О доброте и сострадании жаб и лягушек

Буэнос-Айрес, 10 декабря 2000 года — Бог существует, и он — аргентинец! — крикнул Жорж своим друзьям, жарким воскресным декабрьским* утром завтракающим в кафе Classic and Modern. Он плюхнулся на венский стул и махнул рукой девушке за мраморной стойкой начала двадцатого века. — Тут задохнуться можно, — пожаловался он, небрежно бросив поводок своей черной собаки на соседний стул. Животное, не издав ни звука, устроилось у его ног. — Это звучит вульгарно и избито, — ухмыльнулся Педро Антонио Ланюс. — Неужели налоговая инспекция прислала в салон какого-нибудь красавчика, и он простил тебе все долги? — Кое-что получше! Крючкотвору вроде тебя такое и в мечтах не снилось, — презрительно ответил Жорж высокому темноволосому молодому человеку в белой рубашке, бежевых брюках и желтом галстуке. «Даже удавку не забыл» — подумал Жорж. — Не стоит носить такие вещи, пока тебе меньше шестидесяти! — Тогда порадуй нас своими новыми приключениями, — усмехнулся Педро, мысленно приготовившись к очередной истории о каком-нибудь юном свихнувшемся «примадоне», до смерти желающим стать звездой телевидения. «Когда Жорж наконец поймет, как надо вести себя в его возрасте? От юных мальчиков одни проблемы да большие счета». — Ирония тебя старит. Кстати, сколько тебе? Тридцать два? Перестань покупать вещи у «Родес»! Они для людей возраста твоего отца! Это дружеский совет, Педро. Нужно впустить больше цвета в твою жизнь. — Я представляю несколько иностранных фирм, поэтому ношу галстук. Не надевать же мне гавайскую рубашку! — Твою одежду выбирает мать, дорогой мой, вот в чем проблема. Посмотри правде в лицо и будешь счастливее. — Ничего подобного! — Так ты нам расскажешь свою новость? — вмешался Хуан Круз, зная, куда приведет их этот спор — к эпической битве между молодым консервативным юристом и зрелым радикально настроенным парикмахером-имиджмейкером. Слушать такое воскресным утром слишком утомительно. Он взял печенье с тарелки и незаметно предложил Лоле. Собака мгновенно проглотила угощение и, соблюдая секретность, быстро приняла прежнюю позу. — Да, конечно, — ответил Жорж, пока юная официантка ставила перед ним кофе, круассаны с абрикосовым мармеладом и сливочное масло. — Спасибо, дорогуша. Можешь принести Лоле попить? Бедное животное измучилось от жары. — Сию минуту, сэр. Я вчера видела мисс Луну по телевизору, на награждении. Я бы умерла за такое платье, прическу и макияж! — восторженно сказала официантка. — Это мы чуть не умерли, засовывая ее в это платье. Хуанито чуть не убил меня, когда увидел, что пришлось обрезать подкладку и добавить клинья. Силуэт юбки со шлейфом был нарушен, — пояснил Жорж, и официантка вздохнула, вспомнив длинный шлейф розового шелкового платья с перьями марабу. — Если оно тебе нравится, могу отдать. Он не требовал вернуть платье, и на тебе оно будет смотреться лучше, чем на ней. — Я не могу его взять. Это же «Principessa»! — Забери его, пока оно не покрылось пылью на складе. И не забудь пригласить меня на свою свадьбу, когда подцепишь в нем себе мужа. Завтра, после работы, забеги в салон, и Мария тебе его отдаст. — Большое спасибо! Оно похоже на одно из платьев Николь Кидман! — Один в один. Только не говори Хуанито, — хихикнул Жорж и похлопал ее по руке. — Хотите еще чего-нибудь, мальчики? — Минеральной воды, — сказал Хуан Круз. — Колу-лайт, — добавил Родриго. — Чертова летняя диета, — пробормотал он, и остальные с сочувствием кивнули. Девушка, прижав металлический поднос к груди, побежала собирать их заказ. — Как я уже говорил — дадите вы мне рассказать или нет? — в прошлую пятницу я был дома, когда услышал шум из квартиры 4F. Мне это показалось странным, потому что там никто не живет, и старая ведьма, хозяйка квартиры, не может найти никого, кто согласен платить столько, сколько она хочет. Я предлагал ей как-то продать квартиру мне, но она отказалась, потому что ненавидит меня. А я бы мог за счет нее расширить свою спальню. — Кто-то поселился в этой обувной коробке? В этой норе? — неверяще спросил Хуан Круз. — Эта дыра вообще пригодна для жилья? — Именно! Я услышал голоса — ведьмы, которая что-то кричала, мужчины и другой женщины — и подумал: — Господи, прошу, только не посылай мне в соседи скучную семейную пару! — Ты подслушивал! Как любопытная старуха! — воскликнул Педро, решив отыграться за придирки к своей одежде. — Вовсе нет! Она ужасно громогласная. Бедная Лола залаяла, когда услышала ее. — Ты подучил животное, Жорж! — фыркнул Педро. — Тише! Я хочу услышать историю! И что, это оказалась нудная супружеская пара? Должно быть, они дошли до крайности, если вынуждены селиться в такую дыру, — спросил Хуан Круз. — А вот и нет. Я выпустил Лолу в коридор, когда они уходили, и там был он — мой новый сосед! — Так это были не супруги? — немного запутавшись, уточнил Родриго. — Пара разговаривала с ведьмой. Сосед молчал. — «Здравствуйте, мистер де лос Риос, — сказала мне ведьма. — Это мой новый жилец, Гунтрам де Лиль». — Потом обратилась к нему: «Надеюсь, вы будете придерживаться принятых в этом доме правил поведения, среди приличных людей, конечно», — проговорил Жорж фальцетом, передразнивая ее. — Сука! — Ведьма действительно тебя ненавидит. Она