О доброте и сострадании жаб и лягушек

27 октября 2007 года Цюрих Этим утром Конрад фон Линторфф не находил себе места. «Это свидание. Да, вот что это такое». «Романтическая прогулка с двумя малышами на прицепе, — напомнил ему его внутренний голос. — И с чудесным ароматом от вольера бегемота». «Он просто предложил составить нам компанию в зоопарке, — пробормотал Конрад, завязывая туфли с бо́льшим рвением, чем требовалось. — После того, как попросил меня прийти на родительское собрание». Он встал с постели и сделал несколько кругов по спальне, прежде чем пойти в гардеробную. Нервничая больше, чем обычно, он рассеянно снял с держателя галстук-бабочку и стал привычно точными движениями завязывать ее вокруг шеи поверх спортивной рубашки. «Две недели назад он бы без всяких сожалений меня отравил, а теперь приглашает пойти с ним, чтобы увидеться с этой баба-ягой директрисой». «Неужели Гунтрам начинает смягчаться?» — он схватил первый попавшийся пиджак. «Да, должно быть. Он никогда не умел долго обижаться. Для этого он слишком великодушен, и, может быть, теперь, когда Гунтрам не так напряжен из-за учебы, он начал размышлять о нас и понял, что я не имею никакого отношения к смерти его отца». Конрад посмотрел в зеркало, нормально ли он одет, и обнаружил, что черный галстук-бабочка крайне нелепо выглядит с повседневной одеждой. — Черт! — выругался он, яростно дернув галстук и едва не задушив себя. Проклиная свою рассеянность, он расстегнул две верхние пуговицы рубашки и взял с полки шейный платок. «Это не имеет значения, — напомнил он себе еще раз. — Мы просто собираемся погулять с мальчиками». «Совсем как раньше, когда мы были семьей». Конрад пересек комнату и устало сел на кровать, хотя день еще даже не начался. «Просто посмотрим на факты. Это он пришел ко мне и попросил пойти с ним на школьное собрание, а не я к нему. Он мог бы сходить туда один и сам объясниться с учителями. Я ему для этого не нужен». «В пятницу он завтракал с Армином, и когда я без всякой задней мысли сказал, что собираюсь повести Клауса и Карла в зоопарк, он предложил пойти со мной. Обычно субботы у воспитателей — свободный день, верно? Он всегда исчезает после обеда с Антоновым или Гораном». «Итак, он дважды обратился ко мне». «Возможно, собственное упрямство плохо сказывается на нем. Он знает, что я не держу на него зла. Всё зависит от него. Доктор ван Хорн несколько раз говорил мне, что состояние его сердца не улучшается и что весь этот стресс очень вреден для него. Он чуть ли не падает от усталости по вечерам, хотя учеба уже закончилась». «Я уверен, что ему одиноко, потому что он никуда не выходит и никого не видит, кроме Антонова и Горана. Переписывается только с двумя своими бывшими одноклассниками и иногда разговаривает со своим единственным другом из университета. Прежде он всегда приходил ко мне поговорить или просто посидеть в моей компании. Он ненавидит оставаться один». «Как и ты сам», — снова ожил его внутренний голос. «Я привык к этому, и откровенно говоря, пусть лучше будет так». «Это не свидание, мы просто идем гулять с мальчиками. Будем надеяться, что мы переживем этот день», — твердо сказал себе Конрад и решительно вышел из комнаты. * * * «Почему я всегда попадаю в эту ловушку? Не могу сказать, что это потому, что я хочу помочь людям. Все они достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе. Но, честно говоря, мне не хочется ссориться еще и с Фердинандом, Михаэлем или Гораном, — думал Гунтрам, садясь за стол рядом с все еще сонным Армином. — Если и есть на свете кто-то, кому никто не нужен, то это наш ублюдок. Он был бы счастлив, если бы остался единственным человеком на земле». «Ребята обвели меня вокруг пальца! И я снова купился на их крокодиловы слезы! Пообещал вести себя дружелюбно с этим чудовищем, чтобы ему вдруг не захотелось уволить какого-нибудь невинного человека. Как будто ему не наплевать на людей! Плохие цифры, и они теряют работу!» Гунтрам отрезал ломтик масла и стал яростно намазывать его на ржаную булочку. — Эй, я тоже хочу немного! — Армин вырвал у него из рук серебряное блюдце. — Это масло ничего плохого тебе не сделало! — Прошу прощения, — пробормотал Гунтрам, избегая пристального взгляда друга. «Интересно, ублюдок будет завтракать здесь или в своем логове?» — Знаешь, ты какой-то напряженный. «Это