Лея Вейдер

— Они хотят взять нас в кольцо, — голос Трауна был спокоен, хотя пространство вокруг звенело от напряжения. — Огонь из лазерных пушек носовых орудий! Затем разверните корабль левым бортом. Посмотрим, как быстро они смогут перенастроить координаты обстрела. На какое-то время повисла тишина: одно неверное движение, ошибка в расчетах или опоздание в долю секунды могло закончиться фатально для «Химеры», поэтому экипаж занимался своим делом, не позволяя даже не секунду усомниться в целесообразности приказов гранд-адмирала. Траун внимательно рассматривал голопроекции боя, передвигая изображение пальцами в белых перчатках, чтобы изменить угол обзора. — А теперь необходимо добраться до центра управления, полагаю, он находится… — рассуждал вслух чисс, делая очередной, казавшийся волшебным, пасс рукой.  — Вы думаете, они координируются извне? — Лея не до конца могла понять, к чему клонит Траун, возможно, злость, что им приходится так рисковать, мешала ей уловить суть.  — Разумеется. Видите вон тот спутник, — Траун указывал на светлую сферу, висящую на орбите Нур’деш рядом с транспортным кораблем. — Выведите показатели его активности за последний час, а также траекторию движения.  — Но он, кажется, стоит на месте, разве нет? — изумленно прошептала Лея.  — Не совсем. Вы правы — он находится на месте, но смотрите,— он указал на данные, выведенные на большой экран. — Он движется вокруг своей оси, притом поочередно то в одну, то в другую строну.  — Сканирует пространство? — догадалась Лея.  — И вместе с тем, его температура менялась дважды, и оба скачка приходятся на момент, когда был сбит их корабль.  — Думаете… они связаны? Раздался чудовищной силы толчок — один из кораблей, следуя прошлой траектории, врезался в обшивку Химеры, вызвав обширные повреждения с левой стороны. — Не успели, — констатировал Траун. — Они слишком сильно связаны между собой, чтобы действовать по отдельности. Эта группа кораблей меняет расположение одновременно, выбирая те углы обстрела, из которых максимально возможно задеть противника. Если для того, чтобы занять более выгодную позицию, нужно пожертвовать одним звеном… они без колебаний сделают это. Он задумался на несколько секунд, зачарованно рассматривая построение кораблей противника и траекторию их последующих выстрелов.  — Корпускулярные щиты левого фланга на максимум! Поврежденные отсеки —изолировать, направить к ним ремонтных дроидов. Уточнить потери среди персонала. Детальную информацию о повреждениях на экран. Корабль-разведчик с одной эскадрильей отправить к станции. Голос Трауна словно гипнотизировал, успокаивая и направляя, но на Лею это, однако, не действовало. Ей было бы гораздо проще там, в гуще событий, в одном из истребителей, охраняющих шаттл, либо в поврежденной части корабля, там, где сейчас, если верить данным, разгорелся пожар, и жертвы среди обслуживающего персонала перевалили за сотню. Ей было невыносимо просто стоять и молча наблюдать за тем, что происходит, поэтому она решила сделать то, что у нее так же прежде не получалось никогда — попробовать увидеть в Силе, что сам Траун сейчас чувствует, несмотря на внешнее спокойствие. Сначала, как и всегда, Лея ощутила тонкую непроницаемую стену, которой словно было окутано сознание чисса, но в следующий миг она исчезла, открывая чистый и ясный разум Трауна, внимательно наблюдавший за происходящим. Да, он был спокоен, но вместе с тем он испытывал очень сильные эмоции, в каком-то смысле он переживал сильнее и больше любого другого существа на корабле или за его пределами, но вместе с тем его чувства находились под полным контролем. При этом внимание чисса не было сконцентрировано в какой-то одной точке, он замечал все, что происходило — начиная от данных о повреждениях корабля и заканчивая хмурой складкой на лбу капитана Пеллеона, который, кажется занимался расчетами координат для гиперпрыжка.  — Как ты это делаешь?  — Делаю что? — отвечая, Траун словно немного закрылся и ощущение хрупкой и прочной стены снова укрыло его разум.  — Ты как будто…  — Нахожусь в нескольких точках одновременно?  — Именно! Как такое может быть?  — Это основа чисской медитации перед боем. Честный поединок — это то, к чему стоит стремиться, но жизнь полна неожиданностей, потому высшим уровнем является победа в нечестном бою — один против нескольких. Для этого нужно такое состояние сознания, в котором ты одновременно и сконцентрирован, и замечаешь все вокруг. Это особое искусство боя, отличное от многих других. Когда-то именно в нем я и преуспевал. Лея ловила каждое его слово, пытаясь тут же попробовать самой, но более чем на две точки ее не хватало — быстро переключаться между ними, но не удерживать одновременно, с ее точки зрения, было проще, но было кое-что еще, чего она не могла понять.  — Чтобы победить врага — нужно стать им, — продолжал Траун. — Я известен тем, что изучаю искусство многих народов, особенно тех, с кем связан рукой войны, но не только праздный интерес руководит мною, нет. Это помогает увидеть противника изнутри — его достоинства и недостатки, то, чем он гордится и чего боится больше всего. Если ты презираешь врага, если ненависть застилает твой взор, ты не сможешь одержать победу — не увидишь ножа, спрятанного у него в рукаве, или его готовность пожертвовать собой, лишь бы не быть побежденным… но я… я все вижу, — он хищно оскалился, и лицо вдруг стало острым и злым, так, словно он был за шаг до того, чтобы собственными зубами вцепиться в добычу. Его голос звучал жестко и четко, так, словно он принял какое-то решение — безумное и гениальное одновременно — и был им одержим: — Суперлазеры на полную, подойти к станции на максимально близкое для выстрела расстояние! — едва он раздал приказы, как его лицо снова приобрело спокойное и отчасти безмятежное выражение лица, а пальцы рук переплелись в причудливую фигуру. — Когда становишься врагом, начинаешь его… уважать, — продолжил он тихо. — И желание одержать победу становится искусством, а не жаждой крови. Ты не видишь смысла уничтожать то, что имеет право на жизнь, но сделаешь все, чтобы стать лучше противника, чтобы впитать в себя его знания, взять все самое ценное от него — его опыт. «Стать врагом… понимать его так же, как и самого себя» — эту ясную мысль Лея услышала уже в Силе. Траун не просто рассеивал внимание между разными объектами — он словно был ими, и тем каждым пилотом из эскадрильи, которые защищали собой те зоны, где щиты были слабы либо отсутствовали, и каждым вражеским кораблем-сферой, связанных в единую систему, и каждым офицером, проводящим расчеты. Именно это — глубочайшая степень эмпатии была присуща чиссу, и то, что Лея изначально приняла за его собственные переживания, было лишь отголосками чувств других, на которые Траун всегда делал поправку. Тем временем два корабля противника отвлеклись от "Химеры" и направили огонь в сторону корабля-разведчика, плотным огнем зажимая его с двух сторон — шансов не было, спустя доли секунды ярко-алая вспышка разрезала черноту космоса — их разведчик взорвали. — Их цель — не мы, их цель — защищать ее, — указывая на станцию, задумчиво произнес Траун. — Станция управления не имеет активного оружия. — Выпустить шесть беспилотников, проложить курс к станции с разных сторон. Скорость — на максимум. Щиты — на максимум. Поиграем по их правилам, — глаза чисса загорелись намного ярче. — "Химера" — подойти к станции на расстояние выстрела. План Трауна сработал: корабли-сферы мгновенно изменили курс, клюнув на беспилотники. Выстрел "Химеры" разорвал черноту космоса, разрывая в клочья станцию — обычное зрелище во время боя, но было кое-что еще: ощущение огромной боли, неуемного горя, ощущающегося в Силе. Так, как будто уничтожили целый человеческий город, так, как будто тысячи людей в одночасье ощутили ледяное касание смерти, тысячи голосов разрывали голову Леи на части, она едва смогла закрыться от их дикого вопля. Того, что произошло дальше, не ожидал никто: следом за станцией взорвались и все корабли-сферы; один из них, находящийся ближе всего к "Химере", врезался прямо в обшивку правого борта; сирены завопили, датчики показывали значительную степень повреждений, но это не имело такого значения — они победили. Пока. — Браво, — Траун несколько раз хлопнул в ладоши. — Война с вами, возможно, самое интересное, что было и будет в моей жизни… Никогда прежде глаза чисса не