в итоге устранила проблемы с трубами? Или мне написать для тебя еще один иск? — спросил Педро. — С трубами — да, но она не заплатила за повреждения на стене. Пришлось ремонтировать самому. — Раз так, я бесплатно составлю иск об ущербе. Можешь себе представить, месяцев пять назад она заявила мне, что нормальным людям не нравится, когда рядом ошиваются педики?! Она не пожелала ехать со мной в лифте. — Мы не получим от нее ни цента. Не трать время, дорогой. — Разумеется, но я хотя бы заставлю её таскать свою костлявую задницу по судам. У меня как раз новый практикант, которого нужно натренировать. — Ты и с новым соседом собираешься судиться? Не слишком рано для этого? — спросил Родриго, не успевая за ними. — Нет! — хором ответили трое его друзей. — Оставь ведьму в покое, Педро. Я вполне доволен ею сейчас. Что, если она вышвырнет нового жильца? Этого нельзя допустить! — Что в нем такого особенного? Как его зовут? — спросил Педро. — Гунтрам де Лиль. — Гунтрам? Что это за имя? Сколько ему лет? Девяносто? — хихикнул Педро. — Должно быть. Моего прадедушку звали Гумерсиндо, и он прожил до восьмидесяти семи, — сказал Родриго, обрадовавшись, что можно свернуть на привычную тему — его семью. — Не знал, что тебе нравятся старперы, Жорж, — пошутил Хуан Круз. — Если кто-нибудь еще раз меня перебьет, забудьте про историю. Я больше ни слова не скажу, — проворчал Жорж. — Хорошо, поведай нам историю о человеке со странным именем, — ухмыльнулся Педро, добавляя в свой кофе сахар под завистливыми взглядами приятелей. «Я, по крайней мере, еще могу себе позволить роскошь есть сладкое», — ехидно подумал он. — Гунтрам де Лиль. Нет слов, чтобы описать такую красоту, — драматически сказал Жорж. Педро насмешливо присвистнул и поднял руки, сдаваясь, когда Жорж злобно взглянул на него. — Он невысок, примерно пять с половиной футов, светло-русый, почти блондин, с большими, реально большими голубыми глазами, какие вы только можете представить. У него тонкие черты лица, идеально симметричные — и я не шучу, потому что я не смог найти никаких изъянов — с идеальным носом и маленьким ртом. — Ты точно положил на него глаз! — Его лицо — нечто среднее между лицом Ривера Феникса и этого нового… как же его зовут? О, вспомнил: Ронан Китинг! Только моложе и волосы потемнее. Л'Ореалевский медовый блонд номер семь, я бы сказал; он подчеркивает цвет его глаз. Он был одет в форму школы Святого Петра и протянул мне руку, застенчиво и очаровательно улыбаясь. «Как поживаете, сэр?» — спросил он. — Вау, он еще и разговаривает. Я впечатлен! — ухмыльнулся Педро. — Что еще умеет делать это чудесное созданье? — Идиот! У него прекрасные манеры. Но это и неудивительно, если он выпустился из самой крутой школы в этой стране. Ему всего восемнадцать, и он переезжает на следующей неделе! — Не может быть! — неверяще сказал Хуан Крус. — Счастливый ты ублюдок. Но разве ты не слишком стар для него, Жорж? Скорее уж Педро, он — самый младший из нас. — Отвяжись! Я никого не ищу. Мне и так хорошо, — фыркнул Ланюс. — Он — француз! — воскликнул Жорж, расстроившись, что на него перестали обращать внимание. — Француз из Франции? — Из Парижа, по словам его юриста, того старика, который говорил с ведьмой. — Его юриста? Он пришел с юристом? — Законным опекуном. У бедного мальчика нет семьи, и он вселится, как только закончится семестр. Он получил работу в том книжном баре, который переделали из старого кинотеатра, и начнет в январе. Отныне и навсегда я завтракаю только там. — Как я уже сказал, ты слишком стар. Ты годишься ему в отцы, Жорж, — рассеянно сказал Родриго, раздумывая, не забить ли на диету и не заказать ли брауни. В конце концов, сегодня воскресенье. — Знаю, и обычно я предпочитаю партнеров постарше и с темными волосами, но он держится и двигается, как принц. Прекрасное воспитание и образование, скажу я вам. Но так оно и должно быть, если он учился в лучшей школе страны. — Тогда он — первый такой! Я тоже из этой школы, и там нас не научили ничему! — хмыкнул Педро. — Годится только для обзаведенья связями и планирования будущих деловых альянсов. Сопляки и тупые идиоты, все до одного. — Педро, ты первый должен признать, что большинство твоих клиентов с тобой из-за твоего происхождения. Если бы тебя звали «Педро Родригес», ты был бы никому не интересен, — сказал Жорж. — Я хороший юрист, и у меня гарвардская степень по деловому администрированию! — Так что ты можешь квалифицированно сосчитать своих коров! — На самом деле для этого у нас есть смотритель. О, я вспомнил, что должен ему позвонить. У нас были проблемы с заказчиками, и ветеринар появился с идеей… — к большому огорчению его друзей, Педро явно настроился поведать им сагу о двух фурах с животными, потерянных по дороге к скотобойне. 