преуменьшение года, Армин», — про себя усмехнулся Гунтрам. — Да нет, я просто устал, — соврал он. — Устал? Ты даже никуда не ходишь! В отличие от меня, — легко отмел его ложь Армин. — Кстати, мы нашли новое классное место. Тебе стоило с нами пойти. Девочки просто невероятные! — Мне надо было заниматься, — пробормотал Гунтрам. «Где девочки, а где я? Один на дискотеке? Он слепой или дурак? Ублюдок из ревности выволок бы меня оттуда за шкирку». — Зачем? — Сия тайна откроется тебе в день защиты диплома, — едко сказал Гунтрам, и Армин обиженно посмотрел на него. — Ну и дела, мы сегодня встали не с той ноги, — пробормотал он и занялся своим завтраком, решив оставить Гунтрама в покое. — Мне придется идти с мальчишками в зоопарк, — сказал Гунтрам, пожалев о своей вспышке. — Я постоянно боюсь, что что-нибудь пойдет не так. — Страховка оплачена? — усмехнулся Армин. — Думаю, да. Страховая компания принадлежит твоей семье. — Тогда все в порядке. Почему бы нам не пойти в кино и не пообедать где-нибудь, когда ты вернешься? Я свободен. — Не думаю, что это хорошая идея, — медленно ответил Гунтрам. — Тебе разве не надо заниматься? — Может, и надо, но я в семье считаюсь черной овцой; не могу же я обмануть ожидания людей! — усмехнулся Армин. — Кстати, ты имеешь представление о деривативах? — Некоторое имею, — коротко ответил Гунтрам. — Лучше начни заниматься, или господин Делер спустил с тебя шкуру. У тебя есть хотя бы тема диплома? — Эй! Я на год моложе, и у меня нет твоих мозгов! — Почему бы тебе не заниматься чуть больше? — спросил его Гунтрам, расстроенный отсутствием у Армина желания идти на жертвы ради своей карьеры. «Он все еще считает, что это всё игра?» — Думаю, что твой отец и дядя скоро потеряют терпение, — воскликнул Гунтрам, но не договорил, увидев Дитера, который вбежал в столовую, чтобы накрыть завтрак еще на одну персону. «Ублюдок выполз из своего логова, — с горечью подумал Гунтрам, мрачно наблюдая, как дворецкий проверяет, идеально ли стоит посуда и ровно ли лежат серебряные приборы. — Мог бы хотя бы дать мне отсрочку и появиться сразу в зоопарке». — Сбегаешь, Гунтрам? — спросил Армин, решив отомстить за удар по его гордости. Гунтрам поморщился, поднимаясь со стула. — Сядь, де Лиль, — небрежно сказал Конрад, гордо направляясь к своему месту во главе стола. Ему стоило лишь вопросительно изогнуть бровь, и Армин подскочил, как хорошо смазанная пружина, пробормотав: — Доброе утро, мой герцог. Застигнутый врасплох, проклиная свое невезение, Гунтрам снова сел и уставился на черную жидкость, которую Дитер наливал из кофейника в чашку Конрада. «Черный, без сахара, — меланхолично подумал он. — Вишневый джем, если он в хорошем настроении». — Дети готовы? — спросил Гунтрама Конрад и сразу же мысленно обругал себя за то, что обнаружил свое нетерпение. — Ими сейчас занимается Лизетта, сэр,— тихо ответил Гунтрам, разглядывая чашку с чаем, которая чудесным образом материализовалась перед ним. «Это самое меньшее, что она может сделать. Лизетта на целую неделю уезжала к своему парню, и наверняка я не увижу ее и сегодня вечером». — Они будут готовы к десяти, как вы просили, сэр. Конрад посмотрел на Гунтрама, размышляя, означала ли последняя фраза, что Гунтрам к ним не присоединится. «Передумал и пытается увильнуть?» Он прочистил горло и сказал немного резче, чем намеревался: — Клаус Мария вчера вечером упомянул, что ожидает получить слона, а Карл что-то говорил про медведя. Не знаешь, что они имели в виду, де Лиль? — О, должно быть, это относилось к моему обещанию нарисовать им слона и медведя, после того как мы посмотрим на них сегодня. Они хотят, чтобы рисунки были большого размера, — сказал Гунтрам и заметил, что рука Конрада пропутешествовала от блюда с колбасками к вазочке с вишневым вареньем. — Так ты идешь с нами? — спросил Конрад, не глядя на него. — Да, так будет лучше. Они иногда очень быстро бегают, — пробормотал Гунтрам, удивляясь, почему Дитер по собственной инициативе положил на его тарелку еще одну булочку. «Да, теперь не сбежать. Придется доедать, иначе Фридрих всё мне выскажет вечером. Хуже, чем при тоталитарном режиме». «Снова здоро́во. Им нужно проораться, высказать друг другу всё, что накопилось, отправиться в постель и наконец покончить с этой ерундой. Что за пара идиотов! — думал Армин, наблюдая, как эти двое