горели столь ярко, как сейчас — два алых факела, рассекающих полумрак капитанского мостика — корабль перевели в аварийный режим энергосбережения. В этот миг Лее показалось, что Траун обращался к кому-то конкретному, к кому-то из представителей чужой расы, кого они считают верховным. Он выражал этому существу глубокое уважение и неподдельный интерес, в этот миг он и сам мало походил на человека - люди не могут так живо интересоваться кем-то, кроме себя. — Капитан Пеллеон! Уходим! - скомандовал чисс. — Есть, сэр! — не без радости ответил тот. **** — Да что мы прячемся тут, словно контрабандисты какие-то?! — Вообще-то ты и есть контрабандист, Сэм! — шутливо бросил темноволосый мужчина со шрамом на лице и добавил уже серьезнее. — И если госпожа сенатор сказала сидеть и ждать, то значит… мы будем сидеть тут и ждать. В конце концов, нам за это платят! — Да ну это все! Мало, ничтожно мало нам платят за такую работу! — не унимался парень по имени Сэм. — Это за какую-же? Жрать, спать и подглядывать за ленивой активностью взвода штурмовиков? — Нет! За предательство Империи! — Тшшш! — раздался хлест увесистого подзатыльника. — Думай, что говоришь! — А что? Разве не так? Мы с тобой оба понимаем, чего хочет госпожа сенатор. Так может… сдадим ее? — С ума сошел?! Я тебя сейчас сдам! Смерти прямо в руки. И никто тебя не найдет здесь, в этом богом забытом месте. У нас есть приказ. И я намерен его выполнять. С тобой или без тебя. Ясно тебе? — в голосе мужчины звенела угроза, а в его правой руке блеснула рукоять клинка, который достал из сапога и теперь медленно протирал его пыльной тряпкой, полируя до зеркального блеска его гладкую поверхность. Сэм недовольно скосил глаза на оружие в руке напарника и прошипел: — Да понял я, понял! Что уже и слова сказать нельзя?! Или у нас не демократия?! — Демократия, конечно! Говорить ты можешь. А я могу тебя прирезать. — Ясно-ясно! Не кипятись. Над пыльной сухой поверхностью Явина 4 солнце клонилось к закату… *** Бывают моменты, когда вся жизнь проносится перед глазами, для Хана Соло, кажется, был сейчас именно этот миг. Глядя на изодранные одежды, обгорелую, потемневшую кожу на руках и бледное, словно сам лик смерти, лицо Люка Скайуокера, находящегося без сознания в медкамере, адъютанту было откровенно не по себе. Он не знал ни что произошло на Явине, ни кто так потрепал наследника; Император, проходя на борт корабля не сказал ни слова, не удостоил Соло даже взглядом, лишь неспешно скрылся в одной из кают шаттла, шурша подолом длинной черной мантии. «Что ж… если бы решил убить — сделал бы это сразу, — трезво рассуждал Хан. — Хотя, может быть ситх задумал что-то похуже» — не нужно было быть медиком, чтобы видеть, что наследник был очень плох. И тот, кто виноват в этом, непременно познает на себе всю мощь гнева правителей галактики. Или уже познал. — Не смей умирать, паршивец! Нас ждут великие дела! — как и всегда, Соло пытался развеселить Люка очередной идиотской шуткой, но тщетно. Тишина становилась невыносимой, впереди было еще несколько часов полета, и стоило бы отдохнуть — возможно, последний раз в жизни, но адъютант не мог совладать с собой и едкое чувство вины разливалось по его венам, и каждый вдох, казалось, давался ему с трудом. Должен ли был он доложить лорду Вейдеру о том визите на Явин 4 сразу по возвращению на Корускант? Или стоило прийти позже, когда он и сам стал замечать, что с Люком творится что-то неладное? Простил бы ли тогда его Скайуокер, узнав, что Соло сдал его отцу, или все прошло бы гладко и он бы даже не узнал, кто на самом деле его предал? А если так, смог бы ли Хан врать Люку, глядя в глаза? На эти вопросы, увы, адъютант не знал ответов, но совесть, казалось, сгрызала его изнутри и как найти облегчение он не знал. Через час, который казался Соло вечностью, сон-таки сморил его, властным прикосновением сомкнув веки, но тревога не покидала сердце адъютанта, и то, что он видел во сне… он бы многое отдал, чтобы это не стало реальностью. **** Вопреки жутким слухам о грозном нраве Дарта Вейдера те, кто находились под непосредственным его командованием в итоге были благодарны судьбе: ситх не любил попусту тратить ресурсы Империи, потому