15 декабря 2000 года Пятница — Гути, почему ты до сих пор торчишь в этом богом забытом месте?! — спросил Мариано Бронштейн Гунтрама, который сидел под большим дубом на старой спортивной площадке и рисовал в лежащем на коленях блокноте. — Речь ты произнес, счета оплатил, аттестат получил, так вали же отсюда как можно скорее! — Я уеду завтра утром. Последняя ночь здесь. Хочу задаром поесть еще пару раз, — улыбнулся тот. — Сегодня пятница, у тебя, в отличие от нас, больше нет никаких экзаменов. Пойди в город, напейся, закрути с кем-нибудь и иди ночевать в свою квартиру! Чего ты ждешь?! — сказал Мариано, отодвигая ногой разбросанные на траве карандаши, чтобы сесть рядом. — Старая ведьма завалила меня! Она заявила, что непростительно не знать, кто был тот парень, какой-то итальянский художник… Как же его?.. Микеланджело какой-то там. Да клал я на него! Он давно умер, и мы не собираемся его покупать! То ли дело ты! Ты рисовал, и она ставила нам зачеты. — Радуйся, что она не заставила тебя повторить весь курс заново, — успокаивающе сказал Гунтрам. — Я обещал Фефо и Мартину, что объясню им химию к экзамену в понедельник. Они до сих пор на английской литературе со Стойлом, и, кажется, он в ярости. — Как всегда. Есть сигаретка? — Нет. Я не курю, Мариано. Есть жевательная резинка, если хочешь. — С никотином? — С клубникой, — сказал Гунтрам, и Мариано скривился. — Мятная закончилась еще вчера. — Мне не настолько приспичило. Могу подождать пару часиков, пока не приедет шофер, чтобы меня забрать. Наверняка, у него что-нибудь будет с собой. Что ты рисуешь? — Да ничего, птиц. Просто убиваю время до чая. Я все закончил, и учителя не желают больше видеть меня в аудиториях. Ты заглянешь ко мне завтра? — Обязательно. Подсоблю тебе с переездом. Я говорил с Хуаном и с Коко. Тебя не надо подбросить до центра? У меня завтра будет машина. — Нет, спасибо. Меня заберет Лучано и отвезет в новую квартиру. Мебель прибудет в полдень, — отвечал Гунтрам, разворачивая последнюю клубничную пластинку и отправляя ее в рот. — Я бы на твоем месте немного боялся. Ты теперь сам по себе, — признался Мариано, глядя на друга. — Ага, но я пока этого не прочувствовал. — Ты собираешься остаться здесь или вернуться в Европу? — Что мне делать в Европе? Я там никого не знаю. Здесь, конечно. — Папа снова сказал, что тебе надо обратиться за работой в банк, как только прослушаешь вводный курс. Дай мне знать, ладно? Кстати, он считает, что ты должен рисовать, а не изучать экономику, потому что у тебя есть талант. — Мне нужно что-то есть, и рисование — это только хобби, Мариано. 16 декабря 2000 года Суббота Звоня в квартиру Жоржа, Педро чувствовал себя болваном. «Я идиот. Зачем я здесь?» — в седьмой раз спросил он себя. Одет он был просто и под мышкой держал два коричневых бумажных пакета, один с капучино, а другой — с дюжиной круассанов. Это стало ударом по его гордости — полезть в шкаф за красной рубашкой-поло, не найти ничего и бежать за ней в ближайший магазин. «Проклятый Жорж, он был чертовски прав». — Так, так, так, посмотрите-ка, кого нам кошка в зубах притащила! — злорадствовал Жорж, пока его собака Лола крутилась в ногах у Педро. — Вы, часом, не Педро Антонио Ланюс? — Перестань. — Я хочу удостовериться, что это ты. В субботу, в десять утра ты стоишь у моего порога, одетый сообразно своему возрасту и с чем-то жирным, что пахнет, как завтрак? — Можно, я войду? — Чему я обязан такой честью? — спросил Жорж, все еще загораживая вход. — Я просто хотел с тобой позавтракать. Что в этом странного? Мы знаем друг друга уже пять лет. — Мы встречались почти год, и ты никогда не покупал мне завтрак. На самом деле, ты сбегал посреди ночи. И ты никогда не давал мне для тебя готовить. — Ладно, я пошел. Увидимся. — Нет, можешь остаться, но я хочу знать причину, по которой ты передумал. — Ее нет. — И вселение юного француза не имеет с твоим визитом ничего общего? Новая рубашка? — саркастически спросил Жорж. — Нет, она давнишняя. — «Лакост»? — ухмыльнулся Жорж. — Ты что, из шоу «Снимите это немедленно»? — В твоем случае это вряд ли бы помогло. Ты безнадежен. Входи уж. Адонис еще не прибыл. Не волнуйся, Лола знает его, но не думай, что я собираюсь это есть, — Жорж отодвинулся, позволяя Педро пройти в его современно отделанную гостиную с большим балконом, откуда виднелись высокие деревья в сквере через дорогу. — Садись и расскажи мне, почему ты здесь. Желательно, правду. Педро сел напротив друга, автоматически поправляя стрелки на своих брюках. «Безнадежный случай старомодности», — подумал Жорж и изобразил невозмутимость, попивая кофе. — Может, немного подогреть в микроволновке, как думаешь? Жорж фыркнул, раскрыв уловку друга, но взял оба пластиковых стаканчика и пошел в идеально чистую кухню. Через минуту он вернулся с чашками на подносе, за ним трусила Лола, виляя хвостом в надежде, что ей перепадет немного того, чем так вкусно пахнет из коричневого пакета. — В тех двух была пена. Так что я их оставил, — сказал он. — Осторожно, они горячие. — Спасибо, — сказал Педро. — Как и ты сам, — заметил Жорж. Педро чуть не захлебнулся кофе. — Это никогда не работало между нами, и мы оба знаем это. У нас слишком разный образ жизни, — быстро сказал он, опасаясь возможной неловкости и упреков. — Почему ты здесь? Чтобы познакомится со славным, но неизвестным мальчиком? Это не в твоем стиле. — Я просто проходил мимо. — Что, я тебя не знаю? Ответь мне честно, и я отстану. — Ладно, хорошо, я хочу с ним познакомиться, — признался Педро и попытался скрыть смущение, сунув собаке круассан. — Как так? Ты даже не знаешь, заинтересуется он тобой или нет, и ты никогда не отличался любопытством. — Я видел его фотографию