тщательно избегают смотреть друг на друга. — Но, по крайней мере, они не цепляются ко мне». * * * Гунтрам задохнулся от ужаса, когда из стереосистемы машины громко хлынула детская музыка. Он поспешно наклонился, чтобы выключить CD-плеер, и нечаянно задел рукав Конрада. Покраснев, как помидор, он извинился, и Конрад внимательно посмотрел на него. «Первое прикосновение больше чем за год». — Теперь я понимаю, почему Михайлович просит повышения, — пошутил он, чтобы разрядить атмосферу, заметив, как напряжен Гунтрам. — Это больше не повторится, сэр, — смущенно ответил Гунтрам, и Конрад был озадачен его реакцией. Не зная, что еще сделать, он предпочел сосредоточиться на дороге, радуясь, что его сыновья в это утро вели себя тихо. * * * При виде огромной очереди в кассы Конрад почти пал духом; он беспомощно смотрел на детские коляски, воздушные шары и носящихся повсюду детей. Скрывая свой дискомфорт, он крепко стиснул ладонь Клауса, который был проказливее Карла, и двинулся к длинной очереди. — Сюда, сэр, — Гунтрам поймал его за рукав, но быстро отдернул руку, когда Конрад взглянул на него. — Я купил билеты заранее, — добавил он, страшно смутившись. «Пользоваться интернетом — это не грех! Приди в себя, Гунтрам!» — О, — сказал в ответ Конрад и последовал за Гунтрамом к тому входу, где не было очереди. Гунтрам предъявил распечатанные билеты сотруднику зоопарка. «Он спланировал все заранее. Возможно, я на правильном пути». Уже более уверенный в своей оценке ситуации, Конрад слегка подтолкнул Клауса, чтобы тот бежал впереди них, желая хотя бы на некоторое время остаться наедине с Гунтрамом, но Карл Мария вцепился в Гунтрама, уже подозревая отца в явном намерении узурпировать его. — Не хотите посмотреть сначала больших животных? — спросил Конрад Гунтрама и почувствовал досаду, когда тот проигнорировал адресованный ему вопрос, переадресовав его детям. «Невозможно устроить романтическое свидание в зоопарке, когда под ногами крутятся двое трехлетних мальчишек, — подумал он. — Чувствую себя невидимкой». — Хочу посмотреть муравьеда! — воскликнул Карл, его лицо засияло от радости. — Я не уверен, есть ли в этом зоопарке муравьеды, — ответил Конрад. «Нас ждет большая истерика — их тут нет». — Зато здесь есть львы, и, возможно, у них сейчас детеныши! — с широкой улыбкой сказал Гунтрам Карлу, у которого уже задрожали губы. Мальчишки запрыгали от восторга, а Конрад почувствовал острое одиночество, осознав, что улыбка предназначалась не ему. — А еще я прочел в газете, что у бегемота родился малыш! Мальчишки, подпрыгивая от радости, схватили Гунтрама за руки и бесцеремонно потащили вперед; Конраду пришлось идти быстрым шагом, чтобы догнать их. Чувствуя себя позабытым, он просто шел за своей семьей, замечая, что другие отцы были в том же положении — пока их жены сконцентрировались на детях, мужчины оказались предоставлены сами себе. Когда они подошли к барьеру, отделявшему людей от загона с бегемотами, Конрад уже почти задыхался от резкого запаха. Как и следовало ожидать, здесь воняло, но никто (кроме него), казалось, не замечал этого или гораздо меньше обращал на это внимание. По какой-то неясной причине люди строили рожи детенышу бегемота. «Это же животное. Неужели все эти люди не понимают, что ему всё равно, что мы делаем? — думал Конрад, подходя к Гунтраму и сыновьям, которые уже дергали того за пиджак, уговаривая взять их на руки, чтобы было лучше видно. — Клаус уже весит пятнадцать килограммов, а врач говорил Гунтраму много-много раз, что он не должен поднимать ничего тяжелее пяти». — Позволь мне, — безапелляционным тоном сказал Конрад и забрал старшего сына у него из рук, нарушив его личное пространство. — Да, конечно, — немного удивленно ответил Гунтрам и погладил уже сидевшего на руках у отца Клауса по голове, чтобы скрыть смущение от того, что Конрад стоит так близко к нему. — Теперь очередь твоего брата, — сказал Конрад и удивился, почему Гунтрам не шарахнулся от него метров на пять, как делал всякий раз, когда Конрад к нему приближался. Довольный Карл, удобно устроившись на руках у отца, смотрел на бегемотов. Ближе к полудню Конрад заметил, что мальчики перестали бомбардировать Гунтрама вопросами и их любознательность уступила место раздражительности и капризам. «Должно быть, проголодались». Проигнорировав разочарованные лица своих