***
Нурсида Султан сидит на тахте своих покоев, поджав под себя ноги, прямо возле окна, через которое пробивались яркие солнечные лучи. Она проводит пальцами взад-вперед по серебряно-сапфирному колье, что ей подарил как-то покойный Юсуф Эфенди. Синий камешек в центре ассоциировался у госпожи почему-то не с изяществом и красотой, а с горестью, слезами. Вдруг, госпожа ни с того, ни с сего кинула украшение в сторону от себя, сказав разочарованно самой себе: — Если б я знала, Юсуф. Если б знала, каким ты окажешься предателем… Ни за что не буду по тебе горевать, даже не думай. Ты убил моего брата-повелителя, частичку моей души! Нет прощения такому. Нет и не будет… Тут она потерла себе рукой виски, и как раз в этот момент в покои вошла Диляра Султан, озабоченная конфликтом с Чаглайан. Она так резко зашла, что Нурсида едва успела запрятать колье под подушку, чтобы дочь ничего плохого не подумала. — Нет, матушка, вы только посмотрите на нее. Она перешла уже все дозволенные и недозволенные границы! , — всплескивала руками Диляра. — Ты о ком? , — Нурсида вынула из-под себя ноги и отодвинулась к краю, дав сесть дочери. Диляра уселась на тахту и ответила: — О Чаглайан, матушка. О ком же еще? Такой дерзости я еще ни от кого и никогда не слышала. Надо с ней что-то делать, Валиде! Неужели вы опять скажете, что она во всем права? — Подожди. — Неужели опять будете защищать ее, да еще и при мне?! — «Подожди» говорю! , — вставила свое слово Нурсида Султан, — я больше не вмешиваюсь в дела Чаглайан. Она забыла про меня, решила идти своей дорогой, поэтому, считай, что я и н за, но и не против нее. Пусть управляет империей, как ей вздумается самолично. Ведь рано или поздно все равно этому настанет конец. — Не знаю… — засомневалась Диляра, однако то, что мать поменяла мнение о Чаглайан, госпожу осчастливило, — она отправила Фахише Султан в Старый дворец. Я не смогла ей помешать, хотя она была обязана повиноваться мне. — А вот здесь я не соглашусь с тобой, Диляра, — возразила Нурсида Султан дочери, — Фахише и так очень поздно сделала то, что нужно. Как только власть перешла к Чаглайан, ей тут эе нужно было покинуть дворец. — Ну… на эти темы с вами разговаривать уже бесполезно, — огорчилась Диляра Султан и поднялась с тахты, — с вашего позволения. Девушка вышла из покоев.***
Через некоторое время, но сегодня же, Чаглайан Султан решила организовать Заседание Совета. Теперь она уже ни капли не церемонится, что будто не ее сын, а она сама — Падишах. Лишь только потому, что ее сыну-повелителю Башкурту всего семь лет, она издает указы лично. На Совет Чаглайан надела высокий из бархата зеленого цвета хотоз, длинные изумрудные сережки и темно-зеленого цвета платье с пышными плечами. — Бисмилляхи Рахмани Рахим, — произнесла перед началом Совета короткую молитву Чаглайан. Все Паши и государственные чины, а именно Хадым Ахмед Паша, Озан бей и Гюрхай Паша (муж Диляры Султан) — все они прислуживают Чаглайан Султан, а также и два человека из представителей духовенства (улемы) — сторонники Фахише Султан — разом поклонились госпоже. Чаглайан всех их поприветствовала красивой улыбкой и жестом руки разрешила поднять головы. Посадив своего сына на трон, а сама, встав рядом, она объявила открытым заседание. — Для вас у меня сегодня важный указ, Паши. Причем, он коснется всех, абсолютно каждого из здесь присутствующих, — тихонько откашлявшись, госпожа дошла до сути самих указов: — Ахмед Паша. Паша сделал шаг вперед. — Я назначаю тебя Великим Визирем Османской династии! Счастью Ахмеда Паши не было границ. О, наконец, свершилось то чудо, о чем он мечтал с тех самых пор, когда