в альбоме выпускников на сайте, — я могу туда заходить, потому что сам выпускник той школы — и он мне понравился. И теперь мне интересно узнать о нем побольше. — У тебя есть его данные? Ты, поросенок! Владеешь информацией и отказываешься поделиться с другом? — Что ты хочешь знать? — Все! — фыркнул Жорж. — Ладно. Его полное имя — Гунтрам де Лиль Гуттенберг Заксен, виконт де Мариньяк, и он француз, однако родился в Нью-Йорке. Окончил школу с лучшими результатами в классе, его прощальная речь на выпускном была довольно хороша, никакой банальщины (она опубликована на школьном сайте); обучался в Св. Петре с детсадовского возраста. Любит рисовать и играть в поло и пато. Четырехкратный чемпион региона по стрельбе в своей категории. Очень умен по отзывам учителей, и хороший парень по словам друзей. Работает волонтером с отцом Патрисио — это школьный священник — по выходным в бесплатной кухне. Подал результаты экзаменов в IB (международный бакалавриат) и хочет изучать экономику или социальное обеспечение. Вот и все. — Виконт? — Да. Похоже, очень старая французская семья, но об этом упоминалось в одном из сообщений его друзей. Я бы не стал полагаться на его достоверность. — Настоящий принц! Я не ошибся, когда это сказал, — восторженно проговорил Жорж. * * * Вылезая из машины Лучано Мартинеса Эстрады, которую тот беспечно остановил у здания, Гунтрам чувствовал, как учащается сердцебиение. — Ты не должен здесь парковаться! Водители автобусов убьют тебя! — он пытался перекричать шум улицы с односторонним движением и двумя полосами — для автомобилей и автобусов, которым приходилось объезжать припаркованный по обеим сторонам машины. — Я не паркуюсь, это просто техническая остановка. Давай, помогу с вещами. Занесем их в подъезд, и я уеду. — Здорово, спасибо, что подвез, но тебе нужно взять парковочный талон. — Ты — один из моих старейших клиентов. Еще один год, и я не то что возить — готовить для тебя начну, — ухмыльнулся Лучано. — Господи, что ты собираешься делать со всем этим?! — спросил он, когда открыв багажник, увидел, что он забит бумагой и холстами. — Это альбомы из класса по искусству. Остальным они не нужны, так что они отдали их мне, — отвечал Гунтрам, выглядя воплощением невинности. — Гунтрам, ты снова рисовал за них? — Нет, конечно, нет! С последним преподавателем мы изучали историю искусства, надо было только читать и учить. Ничью домашку я не делал. Это давно уже история! Я рисовал им несколько лет назад, но сейчас — нет. — Тогда почему директор школы звонил мне и сказал, что в выпускном классе семь кандидатов на бакалавриат в области искусств? И почему экзаменатор был восхищен качеством представленных ими работ? — Не знаю, абстракционизм и поп-арт — это не моё, — Гунтрам сделал лицо «потерявшейся овечки». — Я надеюсь, ты получил за них хорошую оплату, — фыркнул Лучано, вытаскивая сумку Гунтрама из багажника, и тот потащил ее к подъезду. Он взял картонную коробку и отнес ее к Гунтраму, который, некоторое время повозившись с ключами, наконец сумел открыть дверь. — Вот тут личные вещи твоего отца: семейные фотографии и все такое, — сказал Лучано. — Пианино привезут в половине первого вместе с кроватью и столом. Книжный шкаф уже наверху. Все оплачено, и этим ребятам придется поднять твои вещи наверх. Не давай им больше десятки чаевых каждому, и то только если они будут расторопны. Понятно? — Да, Чано. Большое спасибо, — сказал Гунтрам, глядя на коробку, которую ему отдал Эстрада. — На здоровье. Если бы ты был перонистом, я разрешил бы тебе жениться на своей дочери. Помни: не мусори, где живешь, и не ешь слишком много всякой дряни. В четверг придет Клара с инспекцией. Подготовься, иначе моя жена устроит мне скандал. — Хорошо. Поблагодари ее от моего имени за постельное белье. Я совершенно забыл о нем. — И еще тебе нужна посуда. Смотри-ка, я дал тебе первый совет! Значит, деньги твоего отца потрачены не совсем зря, — снова засмеялся Лучано и крепко обнял Гунтрама. — Мне нужно ехать. Увидимся во вторник. Гунтрам смотрел, как его опекун прыгает в машину, громко объясняя сигналящему водителю автобуса, куда тот может идти. Он замер у подъезда, на него навалилось знакомое чувство одиночества, которое сейчас ощущалось сильнее, чем прежде; нервно сглотнул, когда машина тронулась и уехала. «Я теперь сам по себе. И что мне делать?» — Здравствуй, ты — новый жилец миссис Дюран? Она сказала, что ты заезжаешь сегодня. Я — Хосе, консьерж и дворник, — представился человек лет пятидесяти. — Да, это я. Меня зовут Гунтрам де Лиль, — Гунтрам протянул ему руку, но человек ее проигнорировал. — Хорошо. Миссис Дюран говорит, что она не хочет скандалов у себя в квартире. Малейшая жалоба от соседей, и ты отсюда съедешь. Девочек не водить… и мальчиков. Понимаешь меня? — Что я делаю или не делаю — только мое дело, сэр, — сказал Гунтрам, разозлившись, что он еще даже не вошел в дом, а его уже обвинили в организации оргий. «Ну да, римская оргия в квартире площадью двадцать пять квадратных метров». — Пожалуйста, парень, я не хочу проблем с этой женщиной. Она способна устроить большой скандал на Совете собственников, и меня могут уволить. У меня уже были неприятности из-за нее, как и у твоего соседа из квартиры 