большинство служащих получали исключительный опыт сражения в самых горячих точках, умудряясь остаться при этом в живых. Тех глупцов, которые имели наглость спорить с Вейдером или выполняли его приказы недостаточно быстро и тщательно, ситх убирал. Показательно. Удушением Силой. Однако, за все годы его командования таких «везунчиков» набралось не более десятка и, возможно, такой способ — убить одного человека — был гуманнее, нежели потом отправлять проштрафившегося офицера вместе с взводом солдат на заведомо смертельное задание, в самую мясорубку; так поступали многие руководители, у которых имелся свой «черный список». У железного главкома были так же и любимчики, которых он выбирал вопреки логике или здравому смыслу, руководствуясь одной лишь Силой или быть может темным, очень темным чувством юмора. Как в их число удалось попасть невзрачному аналитику, а теперь адмиралу Фирмусу Пиетту, оставалось загадкой даже для него самого. Будучи нелюдимым и замкнутым, вежливым, но ироничным, Фирмус знал многое о тех, кто его окружал, и возможно поэтому друзей заводить не спешил. В связи с этим перспектива службы на Звезде Смерти, показалась ему тогда весьма интересной — работы столько, что на личную жизнь времени не останется, а оклад в четыре раза выше обычного. Отличное предложение для трудоголика-социопата, коим Пиетт искренне себя считал. Впрочем, весьма скоро его мнение изменилось — спустя всего год каторжной работы он понял, что в замкнутом пространстве люди стремятся как можно лучше узнать друг друга, и истосковавшись по простому человеческому общению стремятся упасть на ухо при любом удобном и не очень случае. Фирмус, будучи воспитанным молодым человеком, делал вид, что слушает, не решаясь перебить или послать собеседника, чем производил впечатление человека душевного, которому можно излить все горести. Терпеть такое обращение Пиетт долго не мог и по истечению первого года, ложась в кровать после очередного сложного рабочего дня и еще более тяжелого душещипательного разговора, он от всей души пожелал, чтобы случилось «что-то» благодаря чему он мог со спокойной душой покинуть это злачное место. Разрывать контракт досрочно он не хотел, так как это могло плохо сказаться на его карьере в будущем, а иных разумных вариантов не было. Кроме непредвиденных обстоятельств, которые могли сделать возможным самые нереальные вещи. Да, Фирмус Пиетт верил в чудо, и оно пришло на следующий же день, в черных дюрасталевых доспехах с леденящим душу дыханием. В тот день он был назначен одним из лейтенантов, которые вместе со своими подчиненными участвовали в парадном военном построении в главном ангаре по случаю прибытия с инспекцией на Звезду Смерти самого лорда Вейдера. Среди десятков других офицеров его звания, Пиетт был более чем неприметен и почему ситх остановился именно напротив него, точно не мог сказать никто. — Вы! — указав пальцем в сторону Фирмуса коротко распорядился Главнокомандующий. — Идете со мной. Возможно, лорд Вейдер обратил внимание на бейдж аналитического отдела, который по оплошности Пиетт забыл снять, либо уставший вид лейтенанта внушал стиху доверие — мол способен человек работать на много и усердно — на результат. Фирмуса провели в приемную при личных покоях Темного лорда и велели ждать дальнейших распоряжений, и он ждал — целых 4 часа; сначала сидя смирно, а затем развалившись на огромном кожаном диване. В конце второго часа он согласился-таки на кафф, предложенный дроидом-секретарем, в конце третьего — осмелился взять печенье, а по итогам четвертого даже замечтался о сэндвиче. Все это время Фирмус делал то, чего не мог позволить себе уже очень давно — он не делал совершенно ничего. Не было ни единой мысли, ни единого срочного дела. На секунду лейтенант даже задумался о том, что может быть, это последний день его жизни… и на душе стало так легко: «Пусть так, начну все сначала». В этот самый миг дверь приемной отворилась и широким шагом в нее вошел Главнокомандующий в сопровождении двух адъютантов; один из них нес внушительную стопку датападов. — Это, — указывая на них, начал Вейдер, — отчеты о строительстве Звезды Смерти, составленные главами разных отделов. Найдите