Башкурт взошел на трон. Ахмед Паша подошел к госпоже и трижды поцеловал ей руку, после прислоняя к ней лоб: — Аллах да не забудет вас, госпожа. Я буду должным образом, поверьте, выполнять причитающиеся мне обязанности. — Я знаю, Паша, — радостно ответила Чаглайан. Следующая очередь поджидала Озан Бея. Что-то заставляло его трястись на месте от страха, какое-то дурное предчувствие; в животе заурчало, а во рту стало сухо. — Озан Бей. Он сделал шаг вперед. — Если ты до сего дня был капитаном на кораблях, то отныне ты будешь учителем в Медресе. И получать ты в год будешь жалование в три раза больше прежнего. — Госпожа, — Озан Бей оживился, так обрадовался, хоть и работать учителем в школах не совсем в его вкусе, — Аллах да пошлет вам долгих лет жизни. — Аминь, — моргнула Чаглайан Султан, — Гюрхай Паша. Отныне ты будешь не просто Пашой Совета, а казаскером-Пашой, и твое жалование в год также увеличивается втрое. Что ни говори, а Гюрхай Паша не особо поддерживал Чаглайан, иной раз он даже сторонился ее, однако враждебных чувств не испытывал. Он подошел к госпоже и поцеловал ей руку. — Да будет во благо, — еще шире прежнего заулыбалась Чаглайан, однако у нее еще остались решения по поводу духовенства, которые госпожа тут же объявила: — Муазиз Эфенди и Джумшула Эфенди, — обратилась она к представителям улемов, подавив на лице прежний оптимизм, — поскольку вы верные псы Фахише, которая уже отправилась в Старый Дворец, к вашему сведению, то вы отбываете в Египет. — Госпожа?! , — возмутились в один голос что Муазиз, что Джумшула, — вы не смеете так поступать. — А кто вы такие, чтобы указывать мне, что я могу делать, а что — нет?! Не уедите добровольно, вас заберут силой. — Госпожа, вы совершаете ошибку! , — прокричал Муазиз Эфенди. — Вы за это заплатите! , — добавил в гневе Джумшула Эфенди. — Эй, бессовестный! Перед тобой госпожа. Госпожа! , — повернулся к духовенству Ахмед Паша и вступился за Чаглайан Султан. — Великий Визирь Хазретлери, но так ведь нельзя. Повелитель! , — запрыгал глазами Муазиз Эфенди, обращаясь сначала к главному Визирю, а потом к Падишаху. Султан Башкурт не понимал, как ему реагировать на все творящееся, и в любой похожей непонятной ситуации он всегда устремлял взгляд на мать, которая гордо и высоко держала при всех, как считает мальчик, голову. — Тут все вопросы решаю я, Муазиз Эфенди, будучи регентом империи! Я не хочу, чтобы к вам применяли силу. Будьте так добры, покиньте Совет, вас сопроводят и помогут вам, — Чаглайан Султан указала рукой на двери. — Госпожа, не совершайте ошибки! , — заявил Джумшула. — Госпожа, — вмешался Ахмед Паша, — с вашего позволения. Чаглайан кивнула ему в знак согласия и Великий Визирь воскликнул: — Стража! — Госпожа! Вы не можете так поступать! , — завопили Джумшула и Муазиз Эфенди, когда в зал вошли четверо стражников, ухватившие обоих за руки. Вскоре недовольственные возгласы улемов затухли и Чаглайан Султан с облегчением вздохнула, объявив заседание Совета оконченным.***
Спустя прошло двадцать шесть дней. 7 октября 1635 года. Фахише Султан пребывает в Старом дворце. К сожалению, все письма, все те весточки, что она посылала свои детям во дворец ТопКапы (восемьнадцатилетнему шехзаде Махмуду, четырнадцатилетнему шехзаде Ибрагиму, восьмилетнему шехзаде Явузу и шестилетней Гизем Султан), не доходили до него, ибо в округе Старого дворца дежурила верная скрытная группа охранников, посланная Чаглайан Султан, чтобы Фахише сгнила одна-одинешенька во дворце и никто не мог ее услышать, помочь ей. Гонцов просто поражали стрелами в сердце, отрезая путь ко дворцу. С Фахише в Старом дворце