4Е. Это не моя забота, что он делает и с кем он это делает, пока это не происходит в местах общего пользования. На самом деле, он нормальный парень, и его собака гадит вне дома. Но у этой женщины могущественные друзья. — Мне можете не рассказывать: эта квартира досталась мне, потому что я дружу с сыном ее кузины. Сенатора, — Гунтрам вздохнул, растерявшись от услышанного. — Я постараюсь не шуметь сегодня, но транспортная компания где-то в полдень привезет мебель, и несколько школьных друзей будут мне помогать. Я выпровожу их в десять, мне говорили, что шуметь можно только до десяти. — Нет, в субботу можно до двенадцати. И друзья — это не проблема. Она не хочет, чтобы ты устраивал вечеринки, но ты на такого не похож. «Великолепно: сначала во мне подозревают Казанову, потом объявляют ботаником — и это с разницей в две минуты». — Уверяю вас, в этом плане проблем не будет. — Приноси мусор между семью и десятью. Я выношу его в половине одиннадцатого. — Хорошо, нет проблем. Извините, но мне надо занести это наверх. Могу я воспользоваться грузовым лифтом? — спросил Гунтрам, подумав, что в пассажирском лифте, с ковром и деревянными панелями, не стоит везти ящики. — Я отвезу вещи в грузовом, а ты бери сумку и поезжай в обычном. В этот момент в стеклянные двери подъезда вошла высокая женщина и направилась прямо к лифту, ее шпильки громко процокали по мраморному полу холла. Гунтрам отступил, чтобы дать ей пройти, и она остановилась, чтобы рассмотреть его с головы до ног. Похоже, увиденное ей понравилось — она передвинула солнечные очки с носа на светловолосую макушку и провокационно прикусила губу. — Ты будешь здесь работать? — по-кошачьи промурлыкала она, и Гунтрам озадаченно взглянул на нее. — Нет, я въезжаю. Гунтрам де Лиль, мадам. Как поживаете? — сказал он и протянул ей руку. Она слегка сжала ее, мимолетно погладив костяшки его пальцев. — Это плохо. Я бы не прочь найти кого-нибудь, кто починит кран у меня в ванной, — надула она губы. — Но все равно, добро пожаловать. Ты можешь спрашивать у меня все, что потребуется. Что угодно, — тихо сказала она. — Я живу в 4С. Одна. — Боюсь, что ничего не понимаю в сантехнических работах. Простите, мадам. Я буду жить в 4F. — Тогда поднимемся, и я покажу тебе, что такое приятные соседи. Хосе принесет остальное. Это его работа. — Боюсь, что моя сумка слишком большая. Мне не хотелось бы задавить вас в лифте. «Не сомневаюсь, что ей это понравилось бы», — подумал Хосе, двигая коробки к грузовому лифту. — Не беспокойся об этом. Какое необычное у тебя имя. Русское? — Я француз, но это имя старинное, времен Меровингов, — отвечал Гунтрам, открывая дверь лифта и пропуская ее вперед. — Какой этаж? — спросил он и сразу же понял свою ошибку. — Глупый вопрос! Вы тоже живете на четвертом этаже, — рассмеялся он, чтобы скрыть смущение. «Почему всегда так трудно говорить с женщинами? Почему они всегда заставляют меня чувствовать себя экспонатом на выставке? Я же не чертова обезьянка!» «Всегда можно съесть десерт еще до ужина. Он — лакомый кусочек», — думала женщина, оглядывая Гунтрама в лифте. — Меня зовут Карина, кстати. Я — терапевт. «Терапевт? Что это за хрень? Мозгоправ?» — подумал Гунтрам, слегка запаниковав. — Звучит интересно. — Ты рисуешь? — Откуда вы узнали? Ах, да, эскизники и холсты, — засмеялся Гунтрам над собственной невнимательностью. — Нет. Это всего лишь хобби. Я учусь на экономическом. То есть, начну учиться в марте. Я только что закончил школу. — Все сдал? Никаких переэкзаменовок? Гунтрам отрицательно помотал головой, слегка покраснев под изучающим взглядом больших ореховых глаз. — Тогда ты молодец, — вкрадчиво сказала она, посылая волну мурашек по позвоночнику. Гунтрам был чрезвычайно счастлив, когда лифт наконец приехал, потому что ему казалось, что в кабине с каждой секундой становится теснее, и он не знал, куда и как подвинуть сумку, чтобы не стеснить новую знакомую, которая придвигалась к нему все ближе и ближе. — Простите, — пробормотал он, вынужденно протискиваясь мимо соседки, чтобы открыть для нее дверь. Он сделал все возможное, чтобы между ним и этой женщиной в мини платье оставалось расстояние, но его сумка была так велика и так неудачно стояла, что… «Бедняжка, ей пришлось задеть меня, чтобы выбраться из этой теснотищи». * * * Лола отличалась острым обонянием и слухом, поэтому учуяла молодого человека, который так понравился ее хозяину, в ту же секунду, как лифт остановился на их этаже. Спрыгнув со своего лежака, она побежала к выходу и принялась энергично скрестись в дверь. — Принц здесь! — объявил Жорж и встал с дивана, чтобы посмотреть в глазок. — Точно, это он! — Ты натаскал собаку на его запах? — неверяще спросил Педро. — Лола очень умная. Гораздо умнее большинства моих знакомых, — веско сказал Жорж и наклонился, чтобы погладить свою любимицу. — Пойдем девочка, сослужишь службу папе Жоржу. Подцепишь для нас принца, — он потрепал ее по черным ушам, и она восторженно гавкнула. Однако звук знакомых каблуков из-за двери заставил Жоржа замереть. Он выпрямился и снова взглянул в глазок. — Вот сучка! Я первый познакомился с ним! — пробормотал он, увидев, как сорокалетняя разведенка, живущая в квартире 4С, роняет связку ключей, чтобы, поднимая