малышей, когда он отказался есть в красочно расписанном кафетерии, где было самообслуживание, Конрад направился в ресторан. Дети втайне надеялись, что им разрешат самим нести подносы в кафе. Гунтрам, усталый, но чувствующий странное умиротворение, поскольку утро прошло не так ужасно, как он боялся, заказал мальчишкам то, что они, как он знал, будут есть без жалоб. После того как он нарезал их мясо маленькими кусочками, малыши сосредоточились на еде, забыв о своих родителях и их странном молчании. Конрада подавляла эта тишина. «Уж лучше орать друг на друга, чем так», — подумал он, разрезая свой стейк. — Сир, я хотел извиниться за то, каким образом проинформировал вас о защите диплома. Это было грубо, особенно после всех проблем, которые вам пришлось решить, чтобы я мог учиться в университете, — нарушил молчание Гунтрам и отпил воды из стакана, когда почувствовал устремленный на него удивленный взгляд Конрада. — Я ожидал от тебя иного, де Лиль, хотя бы ради старых добрых времен, — бесстрастно ответил Конрад, изо всех сил стараясь скрыть боль от того, что Гунтрам не захотел разделить с ним один из самых важных моментов своей жизни. «Мне как попрошайке пришлось клянчить копию его диплома у Фелдера». — Понимаю, сир. Пожалуйста, примите мои извинения, и я хотел бы дать вам копию моей дипломной работы. Доктор Делер сказал, что она хорошая. — Если он так сказал, то она заслуживает прочтения. Пришли ее Монике, — приказал ему Конрад излишне сухо, но он нервничал и не мог контролировать свой тон. «Это отличная работа, и Михаэль, конечно же, прав. Мой котенок всегда был очень умным». — Хорошо, сэр, — пробормотал Гунтрам, пряча смущение и неловкость. «Он понемногу оттаивает. Может быть, сейчас подходящий момент спросить еще кое о чем. В конце концов, он теперь может найти свою «работу мечты» в качестве бухгалтера и порвать со мной». — Ты получил какие-нибудь предложения о работе? Работодатели обычно интересуются выпускниками, набравшими средний балл около пяти и получившими диплом с отличием, — небрежно спросил он, надеясь скрыть свое отчаяние за простым, безвредным вопросом, который задают любому выпускнику. — Да, несколько. Два о работе в Лондоне, одно — во Франкфурте и одно — отсюда, из хедж-фонда доктора Фелдера, — медленно проговорил Гунтрам, собираясь с мыслями. — Я отказался ото всех, потому что не хочу бросать малышей. Лучшее было от доктора Фелдера, но там нужна полная занятость с 9 утра до 8 вечера. Я хочу найти что-то на неполный рабочий день, чтобы оставалось время на портреты. У меня есть несколько еще не начатых заказов. Их мне должно хватить до того, как я закончу следующую книгу и ее опубликуют. «Эта подлая тварь, Репин, наверняка использовал одну из своих подставных компаний, чтобы предложить ему работу и отобрать его у меня. Но Гунтрам отказал им всем, чтобы остаться с нашими сыновьями и со мной», — у Конрада словно гора свалилась с плеч. — Почему ты отклонил предложение Фолькера? — мягко спросил он, воспользовавшись возможностью узнать, не сошел ли и другой его соперник со сцены. — Мы не договорились по деньгам. Он хочет слишком много. Я должен делить доход еще и с мастером Остерманном, поэтому для меня нет экономического смысла в этой выставке, даже если я все продам. Предпочитаю подождать, пока не стану более известным, а потом уже договариваться с ним на новых условиях, — солгал Гунтрам, надеясь уберечь Андреаса от зловещих планов, лелеемых Конрадом в отношении Фолькера, по словам Фердинанда, Михаэля и Горана. «Ублюдок запросто разрушит ему жизнь, просто чтобы преподать мне урок». — Ясно, — тихо сказал Конрад, еще пристальнее, чем до этого, изучая лицо Гунтрама. * * * Солнце скрылось за тучами, и Конрад решил отвести мальчишек в помещение, поскольку осенняя погода могла быть коварной. — Давайте посмотрим лягушек, — предложил он, и мальчишки загорелись этой идеей. В павильоне с амфибиями было влажно и душно, но Клауса и Карла это совершенно не смутило — они ринулись к первому же террариуму. — А где же лягушки? — разочарованно спросил Клаус, не увидев там ни одной. — Прячутся, — с улыбкой ответил Конрад, вспомнив свои свидания с жабами у замкового пруда. «Странно, они никогда не проявляли к ним интереса». — Прячутся? — насупился Карл. — Вы должны очень тихо себя вести, и они выйдут к вам. А когда вы скачете