лишь Рабия хатун, которой разрешили приехать через восемь дней к своей госпоже после ее окончательного выздоровления. Чаглайан Султан, закончив разбираться с вопросами на государственном уровне, перешла теперь к гарему. Невзирая на какие бы там ни было запреты и правила, она позволила Ахмеду Паше появляться в гареме. Он ходит за ней, как самый верный телохранитель по пятам. Чаглайан Султан решила кардинально перестроить весь гарем, но теперь уже одна — Нурсида Султан отказалась ей помогать. — Девушки! , — Чаглайан Султан вошла в общую спальню, когда аги даже не успели еще объявить о ее приходе. Рабыни тут же все стали в два ряда, а Чаглайан взяла в руки листочек со списком имен и принялась озвучивать его: — Нургюль хатун, Салиха хатун, Жешмин хатун, Лейла хатун, Фахрие хатун, Хатидже хатун, Шемсишах хатун, Наргиз хатун, Салия хатун, Фируза хатун, Меримше хатун, Фатьма хатун, Идрис ага, Мухетдин ага, Салиб ага, Сейфи ага, а также главный евнух гарема Бонжук ага и хазнедар гарема Дильшат хатун отправляются на невольничий рынок. Чаглайан ожидала, что будут массовые недовольства, но что бы до такой степени: девушки громко загалдели, заохали и заахали, а Дильшат хатун и Бонжук ага отчаянно переглянулись друг на друга. — Тихо! , — Чаглайан замотала руками, — тихо! Когда служащие во дворце на немного умолкли, Чаглайан договорила: — А вы все не поняли, чьи я сейчас только что имена назвала? Всех тех, кто в свое время где-то там, когда-то там прислуживал, в чем-то помогал Фахише Султан, а кто-то и сейчас прислуживает, — устремила Чаглайан взгляд на Дильшат хатун и Бонжука агу, и Дильшат хатун тут же отвернулась от нее в другую сторону. — Вы все лишитесь выплаты жалования и отправитесь на невольничий рынок! Возможно, кому-то из вас повезет и вас выкупит богатый купец, этого я не знаю. Да, больше половины гарема придется выгнать, я это осознаю! Но вы об этом не беспокойтесь. — Но вы так не можете поступать! Госпожа, это абсурд! Так нельзя! Госпожа, это невозможно! , — посыпались в сторону Чаглайан бесконечные возмущения, но она не пожелала их слушать, а лишь велела Ахмеду Паше как можно скорее устранить неполадки, сама же покинула быстрым шагом тышлык. За всем этим наблюдали Нурсида Султан с Дилярой Султан, стоявшие на внутреннем балконе ташлыка. — Матушка, это уже никуда не годится. Почему вы не помешали ей? — Мы и так недавно повздорили. Она не понимает что ли, что я тоже против Фахише, это верно! — Валиде… — Постой, Диляра, дай договорю, — перебила дочь Нурсида Султан, — мы обе против Фахише, но зачем было ссылать в свое улемов из страны, причем всех до единого, теперь еще и девушек? Откуда ей знать, что именно эти рабыни и слуги прислуживали Фахише? — Ну так она нашла их в книге учетных записей гарема, — объяснила Диляра Султан. — Еще одна такая выходка со стороны Чаглайан — я молчать не буду, — поклялась Нурсида Султан и направилась по балкону в другую сторону, спускаясь с дочерью вниз. — Ахмед Паша, мы требуем объяснить! Что себе позволяет Чаглайан Султан?! Мы должны остаться в этом дворце! Мы никуда не уедем! , — галдеж продолжался, не уменьшаясь, а только разрастаясь. — Аги! , — обратился Ахмед Паша к слугам, которые были на их с Чаглайан стороне, — заведите-ка всех девушек в горячо растопленный хаммам. Пусть там посидят и выберут: лучше покинуть дворец или задохнуться горячими парами. Ведите их всех! — Не-ет! Нет, остановитесь! Ахмед Паша, отмените приказ! Стойте! , — девушки в некоторой степени и были готовы отправиться на невольничий рынок, тем более, как услышали про обещанную пытку в хаммаме, но было уже поздно: их никто не слышал. Пока в гареме была неустанная суматоха, Бонжуку аге и Дильшат хатун посчастливилось сбежать из дворца. Бонжук ага вспомнил своего лучшего знакомого. Евнух гарема уверен, что он защитит и его, и Дильшат хатун, а также поможет всем девушкам, если они вдруг попадут на невольничий рынок: скажет, произошла, мол, ошибка, и облегчит их участь.***