их, принц смог хорошо разглядеть ее длинные ноги. — У нас конкурентка, Педро. Тощая сучка тут как тут. — Кто-кто? — Сучка из 4С. Та, которая сказала старой суке, что я живу с несовершеннолетним! А это был мой племянник из Мендосы! Она устроила скандал и даже вызвала полицию! А всё потому, что я восемь месяцев назад пожаловался в Совет собственников на протечку воды, испортившую мне стену! Она была обязана решить этот вопрос! Мне надоело раз в месяц вызывать ремонтника! — Но ведь твоему племяннику то ли семь, то ли восемь лет! — удивился Педро. — Вот именно! У некоторых людей очень грязное воображение! Сестра чуть не придушила ее! Она отправила сына ко мне пожить, потому что разводится, и из-за измышлений этих двух сучек она чуть не лишилась материнских прав! К счастью, муж одной из моих лучших клиенток работает в Верховном Суде и меньше чем за два часа решил этот вопрос. В общем, пора избавиться от ведьмы. Лола, фас! Жорж приоткрыл дверь, и собака пулей выскочила из квартиры. Её сумасшедший бросок немедленно привлек внимание Гунтрама, и он присел ее погладить, сразу забыв о соседке, вещавшей о том, какой важный шаг он совершил, и о необходимости рвать связи с семьей, чтобы возмужать. — Привет, — улыбнулся Гунтрам и ласково почесал Лоле голову. Он всегда хотел собаку, но держать ее в школе не представлялось возможным, поэтому он гладил любую встречную псину. — Нет, у меня ничего нет для тебя, — сказал он, показывая ей руки, чтобы она могла их обнюхать. — Всего лишь книги и бумаги. Возможно, в другой раз, если твой хозяин разрешит. О, здравствуйте, господин де лос Риос! У вас очень дружелюбная собачка. — Прошу вас, Гунтрам, называйте меня Жоржем, я настаиваю. — Спасибо, Жорж. Я заранее извиняюсь за шум, который сегодня устрою, — поднимаясь, мягко сказал Гунтрам. У Педро приоткрылся рот, когда он разглядел мальчика. Он был абсолютно… великолепен. Да, никакое другое слово не подходило ему лучше. Ноги Педро превратились в желе, он ловил каждое слово, произносимое этим мягким тенором. «Где ты был, когда я учился в этой вшивой дыре?! Должно быть, в детском саду». — Где мне это поставить? — крикнул Хосе, консьерж, от грузового лифта, шумно грохнув коробки на пол. — Прошу прощения. Надо заняться вещами. Было приятно поговорить, мисс Карина, Жорж, — извинился Гунтрам и коротко кивнул Педро, который до сих пор таращился на него, онемев от восхищения. Он подошел к своей двери, повозился с ключами и сказал: — Позвольте вам помочь с этим, Хосе. Как только мальчик вошел в свою крохотную квартирку, Хосе закрыл дверь от жадных взглядов этих стервятников. «Да, парнишка, ты не смог бы найти более дурацкого места для проживания». * * * — А теперь, Жорж, бери-ка своего Кена и вали, — рявкнула Карина, ее зеленые глаза яростно сверкали. — Тигрица — это горячо, но облезлая мартышка, охочая до молоденьких, вызывает только жалость, — злобным шепотом проговорил Жорж, уставившись на нее. — Не больше, чем старый жеманный педик. Иди в жопу! — Карина захлопнула свою дверь, и Жорж подмигнул Педро. — Конкурентка устранена. Кстати, ей уже пора красить корни. Вперед, тигр! — Ты уверен? Кажется, он мной не заинтересовался. — Он — то, что тебе надо. Пригласишь меня на свадьбу, — снова подмигнул ему Жорж и вернулся в квартиру, захлопнув дверь перед носом Педро. Педро ужаснулся, что останется один на один с этим восхитительным созданием. И что ему делать? Предложить соседскую помощь? Растерянный, он взмолился о том, чтобы случилось чудо и он бы не выглядел в глазах принца еще более жалким чудаком, чем только что. И чудо случилось, хотя явилось оно в виде потного, в центнер весом, сотрудника транспортной компании, который через четверть часа позвонил в дверь квартиры 4F. * * * Гунтрам дал привратнику десять песо** за помощь с коробками, и тот был очень благодарен: остальные жильцы считали, что его единственное предназначение — быть их личным рабом до конца своих дней. Выйдя из крошечной 4F, Хосе коротко кивнул до сих пор стоявшему в коридоре человеку. Люди такого типа всегда заставляли его нервничать, хотя тот, из квартиры 4Е, никогда не доставлял ему хлопот и всегда давал большие чаевые на Рождество и Пасху. Кроме того, парикмахер достал для него автограф того поп-певца, явно гея, по которому фанатела его тринадцатилетняя дочка. Когда за консьержем закрылась дверь, Гунтрам вздохнул и оглядел маленький лофт — «лофт» звучит лучше, чем «квартира-студия» — без балкона, немного темный и душный. Он подошел к большому окну, выходящему на соседнее здание, и открыл его, чтобы впустить свежий воздух. При свете стало видно, что старый паркетный пол нуждается в чистке и натирке и что голые белые стены выглядят грязными. «Как стены могут пачкаться?» — удивился Гунтрам. Из мебели в квартире был только буфет и старый холодильник. Ванная комната, которую почти всю занимала старая ванна, тоже была маленькой и темной. «Ладно, это лучшее, что можно получить за 650 песо в таком престижном районе, как этот». Он заметил, что кран подтекает, и попытался закрыть его, но вода продолжала капать, и он увидел большое мокрое пятно на стене. «Вот дерьмо, сосед наверняка бесится из-за этого. Возможно, Хуан посоветует мне, как это можно