и поднимаете шум, лягушки прячутся. Они сами знают, когда появиться. Вы должны уважать их выбор, — сказал Конрад как нечто само собой разумеющееся. «Вы должны уважать их выбор? — изумился Гунтрам. — Неужели он знает, что это такое — уважать чей-то выбор?» — Если вы притаитесь и подождете, лягушки вылезут, чтобы посмотреть на вас. Они очень любопытные, — продолжал объяснять Конрад сыновьям. — Из нашего пруда они выбираются по ночам, если все спокойно. «Он действительно ходит на пруд? Я-то считал, что это у него такое объяснение, удобоваримое для детей, почему он иногда исчезает по вечерам», — подумал Гунтрам. — И их можно увидеть? — спросил Клаус. — Не сейчас. Весной или летом. Сейчас для них слишком холодно. Они роют норки и там зимуют. — У нас есть лягушки? — удивился Карл. — Ну конечно, есть! — Конрад удивился, что его дети никогда их не видели. — Они жили там еще тогда, когда я был маленьким, как вы. Обычно я приносил им хлеб, и они вылезали из укрытия, чтобы его съесть. Еще я любил с ними разговаривать, особенно тогда, когда умер ваш дядя Карл Мария. Они были для меня хорошими друзьями. Образ очень юного Конрада, кормящего лягушек на пруду, выбил Гунтрама из колеи: его стройное представление о стоящем перед ним человеке как о монстре развалилось на куски. Он заметил боль, которая мелькнула в глазах Конрада при воспоминании о погибшем брате, и этот его взгляд слился у Гунтрама в голове с теми, которые бывали у Конрада, когда он в одиночестве стоял у двери и смотрел, как Гунтрам играет с детьми. Не в силах выдержать мысль, что Конрад все-таки человек, Гунтрам опустил голову, и его взгляд упал на переливающуюся голубым и черным бразильскую лягушку. — Вон она! — он показал на животное, и мальчики в благоговении уставились на нее. — Мисс Барбара читала нам историю про то, что когда видишь лягушку, надо задумать желание, и если она прыгнет, оно сбудется, — с улыбкой сказал Карл, а его брат усердно закивал. — Думаю, лягушки превращаются в принцев, — поправил их Гунтрам. — Нет, не превращаются! Это глупость! Лягушки — это лягушки! — фыркнул Клаус, напомнив Гунтраму Конрада. — Они исполняют желания. Ты не читал историю, а мы читали! — дерзко возразил Карл. — Может, и исполняют, — внезапно сказал Конрад, заметив еще двух лягушек. — Ведь они редко прыгают в присутствии человека. Обычно они затаиваются на фоне зелени, чтобы обмануть наблюдателя. Они тебя видят, а ты их — нет. Гунтрам взглянул на Конрада и вздохнул. «Ладно, мальчишки до сих пор верят в магию, но он-то слишком стар для этого». — А давайте их о чем-нибудь попросим, а? — спросил Клаус. — Вряд ли... — Почему бы и нет? — прервал Конрад тираду Гунтрама. — Но просите что-нибудь полезное, чтобы не беспокоить их понапрасну. «Что он несет? — подумал Гунтрам, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Конрад фон Линторфф только что велел не отвлекать лягушек бесполезными запросами? Я, должно быть, попал в другое измерение». Близнецы с надеждой смотрели на Гунтрама. Чувствуя досаду при мысли о том, что его заставили принять участие в полуязыческой церемонии взывания к лягушачьему богу, он добавил: — Как и в день рождения, вы не должны говорить свое желание вслух. Мальчишки переглянулись, и Конрад снова задумался, есть ли в поверье, что близнецы умеют молча общаться между собой, какая-то правда. Они дружно положили руки на стекло и уставились на голубую лягушку. «Я желаю, чтобы Гунтрам простил меня и мы снова стали семьей», — подумал Конрад и отвел глаза, не выдержав недоумения, застывшего в глазах Гунтрама. Он заметил, что на бромелии сидит другая, желтая с черными пятнышками лягушка*, и та внезапно прыгнула в его сторону. «Хорошо бы эта сказка была правдой», — кисло подумал он. — Давай, Гунтрам! — сказал Клаус. — Твоя очередь. — Бесполезно, — отказался Гунтрам. — Эти лягушки и не собираются прыгать. Они ночные животные. — Может, им не понравилось то, что мы попросили, — предположил Карл. — Я пожелал лошадь. — Видишь ли, милый, лягушки не любят лошадей, — Гунтрам, которому все это надоело, взял мальчика за руку и повел его к следующему террариуму. Конрад наблюдал, как его старший сын пристально следит за голубой лягушкой. — Она прыгнула, папа! — радостно воскликнул он. — Мое желание исполнится! — Я только надеюсь, что это будет не слон, — пошутил