ошибку. Вероятно, их будет множество — мелких, но меня интересует одна. Вы сразу поймете о чем я, едва увидите ее. На лбу Пиетта выступила испарина, а рука предательски дрогнула, но он быстро взял себя в руки: — Сколько у меня есть времени? — Около восьми стандартных часов. Вы можете воспользоваться услугами дройдов вашего отдела, но не людьми. Дальнейших инструкций ситх дать не удосужился, а Пиетт мудро предпочел не спрашивать. «Что ж, если повезет, то этого времени более чем достаточно, а если нет, то ничтожно мало» — кисло улыбнувшись подумал он, а вслух сказал: — Господа, мне будет удобнее работать в конференц-зале аналитического отдела. Вам будет угодно меня проводить или… — Ведите! — кивнул тот адъютант, у которого руки были свободны и они оба направились к выходу. Ошибки могли быть трех видов: финансовые махинации, в результате которых кто-то решил скрыть крупную сумму в расходах многобюджетного проекта, временные — кто-то слишком радужно расписал сроки необходимые для выполнения тех или иных задач, и конструкторские, которые предлагали очевидно провальные решения. По идее, последних не должно было быть — команда лучших инженеров трудилась над Звездой Смерти, но и они могли что-то упустить, не достаточно скоординировавшись между собой. «Дело дрянь», — подумал тогда Пиетт, в третий раз бросая монетку, чтобы решить, с чего начать. Посему выходило, что финансовые отчеты предстояло проверять первыми. Их правили уже несколько десятков раз, но, как философски рассудил Фирмус — самые очевидные вещи легче всего спрятать на самом видном месте и оказался прав: огромную, чудовищную ошибку он нашел в самом начале — в расчетах материалов для постройки Звезды Смерти, из-за которой общая стоимость проекта была завышена в полтора раза! Учитывая то, что генеральный план был проверен и утвержден гранд-моффом Таркиным, можно было предположить, что он имеет отношение к этой «ошибке». «Ну и вляпался же я!» — подумал тогда Пиетт, утирая пот со лба тыльной стороной ладони; влазить в разборки сильнейших в этой галактике он хотел меньше всего, потому он просто продолжил искать ошибку дальше, искренне надеясь найти хоть что-то значимое, так как озвучить эту лорду Вейдеру ему вряд ли хватит сил. Когда до истечения данного ему времени оставался один час, Фирмус свернул все датапады, сел в кресло, налил себе чашку горячего крепкого каффа и добавил туда из золотистой фляги, которую носил в нагрудном кармане, немного хорошего кореллианского бренди. Кто знает, может быть он доживает последние часы своей жизни и более расслабиться ему не удастся. И то ли виски и впрямь был хорош, и придал ему смелости, то ли Пиетт наконец смирился с неизбежным и взглянув свысока на свою жизнь понял, что особенно ему терять нечего, но обнаруженное открытие он озвучил Вейдеру легко и уверенно, на что тот коротко ответил: «Верно. Вы приняты». Как оказалось после, ошибка была умышленно привнесена в данные, которые предоставили лейтенанту. Таким образом лорд Вейдер проверял сразу несколько параметров: смелость, честность, умение эффективно работать в сжатые сроки и не бояться трудностей и, главное, верность Империи — до гроба. С тех пор Пиетт регулярно получал сложные, странные и весьма рискованные задачи. Вот и сейчас, прибывая в одиночку в пустынную обитель Темного Лорда Замок Баст, адмирал не мог понять, какого джедая он тут делает. Вейдер бросил привычное «Вы сами все поймете», а Фирмус как и всегда доверился интуиции. «Ну не ранкора он забыл покормить, в самом деле!» — пытаясь унять нервную дрожь думал Пиетт проходя вглубь, казалось заброшенного, лишенного человеческого присутствия замка — холодного, мрачного, темного. Ему было велено спуститься на нижние этажи и там… там он поймет что нужно делать. Лорд Вейдер так и сказал, и адмирал искренне надеялся, что он действительно поймет. До сих пор понимал. Лифт ехал долгих две минуты, но казалось, что целую вечность; едва двери отворились Фирмус увидел высокого крепкого молодого человека в черных одеждах, которые были чем-то средним между стандартной имперской формой и инквизиторским облачением. — Адмирал Пиетт! — козырнул молодой человек. — Рады вас приветствовать! Учитель Вейдер