починить». «Это, конечно, та еще конура, но если проявить воображение, поставить мебель, она будет выглядеть лучше, — безуспешно пытался ободрить себя Гунтрам. — Стол и стулья просто нуждаются в хорошей полировке. Сэконд хэнд это не так уж и плохо». «С чего же начать?» Он открыл буфет и обнаружил, что там совершено пусто. «Теперь понятно, почему Чано говорил о посуде. Ни одного стакана, не говоря уже о прочем. Великолепно». Звонок в дверь отвлек его, и он пошел открывать, надеясь, что это его лучший друг Фефо каким-то чудом ухитрился рано встать субботним утром и пришел помочь ему. Однако вместо друга за дверью стоял, опершись о косяк, мужчина (рабочий, судя по одежде) с нагло свисавшей изо рта сигареткой. — Делайл здесь живет? — Де Лиль. Да, здесь. — Транспортная компания. У нас внизу ваши вещи. — О, я не ждал вас так рано. Вы сказали, что приедете в половине первого. — Послушай, парень, мы не в Германии. Хотим закончить пораньше и по домам — сегодня суббота. Давай двести песо, и мы поднимем вещи сюда. — Простите? Две сотни песо? Но все было оплачено заранее. — Да, мы привезли твое барахло сюда. А поднять его наверх стоит еще двести. Если нет, можешь заняться этим сам. — Думаю, тут какая-то ошибка. Когда я договаривался о доставке, ваш менеджер сказал мне, что вы занесете вещи в квартиру. — Нет, мы только доставляем. Другие поднимают. Двести песо, или возись сам. Посмотри, это есть в документах. Педро поверить не мог, что этот тип собирается облапошить мальчика. «Все они мошенники! Прав был дед, когда приказывал пороть индейцев. Это единственный язык, который они понимают. Все они отморозки», — раздраженно подумал он, подошел к ним и с угрожающим видом встал перед перевозчиком. — Какие-то проблемы? — Не твое дело, — рявкнул грузчик, осматривая с головы до ног хорошо одетого человека — явно принадлежащего к высшему социальному слою — который смотрел на него с типичным для таких людей презрением к рабочему классу. — Послушай меня. Лучше бы тебе закончить свою работу, если не хочешь проблем с полицией. Давай-ка, займись делом, пока я их не вызвал, — сказал Педро тихо, но таким тоном, к которому обычно прибегал, когда сезонные рабочие в поместье создавали проблемы или отлынивали. — Он должен мне сначала заплатить! — Мне поговорить с твоим начальством? В твоей накладной сказано — доставка в квартиру 4F. Так что поднимай вещи, или я позвоню своим друзьям в полиции, и они проверят твою лицензию на грузовые перевозки и посмотрят, что у них есть на твоих приятелей-грузчиков. Они все работают легально? — Ты не имеешь права так со мной разговаривать! — У вас десять минут, чтобы поднять и занести вещи. Приступайте! Грузчик неуверенно уставился на него — этот тип действительно был похож на одного из тех высокомерных богатеньких засранцев, которых показывали по телевизору, и, кажется, знал, о чем говорит. Меньше всего ему нужны были неприятности с полицией, особенно если вспомнить, что его лицензия закончилась семь месяцев назад, а если кто-нибудь найдет у него отпечатки пальцев Пульги, его отправят в тюрьму за вооруженное ограбление. А у пацана, похоже, действительно нет денег. — Ну, командир, накинь хоть сотенку — там же пианино! — примирительно предложил он. — Пятьдесят на пиво. А теперь поторапливайся, — рявкнул Педро, и мужик бросился к грузовому лифту. Гунтрам, который наблюдал за этой сценой с большими глазами, не совсем понимая, что происходит, тихо сказал: — Спасибо, очень признателен вам, сэр. — С ними надо строго, иначе сразу сядут на шею, — мягко сказал Педро. — Педро Антонио Ланюс, — он протянул юноше руку. — Я — друг вашего соседа. Извините, что вмешался. — Гунтрам де Лиль. Напротив, я должен вас благодарить. Мой опекун сказал дать им пятьдесят песо, но я никак не ожидал, что они запросят больше. — Старый трюк, чтобы выжать из клиента побольше денег. Приходится держать их на коротком поводке, но что еще ожидать от таких людей… — У них тяжелая жизнь, сэр, но они — хорошие люди. — Того, кто пытается обмануть неопытного человека, вряд ли можно назвать хорошим, — Педро посмотрел Гунтраму в глаза, и тот смущенно опустил взгляд. «Боже, какой он милый! Может, в этом году я пожертвую школе немного денег». — Ваше имя откуда-то мне знакомо, мистер Ланюс, — тихо сказал Гунтрам, смущенный тем, что его разглядывают. — Бывший президент — мой дед**. Я из сельской ветви семьи, — ухмыльнулся Педро. — Но, возможно, вы видели меня в столовой. — Простите? — В списке отличников на стене столовой школы Св. Петра: «Педро Антонио Ланюс, 1985». — Да, точно! Я же читал его много раз! — Гунтрам разулыбался, обрадовавшись, что они говорят о чем-то ему знакомом. — Они до сих пор требуют, чтобы за обедом все молчали? — Как в церкви. Иначе… — Иначе заставляют сто раз написать фразу «Я не должен разговаривать после гонга». — Точно. Осторожно, пожалуйста, — Гунтрам облегченно хихикнул — теперь, к счастью, это всё уже не имело к нему отношения — и отодвинул Педро от двери; мимо них прошли двое грузчиков, несущие стол, а за ними — третий, с изголовьем кровати в руках. Оставив вещи посередине комнаты, они поспешно исчезли. — У вас есть пианино? — спросил Педро, чтобы снова привлечь внимание Гунтрама, который