Конрад, странно тронутый энтузиазмом своего ребенка. — Нет, я загадал, чтобы Гунтрам снова с тобой дружил, — ответил мальчик. * * * Около четырех часов Конрад заметил, что дети стали капризными и плаксивыми. — Думаю, нам следует выпить кофе, — объявил он, и Гунтрам кивнул, стараясь изо всех сил удержать Клауса, который пытался взобраться на ему на руки, вцепившись в брюки. — "Шпрюнли"? — спросил Конрад. — Ничего другого рядом с офисом я не знаю. Подавив желание ударить Конрада по голове за то, что тот, оказывается, планировал заехать в банк, Гунтрам лишь сухо кивнул. «Так вот что это был за телефонный звонок». При упоминании работы отца мальчики начали проситься туда посмотреть офис. «Типично, он никогда ни в чем не виноват, — подумал Гунтрам. — Они просят, и он делает то, что ему нужно: ведь не может же он отказать своим детям». — Да, можете посмотреть мой кабинет, но только не трогайте документы и компьютер, — доброжелательно сказал Конрад, и мальчишки с ликованием встретили его решение. Гунтрам не появлялся в банке с тех пор, как закончилась его учеба. Он предпочитал заниматься дома, когда дети были в детском саду, или брать нужные книги в библиотеке и читать их в студии мастера Остерманна. В машине он молчал, иногда отвлекаясь на болтовню мальчишек на заднем сиденье, пока Конрад привычно не припарковался перед банком на пустынной улице. Отстегнув ремни от детских сидений, Гунтрам заметил, что один из охранников подошел к ним и на секунду замер, увидев его, но быстро справился с собой. «Отлично, я обеспечил им бесплатное представление». Взяв притихших малышей за руки, он последовал за Конрадом по коридору к его личному лифту. Гунтрам облегченно вздохнул, когда увидел, что на верхнем этаже нет секретарей. Конрад вошел в просторный кабинет, и мальчишки сразу устремились к его столу. — Я первый! — крикнул Клаус брату, пытаясь выжить его из огромного кресла. — Ты должен делиться! — заныл Карл. — Гунтра-а-ам! Вздохнув, Гунтрам подошел к братьям и начал им объяснять, что кресло достаточно большое и они поместятся там оба. — Никто из вас не будет здесь сидеть. Это мое место. Подождите хотя бы двадцать лет, и тогда можете сражаться за него, — сказал Конрад и взмахом руки согнал оттуда Клауса Марию. — Спасибо, — сказал он, сел на освободившееся место и включил компьютер, не обращая внимания на надутые, недовольные лица детей. «Не уступит свою власть даже на секунду», — с горечью подумал Гунтрам и отошел на несколько шагов от стола, блуждая взглядом по хорошо знакомому кабинету. Как он и ожидал, его картины с Торчелло нигде не было видно, но на ее месте висел большой карандашный рисунок двухлетних Клауса и Карла, играющих на пляже Зюльта. «Наше последнее лето счастья», — подумал он и снова посмотрел на Конрада, который в это время спокойно рассказывал мальчикам о содержимом ящиков своего стола. Чувствуя себя неуютно и неловко оттого, что снова вернулся сюда, он подошел к дивану и посмотрел в окно, но уже смеркалось и гладь озера вдалеке нельзя было разглядеть. Дверь открылась, и в кабинет вошли Фердинанд с Михаэлем. «Стареют. Им потребовалось целых десять минут, чтобы прибежать сюда и проверить, что я тут делаю, — подумал Гунтрам, с некоторой холодностью здороваясь с ними. — В конце концов, сегодняшний бредовый день — это их вина». Конрад извинился и вышел из комнаты, серьезно предупредив мальчишек, чтобы держались подальше от его документов, но Гунтрам на всякий случай отобрал у Клауса отцовскую перьевую ручку и предложил рассказать им сказку. * * * — Гунтрам здесь, — у себя в кабинете сказал Фердинанд, не в силах больше сдерживать свое любопытство. — Да, он предложил сопровождать меня в зоопарк с детьми, — холодно ответил Конрад. — Что такое важное случилось, что не может подождать до понедельника? — Кое-какое дерьмо от американцев, — лаконично ответил Михаэль. — Но мы уже сказали нет. — Тогда зачем звонить мне? — рявкнул Конрад, но на мужчин это не произвело впечатления. — Мы кое-что хотели вам показать, — невинным тоном сказал Михаэль. — Хорошо. — На этаже, где трейдеры, — добавил Делер. — Иди первым, Михаэль, — вмешался Фердинанд, и Делер выскочил из комнаты, довольный тем, что Гунтрам выполняет свою часть сделки. «Мисс Барберини очень скоро снова останется без работы», — весело подумал он. — Гунтрам в порядке? — спросил