова просто всерьез не воспринимает. Тут вмешалась Гекнар хатун (казначей государства, верная служанка союза против Фахише): — А как же мне быть? Фахише ведь узнала, кто выкрал пятьсот золотых из казны. Она мне будет угрожать, начнет упрекать в том, мол, какая вы, Чаглайан Султан, управляющая государством, если ваши рабы творят полное беззаконие, — тут она для убедительности своего изумления, с более ярко выраженными эмоциями досказала: — Попытается еще весь народ на наши головы сокрушить. — Ой, я тебя умоляю, — не посчитала данные действия Фахише Чаглайан угрозой, — у нее подрезаны крылья. Меня удивляет, как она еще на ногах держится, ведь Мустафы больше нет, а он был для нее смыслом существования. — Она, мне кажется, еще будет пытаться выяснить, кто его отравил тогда, — предположила Нурсида Султан. — Мне кажется, об этом довольно! , — раздвинула слегка в стороны руки Чаглайан, — в гареме я устанавливаю порядки, пока мой сын не подрастет. И мои приказы никто не вправе обсуждать. Кто сейчас Падишах в империи? Я, — с улыбкой произнесла последнее слово. Нурсида с опущенной головой еле слышно и заметно усмехнулась, пустив в сердце долю злобы, а точнее зависти к Чаглайан. Но какие бы тут обстоятельства ни были, ни что не переплюнет их совместную ненависть к Фахише.***
Проходит ровно неделя. Кажется, за эту неделю могли и всех шехзаде Фахише Султан казнить, и многое другое могло бы произойти, однако судьба пожалела Фахише Султан, задумав снять с ее плеч навалившийся груз хоть на чуть-чуть. Если бы не продолжающаяся скорбь по султану Мустафе, госпожа бы стояла на ногах, пусть и не ровно. Единственное, чего лишилась Фахише, так это покоев Валиде Султан. Ее без зазрения совести вышвырнули прочь оттуда в самые непристойные покои дворца, в которых даже посидеть нормально негде. Та стена влажная и холодная, из окна поддувает, а в некоторых углах возле потолка и вовсе виднеется сплетение паутины. Это даже покоями назвать трудно, хотя здесь и тахты стоят, и софы, и и круглые деревянные тумбочки. Такая обстановка здесь объясняется тем, во-первых, что в покоях давно никто не жил, их просто забросили. Во-вторых, они располагаются совсем рядом с дворцовым подвалом, где все пропитано сыростью. Идет коридор, слева покои Фахише, а прямо, через четыре-пять шагов находится дверь, открыв которую, можно увидеть мини-коридор и лестницу, ведущую в сам подвал. Иными словами, Фахише выгнали едва ли не в темницу, но госпожа не намерена терпеть беспорядка в этой комнате. Раз уж из нее не переехать, она вместе с Рабией и верным ей Бонжуком агой собирается обустроить здесь все, как полагается. Нагреть покои, выпроводить дурной запах, зажечь благовония, проветрить комнату. Несмотря на всю оседлость этих покоев, они имеют маленький второй этаж, как в виде балкона. Там ничего нет, только два единственных окна, которых даже внизу нет и одна, неясно для его, дверь. Деревянная, облезлая из-за влаги и скрипучая. К чему она там, никто не знает. Возможно, она использовалась, или, на что следует обратить внимание, будет использоваться в дальнейшем в самых различных целях.***
Диляра Султан (дочь Нурсиды), которой уже скоро рожать, поднимается на второй этаж общей спальни (этаж фавориток), и стучит в покои к Дильшат хатун. Та отворяет двери и спрашивает: — Госпожа. Вы что-то хотели? , — в руках она держала два листка бумаги с какими-то записями. — А это у тебя что? , — глянула госпожа на листки. — Это я заполняла гаремную книгу, делала расчеты, кто из девушек в какой день и где был, и что кто на рынке покупал. — Знаешь, ты пока оставь все это. Придется идти к Чаглайан Султан и моей матери — Нурсиде Султан, — озвучила приказ беременная девушка. — Эм… госпожа, извините. Так не хочется встречаться с Чаглайан Султан. — Я сама этого не хотела. Только вспомню, как она издевалась над Фахише. Чтобы ни было, Дильшат была согласна пойти: — Делать нечего, придется выполнить приказ. Идемте, госпожа.***
После разговора с Дильшат хатун, Чаглайан Султан входит в ташлык, что возле общей спальни, и встречается там, словно назло, с Фахише Султан. — Фахише?! , — вытаращила свои глаза Чаглайан Султан, заулыбавшись, — как же мне приятно тебя видеть. Решила выйти из своей дряхлой комнатки? Но ты учти, что это все имеет границы. Отныне я позволяю выходить тебе оттуда только раз в день. Понятно? — Мне глубоко плевать на твои распоряжения. Я когда захочу оттуда выйти, тогда и буду выходить, — с грубостью отвечала Фахише Султан. — Поживем — увидим. Фахише подошла на пару шагов к своему заклятому врагу и спросила: — Дильшат хатун ты зачем к себе недавно звала? Что тебе от нее надо было? Поджала бы уже хвост и угомонилась. — А чего мне бояться, Фахише? , — с ехидством сказала Чаглайан, специально так себя ведя, чтобы взбесить Фахише, — я в полной безопасности. Это тебе надо трястись за свою жизнь, а также за жизнь своих детей! Я специально утвердительно не сказала, прикажу ли я казнить твоих сыновей… — Никто и никогда их не казнит! И Чаглайан, будто не слыша этого, продолжила: — Я не сказала, казню ли я твоих детей, чтобы ты каждый Божий день просыпалась с вопросами «а не казнили ли моего Махмуда, Ибрагима, Явуза?..» — Ты мне скажи, о чем ты с Дильшат разговаривала! Это хотя бы скажи! — Прекрати паниковать. Узнаешь, когда придет время. Я бы тебе сюрприз один хотела представить. В гареме сейчас есть один человек. Ты ни за что не поверишь, что он действительно здесь, — заинтриговала Фахише Чаглайан. — О ком ты? Говори прямо! — Ты готова услышать? , — предвкушая, как сильно Фахише поразится, Чаглайан готовилась произнести имя. — Это… — Чаглайан замолкла на несколько секунд, — Нурбахар калфа! — Нурбахар? , — задержала дыхание Фахише, а во рту у госпожи от удивления все пересохло. — Помнишь ведь ее? — Ее ведь выгнали. Как она оказалась здесь? , — спрашивая себя, Фахише покосила взгляд в сторону, укладывая в голове только что услышанное.