предупреждал о Вашем визите. Прошу! — он указал рукой вглубь коридоров, жестом призывая следовать за ним. — Меня зовут Сорел, — представился он, а Пиетту показалось, что он ослышался. Его собственное имя, надо же как странно слышать его у кого-то другого. В просторном темном же конференц-зале сидело около двух десятков мужчин, которые были, казалось, точными копиями Сорела. Их различали лишь нашивки разных цветов на груди и какие-то символы. — Милорд сказал, что когда вы придете двое лучших из нас должны последовать с вами. Чтобы понять, кто из нас является достойнейшими мы проведем серию поединков; и пусть победят сильнейшие! Пиетт был удивлен больше обычного, но лишь уверенно кивнул: — Полагаю, ваш турнир будет проходить не здесь? — прикидывая, что два десятка даже обычных солдат во время учений могли бы разнести подобный зал в хлам, а уж ученики ситха… — Разумеется. Пройдемте на арену. **** Император сидел в своем роскошном, обставленном в бордовых тонах, кабинете и пил ароматный набуанский чай. В это время — около полудня по корускантскому времени — он всегда выделял себе час на то, чтобы расслабиться и слушая изысканные мелодии последних хитов оперы, предаться размышлениям о будущем. В этот, поистине священный час, никто не смел беспокоить Императора, даже если это был вопрос жизни и смерти. Возможно, потому что в случае, если Палпатин все-таки будет не в духе, дело закончится смертью — бессмысленной и в общем-то бесполезной. Впрочем, сегодня Император предчувствовал, что отдохнуть ему не удастся — возмущение Джобал Наберри ощущалось ясно, даже без Силы, звенело в воздухе, как первые раскаты грома перед бурей, хотя находилась она в другой части дворца, в медотсеке, где лучшие врачи Империи приводили в порядок Люка Скайуокера… настолько, насколько это было возможно. Нет, если сравнивать с отцом, то в принципе мальчик отделался «легким испугом». Что поделаешь, путь ситха сложен и непредсказуем, и всегда начинается с боли. А Люк, при всей его тяге к Светлой стороне, кажется, свой выбор сделал. Однако женщине, хоть и весьма мудрой, но бесконечно далекой от философии Силы, объяснить эту простую истину будет весьма непросто. Всего лишь одна кисть, которую заменят самым высокотехнологичным протезом, обтянутым самой лучшей искусственной кожей, неотличимой от настоящей. Сверхпрочные дюрасталевые волокна придадут конечности дополнительную силу и поистине «мертвую» хватку, что может послужить неплохим преимуществом в бою. Вейдер, к примеру, даже если отобрать у него сайбер и Силу, голыми руками может раскрошить противника, который рискнет подойти слишком близко — не каждого, конечно… но ни один человек не сможет пережить такую хватку. Любой недостаток, при желании, можно обратить в преимущество — это Дарт Сидиус знал точно. Кажется, предаваясь своим размышлениям, подбирая слова, которыми он сможет унять гнев Джобал, Палпатин и не заметил, как она сама вошла в его кабинет, тихо, почти бесшумно отворив дверь. Тяжелый взгляд ее темных глаз мало кто мог выдержать, даже великий ситх Дарт Сидиус невольно поежился от бурного потока чувств, скрывавшихся за ними. — Я виноват, — Палпатин смиренно отвел взгляд. — Не уберег, — произнес он, всем своим видом показывая, что очень жалеет о случившемся. Так ли это было на самом деле — одной Силе ведомо, но какую бы роль ни играл ситх, он вживался в нее до самых кончиков пальцев — ему невозможно было не поверить. То ли слова попали точно в цель, мигом сняв недовольство госпожи Наберри, то ли истинная причина ее визита была другой, но она поспешно подошла к Императору и обняла его, пряча лицо у него на груди. — Глупый! — в сердцах шептала она. — Я так боялась, что могу тебя потерять… Вас всех потерять… Люк исчез, потом ты уехал так внезапно, Лея на другом конце галактики и уже двое суток не выходит на связь… Вейдера нет на Корусканте… Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Палпатин улыбался краешками губ — то ли от того, что есть рядом кто-то, кто не желает ему смерти и так тепло к нему относится, то ли потому, что его план сработал, и еще четверть часа теплых объятий, и эмоциональной болтовни, и он будет полностью реабилитирован в