Фердинанд, оставшись с Конрадом наедине. — Полагаю, что да, — ответил Конрад, слегка раздраженный тем, что друг снова вмешивается в его личную жизнь. — Он выглядит хорошо, — сказал Фердинанд. — Вы были в зоопарке? — Да, мы обошли его весь и проверили всех животных. Что-нибудь еще, Фердинанд? — М-м-м, это хорошо, что он здесь. Не так ли? — Говори прямо, Фердинанд. — Ну… ты и он сегодня вместе, — сказал Фердинанд, садясь на край стола, чтобы выглядеть непринужденно, — и никакого кровопролития не случилось, — добавил он с нервным смешком. — Гунтрам сам попросился с нами. — И? — Пока жертв нет. Мальчишки счастливы. — Это, несомненно, хорошие новости, — Фердинанд попытался сдержать довольную улыбку. «Сука вне игры. Молодец парень». — Еще что-нибудь хочешь спросить, Фердинанд? — едко поинтересовался Конрад. «Шпионят как всегда! Словно старые перечницы». — Нет, думаю, Михаэль уже загнал стадо, — непринужденно сказал Фердинанд. — Давно пора, — прорычал Конрад и хотел уйти, но Фердинанд спрыгнул со стола и с неожиданной ловкостью преградил ему путь. — Насчет Рима — ты еще планируешь лететь туда на следующей неделе? — невозмутимо спросил он. — Зависит от того, какая сегодня вечером будет погода, — отвечал Конрад. — Мне показалось, что она будет очень хорошей. — Все еще облачно, но, возможно, скоро проглянет солнце, — сказал Конрад после долгой паузы. — Грозовые тучи, похоже, рассеиваются. — Очень рад это слышать. — Это была его идея. Я открыт для переговоров, — медленно сказал Конрад, и Фердинанд вздохнул. — Скажу тебе как твой друг. Попытайся вести себя как нормальный человек. Никаких обвинений. Унизься немного, и результат тебя порадует. — Буду иметь твое предложение в виду. * * * «Возможно ли это? Гунтрам хочет простить меня и начать все заново?» — думал Конрад, замерев у входа в свой кабинет и наблюдая, как дети, сидя на коленях у Гунтрама, внимательно слушают сказку, которую он им рассказывал, не замечая присутствия герцога. «Может, мне следует снова первым сделать шаг навстречу. В Риме было слишком рано — он все еще сердился. Пусть моя мать горит в аду за то, что сделала с нами». «Она не имела права разрушать его жизнь». «Возможно, он все-таки ревновал к Марчелло. Он всегда ревновал к любому, кто приближался ко мне, как будто я стану на кого-то смотреть! Он ревнует даже к своему покойному дяде, я в этом уверен. Он ненавидит меня, потому что первым у меня был Роже, и Гунтрам думает, что сам он всего лишь на втором месте для меня». «Из всех его обвинений главным было: «Для тебя я всего лишь твоя кукла, замена другому». Он не упоминал свою семью и не интересовался судьбой своего состояния. Все остальное его действительно не волнует. И с чего бы ему интересоваться ими? Даже его любящий отец препоручил его няне и уехал за пятнадцать тысяч километров от него». Решив попытаться еще раз, он сказал: — Вы готовы? Гунтрам поднял глаза и беспричинно покраснел. «Да, он чувствует, когда я смотрю на него, и краснеет — как тогда, когда мы только познакомились». — Я хочу есть! — заныл Карл, и Клаус его немедленно поддержал. — Пора отвести эти двух джентльменов в «Шпрюнли». Выходим прямо сейчас, де Лиль. Надень на них куртки, — небрежно сказал Конрад, не желая раньше времени раскрывать свою игру. * * * Конрад не ожидал, что его мальчики с такой скоростью будут поедать торт. «Или они сильно проголодались, или они необычайно прожорливы». Со смесью нежности и тоски он наблюдал, как Гунтрам быстро вытер им рты, еще до того, как они проглотили последний кусок, и вспоминал, как суровый Фридрих требовал от него опрятности. Не говоря ни слова, Клаус вскарабкался на Гунтрама, устроил голову у него на плече и мгновенно заснул. Карл положил голову на скрещенные на столе руки и сонно смотрел на родителей. Понимая, что его снова загнали в угол, Гунтрам поправил спящего Клауса и, взяв со стола чашку с капучино, сделал глоток. Молчание между ними казалось ему зловещим и нервировало: Конрад, казалось, чего-то выжидал, «как хищник перед убийственным броском». — Всё в порядке, мой герцог? — не выдержав, тихо спросил Гунтрам. «Он назвал меня «мой герцог», имея в виду «мой», или это обращение к начальству? В любом случае притяжательное местоимение обозначает определенную степень привязанности», — подумал Конрад. — О да, просто кое-какие дела. Ничего сверх