Наступает следующий день. Чаглайан Султан застегивает на ухе сережку, стоя возле зеркала своих покоев, а в этот момент в дверь кто-то постучал. — Войди! , — дала разрешение Чаглайан, поправив также волосы и корону и, наконец, обернулась к пришедшему. — Ахмед Паша. Проходи, — Чаглайан сделала характерный жест рукой, дав подойти к себе Паше, — есть новости? — Когда рабыни отказались отправляться на невольничий рынок, мне пришлось принять меры. Всех их испытывали вчера в жарко растопленной хамамме, чудо, что никто не погиб из них. После таких условий все они, одна за другой, добровольно решились оставить дворец. Сейчас их увели мои люди на невольничий рынок. -Ну прекрасно, что я скажу! , — расцвела Чаглайан Султан. Вдруг, в покои явилась всполошенная Нурсида Султан с воплями: — Ахмед Паша, выйди! — Госпожа?.., — Паша посмотрел на прибывшую. — Выйди отсюда! , — повторила приказ Нурсида Султан. Ахмед Паша сделал поклон сначала Чаглайан Султан, после же склонил голову перед Нурсидой и покинул покои Валиде Султан. — Что-то случилось, госпожа? , — негромко кашлянув, поинтересовалась Чаглайан Султан, поднявшись с тахты и расправив свои длинные до пола рукава платья. — Не перегибай палку, Чаглайан! , — Нурсида, с цепи словно сорвавшаяся, подошла к Чаглайан, взяв ее за запястье. — Вы о девушках? , — взволнованно уточнила Чаглайан, и Нурсида Султан отпустила ее руку: — Ну, а о ком еще? Откуда в твою голову только приходят подобные приказы? Взяла и отправила всех девушек на невольничий рынок. Вот это метод налаживать порядки в столице! — Ну, во-первых, не всех… — Молчать! , — с психу перебила Чаглайан Нурсида, дернув правой рукой, — ты не забывай, кто ты такая, Чаглайан! Раньше еще я терпела то, что ты ставила меня на одну ступень с тобой, но теперь… теперь ты меня ни во что не ставишь! — Все это неправда, — возразила Чаглайан, сказав это с опущенной головой. — «Молчи» я тебе говорю! , — вновь крикнула Нурсида. — А если не буду молчать? Данные слова и тон взбесили Нурсиду Султан и она дала Чаглайан пощечину: — Бессовестная! Откуда у тебя столько наглости, я никак не понимаю? Ты удалила из столицы все духовенство, зато Паши и беи живут и бед не знают! Тем более в народе… Чаглайан со злобы не могла не вставить свое слово среди криков Нурсиды: — Значит, ты решила перейти на сторону Фахише. Хм… чтож… удачи пожелаю я тебе в таком случае, — Чаглайан сорвалась с места и пошла быстрым шагом к выходу из покоев, однако Нурсида ухватила ее за руку, задержав: — Постой. Только не подумай, что я перешла на ее сторону. Нет, это не так. Так не было, и быть не может! — Тогда на чьей ты стороне?! — Ты меня уже и на «ты», — огорчилась Нурсида. — Ну «вы»! , — поправилась Чаглайан. — Я тебе сказала, что я никогда, ни при каких условиях не приму Фахише и ее сторону. Это будет самым страшным предательством с моей стороны. — И на чьей вы стороне, получается? , — уже взрывалась от любопытства Чаглайан Султан. — После твоего сегодняшнего поведения, будь уверена, что точно больше не на твоей, — Нурсида Султан посмотрела на Чаглайан таким холодным, но в то же время испепеляющим взглядом, и вышла из покоев. На лице Чаглайан не осталось и единого признака радости, отныне она чувствует себя менее безопасной.***
Старый дворец.