глазах Джобал за свой сомнительный поступок. А Вейдер-то его поймет, осуждать не будет. Должен понять. В конце концов есть в этом доля и его вины — кто бы мог подумать, что обучение джедайским штучкам может возыметь такие последствия. Все-таки — Люк силен как джедай, очень силен, из него невозможно было бы сделать ситха, не сломав полностью, но сейчас… случившееся послужит для него хорошим уроком. И он примет верное решение сам, а значит, все идет по плану. *** Лежа на широкой, застланной черным шелком кровати, лорд ситхов позволил себе немного расслабиться и не думать о том, что произошло на Явине 4. Император сказал, что все в порядке, но более ничего. Люк стал ощущаться в Силе гораздо яснее, но что-то с ним было определенно не так. Но что именно, Вейдер и сам узнает через несколько часов, а пока... ему нужно немного расслабиться. И не думать. Ни о чем не думать. И леди Дейлиара, как никто другой, могла помочь ему в этом. Фигура Дарта Вейдера была неотличима от его доспехов, а когда ситх разгуливал без них, его присутствие иной раз мог не заметить и Дарт Сидиус. Кажется, с годами бывший Энакин Скауокер начал понимать, как сенатору Палпатину удавалось годами скрывать свое присутствие, находясь прямо под носом у целого ордена джедаев. Глаза ситха были сейчас прикрыты, а дыхание было тихими, ровным и размеренным. Можно было подумать, что он спит сейчас, но нет… он никогда не спал при ней; позволял себе лишь ненадолго провалиться в это сладостное ощущение покоя или погрузиться в медитацию. Дейлиара так же не спала, лишь лежала рядом, прижимаясь всем телом, обнимая его мощное тело ножкой; тонкими пальчиками она рисовала причудливые узоры на его груди, любовалась резкими чертами лица, волевым подбородком и острыми скулами, она словно пыталась впитать каждую черточку, запомнить, не зная наверняка, будет ли эта их встреча последней. — Ты был чем-то встревожен, король моего сердца, — так Дейлиара то ли шутя, то ли всерьез называла Вейдера, словно он герой очередного ее спектакля; ей нравилось так, а ситх лишь ухмылялся и не возражал. Он позволял ей много, гораздо больше, чем другим своим любовницам, и хотя здравый смысл говорил иное, в Силе он не чувствовал от Дейлиары угрозы ни сейчас, ни в будущем. — Грядут тяжелые времена, и боюсь даже я не в силах что-либо изменить, — вздохнул он, закрыв глаза, словно всматриваясь в черноту космоса из-под прикрытых век.  — Ты справишься, — без тени сомнения прошептала Дейлиара, оставляя цепочку горячих поцелуев на шее и плече ситха. — Как и всегда… — Знаю… Но какой ценой? — Никогда не знаешь, платишь ты за то, что имеешь, или наперед… Но эта плата всегда справедлива. — Кто вложил в твою голову такие мудрые мысли? — Искусство не так легкомысленно, как многие склонны считать: сделать сложное простым, глубокое — легким, серьезное — прекрасным, в этом наша задача… И она не так проста, как кажется Раскрыв руку ситх притянул в нее круглый кулон с большим плоским камнем. — Это тебе. Надеюсь тебе подойдет — носи его всегда при себе, — произнес ситх, надевая серебристый кулон в изящной тонкой оправе с крупным камнем, меняющим свой цвет от ртутного-серого до ярко-синего, словно он был живым. — Если будет нужно, я всегда смогу связаться с тобой. — Все так плохо? — Нет. Пока нет. Но мало ли. — Он работает только в одну сторону… или… — В обе…  — Скажите, милорд, — Дейлирала хитро улыбнулась, проводя тонкими пальчиками по сильной груди ситха. — Только в случай крайней надобности я могу это использовать? Или не только…?  — Не только, — нехотя, с некоторой прохладцей ответил ситх. — Но я бы просил тебя не делать это без веской причины…  — А что считать таковой? — продолжая коварно улыбаться, прижимаясь всем телом к Вейдеру, ничуть не страшась жесткого выражения лица и его плотно сжатых тонких губ, произнесла Дейлиара. — Если я буду умирать, скучая по тебе… это достаточно весомо?  — От этого еще никто не умирал, — рассмеялся он, запуская руку в ее волосы, запрокидывая голову немного назад и не позволяя ей снова прикоснуться своими развратными алыми губками к своему телу.  — Я буду первой, — жарко прошептала она. — Вот увидишь…  — Думаешь, от меня так просто уйти?