обычного, — сказал он, пробуя обстановку. «Первый раз за год он о чем-то меня спросил». — Кажется, я видел где-то здесь Петерсона, — заметил Гунтрам. — Все еще заседает в правлении. Никто лучше него не умеет пророчить конец света, — ответил Конрад и увидел, как Гунтрам подавил едва заметную усмешку. — Я думал, он ушел в отставку еще два года назад. — Да, но вернулся, чтобы созерцать падение капитализма, так сказать, с первого ряда. Он страдает от каждого оживления на рынке, зато после кризиса помолодел на десять лет. — Всё ведь в порядке, да? — не удержался Гунтрам и опустил глаза под пристальным взглядом Конрада. — Да, ничего, кроме прогнозированных потерь, Гунтрам, — тихо ответил Конрад. «Он спрашивает о бизнесе или обо мне? Он никогда не проявлял особого интереса к банку, так что, должно быть, обо мне». — Похоже, это нечто большее, чем обычный циклический кризис рынков, сир, — медленно проговорил Гунтрам. «И когда ты вернулся из Нью-Йорка на прошлой неделе, ты выглядел как оживший мертвец. Возможно, ребята правы и надо вести себя с ним немного мягче». — Да, он глубже и масштабнее, чем полагают большинство людей. Затянется лет на десять. — Я… — начал Гунтрам, но он не знал, что сказать. — Я надеюсь, это не слишком тяжело для… для вас. — Возможно, — признался Конрад и посмотрел в ясные глаза Гунтрама. — Это большая ответственность. — Знаю, и я действительно желаю вам наилучшего развития событий, — тихо, почти шепотом сказал Гунтрам. — Я не хочу, чтобы у вас были проблемы, — добавил он. Конрад почувствовал, что его надежды снова оживают, но сказал только: — Дети практически спят. — Да, так и есть, — пробормотал Гунтрам, очарованно глядя, как ловко Конрад достал бумажник и расплатился по счету, не разбудив при этом мальчиков. «Ни одного лишнего движения». — Дай, я понесу Клауса, — поднявшись, предложил Конрад. — Он слишком тяжелый для тебя. — Нет, он может проснуться, — отказался Гунтрам. — Я подгоню машину ко входу. Жди меня здесь, — сказал он и слегка встряхнул неспящего Карла Марию, взял его на руки и вышел из кафе. Конрад прошел три квартала обратно к банку в полном смятении. Он едва обратил внимание на охранника, который дал ему ключи от машины и предложил свою помощь, чтобы посадить теперь уже заснувшего мальчика в детское кресло. Впервые в своей жизни Конрад чуть не пропустил знак «уступи дорогу». Он вышел из машины, чтобы помочь Гунтраму устроить в креслице крепко спящего Клауса, и его сердце разрывалось на части, когда он смотрел, с какой любовью Гунтрам накрывает малышей шерстяным одеялом. «Мы должны снова стать семьей», — отчаянно подумал он. Звук стартующего двигателя резко ударил по ушам, и он едва не выругался вслух. «Рискнуть или нет?» — снова и снова спрашивал он себя, пока машина ехала по шоссе, но отрешенное лицо Гунтрама не давало подсказки. — Не хочешь поужинать со мной сегодня вечером, Гунтрам? — спросил он. — Не думаю, что это было бы мудро, сэр, — мягко отказался Гунтрам. — На минуту мне показалось, что ты хочешь помириться, — громко фыркнул Конрад. «Он такой же, как эта шлюха Роже! Тот тоже вечно со мной играл!» — Мы не можем быть друзьями, но, по крайней мере, мы могли бы ослабить напряженность, — в замешательстве ответил Гунтрам. «Что со мной такое? Я на две минуты ослабил оборону, и у него возникло впечатление, что я напрашиваюсь на романтический ужин? Я бесстыжая шлюха. Мой отец имел бы полное право придушить меня. Сначала его единственный сын превращается в гея, а затем трахается с любовником своего дяди». — Мальчики переживают из-за всей этой ситуации, — еще раз попытался Конрад, наступив на горло своей гордости, уязвленной неожиданным отказом. «Он весь день был так мил! Прежде он никогда не морочил мне голову!» — Эта молчаливая война никуда нас не приведет, сэр, — брякнул Гунтрам, не зная, что сказать. «Я шлюха, вот кто я. Он на пару часов прикинулся нормальным, и я начал пускать на него слюни». — Это тебя она никуда не приведет. Меня все устраивает. Я буду вести свою игру, пока не добьюсь реальных результатов. Второсортные договоренности с тобой мне не нужны. Я всегда играю, чтобы выиграть. Надеюсь, теперь ты понял, что находишься в очень уязвимой позиции, де Лиль, — яростно осадил его Конрад. Его снова предали и отвергли. Примечание: * http://www.driada.net/flora.php?idart=10102