Фахише Султан сидит в отведенных ей покоях в черном платье с серебристыми на нем поблескивании. Волосы собраны в шишку, а на голове нет ни короны, ни диадемы, ни другого достойного султанши украшения. — Что там сейчас во дворце творится, как думаешь, Рабия? Стоявшая перед госпожой ее личная служанка высказала свое мнение: — Что тут сказать? Ясно, что Чаглайан навела уже свои порядки. Страшно представить, что там сейчас творится. Нет, Рабия, нужно возвращаться. Больше я здесь не могу. — Госпожа, но как вы… а-а-а! , — не успела Рабия договорить, как перед ней с потолка упала старая лампада. Отвалилась от изношенности. Оттого-то девушка и прокричала. Рабия волей-неволей взглянула на потолок, а Фахише, прижав руку к груди, смотрела как из основания лампады вытекает масло. — Аллах, спаси… — помолилась про себя Фахише. — Аминь, госпожа. Госпожа! , — неожиданно повысила голос Рабия хатун, подойдя в упор к Фахише, — а вдруг это какой-то знак? Зря что ли она, — девушка кивнула головой за спину, намекая на лампаду, — рухнула перед нами. Я считаю, это не просто так. Фахише Султан встала с сиденья, приоткрыв в смятении рот: — Что-то могло с моими детьми случиться? — Не знаю даже…***
Чаглайан Султан идет по коридору «задней» части дворца, где сосредоточены комната для каллиграфии, риторики и музыке, кухня, прачечная и прочее вместе с Ахмедом Пашой, рассказывая ему на ходу про их ссору с Нурсидой Султан: — Нурсида отказалась мне содействовать. Бросила меня в столь тяжелые дни. Не успела Чаглайан договорить, как навстречу им шехзаде Махмуд. Увидев Пашу и госпожу, он недовольно взглянув на них, присказав: — Снова что-то замышляют. Грязные шакалы, — на этом Махмуд продолжил свой шаг, но не тут было: Чаглайан задала ему вопрос: — Шехзаде. Не могли бы вы повторить мне сейчас все то, что вы буркнули про себя? — В глаза, — добавил Ахмед Паша. — Ахмед Паша, а ты вообще кто такой, чтобы вмешиваться? Раб! Пошел прочь отсюда! Дай с этой стервой поговорить. — А-ах! , — воскликнула Чаглайан, раскрыв в шоке рот и посмотрев на Ахмеда Пашу. Вот неожиданность, так неожиданность для обоих. Чаглайан заморгала глазами, в ошеломлении вопрошая: — Что ты сейчас сказал? Ну-ка повтори! , — Чаглайан стиснула зубы и схватила руками Махмуда за предплечья, а Ахмед Паша подошел ближе к ним на шаг. — Пусти меня! , — шехзаде дернул руками и оттолкнув к стене Чаглайан безо всякой жалости: — Укажет тебе место кто-нибудь или нет? Ты мать мою выслала! Ты жизнь всю нашу разрушила! Ты растоптала и уничтожила все, что можно было уничтожить! Ты это осознаешь?! Когда ж ты сгинешь, как голодная собака на помойке?! Сколько добра тебе в свое время сделала моя матушка — Фахише Султан — к себе приняла, служанкой своей назначила, а ты что, Чаглайан? Ты что?! Ты давно должны была уже плавать в Босфоре, но ты все еще жива, Чаглайан! , — завопил и высказал все накипевшее девятнадцатилетний шехзаде Махмуд, — вот поэтому я тебя убью! Шехзаде Махмуд ухватился руками за горло Чаглайан, как та тут же позвала на помощь: — Стража! Сюда, помогите! Стража! — Отпусти ее! , — Ахмед Паша взялся за руки шехзаде и освободил Чаглайан от рук разъяренного Махмуда. — Стража! , — обратилась госпожа к четырем подбежавшим к ней стражникам на зов. — Приказывайте, Великая госпожа. Словосочетание «Великая госпожа» придало Чаглайан Султан величавости и уверенности, и поэтому она, не колеблясь, отдала им запланированное после нападения и оскорбления ее шехзаде Махмуда повеление: — Стража! Уведите отсюда шехзаде. Я приказываю вам казнить его. Исполняйте приказ.