задумчиво смотрел на мебель. — Бабушкино. Оно хранилось вместе со столом и стульями. Мой опекун решил оставить их, чтобы у меня было напоминание о семье. — Отличная вещь, — сказал Педро, быстро осмотрев массивный овальный стол из вишневого дерева, к которому полагалось четыре таких же стула, сейчас небрежно брошенных грузчиками посередине комнаты. — Стулья не помешало бы заново обтянуть, но древесина в прекрасном состоянии. Бидермейер? — спросил он, гладя спинку стула и наслаждаясь красивыми изгибами и древесной текстурой. — Не знаю. Все это принадлежало матери моего отца, насколько я знаю. Думаю, оно из Германии. Изголовье кровати было у меня с детства. Ужасно трудно найти матрас подходящего размера — 105 сантиметров. — Черт, осторожней в дверях! — крикнул грузчик. — Эта хрень весит целую тонну! — Наверное, пианино, — нервно улыбнулся Гунтрам. — Извините, мне надо им помочь, — сказал он и быстро вышел. Педро внимательно оглядел кровать — «красное дерево, без сомнения» — высокий шкаф и стол. «И орех. Все хорошего качества, прекрасно сохранилось и выглядит подлинным. Не слишком ли старомодный стиль для молодого человека? Я всегда такой любил, но это я — «скучнейший человек в мире», по словам Жоржа». Через несколько минут грузчик аккуратно занес в комнату механизм пианино и поставил его у стены. Трое других встащили корпус пианино внутрь, после чего Гунтрам открыл его и с легкостью вставил механизм обратно. — Я не думал, что ты сможешь его достать, — сказал один из рабочих с уважением. — Без него оно почти ничего не весит, и колесики помогают. — Это всего лишь дело практики. В школе нам приходилось передвигать один из таких монстров несколько раз в году. Хороший предлог прогулять уроки, — радостно сказал Гунтрам, занятый прикручиваем механизма. Принесли последнюю часть кровати и новый матрас, сложив их в кучу с остальными вещами. — Мебель собирать? — спросил грузчик. — Нет, спасибо. Мы сделаем это потом. Сначала надо все почистить и вымыть, — Гунтрам достал бумажник, но Педро, который уже заплатил бригадиру, отрицательно покачал головой и взмахом руки отослал рабочих. Гунтрам слегка растерялся оттого, что практически незнакомый человек заплатил за него, и достал деньги из бумажника, чтобы вернуть, пробормотав «спасибо» и «извините, руки грязные». — Переезд такое дело — еще не так испачкаетесь. — Я бы предложил вам что-нибудь выпить, но у меня даже стакана нет, — признался Гунтрам. — Вам действительно нужно пройтись по магазинам. Кто-нибудь составит вам компанию? — Друзья вызвались помочь, но они придут позже. Мне нужны метелка, ведро, мыло и хоть немного посуды. И средство для чистки мебели. — Не смейте протирать им такое дерево! Только нейтральное мыло и больше ничего. Максимум, пчелиный воск, чтобы натереть. — Да, вы правы. Я и забыл. — И вам не помешает купить краску. Похоже, здесь не красили, прежде чем сдавать. — Нет. Но зато стоит дешево. Меня больше беспокоит протекающий унитаз и кран. Стена влажная — скорее всего, вода проходит насквозь и портит стену соседу. «Старая ведьма! Всё же стоит подать на нее в суд!» — подумал Педро. — Похоже, вам действительно нужно заглянуть в супермаркет. — Вы не знаете, тут есть поблизости какой-нибудь? — Да. Они даже делают доставку. Я отведу вас, это в семи кварталах отсюда. — Ну что вы, не нужно! Вы и так мне очень помогли. — Мне все равно по дороге, да и я ничем особо не занят. Там неплохая домашняя утварь, и недорого. Постельное белье у вас хотя бы есть? — Да, но одолженное, до следующей среды, — с усмешкой сказал Гунтрам. — Жена моего опекуна заключила пари на мои хозяйственные навыки. — Там и белье можно купить. Гунтрам улыбнулся, снял ключи с крючка и открыл дверь. Педро пошел к лифту. — Спасибо, мистер Ланюс, что рассказали мне про магазин. Я могу сходить сам. Мне не хочется вас беспокоить. — Никакого беспокойства, Гунтрам. Мы же учились в одной школе, и мне по пути. Пожалуйста, называй меня Педро и на «ты». Только не «Педро Антонио» — это звучит, как имя персонажа из мыльной оперы. — Ну, «Гунтрам» звучит не лучше. Не знаю, почему отец меня так назвал. В каком году ты закончил школу? — В декабре 1985, лучшим в классе. Потом учился в Университете Буэнос-Айреса, а затем в Гарварде. — О, как раз в том году я поступил! Ты застал мистера Стойла? — Он все еще там? — с ужасом спросил Педро. — Да, но в следующем году уходит на пенсию, — хихикнул Гунтрам, нажимая кнопку лифта. — Спасибо, что идешь со мной. — Не за что. Кстати, о белье: ты же не собираешься купить какое-нибудь безобразие? «Зачем я это сказал?» — Я думал о белом с голубой полоской по краю. Классическом и скучном, как я сам. «Именно такое белье у меня дома!» — Хороший выбор. Продолжение следует ----------------- Примечания переводчика: * «Жаркий декабрь» - не забываем, что Аргентина в южном полушарии **В 2000 году, когда происходит действие рассказа, аргентинский песо был примерно равен доллару или даже чуть дороже, сейчас, в июле 2018 г., за 1 доллар дают 28 песо. *** Алехандро Агустин Ланюс — аргентинский военный деятель, фактически занимал пост президента Аргентины с 22 марта 1971 года по 25 мая 1973 года после военного переворота 1966 года, когда к власти пришла военная хунта.